У родного очага бьётся сердце

Анакин закрыл глаза и глубоко, довольно вздохнул, поудобнее прижимаясь к Оби-Вану головой. Движение пробудило в том вспышку веселья. Оно пузырилось между ними, столь же мягкое и нежное, как и пальцы, поглаживающие Анакина по волосам. — Я так понимаю, ты наслаждаешься жизнью? То, что губы Оби-Вана изгибает кривоватая ухмылка, Анакин понял даже с закрытыми глазами. Видел бесчисленное множество раз. Да и целовал… Быть может, не столь же часто, но уж чего-чего, а упорства Анакину не занимать. — Угу, — хмыкнул он, и губы его растянула ленивая улыбка. — Давай сюда переедем. — На необитаемый спутник? — мягко уточнил Оби-Ван. Он всё лениво поглаживал Анакина по волосам, отчего поджимались пальцы на ногах от лёгкого, ничем не омрачённого блаженства. Будь человеческое тело на это способно, Анакин бы точно сейчас замурлыкал. — Как-то уж чересчур. Даже по твоим меркам. — Вот и отлично, что на нём никто не живёт. Присвоим его себе. Ты только представь: целый спутник для нас двоих. — Анакин приоткрыл один глаз, с широкой улыбкой глядя на Оби-Вана. — Назовём его Скайуокер-Кеноби. Оби-Ван изогнул одну бровь, нежно потянул Анакина за прядь волос. — Ты, конечно, хотел сказать: Кеноби-Скайуокер. Анакин открыл оба глаза, окинул Оби-Вана многообещающим взглядом. — Если правильно уговорить, я, пожалуй, рассмотрю и твоё предложение тоже. Глаза Оби-Вана весело заблестели, губы тронула тень улыбки. — И как же именно мне тебя уговаривать? Анакин поманил его к себе пальцем. — Наклонись, и я покажу. В глазах Оби-Вана зажёгся огонёк желания, и у Анакина по спине пробежала приятная дрожь. Сколько раз бы оно ни бросалось в глаза, это бесспорное доказательство, что Оби-Ван его хочет, сердце Анакина пускалось вскачь — и от страстного волнения, и от благоговейного трепета в равной степени. Как и в тот самый первый раз, несколько лет назад. Оби-Ван медленно наклонился, и тень улыбки обернулась полноценной ухмылкой. Страстно захотелось очертить её контуры губами. Протянув ладонь, Анакин положил её Оби-Вану на шею, собираясь сократить между ними последнюю пару дюймов, однако наткнулся на многозначительный взгляд и упорное, несдвигаемое сопротивление. — На необитаемый спутник я переселяться не буду, — заявил Оби-Ван прямо ему в лицо. В тёплых порывах его дыхания Анакин ощутил форму каждого слова. — Если даже отбросить наши обязательства и правовые вопросы, связанные с колонизацией, я весьма привязан к нашим покоям в Храме. Анакин застонал и ослабил хватку, позволил ладони упасть на мягкую траву. — Что-то ты скучнеешь на старости лет, — проворчал он и посмотрел на Оби-Вана с вызовом. — Где твоя тяга к приключениям? Оби-Ван коснулся его губ мимолётным поцелуем, а потом отстранился и выпрямился. Анакин проглотил жалобный стон и косо взглянул на Оби-Вана. Тот преспокойно посмотрел на него в ответ — само воплощение безмятежности, в то время как у Анакина всё ещё приятно покалывало губы, а внутри свернулось желание продолжить начатое. Как и всегда. Раньше она его пугала, одна только сила этого желания, его ненасытная, неутолимая природа. На грани с жизненной необходимостью. Много бессонных ночей он провёл, боясь потерять Оби-Вана из-за своего необузданного, дикого нрава. Из-за безусловной привязанности, которая пробиралась всё глубже в темнейшие закоулки его души, где царили страх и ярость — а их, в свою очередь, подстёгивали гнусные нашёптывания, замаскированные под дружеские советы. Анакин со свистом выдохнул, закрыл лицо ладонью. Палпатин приказал долго жить, планы его рухнули. Не стоил он ни гнева Анакина, ни его ненависти. Ни даже одной единственной мысли. Анакин уже стоял у края этой бездны и сумел от неё отвернуться. Выбрал светлую сторону. Обратно во тьму он возвращаться не собирался. Даже в мыслях. Пальцы, поглаживающие его по волосам, замерли на секунду, и ладонь Анакина накрыла чужая, ободряюще пожимая. По связи с Оби-Ваном растеклись тепло и свет, прогоняя из разума задержавшиеся в нём тени. — Я же связал свою жизнь с твоей, — тихо, но твёрдо сказал Оби-Ван. — А это значит, что я самый отчаянный авантюрист во всей галактике. В груди Анакина расцвела неуёмная радость, чем украла воздух у него из лёгких. Он переплёл вместе их пальцы, поднёс соединённые руки к губам и благоговейно поцеловал Оби-Вану тыльную сторону ладони. Анакин посмотрел на родное лицо, и в груди его стало тесно от любви, которая пыталась в ней уместиться. — Связал, говоришь? — сказал Анакин, ничуть не стыдясь дрожи в голосе. — Звучит серьёзно. Точно будет длиться долго. Оби-Ван кивнул, и его серьёзное выражение лица шло вразрез с ласковыми искрами веселья у него в глазах. — Боюсь, что так, — сказал он. — Как говорится, теперь ты от меня уже никуда не денешься. От значительности этого заявления — его абсолютной истинности — по-прежнему захватывало дух. Клятвами они не обменивались и официальных заявлений не делали, но Анакин не нуждался ни в том, ни в другом. Они с Оби-Ваном принадлежали друг другу. Эта истина была вписана в самую основу его существа с отражением в Силе. Даже Совет сознавал, насколько глубока их связь. Отношения между ними, конечно, не одобряли, но на них с готовностью закрывали глаза. Пока они проявляли осмотрительность и не давали чувствам встревать в исполнение обязанностей. Анакина этот компромисс устраивал. Пусть даже на уступку явно пошли только ради Оби-Вана. И потому, что Орден всё ещё приходил в себя после козней Палпатина. Анакин ещё раз поцеловал Оби-Вану руку, а потом отпустил её, перехватил его взгляд своим. — Здорово звучит. Хоть и не очень-то романтично. Оби-Ван погладил его по лицу неторопливым ласкающим жестом. — После всего, через что нам пришлось пройти, мы это заслужили, — сказал он, а потом убрал руку. На губах его играла бесконечно нежная улыбка. — Я люблю тебя, Анакин, — тихо добавил он. Анакин расплылся в счастливой улыбке, и к груди его подкатила волна тепла и света. Слышать от Оби-Вана эти слова ему уж точно никогда не надоест. Пусть повторяет их хоть каждый день до конца жизни, Анакин всё равно будет летать от счастья, как и в самый первый раз. Хотя вряд ли такое ему грозило. Как ни удивительно, Оби-Ван охотнее — и гораздо чаще — выражал любовь прикосновениями, чем словами. — Уже… Чуть лучше, — лукаво ответил Анакин и преувеличенно пренебрежительно помахал правой рукой. — Но от великого Переговорщика всё ещё ждёшь большего. Парочку комплиментов бы ввернул, что ли. О моих глазах или там обаянии. Оби-Ван весело хмыкнул, сильнее потянул его за прядь. — Ты иногда так действуешь на нервы. Анакин посмотрел на него без малейшего раскаяния в глазах, и губы его изогнула самодовольная ухмылка. — И всё-таки ты меня любишь, сам так сказал. — Выходит, у меня сомнительный вкус, — отозвался Оби-Ван, и глаза его лучились весельем. — И чрезвычайно много терпения. Смешок Анакина перетёк в глубокий вздох чистейшего удовлетворения, когда Оби-Ван снова принялся поглаживать его по волосам, нежно и неторопливо. Умиротворяюще. То ли из-за этого места, уединённого и идиллического, то ли из-за ликования, струящегося по венам, но в душе у Анакина воцарился покой. Притих даже его непокорный разум, и лишь одна только мысль упрямо не желала сдавать свои позиции. — Как долго? — выпалил он вдруг, проговаривая наконец вопрос, который уже довольно давно висел на задворках его сознания. Последние несколько лет даже. — Ты бы уточнил, что имеешь в виду. — Выражение лица у Оби-Вана застыло в идеальном равновесии между интересом и снисходительностью. — Если ждёшь удовлетворительного ответа. Анакин сознавал, что нервно сглатывает, а сердце его бешено колотится в груди, но всё равно полез вперёд. — Когда ты понял, что влюбился в меня? Оби-Ван моргнул, перестал поглаживать Анакина по волосам. — Любопытный вопрос, — осторожно ответил он. — С чего вдруг тебе захотелось это узнать? Анакин приподнялся. На мгновение стало жалко терять нежные прикосновения, и он изо всех сил постарался потушить искру досады, которую Оби-Ван зажёг у него в груди своей попыткой увильнуть от ответа. Анакин любил его больше, чем собственную душу. Но это отнюдь не значило, что Оби-Ван утратил способность всего парой слов вывести его из себя. — Как по мне, вопрос очень даже прямой, — отозвался Анакин, проводя рукой, затянутой в перчатку, по густой траве. Ту всю испещряли маленькие фиолетовые цветы. Запах от них шёл лёгкий и приятный. Анакин сорвал один и с мгновение изучал его, после чего воззрился на Оби-Вана немигающим взглядом. — Скажем так, мне интересно. — Да что ты? Анакин посмотрел на Оби-Вана с прищуром. — Прямого ответа мне не дождаться, да? — Не я заговорил об этом первый, — спокойно напомнил ему Оби-Ван. — Помни об этом, куда бы ни зашёл этот разговор. Анакин открыл было рот, потом со щелчком его захлопнул. Он отвёл взгляд в сторону и глубоко вздохнул, выпустил так большую часть нетерпения и раздражения, которые зудели у него под кожей. Споры с Оби-Ваном редко его радовали своими результатами. Чаще всего всё заканчивалось тем, что Анакин уходил прочь, лопаясь от злости, но не давая ей выход. Если он хочет добиться от Оби-Вана однозначного ответа, нужно применить другую, не столь прямолинейную тактику. — Лично мне было шестнадцать, — тихо сказал Анакин. Он потёр между пальцами фиолетовые лепестки, хмуро глядя на почти прозрачное пятно, оставленное ими на кожаной перчатке. Он отбросил цветок в сторону, взглянул на Оби-Вана краем глаза. — Когда я убедился на все сто процентов. Оби-Ван отлично скрывал свои эмоции, но Анакин всё равно не пропустил проблеск вины в той тени, которая на секунду мелькнула в серых глазах. Вздохнув, Анакин снова отвёл взгляд. В какой-то мере он смирился с тем, что частью души Оби-Ван будет вечно цепляться за эту — невероятно нелепую, на скромный взгляд Анакина — идею о том, что полюбив, став его любовником, Оби-Ван отчего-то его подвёл. Будто у Оби-Вана нашёлся бы для него дар драгоценнее любви. Анакин прижал колено к груди и облокотился на него. Уставился невидящим взглядом в пространство, затерявшись в воспоминаниях о том судьбоносном задании. — Нас тогда отправили на дипломатическое задание. Ты должен был служить посредником между двумя претендентами на трон, — продолжил Анакин, расценив молчание Оби-Вана как приглашение. — Я уже и не помню, как называлась та планета. А вот что он помнил, да ещё и с идеальной ясностью, так это младшую сестру одного из претендентов: красивую, решительную, умную, красноречивую. Даже сейчас Анакин помнил, как впивался тогда ногтями в ладони, когда наблюдал, как она разговаривает с Оби-Ваном. Помнил бурю гнева и ревности, раздирающую его изнутри, и как он с отчаянным усилием пытался её удержать за крепко стиснутыми зубами. Помнил желание встать между ними каждый раз, когда те оказывались рядом друг с другом. Помнил яростное, непоколебимое убеждение, что Оби-Ван принадлежит ему. Только ему одному. — Оссуф, — подсказал Оби-Ван. — Нелёгкое задание тогда нам попалось. Оба кандидата нашли чем подкрепить свои притязания и с великим трудом шли на уступки. Я боялся, что не удастся избежать гражданской войны. — На секунду повисло молчание, а потом Оби-Ван продолжил: — От твоего поведения лучше не становилось. Совсем наоборот. Ничуть не пристыженный, Анакин повернулся, встретился с многозначительным взглядом Оби-Вана. — Странно, что ты вообще обращал на меня внимание. — Он помедлил, и к горлу снова подкатил комок от одного воспоминания о той застарелой обиде и ярости. Анакин проглотил его, с вызовом поднял одну бровь. — Учитывая, как много ты флиртовал с сестрой герцога. Явно не веря своим ушам, Оби-Ван на секунду вперил в него изумлённый взгляд. — Ты же всё задание дулся и перечил мне, точно юнлинг. Конечно, я обратил внимание. — Меж бровей у него залегла морщинка, губы раздражённо поджались. — И вовсе не флиртовал я с ней. Да и с кем-либо ещё. У меня имелись дела поважнее. Например, как не дать пролиться крови. Анакин хмыкнул, досадливо глядя на Оби-Вана. — Было время, когда ты флиртовал со всеми. С Вентресс в том числе. Когда та из кожи вон лезла, только бы тебя убить. Порой Оби-Ван флиртовал даже сейчас, и хотя Анакину это претило — и будет претить всегда, о чём он неустанно напоминал — флирт этот уже не доводил его до белого каления. Он перестал сомневаться в своём месте в сердце Оби-Вана и его жизни, и эта убеждённость смягчила Анакину нрав, развеяла его неуверенность в себе и укротила ревнивую натуру. Ну, до известной степени. С которой, как говорил Оби-Ван, уже можно было примириться. Явно задетый, Оби-Ван выпрямился. — Ничего подоб… — он вдруг осёкся. А потом склонил голову набок, внимательно вгляделся в Анакина. — Так ты поэтому так отвратительно себя вёл? Потому что… Ревновал к ней? Анакин отвернулся, отголоски этих стародавних обид так и теснились у него в груди. Он сглотнул комок в горле, ощутил на языке гнев и смятение. Боль, пробирающую до самых костей. По-прежнему избегая смотреть Оби-Вану в глаза, Анакин опёрся подбородком о предплечье. Он вдруг занервничал и засмущался, чувствуя, как неистово колотится сердце, но не смог бы удержать следующие слова на языке, даже если бы захотел. — Я ненавидел её за то, что она крала твоё внимание. За то, что с ней ты улыбался и смеялся. Хотелось оттащить тебя прочь каждый раз, когда ты приближался к ней. И держать от неё подальше, — тихо сказал он. Чувства Оби-Вана оставались загадкой, уж слишком плотные тот выставил щиты. Самые плотные за последние несколько лет. Пальцы Анакина свернулись в кулаки, но он заставил себя расслабиться. Глубоко вздохнул. Необузданный зверь у него в душе оставался жив, хотя и находился в спячке. От его цепких теней, ярости и ненасытной жажды ему не избавиться уже никогда. Зато теперь он знал, что того нельзя оставлять на свободе и без присмотра. — Но всё же я не понимал до конца, почему свирепел каждый раз, стоило тебе хоть взглянуть на неё. Я понял это потом. Оби-Ван помедлил, а потом заговорил снова: — Когда? Уголки губ у Анакина поползли вверх, когда он расслышал в голосе Оби-Вана едва различимые нотки любопытства. Пусть тому и было от его признания несколько не по себе, интерес его угас явно не совсем. В конце концов, это же человек, который захотел изучить червя-паразита, превращающего своих жертв в безмозглых рабов для геонозианской королевы. А потом ещё жаловался целую неделю, когда Анакин поступил разумно и раздавил отвратительную тварь. Анакин повернулся, поймал взгляд Оби-Вана своим и задержал его на себе. — Помнишь, как мы летели домой? Задумавшись, Оби-Ван нахмурился. Мгновение спустя его выражение сменилось на позабавленное. — Конечно, помню. Как не помнить, когда я чуть было не погиб бесславной смертью, — сказал он. — Но ты меня спас. Воцарилось молчание, которое всё тянулось и тянулось, пока Анакин вдруг не нарушил его, удивлённо охнув, когда чужие щиты внезапно ослабли, и он на секунду прикрыл глаза, уловив на задворках собственного сознания ещё одно — уравновешенное и успокаивающее. Следующий выдох выразил его облегчение и удовольствие в равной мере. — В первый раз, — продолжил Оби-Ван, и взгляд его лучился нежностью и гордостью. Невзирая на досадливо изогнутые губы. — Но уж точно не в последний. Сам же Анакин помнил тот несчастный случай очень смутно: разрозненные воспоминания преломлялись сквозь призму острейшего, ледяного ужаса и непреклонной решимости. Он помнил лишь взрыв в ангаре, пробивший корпус корабля, отчего вдруг резко упало давление, и как сгибалась под пальцами сталь от его отчаянной хватки. Помнил застывшее от шока лицо Оби-Вана, когда тот завис между Анакином, поймавшим его Силой, и бескрайним простором космоса. Помнил, как невыносимо медленно — дюйм за дюймом — одержал победу, вытащил Оби-Вана обратно в безопасное место. Обратно к себе. — Ты обнял меня. Позже, — тихо сказал Анакин. Он окинул Оби-Вана долгим взглядом, по губам его скользнула тень улыбки. — До этого ты меня никогда не обнимал. Не то чтобы он предоставил Оби-Вану выбор. Когда удалось наконец заделать брешь в ангаре, Анакин, дрожа в равной степени от страха и облегчения, бросился Оби-Вану на шею, не собираясь вообще никогда отпускать. Когда тот прижал его к себе, шепча нежные слова похвалы и утешения, Анакин осознал — с железной уверенностью — что он наконец-то нашёл своё место: в безопасных и тёплых объятиях Оби-Вана. — Вот тогда я и понял. Оби-Ван с минуту задумчиво на него смотрел. А потом вздохнул, и от этого тихого звука в груди Анакина заныло от всплеска былой тоски. Оби-Ван потёр лоб, и плечи его выдали напряжение, не отражавшееся на лице. — Помнишь первую битву за Салласт? Анакин кивнул, и улыбка его померкла, сменившись хмурым выражением. — Помню. Пусть даже сам я в ней не участвовал. Всю войну Анакина и его 501-й легион регулярно отправляли на задания с Оби-Ваном и его 212-м. И всё-таки имелось существенное различие между «регулярно» и «всегда». Это различие Анакин научился ненавидеть ещё в самом начале войны. И первая битва за Салласт эту ненависть не приуменьшила. А совсем наоборот. На словах прорвать сепаратистскую блокаду Салласта не представляло никакого труда. На деле же одержать победу получилось лишь три месяца спустя, когда на помощь Оби-Вану пришёл Ки-Ади Мунди со своим легионом. И всё это время Анакин торчал на другом конце галактики, сражаясь в собственных битвах, страстно желая снова увидеть Оби-Вана во плоти и прикоснуться к нему, усмирить тревогу и страх, которые подтачивали его истончающийся самоконтроль. Оби-Ван потемнел лицом. — Тогда мне не надо тебе напоминать, какой катастрофой обернулась битва. Слишком многих хороших бойцов я там потерял. — Оби-Ван отвёл взгляд в сторону, губы его сложились в тонкую линию. — Когда всё закончилось, Мейс поздравил нас с Ки-Аби с нелегко доставшейся победой. — Оби-Ван невесело хохотнул и поднялся на ноги. Анакин смотрел, как тот прошёл два шага и остановился. Плечи у Оби-Вана напряглись, когда не свойственный ему гнев заструился по всему его телу, точно прикосновение морозца в тёплый солнечный денёк. — Ну, вы же и впрямь победили, — подметил Анакин. Оби-Ван обернулся на него через плечо. — Там не столько мы победили, сколько сепаратисты предпочли проиграть. Примерно так я и написал в своём отчёте. — Анакин уловил в серых глазах вспышку гадливости, а потом Оби-Ван повернул голову обратно. — Учитывая новые знания про войну, тогда мы сражались только затем, чтобы создать анти-джедайские настроения, которые начали распространяться после этой… победы, — последнее слово Оби-Ван практически выплюнул. В груди у Анакина всколыхнулся ответный всплеск гнева. В отличие от острой ледяной ярости, исходящей от Оби-Вана, злость Анакина горела диким огнём, точно лава. Однако же теперь обуздывать пламя гнева, пока то не стихало до тлеющих угольков, а потом и вовсе исчезало бесследно, было не в пример проще. Анакин поднялся на ноги, подошёл к Оби-Вану и обнял его со спины за талию. — Плохой пример подаёшь, всё цепляясь за свой гнев, — поддразнил Анакин, вжимаясь лицом Оби-Вану в макушку. — Повезло тебе, что я гораздо снисходительнее своего бывшего учителя, не то получил бы сейчас в награду целую лекцию вместо объятия. — Твой бывший учитель слепой дурак. — Ну, дураком бы я его не назвал… — с нарочитой несерьёзностью поправил его Анакин. Когда же в ответ получил лишь ещё один горький смешок, он прильнул головой к Оби-Вану, покрепче обнял того за пояс. — Я серьёзно. Ублюдок же всех обвёл вокруг пальца. Магистра Йоду в том числе. — Анакин помедлил, поцеловал Оби-Вана в висок. — Знаешь ведь, что я прав. Оби-Ван фыркнул, что для него было совсем не солидно. — Ты же вечно так считаешь, — сухо заметил он. Но он заметно расслабился и увереннее откинулся Анакину на грудь, когда Сила вокруг вновь полилась привычно спокойным потоком. — Но на этот раз я с тобой согласен. Барахтаться в прошлом бессмысленно и деструктивно. — Он протянул руку и положил её на ладонь Анакина, затянутую в перчатку. — Настоящее же гораздо приятнее. — Это уж точно, — согласился Анакин. Он прикрыл глаза и тягуче вздохнул, и в этот миг исчезли последние угольки его гнева, ещё дотлевавшие у него в груди. Следующий вздох вышел легче, отраднее, радость приливом поднялась внутри. Он открыл глаза и спрятал улыбку у Оби-Вана в волосах. — А теперь скажи: тяжело было признать, что я прав? Оби-Ван вытянул шею, припечатал Анакина взглядом. — Неимоверно, — ответил он, а потом повернул голову обратно. И всё же Анакин успел уловить намёк на улыбку в уголке его губ. — Ну, хотя бы честно, — сказал Анакин, переплетая пальцы Оби-Вана со своими. Он довольно вздохнул, ещё одним невесомым поцелуем поцеловал Оби-Вана в висок. — Теперь расскажи мне, что было дальше. — Дальше? — Вот только не надо применять эту тактику со мной, я чересчур хорошо тебя знаю, — попенял ему Анакин, стоически стараясь не возводить глаза к небу. — Ты же не просто так мне напомнил о той битве за Салласт. Явно ведь хотел добавить что-то ещё. — Что тут скажешь, — весело откликнулся Оби-Ван. — Сегодня ты до ужаса проницателен. — А ты всё увиливаешь от ответа. И весьма посредственно. Прошло мгновение, потом ещё одно. Анакин сглотнул, и в воцарившейся тишине барабанная дробь его сердца звучала особенно оглушительно. Он знал — чувствовал это нутром — что именно Оби-Ван собирался ему сказать. И всё же. Хотелось услышать эти слова. Чрезвычайно. Чтобы успокоить неуёмную и ненасытную часть своей души, которая порой не давала ему заснуть, когда он прислушивался к тихому дыханию Оби-Вана рядом с собой, испытывая и благоговение, и страх в одно и то же время. Оби-Ван высвободил пальцы и шагнул вперёд, где его уже нельзя было коснуться. Анакин неотрывно смотрел ему в спину, и внутри у него скапливалось нечто холодное и тяжёлое. — Ты должен понять, что Храм для меня всегда оставался родным очагом. Другого дома я никогда не знал, — тихо произнёс Оби-Ван. Он медленно повернулся, устремил на Анакина пристальный взгляд. — В отличие от тебя. Спорить Анакин не стал. Да и не хотел. Когда он думал о родном очаге, на ум приходили ласковые глаза и нежные руки. Тепло, любовь, добрые слова. Пусть даже это место осталось лишь только у него в воспоминаниях. Потому что для него родной очаг всегда значил вовсе не место. — Я пытался. Правда, пытался относиться к Храму как ты, — признал Анакин, в беспомощном жесте разводя руки в стороны, но головы при этом не опуская. — Но так и не смог. На лицо Оби-Вана набежала тень. Он провёл пальцами по лицу, протяжно и тяжело вздохнул. — Мне кажется, я знал с самого начала, — сказал он. — Но принял как данность лишь годы спустя. И только после Салласта я осознал, что же это значит на самом деле. Анакин внимательно всмотрелся в него. Не смог бы отвести взгляд, даже если бы захотел. — Что там случилось? Уголки губ Оби-Вана приподнялись, сложились в едва заметную улыбку. — Ничего такого, я тебя уверяю. Просто… — Оби-Ван осёкся, по лицу его промелькнуло непонятное выражение. — Понял кое-что. — Я знаю, ты привык к переговорам, которые длятся несколько недель, — сказал Анакин, нацеливаясь на лёгкую пикировку и промахиваясь на несколько парсеков. Он сглотнул комок в горле и скрестил руки на груди, обвёл Оби-Вана недовольным взглядом. — Но у нас в запасе нет нескольких недель. Через три дня нас ждут в Храме. Уголки губ Оби-Вана тронула тень усмешки, глаза его озорно заблестели. Анакин мысленно застонал, молча проклиная себя. Невзирая на все свои нравоучения, Оби-Ван мог тоже идти наперекор, если дать ему правильный стимул. Что Анакин ему сейчас и… предоставил. Оби-Ван на секунду отвёл взгляд, и Анакин стиснул зубы от досады. Он годами гадал, когда же чувства Оби-Вана сменились с платонических на романтические. И ждать ещё ему не хотелось. Только не теперь, когда он наконец-то набрался решимости поинтересоваться. Ему просто хотелось получить ответ. — Когда битва за Салласт наконец-то завершилась, — начал Оби-Ван, и глаза у Анакина удивлённо округлились. Уж чего-чего… А прямого ответа он уж точно не ожидал услышать. Оби-Ван обвёл его проницательным взглядом, но потом выражение его лица смягчилось, и эта выводящая из себя ухмылка превратилась в почти задумчивую улыбку. — Мейс дал нам новые задания. В отличие от Ки-Ади, которого перебросили на Дорин, мне разрешили вернуться на Корусант. К родному очагу. Вот только… — Оби-Ван умолк, но по-прежнему не отрывал от него пристального взгляда. Анакин залился краской, сердце его на секунду сбилось с ритма. Взгляд Оби-Вана поистине припечатал его к земле и ощущался почти как физическое прикосновение. — Родным очагом был уже не Храм, — продолжил Оби-Ван. — Ведь в нём не было тебя. Анакин прерывисто вздохнул, кровь ревела у него в ушах. Оби-Ван был родным очагом для него уже много лет, но он никогда не осмеливался даже мечтать, что будет значить для бывшего учителя ровно то же самое. — Ого, — сумел Анакин выдавить сквозь плотно сомкнутое горло. — Вот и я отреагировал примерно так же, — сказал Оби-Ван. — Разве что голову потерял чуть больше. Анакин нахмурился, собирая мысли в кучу. — Ты же никогда не теряешь головы. Творишь безрассудные глупости, а потом делаешь вид, будто с самого начала следовал продуманному плану, но голова всегда остаётся у тебя на плечах. Губы Оби-Вана скривила усмешка, но до глаз она не дошла, взгляд остался серьёзным, внимательным. — После нескольких месяцев бессмысленных смертей и победы, казавшейся пустой и нелогичной, меня мотало из стороны в сторону, я во всём сомневался и спрашивал себя, какова наша роль в этой войне. Возвращение на Корусант означало не только передышку. А скорее… Не то чтобы необходимость, но довольно близко к ней. — Оби-Ван провёл ладонью по волосам, улыбка его поблекла, а потом исчезла совсем. — Но облегчение… Чистая радость от того, что я вернулся в Храм, побледнели в сравнении с тем, что я испытал, когда узнал, что ты уже дома. И я наконец-то тебя увижу. Свои секреты Анакин берёг всегда лишь только из-за страха. Страха осуждения, потери, наказания. Но Оби-Ван, вопреки своим лёгким улыбкам и непринуждённому обаянию, был от природы замкнутым человеком. Оттого, что он оказался почти без щитов, уязвимым и незащищённым, грудь Анакину стиснул отголосок вины. Однако куда большую часть его души снедала лишь глубокая и ужасающая страсть. Хотелось выведать все секреты Оби-Вана до единого. Хотелось узнать все оставшиеся закоулки его души. — Вот когда я понял, — тихо сказал Оби-Ван. Анакин едва не ляпнул ещё одно «ого», но вовремя оборвал себя. — Ты ничего мне не говорил, — произнёс он вместо этого, и шаблонная фраза еле-еле сползла с его губ. Голову ему будто бы набили и ватой, и статическими помехами в одно и то же время. — Помалкивал целый год. Едва заметно улыбаясь, Оби-Ван слегка повёл плечом. — Сказал ведь уже. Я потерял голову. Анакин прикрыл глаза. На одно сюрреалистичное мгновение он вновь возвратился на тот безымянный спутник, где его окружали лишь грязь и дым, да отдалённые звуки битвы. Он почти ощутил слабое жжение от бластерного ожога в боку, пусть даже его почти полностью затмевало успокаивающее прикосновение уверенных рук, втирающих в рану бакту. И он увидел Оби-Вана: переливы эмоций на его обычно спокойном лице, и как оно всё приближалось и приближалось, пока между ними и вовсе не осталось места, и вся галактика сузилась лишь до губ Оби-Вана на его губах. Анакин резко выдохнул, выдернул мысли из прошлого в настоящее. Он распахнул глаза, чувствуя, как покалывает губы от воспоминания об их первом поцелуе, и обнаружил, что Оби-Ван озадаченно смотрит на него. — Ты когда-нибудь сожалел? О нас с тобой? — выпалил Анакин, не подумав как следует. За бешеным стуком собственного сердца он едва расслышал свои слова, а в горле пересохло, как в Юндлендской пустоши. «Вдруг ты оставишь меня когда-нибудь?» — даже не произнесённые вслух, слова эхом отозвались в наступившей тишине так же громко и ясно, будто Анакин крикнул во всю силу лёгких. Оби-Ван смотрел на него безрадостным взглядом, меж бровей у него залегла глубокая складка. — Анакин, — сказал он тихим голосом, обременённым пучиной эмоций. — Ну конечно же ты знаешь ответ. — Лицо его омрачилось, складка между бровями стала ещё глубже. — Неужели ты до сих пор сомневаешься? — Я… — голос Анакина сорвался, а горло обжёг горячий и тяжёлый комок. Ответ он знал. По словам Оби-Вана и взглядам. Прикосновениям и улыбкам. Как не знать. Вот только уверенности хватало не всегда. — О, Анакин, — выдохнул Оби-Ван — тихо и ласково, и вместе с тем невыносимо печально. Секунду спустя он приблизился, и в чертах его лица отпечаталась стальная решимость. С бесконечной нежностью он взял лицо Анакина в ладони. — Тебе в моих сожалениях места нет, — проговорил он тихо, но с непоколебимой твёрдостью. Он притянул Анакина к себе, поцеловал его в лоб и обе щёки. Каждый поцелуй получился невесомым, кратким, но пронизанным обещанием. Анакин задрожал, когда его ладони опустились Оби-Вану на спину и крепко за него ухватились. Он вгляделся в серые глаза, чувствуя, как его удерживают на месте даже не руки Оби-Вана, а нечто, укоренившееся глубоко в душе. — Ты моё сердце и мой родной очаг, Анакин, — продолжил Оби-Ван, и глаза его горели внутренним огнём. Они настолько приблизились друг к другу, что дыхание их смешалось. — Куда бы ты ни пошёл, я последую за тобой. Анакин сдавленно охнул, впился пальцами в одежду Оби-Вана и плоть под ней. Он испытывал и спокойствие, и смятение одновременно: будто стоял в центре бури и при этом сам был ею. Медленно, неторопливо, будто делал это впервые, Оби-Ван наклонился и накрыл его губы своими. И так же, как и в самый первый раз, Анакин прикрыл глаза, когда подался навстречу, и вся реальность сузилась лишь до губ Оби-Вана на его губах. В отличие от первого поцелуя — робкого, неловкого, окрашенного сомнениями, с привкусом страха и облегчения в равной мере — этот поцелуй вышел смелым, уверенным, заявляющим о своих правах. «Я принадлежу тебе», — говорил он. А ещё: «Ты принадлежишь мне». Когда Оби-Ван отстранился, Анакин, по-прежнему не открывая глаз, тихо, но требовательно застонал, чего устыдился бы, чувствуй он что-нибудь ещё, кроме чистейшего, сконцентрированного блаженства. Оби-Ван всё так же обнимал его лицо ладонями, поглаживая щёки подушечками пальцев. Медленно, как бы нехотя Анакин приоткрыл глаза, встретился с Оби-Ваном взглядом: пронзительным, сфокусированным, неотрывным. Анакин улыбнулся, широко и раскрепощённо, и Сила вокруг засияла, отражая его радость. — Такое чувство, будто мы только что поженились. Оби-Ван улыбнулся: тёплой, ласковой, весёлой улыбкой, но глаза его остались серьёзными. — Мы же всегда поступали по-своему. Вот и со свадьбой так же. Сердце Анакина замерло на мгновение, а после неистово, неудержимо заколотилось вновь. — Шутишь же, да? — сказал он надтреснутым голосом, и в Силу вокруг заструились надежда и недоверие. — Это же шутка. — Зависит от тебя, — ответил Оби-Ван спокойно и собранно. И предельно, смертельно серьёзно. — Как тебе захочется к этому отнестись. Анакин раскрыл было рот. Снова его закрыл. С мгновение пытался взять себя в руки. Найти в себе силы заговорить. А потом дал себе ещё одну минутку. Просто на всякий случай. — Ты что, предложил мне сейчас руку и сердце? — спросил он и сам подивился, насколько ровно прозвучал его голос, когда он чувствовал себя так, будто вот-вот выпрыгнет из собственного тела. — На полном серьёзе? — Пока мы остаёмся в Ордене, официальную церемонию я предложить не смогу, — отозвался Оби-Ван, по-прежнему глядя ему в глаза. — Но как по мне, мы с тобой одно целое. Анакин прерывисто втянул в себя воздух. Задержал его в лёгких на одно долгое мгновение. Ничего не случилось. Галактика не схлопнулась. Земля не разверзлась у него под ногами. И Оби-Ван остался в кольце его рук тёплым, надёжным, настоящим. Он всё так же нежно держал лицо Анакина в ладонях и терпеливо ждал от него ответа. Анакин медленно выдохнул и смерил Оби-Вана многозначительным взглядом. — Ну так что, муженёк, — начал он, с нескрываемым торжеством смакуя слово на языке. С чувством, что грудь его того и гляди лопнет от радости, нараставшей внутри. — Когда ты сказал, что последуешь за мной куда угодно… Оби-Ван моргнул, а потом нахмурился, когда настигшее его осознание отразилось у него на лице. — Я говорил серьёзно, — без малейшего колебания ответил он. Анакин спрятал улыбку у него в волосах. Выждал немного. — Правда, я надеюсь, что ты имел в виду вовсе не эту необитаемую луну. Анакин засмеялся: громко, заливисто, безгранично счастливо. А потом опрокинул Оби-Вана на мягкую траву. Возможно, тот прав, и эта луна — не лучшее место, чтобы прожить на ней до конца своих дней. А вот для брачной ночи она вполне себе сгодится.