Зимняя сакура

За распахнутыми седзи цвела сакура. Ветерок срывал розовые лепестки, и те спадали вниз, касаясь земли и воды, что текла бурным потоком вниз по реке, унося с собой попадающие на нее прекрасные цветы. Солнце висело высоко в голубом небе, грея воду, деревянные крыши домов, людей, да и всё остальное, находящиеся на большой земле Японии. Странного цвета, такого же, как и у спадающих с деревьев цветов сакуры, глаза смотрели вперед на хорошо оформленный сад, иногда встречающихся птичек, а также молодую матушку, что с заботой поливала белые лилии, растущие на одной из клумб. Ее черные, как и у дочери, волосы, были заплетены в косу, очень тугую, из которой ни один волосок не мог сбежать на волю. Дочь была очень похожа на нее, словно была ее отражением в зеркале, и только рост и возраст отличали их от однояйцевых близнецов. Девчушка поправила свои короткие волосы, сидя на энгаве и отдыхая от трудной работы по дому. Отец семейства Сояма недавно чем-то сильно заболел, поэтому помогать приходилось всем: даже малышку Эи не оставили без дела, попросив убрать весь дом. Ее старший братец Хакуджи, которому было всего лишь девять, уже ходил на подработку, таская с помощью сильных мышц и крепкого тела мешки торговцев на городском рынке, при этом зарабатывая свою монетку от начальства. Вся забота о семье легла на него, ведь другой опоры для семьи, кроме больного отца, у них не было, а девушки могли пойти работать лишь в публичный дом, чего никому не хотелось. — Матушка, тебе помочь? — Спрыгивая с деревянной поверхности на свежую и зеленеющую траву, поинтересовалась Эи, наконец отдохнув и перестав замечать усталость. Она быстро подбежала к матери, встав рядом с ней и с любопытством оглядывая ее лицо, на котором то и дело мелькала усталость. Наконец, Сэчико обратила на дочь внимание, переведя взгляд с прекрасных цветов на взъерошенные от ветра волосы дочери. — Не стоит: я уже закончила. Давай лучше поиграем в прятки? — Спросила брюнетка, поднимая свои уголки губ в улыбке, что так нравилась ее дочери. — Поиграем? О-о, давай! — Воодушевилась малышка, открывая еще шире свои розовые глаза от радости. — Тогда ты водишь! — Втянув свежий воздух, который пах сладким ароматом цветущей вишни и лилиями, Эи побежала за дом, ища место, где спрятаться. Эта игра была ее любимой, особенно когда с ней проводила время матушка. Становилось тепло на душе, когда та предлагала сыграть, отвлекаясь от своих рутинных обязанностей. День сменился вечером, а игра всё не прекращалась. Обеим нравилось проводить время за несложной игрой, втихую отлынивая от обязанностей. Мать с дочерью веселились, поэтому иногда со двора или темного уголка дома можно было услышать радостный хохот, который давал понять окружающей их природе, что обеим было приятно проводить вместе время.

***

Ее крепкий сон был прерван первыми лучами солнца, проходящими через седзи и светящие прямо на чуть загорелое лицо. Девочка поморщилась, отворачиваясь от них, шурша тканями, покрывавшими ее, и ненароком удивилась. «Почему футон такой мягкий?» — Подумала она и мгновенно распахнула розовые глаза. Сон как рукой сняло, а небольшой холодок страха прошелся по коже, вызывая мелкие мурашки. Достала руку из-под легкого одеяла, накрывающего ее, протёрла очи и быстрым движением вернула ее на место. Сонный взгляд упёрся в однотонные раздвижные двери-сёдзи, которые, должно быть, вели в коридор или же в другое помещение этого дома. В душу Эи закрался страх, который после начал распространяться по неподвижному телу, оставляя после себя дрожь. — «Где я?» Вопрос всё же не был озвучен, и девочка приподнялась, опираясь на тонкие, словно ветви, руки. Та распрямилась в полный рост, подмечая, что одета в другое кимоно голубоватого цвета, а не ее рабочее темно-серое. Затем встала босыми ногами на татами, покрывающие пол, помотала головой, пытаясь всё же узнать свое местонахождение, внимательным взглядом проходясь по предметам. Комната была не так уж и богато украшена: фусумы, сделанные из рисовой бумаги и досок, окружали ее с двух сторон; слева стоял деревянный шкаф (что было и правда роскошью в их-то время); маленький традиционный столик находился у стены, а рядом с ним была белая подушка. Так же, позади вытянувшейся во весь рост девушки, лежал футон, покрытый молочного цвета простынями, скомканным одеялом и небольшой подушкой. В груди вновь пронесся нешуточный страх, который был сильнее прежнего, и больше напоминал ужас. Все ее тело было напряжено, отчего дышать свежим утренним воздухом становилось трудно. Тяжелые вздохи доносились с тонких, чуть раскрытых губ, а сердце с шумом стучало в груди девушки; появился шум в ушах, но она не прекращала смотреть на закрытые седзи, за которыми начали раздаваться какие-то далекие звуки, которые с каждой секундой приближались к комнате. «Шаги!» — вскоре поняла Эи и отступила к седзи, ведущем на улицу, в страхе, но с неким любопытством наблюдая за седзи в ожидании, когда они, наконец, распахнутся и покажут жильца этого места. Солнце уже начало нежно припекать ее спину, что ничуть не вызывало дискомфорт, но наоборот: на душе становилось легче и теплее. Словно кто то родной стоит рядом, поддерживает в сложный момент и уговаривает не бояться. Она с необычным спокойствием приняла свою участь, чуть расслабляя тело, и, наконец услышав скрип сёдзи, всё же невольно вздрогнула. — Ты спишь? — немного уставший голос какого-то мужчины раздался из приоткрытой двери. Эи встала как вкопанная, не в силах пошевелить даже пальцем, перебирая в голове лучшие слова для ответа. Может, с ней хотят сделать страшные вещи? Убить, но зачем? Она замешкалась с ответом, и дверь приоткрылась. Черная, чуть с сединой, макушка мужчины выглянула, желая удостовериться, что со спящей девчушкой всё хорошо, и уходить, не разведав обстановку, по крайней мере на первый взгляд, он не намеревался. — Ой, — произнес он, случайно встретившись взглядом со стоящей девочкой в кимоно его дочери, и приподнял уголки губ в доброжелательной улыбке, стараясь донести до нее, что он не враг и причинить вреда не желает. Аккуратным движением полностью раскрыл сёдзи, желая войти и познакомиться. — Извини, я думал что ты спишь, раз не отвечаешь. — Ничего. — Ответила младшая Сояма, чуть засмущавшись своего сонного и немного неухоженного вида. Опустила вниз глаза, ковыряя пол ногой в чисто белом таби. — Где я нахожусь? — В моем поместье рядом с додзё Сорю, знаешь такое? — воодушевился мужчина, надеясь, что та в курсе дел и с ней можно поговорить на такую тему. Давненько он не встречал людей, которые знали о нем и могли поддержать разговор, поэтому, с каждой секундой молчания девочки, размышлявшей над ответом, надежда в его груди росла еще больше. — М-м. — Девочка медленно покачала головой, наконец давая отрицательный ответ. После она подняла свой взор на стоящего неподалеку собеседника, и, увидев написанное на лице разочарование и досаду, поспешила поскорее объясниться. — Я не местная… Мы с братом в городе всего несколько недель, и поэтому я не смогла разузнать побольше об этом месте побольше. — Верно. — подтвердил ее тихие слова он и улыбнулся, захотев поведать ей важную информацию. — Мне твой брат об этом рассказывал. — Он тоже здесь? — обрадовалась неожиданным словам Эи, распахнув в легком удивлении глаза, в которых словно находился букет из цветов сакуры, и улыбнулась, наконец решив стать более открытой к нему. На душе стало теплее, так как если братик здесь, то тот сможет защитить ее от всего, поэтому беспокоиться было не о чем — Эи это знала и принимала как должное, ведь в детстве матушка говорила ее брату, что он был следующим главой семьи, а значит должен защищать ее от всех опасностей, тогда как Эи она твердила помогать ему в трудных ситуациях, оставаясь опорой для старшего брата. — Да. — тихо произнес он, вспоминая с какими усилиями притащил сюда несносного мальчишку и заставил его сидеть с дочерью, и после секунды молчания продолжил. — Он сам попросил тебя принести сюда. — Понятно. — девчушка поверила мужчине на слово, улыбнувшись, и, прежде чем она продолжила свою речь о нем, ей задали вопрос: — Тебя же зовут Эи? Сколько тебе лет? — подходя к ней медленно, боясь еще раз напугать, подал голос хозяин поместья. — Тринадцать. — смотря в его коричневые глаза, ответила девочка и немного наклонила в бок голову, не понимая, зачем тот подходил. — Ого, выглядишь младше, моя дочь тоже твоего возраста! Кстати, ты более разговорчивая, чем твой брат, он даже не сказал свое имя! — разочаровано вздохнул мужчина, и девочка засмеялась от нелепости всей ситуации, представляя, каким злым был брат в тот момент и как глупо тот мог выглядеть, а после смех подхватил и мужчина, засмеявшись своим басистым голосом. Он успокоился быстрее и, тихонько дослушав радостный смех и присев вместе с девочкой на футон, он принялся рассказывать о своей прекрасной дочери Коюки, надеясь, что если он поведает немного информации о ее истории, то Эи захочет с ней дружить. — Ого, мне очень жаль. — в конце всей истории растрогалась она, чуть ли не плача. Его слова звучали так грустно в тишине комнаты, а история, которую он поведал, немного напоминала ее собственную, отчего на душе становилось больнее. — Такую сильную болезнь очень сложно вылечить, а вам еще сложнее. Мне так грустно от того, что у нее нет матери. — Ничего, мы уже привыкли. — тихо, словно шуршание листьев от ветра, ответил ей Кейзо, вновь натянув улыбку, в которой была еле заметна фальшь. Ему было больно от этого до сих пор: он не мог простить жену за то, что та бросила его и дочь, которой стало еще хуже после потери. Но показать свои эмоции слабо знакомой девочке он не желал, да и в принципе мир о них не должен был узнать, потому как не хотел показаться эгоистом. — А твоя семья где? — Наши родители мертвы. — прошептала она, а в воспоминаниях пронеслась улыбка матери, и девочка пустила первую слезу. — Наш отец заболел, а от него заразилась и матушка. — теперь та зарыдала в голос, садясь удобнее и прижимая колени к груди. Мужчина сначала удивился, но после, поняв всю ситуацию, крепко ее обнял, стараясь поддержать, не понаслышке зная, какого это, терять родного человека. Ее душу словно пронзили тысячи игл, доставляя невыносимую боль, ровно как и в тот момент, когда она узнала о ее смерти. Стоя на могиле матери она тоже плакала, чуть ли не задыхаясь от слез, однако в тот момент чувства ее были куда сильнее, чем сейчас. Спустя года они просто притупились. Недолго поплакав, Эи медленно отодвинулась от удивлённого ситуацией мужчины, и, вновь вернувшись в удобное сидячие на коленях положение и стерев рукавом остаток слез, продолжила: — Она вскоре умерла, и, чтобы оплатить лекарство для нас самих, нам пришлось продать поместье и переехать в маленький домик. — Ого… Сочувствую вашей потере. — дослушав до конца, перебил он, выразив соболезнования. — Спасибо. Денег не хватало, поэтому Хакуджи начал воровать, и отец из-за этого повесился. — Вновь зарыдала та. Ей редко кому можно было выразить истинные эмоции, а со смерти матери, можно сказать, некому. Отец был в очень плохом состоянии, и напрягать его своими переживаниями не хотелось, а брат не любил слабых, поэтому она боялась показать истинную натуру, переживая, что он перестанет ее любить. Глупо было так считать, но в сердце малышки всё же таился страх, из-за чего она не делилась своими чувствами, выражая эмоции только в отдаленных от людей местах, часто гуляя рядом с рисовыми полями или темными лесами. — Мне очень жаль, что с вами такое произошло. Вы же тогда были еще детьми. — искренне признался Кейзо, хотя ему было бы жаль любого с такой участью. Он понял бы их всех, даже воров, как ее брат. Так как на грани жизни и смерти у человека нет выбора, ему приходится красть, иногда избивать людей, в крайнем случае убивая. После он с грустью улыбнулся, нежно приобнял малышку и тихо, боясь нарушить спокойную атмосферу, сказал. — Не хочешь выпить чаю всем вместе? — Чай? — от упоминания напитка и мысли о возможной вкусной еде, что будет идти как десерт, живот девчушки заурчал, а лицо от стыда залилось румянцем. — Боже, простите, пожалуйста! — отодвинулась Эи, смущаясь. Та всегда боялась попасть в такие неловкие ситуации, а когда всё же попадала, издав неприличный звук или же сказав по случайности не те слова, в страхе и сильном смущении убегала плакать домой. Эи по своей натуре с самого начала была стеснительным ребенком и даже в возрасте тринадцати лет желала убежать от этих проблем. Поэтому сейчас она хотела встать с футона и выпрыгнуть за энгаву, но так она покажет себя в еще более дурном свете, тем более, что здесь находился старший брат, которого она оставить не сможет. Увидев милое стеснение девочки и продолжение урчания из живота, мужчина не смог сдержать добрый и громкий смех, отчего она передернулась, глядя на него встревожено, тянув руками на себя белое одеяло и прикрываясь. — Извините, пожалуйста! — выкрикнула свои извинения девчушка и тихонько захныкала от переизбытка разных чувств. — Подожди, не плачь! — заволновался мужчина, перестав смеяться наконец поняв, что ведет себя не очень красиво по отношению к ней. Приблизившись на несколько сантиметров к ней, он продолжил говорить. — Не переживай. Ничего страшного не случилось, это нормальная реакция организма на голод. — Правда? — спросила она, поднимая глаза полные слез и показывая покрасневшее личико, по которому уже стекало несколько соленых капель, попадая в приоткрытый из-за речи рот. — Конечно, а теперь вытирай слезы и пошли. Познакомлю тебя с Коюки. — опираясь на пол ладонями, он мигом встал с колен и предложил руку помощи девочке. Та сначала хотела отказать, но приняла и аккуратно поднялась с футона, после чего отпустила его погрубевшую от какой-то неизвестной ей работы руку. Они прошли по комнате к седзи, что от движения руки мужчины со стуком отворились, но обратно из никто не закрыл. Они не торопясь шли по коридору, каждый думая о своем и не обращая совсем внимание на рядом идущего. Девочка размышляла о его дочери, что, как и ее отец, была прикована к кровати, без возможности нормально жить. Хоть Эи и не была с ней знакома, всё же было жалко, очень. У Коюки нет возможности спокойно жить и путешествовать, как, например, у брата и сестры Сояма: постоянный кашель преследует ее, по словам Кейзо, с шести, поэтому и вздох свежего ночного воздуха был бы трудным для нее. Девчушка в душе очень надеялась, что сможет найти общий язык с этой девочкой, подружиться, помочь выздороветь и показать огромный мир. Мужчина, также спокойно, идя впереди девочки, раздумывал о том, смогут ли они жить вместе. Справятся ли дети, если попросить их ухаживать за дочуркой? Ответы ждали его лишь в будущем, ведь даже мудрец не смог бы предсказать то, что зависело лишь от сестры и брата семьи Сояма. Наконец, одинокое седзи предстало перед ними, и те отвлеклись от своих мыслей, остановившись. Эи глянула в коричневые глаза, не скрывая своих переживаний, на что мужчина, обошел ее и легонько положил на плечо руку, стараясь приободрить. Это подействовало быстро, и младшая Сояма подошла еще ближе, легким движением руки открыв седзи, освещая коридор легкими лучами солнца с улицы.