История о влюбленном графе.

Дверь в комнату открылась и внутрь прошел мужчина среднего возраста, одетый в смятую и испачканную жиром и маслом рубашку, поверх которой был надет передник, выглядивший не лучше, вместе с подносом, где стояли две бутылки старого бургундского вина. Он оставил их на столе и тут же поклонился, получив пару пистолей, затем выходя из помещения и оставляя в комнате, освещенную тусклой лампой и свечами, которые стояли на печи, двоих мужчин. Тот, чей взгляд был устремлен будто бы куда-то сквозь стену, молчал на протяжении уже получаса, пока второй, который, по сравнению с первым, выглядевшим чуть старше, чем он, выпил меньше, а потому выглядел более оживлённо. Однако он не смел отвлекать своего приятеля от раздумий, поэтому сидел так же молча, чтобы не разрушать ту тишину, которая повисла между ними. То была тишина не давящая, которая заставила бы напрячься и звенела бы в ушах, а в точности наоборот: каждый из мужчин был спокоен, расслаблен и явно удовлетворен присутствием своего товарища, хоть и оба не произносили ни слова. д'Артаньян — так звали выглядевшего менее опьяненного вином, которое оба дворяне пили — видел по глазам, что его приятеля будто что-то тревожило, оттого он смотрел на него, наблюдал за тем, изменится ли выражение лица, чтобы хотя бы предположить, о чём думал его друг. Однако мушкетёр — Атос — несмотря на весь выпивший алкоголь, всё так же отлично владел собой, как владел бы, если бы был абсолютно трезвым. Поэтому д'Артаньян, не выдержав, спросил: – Вас что-то тревожит, мой друг? Атос, выдернутый из своих мыслей, тут же поднял голову и обратил своё внимание на мужчину. – Ах, нет, мой дорогой, нет, – его губы будто бы тронула слабая улыбка, которая почти сразу же исчезла. Он снова замолк, но только на мгновение, затем продолжая: – Однако же, в последнее время мне не даёт покоя один вопрос. К сожалению, я не могу сообщить Вам об этом, дорогой д'Артаньян, но, возможно, когда-нибудь, Вы узнаете об этом. От меня, от кого-то другого или, быть может, сами — это неважно. – Вы же знаете, Атос, что если Вы доверите мне тайну, то она уйдёт со мной в могилу и, тысяча чертей, пронзите моё сердце шпагой собственноручно, если я лгу! – восклинул тот, заставляя своего товарища пустить тихий смешок. Любопытство не давало ему покоя, он хотел узнать, о чём именно так усердно думал его друг, и потому всячески пытался заверить его, что он может быть полностью открытым с ним и уверенным, что все его слова не покинут стены этой комнаты. А Атоса это забавляло. Он уважал д'Артаньяна, любил его ум, огонь, который горел в глазах молодого гасконца, когда он говорил, который жил глубоко в нём самом, и чувствовал, как внутри что-то будто бы оживлялось, когда в поле зрения попадал этот юный парнишка, приехавший два года назад в Париж. – Я знаю, мой дорогой д'Артаньян, знаю, – кивал он, пока рука тянулась к новой бутылке вина, – и безмерно благодарен Вам за это. Вы так же знаете, что я полностью Ваш, я предан Вам, д'Артаньян, ведь люблю Вас, дорогой друг, люблю. Произнеся «люблю», Атос тут же почувствовал, как внутри больно защемило, и нахмурился. Он видел, что юный друг заметил его искаженную гримасу и, чтобы избежать вопросов, налил ему вина, в своей привычной манере меняя (как показалось нашему молодому гасконцу) тему. – Та девушка, мой друг, – говорил мужчина, снова почувствов, как в груди что-то сжалось, – г-жа Бонасье, Вы действительно влюблены в неё? – Ах, дорогой Атос, – губы д'Артаньяна сразу же расплылись в улыбке при упоминании его возлюбленной, встречи с которой он хранил в памяти, как самое дорогое сокровище, которое у него только было, – дорогой Атос, да! Я люблю... Я влюблён, так влюблён, Вы не представляете, как сильно! Но почему же... Почему Вы спрашиваете? Он заметил, что его друг будто снова провалился в какой-то транс, уставившись куда-то в сторону, больше не смотря на него, д'Артаньяна, и снова погружаясь в свои мысли, однако он быстро пришёл в себя, возвращая взгляд на своего товарища. – Почему спрашиваю? – переспросил он и задумался опять, но только на пару мгновений, будто пытался придумать ответ, затем поднимая голову, чтобы взглянуть в глаза напротив, полные жизни и страсти. – Мне показалось, что вы сможете помочь моему другу... Да, моему другу, одному одинокому графу, с которым мне доводилось встретиться несколько раз накануне и который признался мне, что испытывает странные чувства. Знаете, возможно, я бы даже сказал, что он медленно сходит или уже сошел с ума! – рассмеялся Атос, делая несколько глотков прямо с бутылки, будто пил обычную воду, а не вино. – Сошёл с ума? О чём Вы, Атос? – спросил д'Артаньян, пока на его лице виднелось искреннее удивление и непонимание того, что хотел сказать его друг. А тот снова замолк — думал, что сказать и ответить юному мушкетёру, сидя так некоторое время, пока д'Артаньян даже не думал поторапливать своего товарища, прекрасно зная, что такие моменты были у друга, когда он был очень пьян. – Мы разговаривали с ним... Да, разговаривали одним вечером, и он сказал, что чувствует что-то, когда одна особая персона... Вы же понимаете, мой дорогой д'Артаньян, что этот человек очень важный и не потерпит сплетен, если Вы, конечно, понимаете, о чём я... – Конечно, Атос! – тут же воскликнул мужчина и взял чужую руку в свою, сжимая её, чтобы заверить друга в своих словах. – Эта история останется только между нами, клянусь честью! Он хотел умерить свое любопытство и боялся, что Атос замолчит или сменит тему, решив, что он, д'Артаньян, не надёжен и не будет способен сохранить этот разговор в тайне от чужих ушей. В то время как сам Атос едва ли мог отвести взгляда от своей руки, которая находилась в чужих — молодого гасконца, каждый раз оставлявший после себя в нём бурю разных эмоций, которые, к сожалению, мушкетёру приходилось сдерживать, чтобы никто не видел переменчивости его настроения при виде юного парнишки. – Я верю Вам, мой милый д'Артаньян, а потому продолжу! Так вот, когда особая персона... – продолжил Атос, так же чувствуя, что тот не отпустил его руки, что даже немного оживило его, – ...появляется в поле его зрения, он чувствует, что готов пойти на край света, конечно, если бы он был, ради этого человека, чтобы доказать свои чувства... Готов положить свою жизнь к ногам этой персоны, отдать своё сердце ради этого человека и стереть с лица земли каждого, кто тронет хоть волосок с головы той важной личности. Ну скажите, разве не безумец! Ну разве он не сумасшедший! – засмеялся мужчина так, что ему пришлось согнуться, так как от смеха, который показался д'Артаньяну странным, у него заболел живот. – Что Вы говорите, Атос! Вы, кажется, совершенно пьяны! – вдруг сказал гасконец и замолчал, будто бы думал о тех словах, которые ему сказал Атос. Тот стих тоже и лицо было его таким же спокойным, не выражавшим никаких эмоций, как раньше, как только нахлынувшая на него волна веселья утихла. д'Артаньян продолжил: – Ваш друг, тот самый граф, о котором Вы рассказали, мой дорогой Атос, по всей видимости влюблён! Да влюблён так сильно, что я даже могу понять его и посочувствовать, ведь мне очень знакомо это чувство! Мужчина, услышав слова своего приятеля, опёрся локтем о поверхность стола, сдвинув пустые бутылки в сторону, отчего некоторые даже упали на пол, разбившись вдребезги, и спрятал лицо в ладони, тяжело выдыхая. Ему будто бы возложили камень на плечи: он сгорбился, нахмурился и, кажется, был даже немного напряжён. – Каков глупец! – Вздохнул Атос с горечью. – Каков глупец он, этот граф! – Да почему же? – Спросил д'Артаньян и придвинулся на стуле к другу, выглядевший взволнованным, когда настроение мужчины внезапно ухудшилось. – Почему же? Он ведь влюблён, Атос, влюблён! А любовь – это... – ... лотерея, мой дорогой друг, – договорил за него мушкетёр. Гасконец явно хотел сказать не это, но прежде решил выслушать, пока тот продолжал: – Любовь — это игра, мой милый, любимый д'Артаньян, лотерея, где победелю достаётся смерть, а проигравшему — боль и горечь, – говорил Атос и, подняв голову, вдруг улыбнулся, выпуская свою руку из чужой хватки и поднимаясь со стула. д'Артаньян не мог понять, почему настроение его друга вдруг снова переменилось, и хотел было об этом спросить, но Атос, предугадав это, заговорил снова, чтобы избежать вопросов. – Я слишком пьян, дорогой друг, слишком пьян... Давайте же вернёмся к нашим друзьям! Они, должно быть, заждались нас. Идёмте, дорогой д'Артаньян, идёмте! И он вышел из комнаты, так и не дав возможности молодому гасконцу сказать и слова.