Обещание

Отчаяние. Наверное, это слово лучше всего описывает чувство, обуревающее Ло Бинхэ. Его учитель, самый невероятный, чуткий и восхитительный человек на свете погиб несколько месяцев назад, пожертвовав собой ради своего абсолютно бесполезного ученика. « — Его нельзя спасти, — поджав губы, хладнокровно регламентировал Му Цинфан. — Я не Бог, чтобы распоряжаться жизнью и смертью. И ты тоже. Смирись.» В глубине души Ло Бинхэ понимал, что он прав. Но врождённое упрямство задвигало эти мысли на второй план. Смириться? Не Бог? Да чёрта с два! Он — повелитель царства демонов! Ему наплевать на волю небес. Бесчисленные годы были потрачены на изучение демонической энергии, ковку железного характера и подчинение Синьмо. И всё это лишь для того, чтобы выступить достойной защитой для любимого человека. Неужели ему стоит, склонив голову, признать поражение перед судьбой? Не дождутся. Ло Бинхэ вновь и вновь крепко стискивал зубы, слушая выводы очередных шарлатанов из обоих миров. За эти дни в павильоне Волшебных цветов побывали сотни, тысячи существ, самонадеянных достаточно, чтобы называть себя целителями. Но ни один из них так и не смог дать ответ, как спасти его учителя. Они все гнались за наживой, пользовались отчаянием юноши, вкрадчивым шёпотом обещали, что обязательно изучат архивы в поисках нужной техники, и всё для того, чтобы вселить в разбитого человека хотя бы толику надежды. Надежды, которая вынудит его сохранить им жизнь и щедро одарить золотом, спонсируя их «исследования». Конечно, никто из целителей и не думал бросать все свои силы на изучения искусства воскрешения мертвецов. Ло Бинхэ понимал и это. Но его положение не позволяло ему упускать любые, даже самые ненадёжные, ниточки, связывающие его с покинувшей тело душой учителя. — Выметайтесь вон, — холодно процедил он, больше не в силах выслушивать лепетание заискивающих существ. Вокруг его лба словно сомкнулся раскалённый ободок, грозящийся расколоть голову. Тяжесть давила на виски, передавалась в покрасневшие глаза и намеревалась припечатать его к земле. За всё это время он практически не сомкнул веки, тратя бессчётные дни и ночи на поиск. Всё бесполезно. Нет ни одной зацепки. Ни единой крохотной ниточки. Ло Бинхэ был готов ухватиться за любой шанс, поменять небеса и землю местами, отдать сотни тысяч жизней в обмен на одну, лишь бы вновь увидеть холодный взгляд своего учителя. Но, кажется, судьба была слишком несправедливой к нему с самого рождения, раз за разом отбирая дорогих ему людей. Он устало прикрыл глаза и тяжело выдохнул, привалившись к ледяной стене. Холод проникал под кожу и успокаивал раскалённые нервы. Несмотря на пережитую трагедию, приходилось поддерживать образ несгибаемого владыки, не давая остальным усомниться в своей силе. Слабакам нет места в этом мире. Слабакам, не способным уберечь любимого человека, тем более. Постояв в подобном положении с минуту, Ло Бинхэ наконец выпрямился, цепляясь взглядом за возложенное на платформе тело. Ноги сами повели его, и через мгновение он уже склонялся над бездыханным учителем. Рука нежно огладила впалые щёки, холод которых резко контрастировал с горячими ладонями, неприятно отрезвляя и будто бы назло напоминая о прошедших событиях. — Шэнь Цинцю, — тихо прошептал он, большим пальцем оглаживая потерявшие цвет губы. Юноша редко позволял себе подобную фривольность: начиная от обращения по имени и заканчивая излишней тактильностью, но в душе закралось холодящее чувство, что он рассыплется на множество осколков, если не сделает это сейчас. — Неужели я настолько тебе противен, что ты лучше умрёшь, чем будешь жить со мной в одном мире? Он внимательно всматривался в мертвенно-бледное лицо перед собой, практически распиливал его взглядом, словно сейчас Шэнь Цинцю обязательно откроет глаза. Откроет глаза, привычно пожурит распаявшегося ученика, а затем одним изящным движением скроет стремительно краснеющие щеки за веером. В ожидании Ло Бинхэ задержал дыхание, сердце пропустило несколько ударов, но учитель так и остался всего лишь безмолвной оболочкой, призраком прошлого, неприятно скребущим на душе воспоминанием. И тогда повелитель демонов рассмеялся: громко, надрывисто; так, как может смеяться только человек, сердце которого раскромсали бесчисленное множество раз. Он смеялся, смеялся… Пока надтреснутый смех не перешёл в рыдания, а рыдания — в отчаянные завывания загнанного в западню зверя. Ло Бинхэ выл, слёзы безудержно текли по его щекам, пока он всё больше оседал на колени подле платформы. Руки цеплялись за одежды Шэнь Цинцю с усилием утопающего, ухватившегося за последнюю возможность спастись. — Учитель… Из-за рыданий голос звучал жалко, слова не вязались в предложения, и он только и мог, что звать его, звать громко, истошно, прижимаясь всё ближе и ближе к ледяной платформе. Он опирался на дрожащие руки, когда подтянулся выше и залез на возвышение, сворачиваясь клубочком рядом с учителем. Тело Ло Бинхэ сотрясалось в истерических конвульсиях, взмокшие ладони гладили шелковистые волосы Шэнь Цинцю, бережно убирали выбившиеся пряди за ухо. Он не касался кожи. Боялся вновь почувствовать под пальцами леденящий холод бездыханного тела. Поэтому даже тогда, когда он придвинулся ещё ближе, обхватывая учителя руками и ногами наподобие коалы, их кожа — неестественно горячая и уже как несколько месяцев остывшая — решительно не соприкасалась. Кажется, одно лишь присутствие Шэнь Цинцю рядом успокаивало где-то на уровне инстинктов. Неважно, мёртвый он или живой, Ло Бинхэ чувствовал себя по-настоящему в безопасности только тогда, когда мог вот так крепко и трепетно прижиматься к нему. Поэтому через некоторое время со стороны двух слившихся мужчин стали разноситься лишь тихие жалобные всхлипы. Успокоившись, Ло Бинхэ расположил голову на груди учителя. Трогательно потёрся щекой о неё, словно преданный кот. — Учитель, пожалуйста, проснитесь… Сил хватило лишь на хриплый шёпот. Конечно, реакции не последовало. Как и все дни до этого. Стоило уже давно смириться с безмолвием в ответ, но Ло Бинхэ хотелось верить, что учитель, услышав, как страдает его ученик, обязательно вернётся. Может, он просто ещё не слышал? Может, стоит кричать ещё громче, до растерзанных голосовых связок…? Тогда холодное сердце учителя оттает и, прямо как много лет назад, он протянет руку ему — потерянному и отчаявшемуся ребёнку, который остался совершенно один в таком большом мире, и разрешит поселиться в пристройке к бамбуковой хижине. Он обязательно займётся этим вопросом завтра, но сейчас следовало обратить внимание на первостепенную проблему. Ло Бинхэ придвинулся ещё чуть ближе, словно желая слиться в единое целое, доверительно прикрыл налитые свинцом веки и глубоко выдохнул. Тёплая духовная энергия, словно ручеёк молочных топлёных рек, стал медленно разливаться по телу учителя. Наполнялись его сосуды, омывались стенки ткани с головы до пят. Он не смотрел, но явно знал: сейчас на утончённое лицо небожителя вернутся краски, заалеют щёки и губы — так, словно он просто уснул. Крепко и, к сожалению, надолго. — Спокойной ночи, учитель, — шёпот Ло Бинхэ затерялся в складках одежды Шэнь Цинцю, прежде чем он провалился в сон.

***

Солнечные лучи игриво ласкали разнеженное лицо, а тёплый ветерок путал густую гриву. Ло Бинхэ зажмурил глаза и с недовольным стоном перевернулся на бок, щекой прижимаясь к теплым бёдрам. — Ло Бинхэ, — в ласковом голосе учителя играли смешинки, когда он заправлял непослушные волосы ему за ухо, подставляя лицо ученика солнцу. — Разве ты не вырос из возраста, когда тебе всё ещё нужен послеобеденный сон? — Учитель… Ещё пять минут… — Не капризничай, — мягко пожурил его тот, но, противореча своим же словам, нежно поглаживал его по голове. Щебетали птицы, где-то вдалеке, словно из-под толщи воды, раздавались жизнерадостные детские голоса. Ло Бинхэ даже не нужно было открывать глаза, чтобы определить, что он находится на пике Цинцзин — в месте, где прошли самые лучшие годы его жизни. И всё благодаря человеку, который добровольно выступал в качестве подушки для своего непутёвого ученика. Они расположились на безлюдной лужайке прямо под солнцем. Шэнь Цинцю, привычно напустив на себя плохо отполированную маску безразличия, сидел прямо на нагретой траве, всем своим отстранённым видом показывая, будто бы это кто-то другой битый час не двигается, лишь бы не побеспокоить чужой сон. А он так — мимо проходил… Как хорошо, что Ло Бинхэ до сих пор мог видеть хотя бы сны. Каждый раз, засыпая в безрадостной реальности, где Шэнь Цинцю мёртв, он знал, что обязательно окажется рядом с любимым человеком. Сценарий менялся, но общая суть оставалась той же: учитель был жив. Он был жив, смеялся так, словно в другом мире не осталась лишь его нетленная оболочка, ругал Ло Бинхэ так, словно не решил отдать за него жизнь. Такие сны согревали израненную душу, но оставляли неприятное послевкусие. В них Шэнь Цинцю никогда не сбрасывал его в бездну и не смотрел так, словно Ло Бинхэ ему отвратителен. Всё внимание тёплых любящих глаз было сконцентрировано на нём одном. Поблизости не маячил ни Юэ Цинъюань, ни этот проклятый Лю Цингэ… Между ними не было давящих недопониманий и интриг. Они оба разговаривали, раскрывая сердце и душу наизнанку, словно твердили: «Держи! Всё, что у меня есть — твоё без остатка». Как и сейчас. — О чём ты так усиленно думаешь? Расслабься, это вредно для головы. Тонкие изящные пальцы небожителя переместились с волос на румяную щёку ученика и несильно за неё ущипнули. Ло Бинхэ приоткрыл свои большие медовые глаза и уставился на учителя снизу вверх. Ласкал его взглядом, отпечатывал в памяти любимые черты лица, старался уловить малейшие изменения в нём, и победно улыбнулся, когда заметил разливающийся по шее румянец. «Сейчас схватится за веер» — промелькнула в голове мысль, и улыбка стала ещё шире, когда его догадка подтвердилась. Иногда его учитель такой очевидный. — И чего ты смотришь? Не пора ли тебе встать? — Не могу оторваться. Мой учитель самый красивый на свете, — всё ещё не слезая с его колен, своими большими ладонями он сгрёб тонкую талию в охапку и носом уткнулся в живот, быстро-быстро вздымающийся из-за учащённого дыхания. — Я бы всю жизнь пролежал с вами здесь, прямо сейчас. Чтобы никакие идиоты даже не претендовали на ваше внимание. Сначала Шэнь Цинцю чуть ли не задохнулся от возмущения. Теперь багряный румянец тянулся, кажется, от пят до самой макушки, а глаза расширились до состояния двух медных монет. После прошедшего шока он бы, конечно, недовольно отпихнул от себя Ло Бинхэ. Безжалостно оторвал от тела крепко сцепленные руки, желающие пробраться прямо под кожу, сплести их тела вместе крепкой лозой, лишь бы не разлучаться ни на секунду. Но всё это — сладкие грёзы. Здесь всё так, как искренне и бесстыдно мечтает Ло Бинхэ. Поэтому, справившись со стеснением, Шэнь Цинцю пробормотал слегка приглушённо из-за веера, прикрывающего половину его лица: — А тебя разве кто-то гонит, дурак? Лежи сколько душе угодно. Смех Ло Бинхэ, глубокий и рокочущий, застыл между ними. То «не пора ли тебе встать?», то «тебя разве кто-то гонит?». Даже во сне учитель был соткан из противоречий, но юноша любил его именно таким. В один день ласкового, в другой — холодного, отстранённого… Шэнь Цинцю был настоящей загадкой, и Ло Бинхэ было не жалко бросить всю свою жизнь на её разгадку. Он счастливо улыбался, напоследок стискивая чужие рёбра с особой прытью, чем выбил чужой удушенный писк, и после плюхнулся головой обратно на колени учителя. Ло Бинхэ поёрзал, удобно устраиваясь на спине, и направил взор на бескрайнее небо. Медленно проплывали облака, словно этот мир никогда не знал печалей и лишений. И вправду, было бы замечательно, если бы никто его не гнал. Быстрее, выше, сильнее… Прямиком на вершину мира, на единственное место, которое ему осталось. Только почему-то трон был рассчитан только на одного человека. — Учитель. — … — Учитель, — настойчивее повторил он, задирая голову, чтобы встретиться с взглядом чужих волшебных глаз. — Ну чего тебе?! Неужели ты даже минуту не можешь полежать в тишине? — Вы можете пообещать, что никогда не оставите меня одного? — проигнорировав чужое недовольство, совсем тихо прошептал он. Доверительно показал свои намокшие глаза, растормошил душу наизнанку. — Я не хочу, чтобы меня снова бросили… Шэнь Цинцю тяжело вздохнул и склонился ниже, оставляя на чужом лице невесомый поцелуй, словно мягкий шорох крыльев бабочки. — Откуда в твоей умной голове такие глупые мысли? Неужели ты так сильно обиделся?.. Я же сказал, что никуда тебя не гоню. А затем, совсем тихо, деля одно дыхание на двоих, в самые губы: — Спи уже. Учитель о тебе позаботится. И он уснул. А когда вновь открыл глаза, больше не было ласкающего июльского солнца. Не было вечного лета, широкого небосвода, счастливых голосов где-то вдали и, что самое главное, живого учителя. Осталась лишь леденящая душу пещера: тёмная и сырая. Ло Бинхэ только и мог, что немигающим взглядом рассматривать тело, что всё это время сжимал в крепких объятиях. Он прижался лбом к его плечу и, не сдерживая опаляющих щёки слёз, шептал: — Учитель, ты же обещал…