En ny smerte

      Насколько странным может быть ощущение боли? Есть разная боль: по силе, по виду, по причине возникновения, по продолжительности. Есть моральная боль, а есть физическая. Иногда получается душевные страдания заглушить физическими. Но потом это становится привычкой, данностью, обыденностью. Кровоточащие порезы не отвлекают, кислота в ранах или соль — тоже, они просто есть. И жгучая боль просто есть. Но в этой панике сознания всё равно находится место для раздумий над тем, что заставило опуститься до нанесения себе вреда. Причина?       — Что было сегодня?       — Сегодня я снова возненавидел себя.       — Да, но что произошло? Не было ошибок, ругани, никто не делал вид, что тебя не существует. Сегодня всё было хорошо, почему ты опять взялся за нож?!       — Я снова возненавидел себя.       — Но какая была причина?! Что стало побуждением для ненависти?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Что?!       — Не знаю. Мне слишком хорошо.       — И поэтому ты себя ненавидишь? Поэтому делаешь себе плохо? Хоть когда-то ты должен отдыхать от разочарования, одиночества, слëз. От всего, что составляет твой привычный жизненный уклад.       — Когда-то. Но я не заслужил этого.       — Кто сказал?! И кто тогда заслуживает? Назови хоть одного человека, который заслуживает счастья и назови ваши отличия! И длина волос не считается, урод ты тупой!       И каждый раз, каждый день этот диалог прерывается на вопросе о том, кто достоин счастья, кто стоит покоя, кто заставляет меня думать, что я хуже всех, что я ничего не заслуживаю и даже смерть мне не улыбается, ведь смерть — это награда за пройденный тяжёлый путь, а я ничего не делаю и страдаю недостаточно хорошо. Отражение не может за мной последовать, поэтому я спокойно бью кулаком в стену, заканчивая выбитые суставы, и шагаю в комнату, прихватив по пути таблетки кофеина, который придётся снова «варить» и вводить внутривенно.       Боль должна мне помочь. Не так важно, какой у неё вид. Главное — отношение к ней…

𖤐𖤐𖤐

      Дэд оставил кофеин на лучшие времена и уселся на пол. Можно было наконец вытянуть ноги. Потом он вовсе лёг и потянулся.       Впервые за несколько дней он ощутил самую настоящую пустоту в мыслях. Своеобразную свободу. И ничего при этом не хотелось. Прекрасно, когда возможности совпадают с желаниями — ты ничего не можешь и ничего не хочешь.       Олин рассматривал рассечённые предплечья и пытался вспомнить, из-за чего сделал это. За каждым «набором» порезов стояла своя история. А за этими?       Он ничего не помнил.       «Я просто стал вторым. Вернее, я осознал, что всегда был вторым. Условно… Может быть я даже не был на последнем плане в его жизни? Может я «был» для него исключительно, когда приходил сам? Может он даже моего имени не помнит, а лишь знает, что я существую…»       «И это меня расстроило?»       — Вроде бы да…       Дэд перебрался за стол и стал писать. Было скучно и пусто, стоило хоть чем-то себя занять. Можно было попробовать расписать ситуацию и сделать парочку выводов.       Но мысли не шли. Даже после длинного вступления и мелких отступлений, Олин ничего не смог расписать. И настроение ни капли не улучшилось.       В расстроенных чувствах, музыкант поджёг листы, вдыхая дым полной грудью. Ну и вонь. Обжигая руки, он слезящимися глазами наблюдал за хлопьями пепла. Был листок — нет листка. Лишь маленькая серая… Хрень. Какая-то хрень.       Спустя какое-то время ему захотелось порезать что-нибудь. Или даже отрезать. Увидеть свою кровь, расползающуюся в сторону кожу, мясо. Это интересно. Но, увы, уже так привычно… Слишком понятно и изучено, чтобы иметь место в жизни. Порезы — пустая трата времени.       Дэд посмотрел на зажившие руки и перевёл взгляд на оконное стекло. Снег.       Олин стянул с себя грязный свитер, и, оставшись в одной футболке и тонких тканевых штанах, пошёл на первый этаж. Холодно и противно. Он был один, поэтому ничего не пришлось объяснять.       Потерявшись в мыслях, Дэд замер в дверях одной из комнат. Чего он хотел? Явно нужны были сформированные ожидания. Что-то же должно разрушиться? Только вот не получалось придумать что-то достойное.       Он вышел на улицу и обеими босыми ногами вступил в сугроб. Ветер запутал снежинки в волосах и обдал голую кожу рук жгучим морозом. Это была новая боль. И она была прекрасной…