Тайна

Кира целует ласково в висок. Под шум дождя, начавшегося в средине дня и к вечеру только усилившегося, так романтично. Руки обнимают тонкую талию. Глаза в глаза. Времени так мало. Времени всего два дня. А потом город, работа, Юлька. Кира не хочет. Кира глаза жмурит. Кира старается не думать. Здесь, сейчас её Лиза. Лизок. Солнце летнее. Ночи весенние. Звук гитары. Её вся жизнь. Лизок в огромной Кириной футболке и трусах, руки на шее смыкает пальцами в замочек, на поцелуй отвечает поцелуем. Хмыкает тихо. Позволяет вести до дивана, на котором ворох из подушек, пледов, одеял. — Ты обалденно пахнешь, кошка, — говорит Кира. Пальцы сжимают ткань футболки. — Знаю, — говорит Андрющенко без зазрения совести. Сверкает глазами, делает шаг и ещё, и ещё, и тянет за собой. — Меньше слов, Кирюсь. И Медведева слушается, себя и Лизу поцелуем затыкает, прижимает к себе, вжимает в матрас, стоит им только на диван упасть. Контраст прохлады постельного белья и жара кожи. Руки Киры уже не на талии, а под футболкой. Вверх. Выше, выше. По рёбрам. К упругой груди. Пальцы мнут, добираются до сосков, сжимают, крутят. Лиза довольно выдыхает, выгибается, в волосы светлые цепляются. В темноте закрытых глаз калейдоскоп из пятен цветных. Она откидывает голову, открывается, отдаётся. Она не думает. А ведь в городе работа, пустая квартира с шикарным видом, иногда там Кира. Чаще никого. Иногда до глубокой ночи эфиры или просмотр фильмов. Иногда Кира, не выпускающая из кровати до утра. И сейчас. Любящее сердце бьётся, быстрее. Где-то на столе загорается экран телефона, вибрация. Звонок. И обе уверены, что знают. На процентов надцать точно Юлька. — Тебе надо, — выдыхает Лиза, когда Кира в очередной раз отрывается от её губ. — Нет, — упрямится блондинка, прикусывает кожу на шее. — Мне не надо и не нужно. Сейчас я здесь, с тобой, — звучит как мечта. Звучит как сон, в котором всё, как хочет Лиза. От которого не хочется просыпаться. А если и просыпаться, то обнаружить, что всё это явь. Позади столько всего. Позади, кажется, целая жизнь, другая. И вовсе не они её проживали. Вот настоящее: дача под Москвой, сад яблонь, крыльцо, на котором утром так приятно попить кофе. А ещё старые письма. И страхи тоже старые. Кира с Лизы футболку стаскивает рывком, с себя майку и спортивный топ. Кира бедром упирается меж лизиных ног, надавливает, елозит, чувствуя как по ткани трусов сразу же мокрое расползается. Брюнетка облизывается, постанывает. Она готова. Она хочет. Притягивает младшую к себе и целует в лоб и пылающие щёки. У Киры дыхания не хватает. Она мычит довольно. — Без прелюдий, — просит Лиза. Кира слушается. Сразу пальчики облизывает, смотря в глаза. Телефон продолжает вибрировать. Под томное дыхание и тихое «давай» на выдохах через два Кира первый палец пропихивает аккуратно. Она напряжена. Она поджимает губы, потому что Лиза, облизывает свои пальцы и в трусы к блондинке лезет, половых губ касается, вздох удивлённый ловит. Горячее дыхание в лицо. — Сучка, — ругаются сверху. — Сама такая, — отвечают снизу. — Стонут в унисон, двигаются в одном темпе. Жарко одинаково обеим. Лиза пальцы на ногах поджимает, жмурится, кайфует. Кира немного резкая, жадная. Она срывается, второй палец пропихивает, ножницами разводит, мычит от тех же ощущений внутри себя. Она на атомы распадается, на молекулы. Она вся для Лизы. Сейчас. С Юлькой такого нету. Ни с кем такого нету. — Быстрее, Кирусь, — просят загнанно. — Жестче, — отвечают с рычанием. Сегодня жестко и быстро. Сегодня так, словно частичка обид, по маленькому осколку попала в сердце. Снова. Руки двигаются быстрее, дыхание совсем на нет сходит, стоны громче. Телефон молчит. Ливень за окном размывает очертания улиц, даже единственная лампа в беседке, которую девушки выключить забыли, исчезает за стеной воды. Исчезает всё. А они остаются. Они здесь. Готовые кончить, возможно даже одновременно. Они в комнате дачного дома под Москвой, они такие довольные. Они вместе. До утра. Отведенные на уединение дни пролетели как один час. И сейчас пролетает последняя ночь. Не в жизни, но на ближайшее время. А дальше от встречи до встречи. На улице, в кофейне, под видом лжи у Лизы дома. Юлька вроде не знает или догадывается, но молчит. Терпит, потому что любит, потому что потерять не хочет, боится. А может и сама такая же. Лиза вздрагивает, голову откидывает назад. Кира лбом в чужое плечо утыкается. По пальцам течёт. Огромный мягкий плед, две чашки с чаем. — В дверном проёме мы ещё не сидели, — говорит Лиза, прижимаясь к Кире. Она теплая, родная. Она усмехается. — Раньше, только прямо на крыльце. Ты ещё курила. — Курила, — признаётся Кира, словно делала это недавно. — А ты ругалась. — Ругалась, — подтверждает Лиза. Дачный дом был общим решением и самым лучшим. Природа, чистый воздух, озеро. Соседи, конечно, не подарок. Но так хоть веселее. — Ты когда-нибудь расскажешь ей? — Лиза задавала этот вопрос не раз, но каждый ответ «когда-нибудь» растаптывал. И сейчас, Кира отпивает из чашки и пожимает плечами. — Возможно. Думаю, она сама скоро догадается. Не глупая вроде. Лиза молчит. Она знает. Знает про обещание, знает про кольца. Вот оно, на пальце Киры, красивое, золотое. Конечно же, с алика, но пока что на другие рассчитывать не стоит. А может и вовсе не стоит. Юлька прикрытие. Лиза секрет. — Мне её немного жалко, что ли, — говорит Лиза. — А мне нет. Она сама хотела. — А ты? Ты просто пообещала, но любишь меня. — Кисуль, давай не сейчас, ладно? — Кира морщится, подальше чашку отставляет и обнимает брюнетку. — Я всё равно твоя. Слышишь? Лиза кивает. Конечно Кира её. Только для неё. А она вся для Киры. Всё её и Кирино тоже. Она как Юлька. Всё Кире. Последний кусок торта Кире. Солнце Кире. Небо Кире. Подарки Кире. Вся жизнь Кире. Вся Лиза. Весь мир. Космос. Всё ей одной. Только бы не забывала, не исчезала. Играть на гитаре для Киры. Стихи читать Кире. Пить с ней чай, прятаться на даче. Кататься на машине. Спать рядом. На работе переписываться. — Ты на работу послезавтра? — Послезавтра. Придёшь? — Конечно, кошка. Кира целует ласково в висок. Под шум дождя, начавшегося в средине дня и к вечеру только усилившегося, так романтично. Руки обнимают тонкую талию. Глаза в глаза. Улыбка грустная. — Не хочу уезжать, — хнычет Лиза. — Опять же на работе загонюсь. И кушать буду забывать. — Я тебе дам забывать, — шипит добродушно и любя младшая. — Откормлю. Буду тебе тормозки таскать. — И я стану толстой. Смех. Тихий, но искренний. Как хорошо. Вот так, вдвоём, за чертой города. Не боясь, не стыдясь, дыша полной грудью. — Знаешь, Лизок. — говорит Кира так задумчиво, что в груди Лизы угкает сильнее, и в ушах, — ты моя самая сокровенная тайна. Таких нет у меня больше. — Я тоже тебя люблю, Кирусь. Очень. Кира целует, нежно, поверхностно, просто прихватывая то верхнюю, то нижнюю губу, ласкает половинками языка. Дождь становится слабее. Чай совсем остывший. В комнате шорох одеял и наволочек. Кира прижимает к себе моментально уснувшую Лизу, целует в висок, вздыхает крепко. В другой руке сжимает телефон и одним пальцем умело печатает, иногда всё-таки исправляя опечатки: «Прости, что не ответила, Юльчик. Занята была. Увидимся утром», перечитывает. Отправляет и вздыхает тяжело, осознавая, что впервые не хочет видеть свою «жену». Не хочет домой. Не хочет ничего. И сейчас даже спать она не хочет. А вот слушать размеренное дыхание очень даже да. Глаза смыкаются ближе к трём. Кира отворачивается спиной к увалившейся на живот Лизе и в последний раз смотрит в телефон. На губах расцветает усмешка. На экране она, Юлька, маленькая, большеглазая, родная и чужая одновременно, ждущая дома. Юлька, честно пытающаяся играть на гитаре, читать книги, быть интересной. Всплывающее уведомление застаёт Киру уже блокирующей экран. Сообщение от Юльки так и остаётся непрочитанным.