2+1

«Оставаться друзьями с бывшими — это нормально». Вот, что я твержу себе весь путь от Мунго до китайского ресторанчика. Вот, что подкидывает мне мой мозг, когда я заказываю острую курицу и названиваю Поттеру по мобильнику — чёрт бы побрал это адское создание! — чтобы спросить, какой соус выбрать. И зачем только он подарил мне эту ерунду, если никогда не поднимает трубку? — Два чесночных, — раздраженно заталкивая телефон в карман своего пальто, говорю я. По крайней мере так у меня будет хоть какая-то гарантия, что, надравшись пива после смены, я не полезу к нему за утешительными поцелуями. Иногда сдерживаться действительно сложно. Но в конце концов, мы расстались по моей инициативе. Это случилось после первых упоминаний в газетах. «Спелла», «Новости волшебного мира», даже гребанный «Ведьмин досуг» — нас обсуждали на каждом углу, и, конечно, отец не упустил случая напомнить мне, что я позорю род Малфоев. Я имею в виду, не знаю, что уж такого позорного в том, чтобы ложиться под национального героя, и тем не менее. Экс-гриффиндорец не хотел тайных отношений, а я не хотел встречать разочарованный взгляд отца каждый раз, когда возвращаюсь с Площади Гриммо, насквозь пропахший сексом и поттеровским одеколоном. Так что, мы расстались. Я гордо заявил об этом, лёжа на Гарри после трёх оргазмов. Ну, прощальный секс, как-никак. Стоит отдать ему должное, он не сдался просто так. Цветы, подарки и бесконечно таскающие сладости прямо мне на работу почтовые совы. Но я не мог вернуться. Однажды я обязан произвести на свет наследника, и было бы лучше, появись эта новость в газете не нижней полосой после заголовка о том, что золотой мальчик отымел меня в каждом уголке Британии. Всё-таки, у меня есть голова на плечах. Но к счастью или сожалению она плохо работает в паре с национальным членом в моей заднице. Знаю, я, действительно, туго соображаю, стоит ему только прикоснуться ко мне. И принятие этого факта значительно упростило мне жизнь. Мне нужно было изолироваться от него и не забивать себе голову всякой ерундой. Проблема была в том, что за время наших ненавязчивых встреч Поттер, вроде как, стал для меня чуть большим, чем просто крепким членом. Так что, парочка строго гетеросексуальных встреч за кружкой пива под внимательным прицелом знакомых фотографов решила это дело. Остались только встречи по выходным, холодное пиво и непроходящее сосущее чувство в районе груди. Но это лучше, чем ничего. Так я думал до этого вечера. — Поттер! Ах, ну, серьезно! Тащи свою задницу сюда, у меня уже руки отваливаются! — Отстукивая ритм дверной ручкой, выругиваюсь я. Клянусь, если бы я знал, что меня ждёт, я бы никогда — никогда! — не приперся сюда с этой глупой курицей подмышкой, чтобы выставить себя на посмешище. Но я стоял здесь. И Поттер стоял напротив меня — потрясающий, пахнущий сексом, с одной только простыней на бёдрах. У нас не было ничего гребанных шесть месяцев. И я никогда ещё не был столь близок к тому, чтобы начать отсчёт по новому. — Ты что там, дрочил? — Отталкивая его в сторону, смеюсь я, едва удерживая колени вместе, когда моя ладонь ненароком встречает его влажную кожу. — Драко… — он останавливает меня, заставляя топтаться в дверном проходе, как какого-то газетного мальчика. Я вспыхиваю. У меня был второй ключ от этого дома, а теперь он не пускает меня на порог? Это что, идиотская шутка? — Серьезно, Поттер, дай мне пройти. Обещаю, ты сможешь закончить в туалете, пока я буду открывать пиво: пары минут тебе всегда было доста… — наши взгляды встречаются, и прежде, чем я успею сложить пазл, недостающий кусочек мозайки вываливается из спальни. Обнаженный и ничуть не смущённый этим фактом — смутно знакомый мне мальчишка со светлыми волосами, остриженными по плечи, смотрит на меня, не моргая; когда-то и я носил такую причёску, но после расставания состриг всё к чертям, чтобы не уноситься мыслями к поттеровским пальцам в моих волосах каждый раз при взгляде на своё отражение. — Гарри, Вы ещё долго? О, — он корчит гримасу. — Вы не говорили, что мы будем втроём. — Мы не будем втроём, — Поттер хлопает себя по лбу, когда пацан юркает ему за спину, облетая грудь руками, словно ядовитый плющ. Я смотрю на него неотрывно. Конечно, Поттер не обязан хранить мне верность — в конце концов, я ведь не хранил. Но стоять здесь вот так, сжимая подмышкой изрядно потеплевшее пиво и остывшую курицу, так унизительно, что мне с трудом удаётся держать спину ровной. И всё же, я не собираюсь дарить им удовольствие лицезреть мои сверкающие пятки. Чёрт возьми, Малфой я или нет? — Почему же не будем? — Воспользовавшись замешательством, я прижимаю к себе незнакомого мальчишку, обхватив рукой по-юношески тонкую талию. — Сообразим на троих? Он на вкус, как молочная пенка, а у меня, знаете ли, непереносимость лактозы. Поцелуй короткий, но такой скучный, что я бы зевнул, не будь занят мой рот. Но это целиком и полностью стоит выражения на поттеровском лице. Едва ли он ожидал, что я выкину подобное. Знаю, ему нравилось это во мне: вся эта слизеринская непредсказуемость. Но дело в том, что большинство времени я и сам не знал, чего я хочу. Но только не сейчас. Сейчас я хотел Гарри Поттера. Всего его — только себе одному. — Что, по-твоему, ты творишь? — Гриффиндорец хватает меня за затылок, оттаскивая от удивленного мальчишки. — Веселюсь, Поттер, — у меня мурашки от того, как умело он держит меня за волосы. — Разве мы не за этим здесь? Он смеряет меня взглядом. Он не откажет мне. Никогда не мог. А я умело этим пользовался. — Серьезно… — рот Гарри кривится в раздражённой усмешке. — Прекращай эту свою херню. — Прекратить? — Мои пальцы всё ещё покоятся на талии пацана, и он едва слышно всхлипывает, когда от злости я сжимаю их сильнее положенного. — Ещё полгода назад ты умолял бы меня не останавливаться. — И тебе хватает наглости… — Поттер задыхается от ярости, и я доволен. О, чёрт возьми, как же я доволен! Я не собираюсь быть единственным в этой комнате, кто раздражён до мозга костей. — Это ты, блять, меня бросил! Я застываю, хлопая глазами: мы впервые говорим об этом вслух с момента нашего разрыва. В животе что-то болезненно сжимается, но пацан тянет край моего пальто, чудом выдергивая из этого ужасающего ощущения. — Извините, но мы… Мы могли бы продолжить в спальне? — Он переминается на босых ногах. — С улицы дует. Поттер задерживает на мне ещё один долгий взгляд, а потом с силой захлопывает дверь. Я хмыкаю. В это короткое мгновение я по глупости считаю его побеждённым. — Делай, что хочешь. Мне насрать, — он сбрасывает простыню и виляет поджарыми бёдрами по направлению к спальне. Знаю, он так много раз жаловался о том, как их гоняют на тренировках в Паддлмир Юнайтед с тех пор, как они переманили его к себе в качестве ловца, что мне должно быть стыдно за эту мысль, но — Мерлиновы яйца! — Гарри просто потрясающе сложен, и я знаю, что это их заслуга. Он шлёпает меня по руке, когда я игриво касаюсь его поясницы, проскальзывая в комнату и одновременно переступая через своё сброшенное на пол пальто. Курица и пиво остаются забытыми на одном из заваленных письмами от фанатов комодов. — Не трогай меня, — когда Гарри оборачивается ко мне, я с ужасом осознаю, что он не шутит. — Да ладно тебе, Поттер, — я пытаюсь разрядить обстановку и наигранно смеюсь, снимая рубашку; в этой спальне я не привык раздеваться сам. — Своим дурным настроением ты портишь всё веселье. Они уже распластались на кровати: Гарри на спине и этот пацан — этот мелкий ублюдок, — седлающий его бёдра и без раздумий заталкивающий в себя национальный член, на котором поблескивают защитные чары. Он проскальзывает настолько легко, что я не могу отделаться от мысли, что они трахались несколько часов к ряду прежде, чем я заявился сюда. Я ненавижу чувствовать себя третьим лишним. Только не с Гарри. С кем угодно, но только не с ним. — Неужели? — Экс-гриффиндорец лениво поднимает голову. — Мне вот весьма весело. Пацан скачет на нем с завидным энтузиазмом, пока мы с Поттером тупо пялимся друг на друга из разных концов комнаты. Я сглатываю, и он вскидывает брови: мол, сам напросился. Конечно, так и есть. Но не помню, когда я в последний раз чувствовал себя настолько паршиво. Я избавляюсь от одежды и обнаженный опускаюсь на край кровати. У меня едва стоит, и больше всего на свете сейчас я хочу, чтобы это закончилось: чтобы этот чертов пацан перестал стонать, как дешевка, объезжая обожаемый мною член, но моя гордость никогда не позволит мне сказать это вслух. Так что, вместо этого я наклоняюсь к Гарри и заглядываю ему в глаза, выжимая из себя самую неискреннюю на свете улыбку. — Я не запрещал тебе ко мне прикасаться, — мой шёпот едва слышен в наполненной стонами комнате. — Думаешь, я этого хочу? — Гарри показательно кладёт ладони на ягодицы мальчишки, но не открывает от меня взгляда. — Больше всего на свете, — я продолжаю улыбаться ему: на этот раз искренне, и Гарри прыскает, беззлобно пихая меня локтем. — Пошёл на хер, Малфой, — он смеётся, и это чертовски сексуально; как только я раньше не замечал, насколько это сексуально? — Если это приглашение… — я смеюсь в ответ. — Иди сюда, придурок, — он хватает меня за запястье и удобнее устраивается на постели, приподнимаясь и опираясь на подушки. — Сделаю тебе лучший минет в твоей жизни. Поднимаясь и вжимаясь коленями в мягкий матрас, я взрываюсь от восторга. Не из-за минета — не только из-за него, — а из-за победы в очередной гонке за поттеровским вниманием. Это так, словно мне снова одиннадцать, и я наконец выкрикнул достаточно цепляющее оскорбление, чтобы тёмная макушка повернулась ко мне, и на мгновение — на одно короткое и бесконечно сладкое мгновение — Поттер снова принадлежал только мне одному. В такие моменты мне кажется, что годы и в самом деле ничего не изменили. По крайней мере, не для меня. И всё же будет честно отметить его профессиональные навыки: Поттер хорош во всём, что касается оральных ласк, будь то римминг или минет. За эти полгода я побывал в постелях многих женщин в попытке вернуться на путь гетеросексуальности, но ни одна из них не сравнится с этим потрясающим — блядь, просто божественным — ртом. Я чуть не теряю сознание, когда он вбирает меня целиком, упираясь в пах, и в попытках удержаться в вертикальном положении вцепляюсь Гарри в волосы, мгновенно зарабатывая яростный взгляд. — Возьмись за кровать, — командует он, и я цокаю языком, загораясь гениальной — по моему скромному мнению — идеей. Не без сожаления отстранившись, я перекидываю одну ногу через широкую грудь, таким образом, полностью отрезая гриффиндорцу обзор на скачущего на нем пацана. Довольно погладив себя по члену, я улыбаюсь. — Скажи «а», детка, — говорю я, и Гарри снова смеётся, притягивая мои бёдра ближе. Я прикрываю глаза и погружаюсь в блаженную теплоту его рта. Вот так. Теперь он полностью мой. Уперевшись обеими руками в спинку кровати, я имею его невероятно красивый рот и чувствую себя полным болваном за то, что когда-то отказался от него. Репутация, наследие? Какая нахуй разница, когда Гарри Поттер впускает меня прямиком в своё горло. Я всегда кашлял, как угорелый, когда пытался проделать подобное; у Поттера же очевидно природный дар к горловому наряду с полным отсутствие рвотного рефлекса. Он прижимает меня ближе — так глубоко, как только может, удерживая за бёдра, — и от того, чтобы позорно не кончить в эту секунду — когда наши взгляды сталкиваются в хорошо уже известной дуэли, — меня отвлекают только раздражающие стоны, раздающиеся за моей спиной. Я сдаюсь первым и закатываю глаза. Чёрт возьми, я прекрасно знаю, какое наслаждение может дарить этот член. Я, блять, даже не могу его судить. Я тоже стонал, как последняя шлюха, когда он таранил меня, вжимая в этот матрас. Когда мы разошлись, я сам советовал Поттеру найти себе кого-нибудь, чтобы отвлечься: даже делал неловкие попытки познакомить его с парочкой хороших парней. Но я и подумать не мог, насколько болезненно будет на самом деле увидеть его с кем-то — настолько болезненно, что я снова оказался в спальне, которую обходил стороной добрые полгода. Не знаю, может, я творил всю эту херню, чтобы мне самому было проще отпустить его. Может, я, как последний идиот, думал, что это волшебным образом избавит меня от чувств к нему. Блядь. — Эй, — я бросаю раздражённый взгляд через плечо. — Настолько хорошо? Пацан хлопает глазами. Мы оба знаем, что вопрос риторический. Мы оба знаем, насколько это хорошо. Потому что с Гарри по-другому не бывает. Гарри возвращает моё внимание к себе, продолжая работать ртом и широко оглаживая ладонями поясницу. Я зажмуриваюсь, ищу его руки, движусь им навстречу, впитывая каждое короткое прикосновение. Кожа его ладоней тёплая и слегка шершавая из-за постоянных тренировок. Я вспыхиваю, когда он спускается ниже и разводит мои ягодицы в стороны. Никому — никому, кроме него — не позволено трогать меня там. — Да, — я безвольно опускаю подбородок себе на грудь. — Да, пожалуйста. Его палец обводит чувствительный вход, невесомо и аккуратно, почти вежливо, и я выгибаю спину в попытках насадиться на него. О, всемогущие Боги, как же он нужен мне. Я слишком долго играл роль гетеросексуального мальчика, и мне нужен Поттер — нужны его пальцы внутри меня, — которые напомнят мне об обратном. Он всегда был нужен мне, каждый гребанный день, который я провёл в тщетных попытках слепить из себя того, кем я не являюсь. Каждый чертов выходной, который я провёл на его диване, потому что остаться друзьями для меня было лучше, чем остаться никем. Каждую секунду, которую я хотел его, и запрещал себе даже думать об этом. Гарри шлёпает меня по заднице, и я шиплю. Оргазм уже мчится ко мне на всех парах, сбивая с ног, стоит мне только подумать о том, как он снова окажется во мне — о том, что впервые за бесконечно долгие шесть месяцев я наконец получу то, чего я действительно хочу. Мне не нужно будет притворяться — мне никогда не нужно было притворяться с ним, если уж быть до конца откровенным. Он нужен мне — так сильно нужен прямо сейчас. И плевать на отца или на магическое общество; плевать на приличия, плевать на пацана за моей спиной, потому что Гарри потрясающий, просто великолепный, и в момент, когда я подаюсь назад и яростно дрочу себе, а потом с протяжным стоном кончаю на его лицо — на его чертовски красивое лицо — он принадлежит только мне одному. Я дышу так, словно пробежал марафон. Гарри втягивает в рот головку моего члена, нежно посасывает её и смотрит на меня так, словно я, мать его, главная драгоценность этой Вселенной. Этот взгляд наряду с первым настоящим оргазмом за последние полгода отшибает мне остаток мозгов, потому как я открываю рот, едва волочу языком, но всё же позволяю себе сказать то, за что загрызу себя живьём уже через какие-то пару часов: — Вставь мне. Я ненавижу — ненавижу, ненавижу, ненавижу — себя, я хочу провалиться сквозь землю, умереть от этого невероятного стыда и унижения. Гарри безмолвно собирает белёсые капли со своей щеки, чтобы потом поднести их ко рту и вылизать длинные пальцы. Пружина желания внизу моего живота скручивается сильнее, но от взгляда, который Гарри бросает на меня, очистив свою щеку, по позвоночнику проходит неприятная дрожь. Тепло, таившееся в зелёных глазах какие-то несколько секунд назад, растворилось, будто его никогда там не было. — Не… — гриффиндорец отстраняется, лениво пожимая плечами. — Я не собираюсь вставлять в тебя ни пальцы, ни член. Ты же порвал со мной, разве не так? Ярость поднимается из груди к горлу, нагревая лицо. Я отшатываюсь назад, кое-как поднимаясь с кровати, а он всё смотрит на меня ничего не выражающим взглядом, пока я, в свою очередь, открываю и закрываю рот, пытаясь выдавить из себя хотя бы одно приличное слово. Не помню, когда я чувствовал себя настолько злым. Поттер отказал мне! Отказал мне, когда я предложил ему себя на золотом блюде! Какого хуя здесь вообще происходит?! — Что ж, тогда, — я выстукиваю нервный ритм ногой по полу. — Эй, как тебя зовут? — Э… — мальчишка виновато смотрит на меня с бёдер Гарри, замедляя ритм. — Эван. — Отлично, — я хватаю его за руку, стаскивая с Гарри и падая обратно на кровать. — Значит, Эван меня трахнет. Брови Поттера комично ползут вверх, а потом он сгибается напополам в приступе смеха. Мальчишка в страхе замирает между моих бёдер. Я неотрывно смотрю на Поттера. Злость кипит во мне, как зелье в чугунном котле. Наконец перестав смеяться, гриффиндорец утирает выступившие в уголках глаз слёзы. Он приподнимается и небрежно бросает мне смазку, всё ещё кривя губы в издевательской усмешке. Я хотел бы стереть её поцелуем. Я ненавижу его за то, что всё ещё хочу — неважно, насколько сильную боль он мне причинил. — Ты не сделаешь этого, — говорит он мне так, словно Эвана вовсе здесь нет. — Вот и сделаю, мать твою, — я безрезультатно пытаюсь открыть флакон со смазкой; руки дрожат, словно в лихорадке. — Мне вообще насрать с кем спать, чтобы ты знал. Это неправда. Я веду себя, как идиот, и последнее, чего мне хочется — это подставлять задницу пацану, который выглядит так, словно впервые узнал, что у него между ног болтается член. Впрочем, я привык играть по-крупному, когда дело касается Гарри Поттера: если что-то может вывести его из душевного равновесия, я сделаю это, не раздумывая ни секунды. Он смотрит на меня так, словно готов проклясть на месте в любую секунду. Ох, блядь, я просто в восторге, клянусь. — А Вы кто такой? — Разрушая гнетущую тишину, подаёт голос мальчишка. — Что? — Даже не смотря на него, отзываюсь я: мой взгляд прикован к Поттеру, всегда прикован только к нему. — Кто Вы такой, чтобы я с Вами спал? Он Гарри Поттер, а Вы? — У Эвана впервые за всё время прорезывается голос, и я удивлённо моргаю. — Чтобы Вы знали, я не ложусь в постель со всеми подряд! У меня контракт с Ведьмополитеном! Я медленно сглатываю прежде, чем повернуться к Эвану. Теперь я вспомнил, где видел его: это юное личико в действительности украшало множество обложек изданий. А ещё он рекламировал крем от загара. И конфеты мадам Борболеты. И розовый кокосовый лёд. И… — Ладно, Эван, я думаю, тебе пора, — Гарри, едва сдерживающий смех, возвращает меня к реальности. — Что? Нет! — Мальчишка подскакивает с кровати и обиженно сводит брови. — Вы не можете выгнать меня! — Я не выгоняю тебя, иди сюда, — Поттер опускается на колени, помогает ему надеть белье. О, блядь, ну серьезно! Я закатываю глаза. Ну, конечно, как я мог забыть: Гарри Поттер не из тех, кто выставит тебя из спальни с голой задницей. Он из тех, кто примет с тобой совместный душ, накормит горячими сандвичами, а потом трахнет в прихожей ещё раз. Откинув голову назад, со злости прикладываюсь затылком о спинку кровати: мне пиздец как этого не хватает. — Я пришлю тебе сову, — Гарри застегивает верхнюю пуговицу на рубашке Эвана, нежно целуя его в шею, а следом — в щеку. — Мы ведь ещё увидимся? — С надеждой в голосе спрашивает пацан, и я чувствую, как меня начинает тошнить. — Разумеется, — распахивая дверь спальни, улыбается ему Поттер. — Не хочу уходить, — пацан вешается ему на шею и бросает на меня яростный взгляд прежде, чем выйти из комнаты. Я вскидываю бровь. Оу. Даже и подумать не мог, что этот мальчик-ромашка может так смотреть. Из коридора доносятся звуки поцелуев, шорох одежды и — наконец — звон ключа в замке. Когда Гарри возвращается в спальню, я сажусь на кровати и делаю вид, что меня сейчас вырвет. — Серьезно? — Вытаскивая два пальца изо рта, спрашиваю я. — Ты с ним такой милый, аж блевать тянет. — Заткнись, — Гарри раздраженно набрасывает на меня край одеяла, чтобы я прикрыл наготу; я цокаю. — Мелкий зазвездившийся пиздюк, — обиженно выдаю я. — Заткнись, Драко, — его взгляд пригвождает меня к кровати, — пока я, блять, не наложил на тебя Силенцио. Я захлопываю рот: это срабатывает. Он уже делал это однажды: когда я пробрался к нему в раздевалку после матча, чтобы поздравить с победой над Селькиркскими скитальцами. За дверью была команда в полном составе, а я, перегнувшись через скамейку, стонал так, будто меня трахают последний раз в жизни, так что… — Ты должен был благодарен ему, вообще-то, — опускаясь на край кровати — спиной ко мне — говорит Гарри. — Не думаю, что твои родители были бы в восторге от твоего имени в утреннем некрологе. Как и его. — Псих, — выдыхаю я. Гарри чем-то шуршит на прикроватной тумбе, пока я гипнотизирую взглядом потолок. Какое-то время мы молчим. Я и понятия не имею, что мне делать: если я встану и уйду прямо сейчас, будет ли это означать, что между нами всё кончено? Я имею в виду — вообще всё. В конце концов, у нас выходило быть друзьями. Выходило ведь? Прежде, чем я завалился сюда и предложил устроить тройничок, разумеется. Пресвятой Мерлин, я в шаге от того, чтобы по-идиотски разрыдаться. — Это правда? — Я подаю голос, и он чуть дрожит в тишине спальни. — Что ты бы прикончил нас, если бы меня переспали? — Не знаю, — раздраженно бросает Гарри. — Меня пиздец как бесит, что ты с такой лёгкостью выводишь меня из себя. Я поворачиваю голову и смотрю на его обнаженную спину. Облачко дыма поднимается из-за неё к потолку, лениво кружась и рассеиваясь. Я прикрываю глаза. Я не курил с тех пор, как мы разошлись, но сейчас был бы совсем не против выкурить сигарету. Или даже две. — Дай и мне тоже, — я придвигаюсь к Гарри и осторожно касаюсь его спины; на этот раз он не отстраняется от меня. Коротким движением руки он даёт мне сделать затяжку, и я с удивлением осознаю, что это не сигарета: всё это время Гарри молча крутил косяк. Последний раз, когда мы с ним накурились травы, я вытрахал из него всю душу. Да и похуй. Я делаю ещё одну затяжку и обнимаю его со спины. Если он позорно выставит меня за дверь, я буду хотя бы достаточно накуренным, чтобы это пережить. — Я не хочу спать с тобой, — делая долгую затяжку, говорит Гарри; он не убирает мои руки, не отталкивает, и мне так чертовски тепло и хорошо — просто сидеть рядом с ним вот так. — Ага, — я свешиваю ноги по обеим сторонам от его туловища и прижимаюсь ближе, прикладывая щеку к его лопатке. — Я знаю. — Ты разбил мне сердце, — выдыхая дым, продолжает он. — Я знаю, — сцепляя руки на его животе, отвечаю я. Поттер не докуривает: тушит косяк в маггловской пепельнице — я всегда находил эту привычку весьма очаровательной — и бросает на меня короткий взгляд из-за плеча. Я киваю. Он выворачивается в моих объятиях и роняет меня на кровать. Наши губы встречаются, и это словно глоток воды после шести месяцев засухи. Я целую его в ответ с энтузиазмом, вдвое — нет, в десяток раз — преувеличивающим его. — Я хочу тебя. Мне на всё насрать, и значение имеет только его сильное тело, вжимающее моё в матрас. Я обхватываю Гарри ногами поперёк поясницы, притягиваю ближе и целую, целую, целую… Мне плевать, даже если он войдёт без подготовки — я приму его, потому что так сильно хочу; потому что так сильно нуждаюсь в этом. Нуждаюсь в нем. — Как давно… — Гарри прикусывает внутреннюю сторону своей щеки, замолкая. — Как давно у тебя было? — Шесть месяцев назад, — я кладу ладонь на его гладковыбритую щеку. — С тобой. Зелёные глаза распахиваются в удивлении. Я издаю смешок и подаюсь вперёд, чтобы оставить звонкий поцелуй на губах экс-гриффиндорца. — Что за взгляд, Поттер? — Я улыбаюсь, довольный эффектом, которые оказали мои слова. — Это не секрет, что ты был единственным мужчиной в моей постели. — Блять, — он дёргает головой и сползает вниз, оказываясь между моих бёдер. — Одного минета достаточно, серьезно, — я охаю, когда он разводит мои ягодицы ладонями и пробегается между ними языком. — Стой! Эй, подожди, это совсем необязательно. Это… — Я хочу этого, — он удерживает меня на месте, когда я начинаю приподниматься, протестуя. — Разве ты — нет? Я чувствую запах мыла. Я заливаюсь краской и падаю обратно на постель. Может быть, иногда я чересчур педантичен, когда дело касается подготовок к нашим подчёркнуто дружеским посиделкам. Я имею в виду, я в самом деле не до конца доверяю самому себе, когда дело касается Гарри. И учитывая происходящее, на это у меня достаточно причин. Я уже упоминал, что Гарри хорош в оральном сексе? Так вот, повторюсь: он чертовски хорош. Короткие и ловкие движения его языка отправляют меня прямо в космос. Мне почти стыдно от того, насколько я наслаждаюсь этим: разве справедливо ложиться в постель с женщинами, когда тебе настолько хорошо от языка, ласкающего каждый изгиб твоей задницы? Разве после такого я смогу спать с ними и дальше? Разве после такого я вообще смогу спать с кем-то, кроме Гарри? Мозг подкидывает мне ответ, и я успешно игнорирую его. Когда Гарри добавляет пальцы, я почти вскрикиваю и сжимаю его голову бёдрами. Это слишком: слишком много, слишком сильно, слишком хорошо. Я забыл, что такое настоящий секс, как только вышел из этой спальни. Не представляю, как я продержался так долго без этого великолепного языка. — Здесь всё такое крохотное, — горячее дыхание гриффиндорца обжигает мою кожу. — Как я помещался внутри раньше? — Он мягко фыркает. — Я смогу принять тебя, — беспомощно выдыхаю я, когда его пальцы принимаются бережно растягивать меня. — Пожалуйста, Поттер. — Не торопись, — заботливо говорит он, оставляя поцелуй на моём бедре, и моё сердце предательски сжимается от нежности. — Дай себе время. — Хочу кончить, — я капризничаю — знаю. — Хочу кончить. Гарри перехватывает мою руку, когда я тяну её к паху. Он поворачивает голову и целует её, а потом запускает в свои волосы, сжимая. — Эй, — шершавая ладонь Гарри мягко прикасается ко мне, принимаясь двигаться в одном ритме со второй рукой, и я закатываю глаза от удовольствия, — это моя работа. Не думаю, что долго продержусь: я слишком долго этого хотел. Я провёл слишком много ночей, мучаясь без сна, мысленно снова и снова возвращаясь в крепкие гриффиндорские объятия. Такими ночами я стыдливо запускал руку в пижамные штаны и в который раз обещал себе, что этот раз — точно последний. А теперь, в самом деле оказавшись в заботливых руках Гарри, я больше не могу… Два коротких толчка — и его имя наполняет тишину комнаты, а я, перепачкав собственный живот, отворачиваюсь, пряча лицо в подушках. Разве это возможно — так отчаянно хотеть кого-то? — Пожалуйста, — умоляю я; солёные слёзы желания собираются в уголках моих глаз. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. — Сейчас, Драко, сейчас, — Гарри бормочет очищающее и, отпустив меня, принимается шарить рукой по прикроватной тумбочке. — Нужно найти палочку, чтобы наложить защитные чары… — Нахуй чары, — раздраженно бросаю я, притягивая его к себе и приглашающе раздвигая бёдра. — Поттер, возьми меня. Быстрее. — Блять, — он с силой сжимает челюсть. — Акцио, любрикант. Его беспалочковая срабатывает безупречно, и вот он уже — весь из себя обнаженный и великолепный — выливает щедрую порцию смазки на свой такой же великолепный член. — Хороший мальчик, — я прикусываю губу, и Гарри смеётся — так сексуально смеётся. Моей спеси хватает ненадолго: Гарри устраивается меж моих бёдер, зелёные глаза смотрят прямо в мои, и он толкается — Боже, наконец-то толкается — внутрь, и тогда мой мозг начинает отключаться, оставляя только одну мысль: это происходит. Это на самом деле происходит. Гарри. Я. Мы. Я выгибаюсь дугой и кончаю. Снова. — О, — Гарри моргает, застывая на месте, — ты в порядке? — В полном, чёрт бы тебя побрал, — отдышавшись, я толкаю его на спину и седлаю сам: я принимаю его легко — я всегда отлично справлялся с этим. — Но, если снова увижу на этом члене кого-то, кроме себя, ответ будет совсем другим. — Господи, Драко, — он прикладывает пальцы ко лбу, откидывая налипшую чёлку, — неужели нужно обсуждать это прямо сейчас? — Полагаю, что да, — я упираюсь ладонями в его крепкую грудь, с удовольствием сжимая её в пальцах: блять, это так приятно. — Раз уж твой язык не занят изучением гланд Эвана. — Ты ревнуешь? Гарри усмехается, а я застываю — всего на секунду, но эта чертова секунда не ускользает от пристального внимания гриффиндорца. — Ты ревнуешь! — Восклицает он, переворачивая меня на спину и нависая сверху. — Заткнись, — раздраженно бросаю я. Мне снова хочется разреветься: от того, что он раскрыл меня и от нелепой пустоты в животе. Я сглатываю и скрещиваю лодыжки на его пояснице, давая понять, что разговор закончен. Гарри — да хранит его Мерлин — никогда не имел проблем с чтением намёков. Всего секунда — и он снова входит в меня, заставляя застонать от болезненного удовольствия. — Знаешь, — он двигает бёдрами — медленно, но уверенно, — я ведь совсем не против снова отдать свой член в твоё личное пользование. Ты только скажи. Я охаю и притягиваю его к себе для поцелуя. Я не могу отказать ему, ровно как и согласиться, потому что я, как последний дурак, влюбился в него и не могу отпустить. Но есть вещи гораздо важнее моих чувств. Много вещей. С самого детства мне в голову забивали, что я не принадлежу самому себе — и метка на моём предплечье прямое тому доказательство. Было так глупо, но так приятно упасть в крепкие объятия Гарри и поверить в то, что это не так. Всё ещё чертовски приятно. — Я скучал по тебе, — еле слышно — так, что я сам едва слышу — шепчу я, крепче прижимая его к себе ногами. — Я скучал по тебе больше, — отзывается Гарри прямо мне в губы, и я бы поспорил с ним — я бы точно переспорил его, — если бы не был такой чертовой лужей, растекающейся от удовольствия из-за него, прямо сейчас. Я скучал по его поцелуям, по нежным прикосновениям; скучал по этому потрясающему ощущению, когда моя кожа встречает его. Скучал по его сбитому дыханию; скучал по взгляду, которым он неотрывно смотрит на меня, словно хочет запомнить каждое мгновение. Скучал по рукам, блуждающим по моим бёдрам, и по губам, прижимающимся к моей шее в собственническом поцелуе. Скучал по меткам на моём теле, которые он оставляет на нем, словно раз за разом доказывая, что я не принадлежу никому, кроме него. И я не принадлежал. И никогда не буду. Тяжелое тело Гарри вжимает меня в кровать, бёдра широко раздвигают мои. Я, крепко обхватив его за шею, выстанываю ему на ухо какой-то бред, становящийся всё более несвязным с каждым глубоким толчком, приближающим меня к неминуемой развязке. Губы Гарри безостановочно блуждают от моей шеи к лицу и обратно. Наши тела движутся навстречу друг другу. У нас с Гарри всегда было только две грани: либо мы трахались, как одержимые, либо занимались любовью. И происходящее сейчас мало похоже на первое. Это разбивает мне сердце. Гарри щедрый, опытный и заботливый, но прекрасным любовником его делает не это. Гарри прекрасен для меня, потому что он — Гарри. И безусловно сложно не наслаждаться тем фактом, что в этой комнате больше нет других мужчин, кроме меня. Будучи единственным ребенком в семье, я никогда не умел делиться: не то чтобы я гордился этим, но глупо было предполагать, что на этот раз всё будет иначе. В конце концов, Гарри был последним, что мне хотелось с кем-либо делить — я старался монополизировать его внимание ещё со школьных времён.  Он целует меня и стонет мне прямо в рот, когда я вдруг осознаю, что больше не выдержу даже и мысли о том, что он может быть с кем-то ещё. Я не могу отдать Гарри кому-то ещё, но и не могу даже мечтать о том, что он навсегда останется моим. У нас есть только это мгновение. Впрочем, я мог бы… Мог бы дать понять, что я сам принадлежу только ему.  В конце концов, этого у меня не отнять, а? — Нам стоило позаботиться о чарах, — хрипит мне в шею Гарри, и я теряюсь в этом потрясающем звуке его голоса. — Я… — Кончи для меня, — я запускаю пальцы в его волосы. — Кончи в меня. — Драко… — он приподнимает голову и смотрит на меня расфокусированным взглядом: его зрачки почти полностью застелили сочную зелень радужки. — Раньше мы никогда… — Я хочу этого сейчас, — наши лбы сталкиваются. — Хочу. Его сорвавшийся голос, закатившиеся от удовольствия глаза и резкое движение бёдер — этого достаточно, чтобы мне и самому подойти к краю снова. Я содрогаюсь в оргазме, чувствуя, как он наполняет меня, мелко дергаясь внутри, и принимаю его, каждым своим движением говоря: «Я твой, Гарри». Я твой. Комната кружится. Гарри скатывается с меня и я закрываю глаза, сводя дрожащие колени вместе. Ебаный пиздец. Я никогда так сильно не хотел сбежать. Я никогда так сильно не хотел остаться. — Отец убьёт меня, если я заявлюсь домой в таком виде, — возврат к реальности на вкус, как бутылка Костероста: но чем дольше я буду её игнорировать, тем сложнее будет проглотить. Собственные слова ударяют меня подобно пощёчине. Сперма вытекает из моей задницы, и я поеживаюсь. Просто потрясающий коктейль ощущений. — Ты… — пытаясь отдышаться, отзывается Гарри. — Ты можешь остаться здесь. — У меня утренняя смена в Мунго, — я стараюсь не допускать мысли о том, насколько приятно было бы снова заснуть в его объятиях — думать об этом сейчас категорически запрещено. — Я тебя разбужу, — он обезоруживающе улыбается мне, проводя пальцами по моей ладони. — Сделаю тебе завтрак. Качнув головой, я шумно втягиваю воздух. Что мы натворили? Что я натворил? — Не… — боль на дне зелёных глаз заставляет меня замолчать. — Не думаю, что это хорошая идея. — О, — просто выдыхает Гарри, садясь на постели. — Я… Ладно. Он отворачивается от меня, задумчиво почёсывая голову. Я прижимаю колени к груди и сжимаю их в ладонях, сдерживая себя от того, чтобы не заключить Гарри в объятия. Я и без того дал ему слишком много надежд. Я имею в виду, конечно, я дал их и себе, но Гарри… Гарри — это совсем другое. Я мог делать больно себе бесконечное количество раз, но я больше никогда не хотел делать больно ему. «Тогда почему ты всё ещё здесь?» — пищит противный голос на границе моего сознания. Я посылаю его на хуй. — Гарри. — Всё нормально, — он оборачивается ко мне с улыбкой, которая не трогает глаз, и протягивает подожженный косяк. — Будешь? — Ах, — я закрываю глаза и делаю затяжку. — Почему я не могу просто от тебя залететь? — Оу, — Гарри тут же со смехом забирает косяк из моих пальцев, — по-моему тебе уже хватит. — Я серьезно! — Я посылаю ему серьёзный взгляд. — Ты не понимаешь, скольких проблем бы мне удалось избежать, имей я гребанную матку. Ни один наш семейный ужин не проходит без разговоров о продолжении рода. — Значит, дело только в этом? — Выдыхая дым в сторону, спрашивает Гарри. — Чёрт возьми, не говори об этом так, словно это какая-то ерунда! — Обиженно отзываюсь я. — Это моя прямая обязанность, как единственного наследника. — Вот оно что, — Гарри посматривает на меня из-под опущенных ресниц. — От тебя требуют женитьбы или только ребёнка? — В каком это смысле? — От раздражения я натягиваю на себя одеяло. — Как одно может исключить другое? — Суррогатное материнство, детка, — спокойно выдыхает Гарри. — Сурро-что? — Я моргаю. — Ну, знаешь. При помощи твоего генетического материала, — Гарри бросает взгляд куда-то в сторону моего прикрытого паха, и я чувствую, как кровь снова приливает к лицу, — женщина вынашивает и рожает ребёнка. Для тебя. — И кто на такое пойдёт? — Я чувствую странное покалывание на кончиках пальцев, внезапно слишком заинтересованный этим разговором. — Это распространённое явление у магглов, — Гарри пожимает плечами. — Но и магический мир давно подхватил эту идею: я имею в виду, все способы заработать хороши, а? По крайней мере, благодаря этому Сириус и Римус смогли воспроизвести Тедди до того, как… Ну ты знаешь.  — Кто? — Я распахиваю глаза. — Сириус. Мой крёстный. Эээ… — Гарри покусывает нижнюю губу, и это почти способно отвлечь меня от предмета разговора — почти. — Человек, который оставил мне этот дом. — Чёрт возьми, я знаю, кто такой Сириус, Гарри! Моя мать — урожденная Блэк! — Я фыркаю. — Ты сказал «Римус»? Римус Люпин? — Да? — С выражением крайнего удивления отзывается Гарри. — Наш преподаватель по ЗОТИ? — Я пялюсь на него. — Они что, познакомились в Хогвартсе? — Нет, они… Вообще-то, они встречались ещё со школы, — он тянется к пепельнице, чтобы затушить косяк. — Долгая история. Я хмурюсь, пытаясь переварить полученную информацию. Суррогатное материнство, дети, преподаватели-геи. Кажется, со своим чокнутым чистокровным семейством я совсем отстал от мира. — Эй, да ладно тебе, — Гарри сгребает меня в охапку, укладывая на себя и крепко обнимая. — Мы найдём хорошенькую чистокровную ведьму, которая выносит нам малыша — и дело с концом. — Мы? — Я вскидываю на него вопросительный взгляд. — Я и ты, — Гарри ведёт бровью. — Или ты собрался заводить ребёнка с кем-то ещё? Я смотрю на него, открыв рот до тех пор, пока Гарри не заваливает меня на спину, нависая сверху. — Знаешь, если бы ты, бросая меня, по крайней мере имел совесть объясниться, нам не пришлось бы блюсти целибат гребанные шесть месяцев, — его губы касаются моей шеи, и я охаю. — Я… — откинувшись на подушки, издаю полувздох-полустон, когда Гарри раздвигает коленом мои бёдра. — Чёрт, Гарри… Дай мне немного времени, чтобы подумать… — Хочу от тебя ребёнка, — он выцеловывает мои ключицы. — Нет, двоих. Или троих. Есть ли смысл противиться? Я не могу. Не хочу. Впервые за долгое время моё сердце сжимается не от боли. Оно сжимается от надежды. — Все будут знать, — я таю от поцелуев Гарри, позволяя себе наслаждаться этим прекрасным ощущением. — В газетах напишут… — Мне насрать, что напишут в газетах, Драко, — пальцы Гарри сжимаются на моей талии. — Это ты всегда был тем, кто стыдился отношений со мной. — Это не так! Я никогда не стыдился тебя! Дело не в тебе, а в моей семье! — Я вдруг становлюсь совершенно серьёзным: схватив Гарри за подбородок, я заставляю его посмотреть мне в глаза. — Отношения с тобой — последняя вещь, которой мне стоит стыдиться в своей жизни. — Ммм… — с улыбкой мурчит он. — И всё же твоим родителям придётся принять такого непутевого зятя, когда появится внук, а? — Я должен воспроизвести наследника до двадцати семи лет, — не менее серьезно продолжаю я. — Оу, — Гарри посылает мне игривый взгляд. — Значит, у нас ещё есть время попытать удачу и проверить, сможешь ты залететь на самом деле или нет? Он прижимается ко мне и играет бровями. Я захожусь в приступе смеха, мягко толкая его коленом. — Ты ненормальный, Поттер. — И ты любишь меня за это, — Гарри наклоняется, чтобы оставить на моей щеке нежный поцелуй. — Да, — просто отвечаю я, поворачивая голову, чтобы поймать его губы. — Да, люблю. Thé End.