let us make a thousand mistakes

когда миша интересуется, что происходит с их отношениями, брагин понимает, что не может дать ему внятного ответа. талантливый следователь, всегда добивающийся четких показаний на допросах, он путается в собственных показаниях относительно своей жизни. ощущение того, что он все делает неправильно, давит сильнее с каждым днем, но кто внушил ему, что миша — это заблуждение, что их связь — несерьезно и не навсегда, брагин тоже не может объяснить. он лишь говорит шибанову, что запутался, что ему нужна пауза, чтобы разобраться в себе. примерно то же он говорит и своей семье, а потом поступает радикально и неожиданно для всех: принимает предложение рубайло и уезжает работать в центральный аппарат. в отличие от веры, миша не устраивает скандал и не пытается выяснять отношения. в воспаленном сознании вертится пресловутое «если любишь — отпусти. если оно твое — то обязательно вернется». а еще миша винит себя в том, что убедил однажды брагина, что его задача — думать. вот юра и надумал невесть что. но шибанов не был бы рыцарем в блестящих доспехах, если бы совершенно четко не понимал одно: он всегда защищал брагина — от опасностей, от нападок жены, гнева начальства и бандитских пуль, и если сейчас нужно защитить юру от него, миши — шибанов сделает для этого все возможное. и отпускает. он отвозит юру на вокзал, даже помогает ему донести вещи до самых дверей вагона. обнимает на прощание и наказывает звонить, если что-то случится — а когда бредет по перрону, не оборачиваясь на набирающий скорость поезд, ощущает, как болит и пульсирует где-то в груди слева, а в душе расползается черная дыра. сердце его сейчас в пути из петербурга в москву, и как же бесконечно жаль, что он не может защитить юру от самого себя. первое время брагин действительно чувствует облегчение — новая обстановка и большой объем работы просто не оставляют сил и времени на сеансы самокопания, но все чаще с приходом ночи он слышит собственный внутренний голос, задающий один и тот же вопрос: «долго будешь бегать от себя? думаешь, сможешь убежать?» осознание глупости своего поступка и беспочвенности сомнений накрывает неожиданно. брагин просыпается среди ночи в странном мороке, на мгновение кажется даже, что он был не во сне — в агонии. желание обнять сейчас мишу ощущается особенно остро, до холодного пота и боли в самых кончиках пальцев, до разрыва аорты. юра встречает рассвет, балансируя на грани сна и реальности, а уже в девять утра получает добро от ивана петровича, настояв на том, что рикошета может — и должен — взять лишь один конкретный сотрудник полиции. генерал исаков выписывает мишу в москву лично. шибанов отказывается до последнего, но узнав, зачем именно его ждут в столице, собирается молниеносно — будь дело в армии, спичка не успела бы даже загореться. он летит по трассе под и если нет света в конце тоннеля значит, едем в объезд, там, где светят фонари не глядя назад, ни о чем не жалея рассекая туманы навстречу любви сокращая километры, а метель летит ему в лобовое, лепит на заиндевевшем стекле знакомый, самый любимый образ. и пустота в голове отдается уже не противным звоном, а метрономом, отсчитывающим часы-минуты-секунды до момента истины. они срабатывают четко по плану, но миша все равно видит в огромных голубых глазах напротив беспокойство — и что-то еще, затаившееся на самом дне зрачков. что-то, что брагин из последних сил пытается удержать, скрыть — что-то, что он сам видит во взгляде миши. поговаривают, что это тоска размером с бесконечность. — миш, поговори со мной… — просит юра еле слышно и не знает, чего ожидать. насмешки, поцелуя, удара в челюсть, или придется последней нежностью выстелить его уходящий шаг — шибанов пока молчит в ответ. метроном в его голове молчит тоже, отсчитав жизнь до точки невозврата. — я все понял. я идиот, миш… — сказочный. феерический. поразительный просто, — сипит шибанов. он осторожно, будто спрашивая разрешения, касается юриной щеки. кончики его пальцев ледяные, но это прикосновение обжигает кожу с силой атомного взрыва, и брагин, замерев, закрывает глаза, каждой клеточкой впитывает это ощущение — вспоминает, вспоминает, в с п о м и н а е т, как это. он ведет губами четко по линии любви на мишиной ладони, а потом оставляет поцелуй в самом ее центре, и в этом поцелуе — все невысказанные «прости меня», все отчаянные «я так соскучился». и тоска, сидевшая в нем столько времени, стекает соленой влагой по его лицу. мишины губы тоже на вкус как соль, концентрированная, невыплаканная до этой секунды. они целуются так, как целуются только те, кто ждал друг друга несколько вечностей и наконец дождался.