Скалковая болезнь

Боль настигла его внезапно. За окном была осень, а эксперимент протекал не совсем удачным образом. Это был предел возможностей человеческого организма. Начав испытывать свое здоровье однажды, он уже не мог остановиться, будто в голову вскружил странный ненормальный азарт, мешающий здраво оценить свои возможности и риски. Вступить в заведомо проигрышную битву с природой живого тела. Надежд на исход в свою пользу он не питал. Теперь это была прихоть. Неутолимая жажда. Желание доказать свою неуязвимость и стойкость… Однако в какой-то момент пришлось признать, что суть его, вся живая плоть и бьющееся кровью сердце донельзя хрупкие, а он не Божество. И статус этот недостижим, пока вся власть его в руках мягких, теплых, от начала и до конца бессильных, и все старания ничего не колеблют. Время насмехается над ним самим жестоким образом, пока он пишет Модди что-то уже за гранью адекватного, возможно, не совсем членораздельное. Сомнения даже в знании собственного языка заставляют без отчета, почти маниакально использовать свой сложный слегка пугающий шифр, больную импровизацию. Мешанина эту лишь подтверждала плохое состояние, но не доносила информацию. В конце концов эти буквы не имели связи. В глазах плывёт, а пальцы схватывает судорога. Чат сам закрывается. Он делает глубокий вдох, и его окружает тьма, а противный писк режет слух. Шум в голове такой раздражающий и громкий, что Пугод пальцами давит на черепную коробку, пытаясь сжать плотнее мысли, назойливые, как куча саранчи, усмирить. Но ничего не получается, невыносимый гул ничуть не меньше, а только разрастается, будто эхо раздается по всем сосудам. Капля пота, соленая и холодная, смешивается со струями слёз, скатывающимися по щекам. Это было невыносимо больно. Всё тело ломило, зудело. Каждый нерв будто жгло. Пугод сжался комком, не в силах сделать хоть что-то. Хотелось разодрать кожу в кровь и расчесать каждую клетку тела. Найти то копошащееся в нем, то, что и без того хрупкое тело до последнего отвергало. Бессмыслица. Ему, в самом деле, было страшно. Темнота окутала все поле зрения, а сознание никак не могло избавится от замогильного тихого и по-особенному нежного урчания сенсора. Слуховые галлюцинации убивали всякое ощущение собственной безопасности. Это однажды сожрёт его изнутри. Заберёт под свой контроль всё, что у него осталось. Мысли, зыбкие, ненадежные и уже будто не совсем его, настроенные уже против, почти прямо нашептывали, что ему осталось не так долго. Это заставляло давиться воздухом. Единственной неизменимой осталась лишь беспрерывная паранойя. Больно. Больно. Больно. Среди этой мешанины из звуков слышались непонятные слова. Пугод не мог быть уверен в происходящем вокруг, в глазах мутно, а сил попытаться отогнать неприятную пелену на глазах нет. Волосы неприятно липли к потному лбу, и он пытался их убрать пальцам, что вот-вот болезненно прохрустят, будто специально неправильно выгнувшись. Казалось, что органы внутри него не находили места, все теснились внутри, как в набитом под завязку транспорте, толкались и прижимались горячими боками друг к другу. От этого ощущения постоянного шевеления, фантомного дыхания, биения, будто что-то внутри раздувалось и с дрожью сжималось, было ужасно тошно. Собственный голос мешался с чужим, каким-то приторным теплым. Родные до этого звуки были холодным и отстранённым, как через стенку слышимые, лишь дальше засасывали трясиной во тьму, а этот, новый, переливчатый, как талый лед, стал чем-то сродни недостающего света. Выбивался из этой надоедливой канители сумасшествия. Пугод осторожно открывает глаза, а следом по впалым щекам катятся несколько слезинок. Модди смотрит рассеянно и что-то говорит, но как бы без звука, словно издеваясь. Мысли слились в одну смутно однородную субстанцию, комок бессилия и молчаливой мольбы о помощи. Пугод их умело игнорирует. «Как глупо было писать Модди. Я ведь не умираю тут, зачем отвлёк его? Какой же бред», — мыслит отстраненно. Превозмогая себя, он принимает сидячее положение, но даже так устойчивости не приобретает ─ его всего шатает, как корабль в шторм. Уже не раз посвящая Модди в свое состояние, нельзя было не беспокоится о том, что ему посмеют помешать. Давняя и почти святая убежденность в том, что приятели не более, чем посторонние зрители, укоренилась почти на генетическом уровне. И его главная роль в этой работе, схожей с искусством, невольно привлекает внимание, вызывает ненужное, непрактичное сочувствие. Тёплые руки осторожно касаются дрожащего тела, и это кажется чем-то внеземным, до смешного отдаленным. Приступ прекратился его совсем скоро, хоть для Пугода это казалось вечностью. Склизкое отчаяние проникает в сознание. Всё ломалось. Время беспощадно, изнашивает душу и терзает тело с каждым днём сильнее, издевается, как может, насколько хватает сил и терпения не раздавить сразу. «Модди должен уйти», ─ убежденно. — Я не хочу умирать, — шепчет, а слова звучали как последний вздох, бесполезное восклицание обреченного. Эта проклятая фраза забилась в его сознание, проникая и перекрывая все остальное черной вуалью. Она повторялась в его голове, словно застрявшая пластинка пыльного старого граммофона надоедливую мелодию. Я не хочу умирать. Я не хочу умирать. Я не хочу умирать. Я не хочу умирать. — Ты не умрешь, — прозвучал голос, но ложь прозвучавшей фразы только усилила панику, которая уже грызла его изнутри. Оно проникало в его сознание, становясь все громче и настойчивее: Я не хочу умирать. Он устал от самого себя, от своих безумных мыслей и неразберихи. Боялся, что никогда не найдет выход из этой темной ямы, в которую он все глубже проваливался с каждым днем. Игнорировать тревожные сигналы тела легко лишь первое время, а теперь даже упрямство ломается вместе со здравым рассудком. Пугод привык решать проблемы разными путями, находить самый точный и эффективный подход, но для этого нужна трезвая голова и время. Сейчас у него нет ни того, ни другого. — Модди, ты поиздеваться пришёл? Наговорить лжи и уйти с чистой совестью? — Пугод уныло тянет каждое слово. Это было похоже на прерывистый раздраженный скулёж раненой, но скалившей зубы собаки, слишком дикой для принятия чьей-либо помощи добровольно. Постепенно с расслаблением приходило и осознание. — Я… облажался. В голове он уже прокручивал колючие слова Жирафа: «А я говорил!» Это не помогает. Вина гложет сильно, не хуже скалка ворошит все внутри. Нет, он не может тут просто лежать и ныть о собственной беспомощности. Нужно что-то делать, а желательно скорее обезопасить друзей от себя. «Я опасен? Конечно, нестабильные люди совершают импульсивные поступки», — Пугод старался размышлять, но гордость дурила ему голову. — «Однако я способен себя контролировать.» Модди молча продолжал гладить дрожащее тело, словно это было всё, что оставалось от их наполненного жизнью и чем-то помимо тихого смиренного отчаяния существования. Пугод отталкивает его и озноб проходит по коже. — Это неловко, Модди. Тот послушно убирает руки и складывает их на груди. Пугод чувствует тонну осуждения, призрения и лишь долю теплоты, на своих плечах, ту самую, что он слышал. И именно эта малая часть странной нежности давит сильнее остального. Мысли снова обретают смысл, это больше не бессмысленный гогот. — Ты думал над тем, как будешь исправлять это? Пугод покачал тяжелой головой. Сил совсем не оставалось. Он почувствовал приятную истому, растекающуюся по телу после того, как вся боль сошла на нет. — Я не в состоянии думать, — Пугод морщится, хмурится. Мир вокруг крутится и сужается. — Поговори с Жирафом, ему будет в радость посмеяться над моим провалом. — Не говори так. Хотелось возразить, однако Пугод лишь беспомощно зажмурился. Грудь беспокойно вздымалась. Он чувствовал беспокойное биение сердца у себя в горле. — Мне точно не стоит остаться? — Посплю и всё пройдет, — он махнул рукой. — Иди уже. *** Сбор Модди назначил в библиотеке. Гнетущая атмосфера высоких стен и запах затхлых книг давили на сознание. За последние недели тут ничего не изменилось. Пугод никак не мог взяться за оформление третьего узора. Жираф уже стоял возле одного из стеллажей и щурился в попытках прочитать заголовки каких-то сказаний. — Нашёл что-то? — Да, поле пыли для посева лука. Модди нахмурился. Настрой Жирафа был слишком легкомысленным, и тот нутром почувствовал обвинение. — Не смотри на меня так. Я говорил, что так будет, а меня никто не послушал. Опять, — Жираф обиженно скрестил руки на груди. — Я переживал за Пугода, необдуманный риск явно никому на пользу не пошел, а он… — Хватит злорадствовать. Нам нужно решить, как действовать, — Модди был не в восторге от такого отношения к их общему другу. — Не перебивай. За всё то время, пока Пугод притворялся учёным, я пытался придумать пути отступления. И решение есть. Модди поднял брови с недоверием. Он всегда относился скептически к идеям Жирафа, так как они не всегда были надежными. Но сейчас они стояли перед непростым выбором. — Ставить эксперименты на людях, — фраза отразилась эхом в голове. — Что? Нет! — Модди ошарашенно отступил от Жирафа. Скорее рефлекторно, чем осознанно. — А что ты хотел? Лекарства нет. Скалк не изучен. Наблюдения Пугода по собственному телу ни к чему не привели. Что нам остаётся? — Мыслить здраво? — Безумного лечить только безумными путями. Или хочешь сказать, что наш дорогой друг в полном порядке и проблем у него нет? — Жираф спрашивал с вызовом и странной убежденностью. Модди промолчал, не выражая однозначного мнения по поводу его предложения, но глаза кричали о заинтересованности. Или смотрели как на единственное спасение. Возможно, груз ответственности с тем давил чуть сильнее. Но проблеск неожиданной надежды, полученной от очевидно безнравственной затеи, частично перекрывал возникшие колебания. — Все очень просто. Мы притворимся, что набираем людей в Надзиратели. Они не будут так круты, как мы, но мы сможем их контролировать, — Жираф достал из кармана под своей мантией странную черную антенну. — Знаешь, что это? — Жираф даже не стал дожидаться ответа. — Ретранслятор. Работает по принципу механизма скалка, соответственно, на расстоянии. Достаточно надеть его на голову, чтобы мы могли манипулировать чужими мозгами, не вживляя в них имплантаты. — Я не буду спрашивать по каким мотивам ты вообще решил создать нечто подобное. — Я рад, что ты веришь в то, что я создал бы нечто подобное, но это сделал Клэш, — Жираф прокашлялся на неоднозначный взгляд. — Это была услуга за услугу. В общем, сейчас главное не это, а то, что эта штука в стадии доработки и имеет кучу негативных побочных эффектов. — Увы, тянуть нам нельзя. Если вся наша надежда на этот ретранслятор, то надо действовать. Жираф согласно кивнул. Это собрание можно было считать успешным. Ребята разошлись, как только распределили свои обязанности. В голове почему-то не осталось сомнений, что они сделали поспешный выбор, не успев начать разбирать другие. Пугод будет не в восторге, но им и не нужно его одобрение, в конце концов каждый был уверен, что он не согласился бы даже на проверенный способ, если это означало признание своей ошибки и провальности всех экспериментов. Смеркалось. Солнце лениво пряталось за горизонтом. И в этом свете пустынная земля перестала быть беспощадно горячей. Обрыв, будто в самую бездну, красиво оформлен. Пугод сидит и наслаждается чуть тягучим воздухом, что уже скоро станет совсем лёгким, приятным. Природа сегодня как нельзя снисходительна к нему. Последние дни поработать совсем не удаётся. Не удаётся подумать, ведь каждая мозговая активность сводилась к приступу, и каждый раз приходило осознание: поздно что-то менять. Он благодарен Модди и Жирафу за их поддержку и заботу о нем, но терзают ли его сожаление и жалость к себе? Разве он заслуживает это? «Кто же виноват в том, что это казалось блестящей и при всём этом рабочей идеей!», — Пугод думает, пока раздражение печет изнутри. — «Я не нуждаюсь в пище, это не ли не первый признак того, что я становился безупречным?» Пугод смотрел на обломки в яме, окруженные той же чёрной жидкостью. Она странным образом сверкала горячим фиолетовым блеском, тусклым, но заметным в сумерках. С минуту из пучины мыслей пробивался ответ на собственный вопрос. «Или первый признак моего безумия.» Ответ мгновенно забывается как что-то ненужное. В этих разломах похоронены сотни душ. В этом безумии не было места для разума и рациональных решений. Гнилые туши теперь поглощены скалком, а одна из них запятналась лишь изнутри и теперь смотрит на всё свысока. Пугод стискивает зубы от дурного потока мыслей, что разжигает отголоски боли, припекая без того уставшую голову. Мягкий свист фейерверков острым слухом воспринят был не очень хорошо. Тело неожиданно для Пугода тревожно напряглось, как знак того, что людей ему видеть сейчас не стоит. Пошевелиться не вышло. Блеклой надеждой оставался факт, что человек, бессовестно разорвавший чужое одиночество, поможет забыться от самостоятельно созданной губящей атмосферы. Модди спикировал легко. Движением, отточенным множеством повторений, уже на уровне неосознанных движений, как когда ты идёшь и, не задумываясь, переставляешь ноги. Пугод не хотел показывать своё облегчение того, что он не один. — Хорошие у тебя дела, ─ сказал вместо приветствия, игриво намекая на чужую тревожную одинокую неподвижность. — Ну, да, надзираю, — Пугод пожал плечами, — в этом моя работа. — Никак не привыкну видеть тебя просто отдыхающим и не занятым делом. — Общение с тобой плохо на меня влияет. Они оба знают, что дело не в этом, но оба натягивают улыбки, которые достаточно быстро пропали. Модди не знал, как подступиться. — Пакет. — Модди? — Пожалуйста, — Модди подсел рядом, стараясь завязать разговор, и это звучало странно неловко, — дай нам шанс помочь тебе. — Не начинай, — отмахнулся он. — Ты один такой, — «упрямый», хотелось добавить, — и ты нужен мне, Жирафу, да всем! Я не переживу твоей… — Ой, Модди, кончай! — Пугод не даёт договорить. — Не разводи мне соплей сейчас здесь, это не поможет. — Поэтому я и добиваюсь способа, который поможет. Модди кладет руку Пугоду на плечо, и тот не сопротивляется. Он продолжает сидеть, словно мраморная статуя. Стоило признать, что молчание между ними не ощущалось неловкостью, несмотря ни на что. — Твоя жизнь — не пустое место, ты и без меня это знаешь. Сейчас не время сдаваться. Не сейчас, когда ты не прожил и половины своей жизни, а перед тобой куча невыполненных планов. Пугод поник. Заёрзал, чувствуя, что кровь снова течёт по жилам, и движение не составляет труда. Обиднее всего скрипело в сердце. Модди был чертовски прав, хоть и соглашаться с этим не хотелось. — Ай, ладно, делайте, что хотите, я всё равно не смогу вас остановить. — Пугод махнул рукой, перед тем как выбраться из стесняющих недообъятий. *** Пугоду нравилась идея шоу. Это была одна из немногих вещей, что на время вернула его в строй. Стоять выше других, смеяться — это было чем-то нереальным. Хоть мероприятие и было шуткой, ребята не могли состоять сразу в двух организациях. Это выглядело бы странно со стороны. — Секби, ты же знаешь у нас, как в Казахстане, два гражданства нельзя иметь. — Пугод берет интригующую паузу. — Готов ли ты предать Дровосеков ради Надзирателей? Секби был полон сомнений. Пугод чувствовал это нутром, но улыбался. Сейчас было бы не лучшее время, чтобы выйти из образа. Он не совсем понял, что случилось, когда вместо ответа, тот упал в обморок. Немного подняв взгляд, он увидел Жирафа. Горло сдавило от неприятного чувства. Краем глаза заметил, что Обси тоже упал. Лицо выражало лишь недоумение. Что задумали его друзья? Что бы это не было — его в планы не просветили. Он встретился с Модди взглядом, но тот лишь невозмутимо смотрел в ответ. У Пугода от злости забурлила кровь. Его друзья о чём-то лепетали. Что-то втирали оставшимся людям. Пугод был не здесь. Не с ними. В ушах был лишь писк, урчание, гоготание — ничего внятного. Картинка перед глазами будто замылилась. Какофония из звуков не стихла, даже когда он попытался заткнуть уши. Хотелось сбежать куда-то. Хотелось тишины. — Ну всё, нам пора. Пугод моргнул. На него смотрели с презрением и бессильным осуждением. Моргнул ещё раз. Его стукнули по голове и это отдавалось тупой болью по затылку. Было невероятное желание вывернуть кому-то руки. Действительно, пора уходить. Туда, где тихо, где нет этих странных предвзятых взглядов. Он поспешил за приятелями, не оглядываясь. — Что с ними? — рискнул поинтересоваться он. — Без сознания. Побочный эффект ретранслятора. Пугод резко остановился. — Что вы задумали? — Как что? Ставить опыты, — Модди шикнул на Жирафа за такой прямой ответ. — А чего? Модди тебе не сказал? В Пугоде клубилась накопившаяся злость на Модди, отчего он сжимал и разжимал кулаки, будто это поможет унять раздражение. «Ну конечно, МоддиЧат, это в твоём духе не посвящать меня в планы. Это в твоём стиле не раскрывать карты до последнего. И лишь в твоих интересах было ничего мне не рассказывать, оставив в дураках», — Пугод обижено закусывает губу. Когда он снова пришёл в себя, то стоял на мосту один. В Пугоде рассеивалась надежда, что всё пройдёт без жертв. Он чуть прибавил шаг, чтобы уже попасть в эту проклятую пирамиду. — Почему вы ничего не обговорили со мной? М? Я теперь не член команды? Что не так с моим мнением? — нескрываемое раздражение повисло в воздухе. — Хотите спасти меня за чужой счёт, не спросив меня? Мне это не нужно! Не нужно! — Пакет. — Что? — Пугод испуганно прижал руку ко рту. Он повысил голос слишком неожиданно и истерично. Это был неуместный вскрик. Глаза забегали по лицам удивлённых друзей, и он тяжело выдохнул. — Куда вы их дели? Жираф посмотрел на Модди. Теперь и он считался с его мнением. После короткого кивка Модди отворачивается. Внутри что-то ломается. Жираф указывает куда-то за спину Пугода. — Кнопки на стене, там. Слева будет Обси, справа ─ Секби. Пугод тоже развернулся и ушел, не раздумывая. Он вообще не смотрел, куда идет. Когда попал в комнату, его стал мягко обволакивать пурпурный свет. Несмотря на умиротворенную атмосферу, внутри воцарилась гнетущая тишина. На кровати лежал Секби, уже в надзирательском одеянии. «Его уже переодели? Я так долго пробыл на улице?» Руки затряслись. Неспособность здраво оценить ситуацию только усиливала назревающую панику. Секби ведь такой хороший. Его жертва не будет оправдана любыми обстоятельствами. Пугод смотрел с неподдельной грустью, а головная боль вновь закрадывалась мозговым паразитом. Невыносимо. Череп чесался изнутри. Как же бесит. — Господин Пугод? — голос звучал робко. Пугод поднял голову и посмотрел с недоумением. Секби ответил тем же. Тьма постепенно рассеивалась, а чесотка отпускала. Теперь маленькие стены комнаты отражали заливистый смех. Пугод держался за живот, словно от смеха тот мог лопнуть. — Как-как ты меня назвал? — Господин Пугод?.. — повторил Секби неуверенно, словно ответ мог быть неправильным. — Вы же сами попросили себя так называть… — Разве? Я не помню такого. Мы ещё не виделись с тобой после ситуации на фестивале, ты прости за это, я не знаю, что на них нашло! Клянусь, Секби, я тут не замешан! — Погоди-погоди, — он замахал руками, останавливая чужой поток мыслей, — какой фестиваль? — Это шутка? — Ни в коем случае! Я не хотел выставить вас в глупом свете, — Секби неловко потёр затылок. Единственный перед кем Пугод выглядел глупо — так это перед самим собой. Он резко заткнулся, прислушиваясь к себе. Назревал вопрос: кому из них отшибло память? И, с некоторым счастьем для себя, он отметил, что в обморок за последние дни не падал, в отличие от собеседника. Неспособность связать пару слов ощущалась ужасно. Не получалось выстроить диалог. — Это молчание становится неловким. — Пугод кивнул. Однако вернуть дар речи так и не получалось. — Может, я лучше приступлю к работе? Только проснулся, а уже работать! Вот бы у всех его сокомандников было такое рвение к работе. Да и свой прежний пыл хотелось бы наверстать. — Э-э-э, ну, останавливать я тебя не собираюсь, хех. — Не подведу вас! Пугод только заметил для себя, что всё это время сидел на холодном полу, прижимаясь пульсирующим виском к стене. Секби уже вышел из помещения, оставив его одного. Слишком много мелочей он стал игнорировать. «Я даже не помню, как спустился на пол», — Пугод тупо пошевелил пальцами, убеждаясь в осознанности своих действий. Из-за него Секби не помнит частичку себя. Это уже не тот Секби, что был перед ним пару мгновений назад: напуганный тем, что ввязался не в ту авантюру, которую планировал. Теперь где-то там важного фрагмента жизни будет не хватать. Вина захлёстывала с головой. Пугод давится ей, но одновременно становилось так спокойно от способности ещё что-то чувствовать. Так спокойно. Словно он хватается за этот хлипкий шанс на выживание. Выходил из пирамиды в пучине мыслей. Обдумать нужно много, а времени так мало. Лицо жгло от наворачивающихся слёз осознания, что с каждой самой глупой мыслью ему становится всё хуже. Так будет до всего его конца, пока скалковый паразит не заберёт своё. Пугод самостоятельно поселил его в себе. Кто-то окрикнул его. Кажется, Джаст. У него нет сил отвечать на вопросы. Он сам не знал ответов. Прорываясь через пелену совести, он убежал, позорно ушел на базу. Улыбаться едва получается. Это так не похоже на него. И снова заевшая пластинка болезненно пилит мозг. Я не хочу умирать. Я не хочу умирать. Я не хочу умирать. «Я не хочу терять себя», — оказалось последним, о чём Пугод подумал перед тем, как погрузился в сон. Несколько дней Пугод провёл в полной изоляции от всех. И ничего хорошего это не принесло, ведь наедине с собой можно лишь бесконечно думать. Обида на друзей пылала в сердце, клубилась, вызывала странную агрессию. Решив, что так продолжаться не может, он вышел на улицу с одной целью: поговорить с Секби. Возможно, сначала Пугод действительно думал, что идет узнать, как Секби, его новая работа и поинтересоваться рутиной, но на деле же это было что не на есть лучшим вариантом отвлечься. Ночью у него снова случился приступ, и почему-то он не может на этом зациклиться. Эта мысль каждый раз просто ускользает из рук, и Пугод сдаётся. Действительно ли стоит переживать о каких-то приступах боли? — Господин Пугод! — это прозвучало радостно? — То есть, эм, я выполняю поручения Господина Жирафа и… Голова начинала болеть от бесконечного нервного лепета Секби. Он действительно изменился. Был более придурковатым и наивным. На самом деле теперь Пугод не на шутку переживал о том, что такого Жираф мог стереть с его памяти. Пугод старался подойти осторожно, но человек напротив всё равно дёрнулся. Руки в обтягивающих чёрных перчатках ложатся на широкие напряжённые плечи, но почти в ту же секунду они расслабились и опустились. — Всё в порядке, чел. Ты и так прекрасно выполняешь работу, — если честно, Пугод прослушал больше половины того, что пытался сказать ему Секби. — И перестань называть меня Господином, я зазнаюсь. Пугод беззлобно засмеялся и отпустил бедолагу. Тот неловко обхватил себя, не найдя, что сказать. Вероятно, в его глазах он авторитет, но не хочет он такого господства. — Спасибо Госп… Пугод. Да, Пугод. — Он снова неловко потёр затылок. Ему определенно нужно привыкнуть. — В общем, обход на сегодня закончен, и я, наверное, могу пойти просто пойти понадзирать за игроками? — Стой! — Пугод сам опешил. — Ты… найдется лишнее время? — Для поручений, конечно, найдется! — Нет. Это не поручение и не приказ. Это твой собственный выбор, — набрав воздуха в лёгкие он выпалил, — мог бы ты провести со мной время? — Оу. Конечно! Секби оживился, ожидая указаний. Пугод надеялся, что со временем это пройдет. Они снова ходили по маршруту, что Секби заучил во время работы. Тот рассказывал за чем он наблюдает в этих местах. Пугод кивал, но на деле удивлялся каким же бесполезным делом он занимался. И даже отпустил пару шуток на этот счёт, которые, кажется, не были оценены. В конце концов они дошли до монолита. — А здесь… у меня возникают странные ощущения. Тут он потерял часть себя. Пугод отводит взгляд. Ему неловко, даже если он не замешан. Ему стыдно за друзей, которые всё это устроили, ему стыдно, что он позволяет этому происходить. Его ли вина, что он действительно живёт верой в собственное спасение? Он предпочитает думать, что да. — Я, наверное, понимаю. — Ни черта он не понимает. — Высота этого здания, оформление. Прям на душе не спокойно. Как будто до меня что-то изнутри пытается докричаться. — Секби задумчиво опустил голову, изучая пол. Выискивал несуществующие ответы. — Странные эти, дровосеки. Называют меня предателем, а я ничего им не сделал. — Они… — Он поспешно закусывает язык. Секби не стоит знать, и сейчас очень тяжело врать человеку, у которого загорелся огонёк в глазах. — Всегда были странными, да. Секби сомнительно метает взгляд с монолита на Пугода, пока у того нервно дёргается губа в попытке изобразить улыбку. Он чувствует, как наполняется чувством вины. И не найдя ответов в чужом обличии, Пугода перестают терроризировать взглядом. — Ну, ладно, не думаю, что это имеет большое значение. Меня никто не любил и не ценил. — Секби небрежно пожимает плечами, словно в этих словах не было ничего такого. Пугод хотел бы сказать что-то ободряющее, но сам был на грани того, чтобы погрязать в вечном безумии. А надежды в сердце теплилось не так уж и много. И в Секби теперь тоже живёт скалковый червь, что выедает его внутренности. — Ну, привет! Джаст. Он был в таком же надзирательском одеянии, как и они. Быть честным, Пугод и не знает теперешний состав Надзирателей. Лёгкой походкой он подошёл, или даже, вернее сказать, подкрался к Секби и ткнул его локтем. — Ну, дружище, нам пора работать! — Но мы… — Пугод попытался возразить, но съежился от того каким пустым и безразличным взглядом его одарили. — Приказ от Жирафа, не можем ослушаться. И Секби потащили прочь. Он успел лишь неловко помахать Пугоду, прежде чем ребята взмыли в воздух и исчезли. Почему-то по телу прошёлся заряд злости. Не думать об этом. Не зацикливаться. Всё в порядке. — Как же Джаст хорошо выполняет свою работу. Обернувшись, Пугод встретился лицом к лицу с Жирафом. Всё хорошо, нет причин злиться. Голова снова противно чешется изнутри. Игнорировать пелену перед глазами тяжело, но он старается. Его друг выглядел слегка подавленным, а значит хороших вестей сейчас явно не получит. — С каких пор твои приказы имеют больший вес, чем любое моё слово? Жираф посмотрел с лёгким сочувствием, но кажется предпочёл игнорировать его негодования. — Не хочешь повидаться с Обси? Клэш уже несколько дней назад начал вводить в него скалк, но я всё не мог тебя выловить. Он уходит от темы, и как бы Пугод не желал ответов, он знал каким упрямым может быть Жираф. Просто не было смысла тратить своё время на бессмысленный допрос. Лучше интересоваться по делу. — Клэш? Разве не ты этим занимаешься? — Не горю желанием марать руки. И быть честным, я в этом совершенно не разбираюсь. В воздухе витала невыносимая атмосфера. Конечно, хотел повидаться с Обси, но как бы это эгоистично не звучало, то, что с ним вытворяют он видеть не хотел. Но Жирафу было всё равно. Он не обращал внимания на не лучшее состояние Пугода, лишь воспользовался его замешательством и вел дальше, по направлению, которое было ему одному известно. Пока они шли тревога росла, а в ушах был один белый шум. Интуиция настойчиво подсказывала, что стоило бы увильнуть от друга, скрыться в закоулках и запереться дома. Когда он наконец решился на это стало поздно. — Спускайся. Мрачное он конечно выбрал местечко, наверное, солнце ему мешает. — Спасибо, капитан очевидность, — на горькую иронию Жираф лишь пожал плечами. Даже находясь сверху Пугод с легкостью, мог сказать, где заканчиваются ступени по яркому свету в самом помещении. Неприятное чувство сжимало изнутри. Вспыхнуло желание убежать. Но его в спину толкали вперед, и его ноги уже ступали на холодную каменную поверхность. Назад пути не было. Он проглотил ком слюны и почувствовал, как спазмы судорожно сжимают его живот. Где-то в душе теплилась надежда, что представленные им ужасы — плод его больной фантазии. Шаги отдавались эхом. Напряжённым, давящим, таким до боли неуместным. Каждый шаг давался с огромным трудом. В конце этого короткого пути ожидал Клэш. Недовольный, сонный и явно не ждущий гостей. Пугод замер от неловкости. Жираф толкался и шел вперёд, потрепав Рейка по голове, словно это могло унести возникшую тяжесть в атмосфере. — И на кой ты его сюда привёл? — Не стесняясь показывает Клэш пальцем на Пугода. Второму хочется провалиться под землю. — Я же тебе сказал, хороших вестей для вас нет. Пока что. — А что, мы плохие новости скрываем что ли? Клэш устало выдохнул, подходя к кушетке, на которой лежал Обси. Он был упичкан мелкими трубками и катетерами. С виду он, кажется, даже не дышал. Смотреть на это было неприятно и Пугод увёл взгляд на стены. — Его состояние нестабильно. Возможно, первая доза скалка для организма была велика, а может дело в препаратах, которые я уже начал испытывать. Это мне предстоит ещё узнать сегодня. Температура и повышенное давление его главные друзья сейчас. Он в коме, но не думаю что надолго. — Закончив свой отчёт Клэш как ни в чём не бывало сел за стол и снова уткнулся в свои бумаги, что-то дополняя. — И вы считаете это нормальным? — Что именно? — вмешался Жираф. — Да всё что происходит! Вы правда думаете, что пожертвовав одним сможете спасти другого? — Пугод хотел бы в это верить. — А вы думали как я буду потом спать и видеть Обси в своих кошмарах?! — Мы никем не жерт. — Договорить Жирафу не дала пощёчина от друга. Шлепок отдался глупым эхом, а Жираф поспешно схватился за горящую щёку, словно может охладить пыл боли. Силы в свой удар Пугод не пожалел. Через несколько пропущенных ругательств Пугод удивлённо смотрел на товарища. — Что случилось? — О, у меня нет ни единого предположения что же случилось! Он правда не знал что случилось. От непонимания глаза блестели лёгким страхом, но лишь первые секунды. Жираф заметил заминку друга. — Ты не шутишь? Правда не помнишь? Ты буквально только что зарядил мне пощёчину. Это всё было странным. Пугод не мог поверить, что возможно потерять воспоминание момента, что был совершен только что. Его действительно умело разыгрывают. — Господин Судья я не помню чтобы я убил человека, так что этого не было. — Пугод похихикал, но когда ребята не ответили тем же понял, что шутка была неуместной. — Пугод, это правда было. Слова как разряд грома в ясную погоду. Он действительно выпал из реальности? Забыл то, что сделал минуту назад? Пугод гнал мысли взашей. Сейчас каждая секунда на счету. — Ой… Тогда извини, я не хотел. Мне наверное следует развеяться. Воздухом там подышать. Ну, вы знаете. Не дожидаясь ответа — он побежал. Пугал собственный иррациональный подход к вещам, слишком много позволяет эмоциям. Не в силах взять контроль. Пугод перешёл на шаг и вовсе остановился. Навалилось слишком много, а разум тлеет так быстро. «В силах ли я запомнить ещё хоть что-то?» Воздух казался ему тяжёлым, дышать было невозможно. Воспоминание само зацепилось за какую-то часть здравомыслия: он и Модди. Такие глупые, ничем не нагруженные, могут просто веселиться. Становится донельзя обидно. Нельзя так просто потерять память. Он удержит её как можно дольше и уже придумал как. *** Когда парни приземлились Джаст дал какое-то время своему другу, чтобы тот мог отдышаться. — И к чему было это внезапное появление? Надеюсь, не ради странных вопросов. — А ты стал проницательнее. — Джаст улыбнулся с издёвкой. — Не переживай, более я тебя не задерживаю. Моим заданием было отвлечь, а не говорить с тобой. — Господи, я ничего не понимаю. — Не переживай, уже скоро у тебя не останется выбора, кроме как доверится мне. Секби демонстративно схватился за голову. Товарищ глянул на него лишь мельком, а после принялся стягивать надзирательский плащ. Вопросов рождалось слишком много, но останавливать уходящего не было желания. Получит лишь нелогичные несвязные ответы. Важной детали не хватало. Хотелось снова встретиться с Пугодом. Странное спокойствие приходило с ним. На удивление, Секби не помнит всегда ли это было так. Завтра он обязательно поинтересуется этим. *** Когда Секби пришёл на базу Пугода он услышал разгорающийся спор. Видимо, сейчас хозяин помещения не очень гостеприимчив. — Дровосеки в курсе. Захотят — убьют меня ещё раньше, чем я должен умереть. — Никто тебя не убьёт. — Хватит. Хватит тупых пустых обещаний. Они не помогают, Модди. Я уже хожу по лезвию, для меня каждый день последний. — Так нравится ныть об этом и ничего не делать для обратного? Может не стоило трогать херню, в которой ничего не смыслишь? — А может я САМ решу, что будет для меня лучше? Секби отшатнулся от источников звука. Слышал ли он Господина Пугода таким отчаянным хоть раз? Сомневается. Когда он пришёл в себя из базы с поворотом вокруг своей оси вылетел силуэт. А следом вышел Модди. На него не обратили ни малейшего внимания. Так даже лучше. Отправится следом за Пугодом и выяснить что произошло. Таков был план. Излюбленным плащом он прикрывался он летящего в глаза песка. Как и ожидалось тот оказался на вершине пирамиды. Сидит, поджавши ноги к груди, даже не чувствует чужого присутствия. Секби не знал, как подступиться не спугнув. Он приблизился на несколько шагов, чтобы тихо начать. — Господин Пугод, — названный всё равно вздрогнул. — Я здесь, с вами. Если хотите чем-то поделиться, то я рядом. Что-то случилось? Пугод немного проводил взглядом по высокой фигуре. Смотрел так отстранённо и безжизненно. Признал ли он в Секби своего друга? Безусловно на это потребовалось время, и огонёк в глазах заиграл снова. — Что я говорил насчёт Господина Пугода? Ты осторожнее, я уже чувствую себя на вершине мира. — Ой. Мы сейчас не об этом. — Я не хочу о другом, Секби. Я просто слегка устал, нет никаких причин мусолить это. — Тебе сказать честно? Это не тянет на «слегка устал». На тебе лица нет, что происходит? — А ты ведь не отстанешь если я не скажу? — Он кивнул. — Быть назойливым плохо, Секби. Океей, дай мне секунду. Эм, мне кажется, все люди рано или поздно потеряют себя. — И… что заставляет тебя так думать? — Секби садится рядом, наталкивает на продолжение разговора. — А в чём смысл накапливать воспоминания, если в какой-то день можно всё потерять? Столько потраченного в пустую времени. Стоило ли время вообще того, чтобы тратить его на людей? Ветер игрался с волосами. Пугод смотрел вдаль. Куда точно сказать было нельзя, но он явно сознанием был не здесь. Не рядом с Секби, не в пустыне и даже не в своей голове. У него не осталось места, где его мысли бы приняли и не осудили. Сейчас легче представить, что он говорит с пустотой, но даже от туда смердит осуждением. — Но ведь… — Пугод обернулся на Секби, как на единственный источник света в его тьме. — Но ведь ты получил какие-то эмоции в тот период. Тебе не нужно зацикливаться на будущем или прошлом, у тебя есть только настоящее. Ты навсегда останешься в сердцах людей, ты изменил их мир, и это связано именно с тем, что ты проживаешь. Что-то в последней фразе заставило Пугода задуматься. Он выглядел потерянным. Слов не находится, они гниют где-то за безумием. Выходит только хриплый смех и кашель следом. Секби чувствует, что сморозил глупость. — Хорошо-хорошо — Сказал Пугод, пытаясь улыбнуться. — Если ты так считаешь, то возможно это не так уж и бредово. Пугод решил льстить. Умалчивать тот факт, что он так не считает. Людям достаточно просто забыть его. Но есть ли смысл хвататься за свои убеждения, если уже скоро от них ничего не останется? — Это не бред. Это то, что делает тебя человеком. Грудь не сдавливало как обычно. Пугод мог спокойно вдохнуть побольше воздуха и сказать Секби спасибо. Даже если тот и не понимал за что, но может эти слова он и хотел услышать. Слова, что одурманят его ещё ненадолго. Шум в голове оставил тишину на некоторое время. Воспоминания делают тебя человеком. Без них ты ничто. Ночью болезнь всё ещё мешала спать. Она окутала его болью, погружая в бессонницу. Хотелось вырвать несколько клочков волос, будто это помогло бы расчесать череп изнутри. Одежду приходилось буквально срывать с себя, настолько было жарко. Пугод жутко вспотел и ему хочется биться головой об стены, лишь бы это всё закончилось. А утром, когда первые лучи освещали поверхность, память от него ускользала. Было трудно вспомнить, как зовут его друзей или сколько ему лет. Отчаянные попытки вспомнить ещё приносили успех. Цепляться за свой обычный быт, за воспоминания, что держат его в реальности. Именно на этом когда-то держалась его идентичность. От прошлого Пугода осталась оболочка, от настоящего скоро не останется ничего. Вокруг него ощущалась скользкая пустота, которая настойчиво пыталась затянуть его в свои объятья. Клэш не приносил хороших вестей. Даже после двух дней состояние Обси не улучшилось, так же, как и у Пугода. Жираф стал своего рода посредником, доставляя ему информацию о обстоятельствах, ведь в саму некую лабораторию желания спускаться не было (но иногда приходилось, чтобы Клэш мог взять образец крови). Однако в последний визит Жирафа, в сердце Пугода пробудилось странное противоречивое ощущение. Было что-то вроде вины, но он не мог вспомнить, за что именно он себя винит. Это чувство охватило его, пытаясь сказать, что какая-то важная деталь ускользает от его внимания. Это так путает, ни одной толковой мысли не рождалось. Это надо с кем-то обсудить. Но не с Модди. Насчёт него тоже растёт нагнетающее предчувствие. И остаётся Секби. Он поймёт. Пугод не знает почему он так уверен в этом. Нежелание выходить на улицу побудило его просто написать сообщение. На удивление тот ответил почти мгновенно и согласился прийти на базу Пугода. Он не почувствовал радости. Ничего приятно не отозвалось в груди. Только путаница, которую уже не размотать. Долго ждать не пришлось. Длинная фигура в чёрных одеяниях возвышалась над забитым телом возле кровати. Раньше комната, в которой они находятся, называлась «комната для флекса» сейчас это звучит глупо и совсем не к месту. — Меня не покидает сомнительное чувство… — Секби внимательно ждёт, пока он продолжит. Язык не слушался, а стенки горла покрывала неприятная субстанция. — Я не помню что со мной происходит в последние дни. Делится чем-то таким сокровенным было неправильно, но держать в себе уже не получалось. Взгляд Секби мягкий, успокаивающий. В нём словно плещется тёплое море. — Это стрёмно, я знаю. — Секби приобнимает Пугода за плечо. — Помнишь что я тебе говорил? Важно то, что есть сейчас. Если бы я не держался за эту мысль вероятно сошёл бы с ума в попытках всё вспомнить. — Всё пытаешься? — Уже нет. Не думаю, что когда-то состоял в дровосеках. Стыд должен был метаться в груди за то что он лжёт. Выйти из образа было нельзя. Но что странно стыдно Пугоду не было. Его разъедала злость, накатившее раздражение и плохое настроение. Всплеск внезапной ярости удалось подавить. Было не ясно была ли это неприязнь ко лжи или надзирательским методам, хоть и ответ был на поверхности. Их близкое положение создавало тепло и пришла осознанная усталость. Созданный Секби уют позволил провалиться в желанную дрёму без какой-либо боли. Тот же сначала удивлённо хлопал ресницами, а потом решил для себя, что лучше не двигаться и дать отдохнуть Пугоду. Но план разрушил незваный гость, которого никто не заметил. Джаст и сам побоялся бы разбудить хозяина базы. — Зачем ты пришёл? — резонный вопрос для ситуации. — Поговорить. Но не уверен, что в его присутствии можно. — он кивнул на размякшее тело. К слову об этом, Секби решил сменить позицию для большего удобства. Он подмял ноги под себя, а голову Пугода осторожно положил на колени (предварительно отложив шляпу ему на грудь, поэтому изредка она немного поднималась). — Он крепко спит, не думаю слышит хоть что-то. Хочешь для твоей уверенности закрою ему уши? — Секби сказал это скорее в шутливом тоне, как и не всерьёз аккуратно прикрыл уши лежачему. — Хочу. Так и оставь. — серьезность этого ответа было тяжело понять, но убрать руки с ушей Секби не решился. — Тебе не кажется, что пора заканчивать? — Заканчивать что? — Спектакль. Закрыть занавес и за кулисами вернуть тебе память. Ты даже на секунду не задумываешься над тем, что всё что с тобой происходит — сюр? Секби устало вздыхает. — Каждый день, спасибо, что не устаешь напоминать. — Стараюсь. — Джаст скрестил руки на груди. — Ради чего ты работаешь? В груди-то ничего не отзывается, когда выполняешь приказы и уже не отзовётся. Нет серьезно, выполнение приказов? Разве объединение не должно быть состоящим из взаимопомощи и понимания, а не из секретов и приказов? Секби решил промолчать, что на самом деле в груди более чем отзывается на приказы, как и в голове. И что его больше гложет мысль, что он может не работать и бездельничать, чем исполнение глупых и не очень приказов. Всё равно Джаста вряд ли что-то вразумит, хотя погодите-ка. — Джаст, я правда не понимаю, почему ты так взъелся на Надзирателей, ты же сам один из нас. — Джаст удивлённо вскидывает бровь. Скорее даже с приторным сарказмом. — Но даже так у нас, ну или если не говорить за тебя, то у меня есть доступ к библиотеке. Там от нас точно нет секретов. — Чудесно. Я тоже думаю, что нам стоит посетить это место. Секби бы соврал, если бы сказал, что не удивился Джасту, который сошёлся с ним во мнении. Это даже заставило его на секунду обрадоваться, пока что-то не начало тревожить. Самодовольная улыбка. Секби не терпелось стереть её найденными в книгах фактами, но подскочить ему не дала голова на коленях. — Что ж. Дай мне секунду. — Секби окинул тушу взглядом и уже засомневался в своих силах. — А ещё лучше помоги мне. Потребовалась секунда чтобы понять. Джаст поднял Пугода за ноги, а Секби за подмышки. Через несколько незамысловатых действий хозяин базы мирно сопел на кровати, а два гостя поторопились в библиотеку. Пугод открывает глаза, затем снова закрывает их. Свет плохо воздействовал на него. Его голова раскалывается. Ему жарко. В правом виске колющая боль. Он не помнит как оказался на кровати да и уже с трудом соображает где находится. Через некоторое время Пугоду удается взять себя в руки и вновь повторить у себя в голове: Меня зовут Пугод и я умру со дня на день. Кажется раньше в этой фразе было больше деталей, больше смысла, но это не имеет значения, когда дополнения забыты под склизкой жидкостью. Пугод старается вспомнить больше, но его прерывает Модди. Пугод смотрит с недовольством и безразличностью. Ему неинтересно сколько Модди тут стоит и смотрит на него прожигая всё его нутро насквозь. Ему совершенно всё равно по какой причине он здесь. Пугод не хочет с ним говорить и сам не знает почему. Да может ли он знать хоть что-то, если он теряет всё, что было нажито им годами? — Зачем пришёл? Это звучало грубо, с наездом и неприязнью. Организм отвечает ассоциациями или может в нём просто не осталось места для показушного радостного тона. — Разговоры теперь под запретом? — Модди попытался улыбнуться, чтобы снять напряжение. — И в том числе я пришёл извинится за свою грубость в прошлый раз. Я перегнул. Пугод кивнул, словно понимает о чём речь. Носком обуви он крутил из стороны в сторону, как будто может продырявить пол этими движениями. Это заставляло не думать. — А ещё хотел спросить за инцидент в лаборатории Клэша. — Последнее, что я помню из лаборатории Клэша, так это то, как он брал у меня образец крови. — Это было до, насколько мне известно. А ещё я не могу скрывать, что результаты у тебя неутешительные. Он опять примирительно кивает. Что ещё он может сделать? — Но я про случай, когда ты ударил Жирафа и тут же забыл об этом. Если это была не шутка, то лучше объясниться сейчас. Губы дрогнули в попытке открыться и произнести хоть звук, но Пугод потеряно глазел на стены и пол. В голове вспыхнул хаос, пожар. Почему он не может вспомнить? — Я не помню. — Пугод решает не мучать себя. — Что-то не хорошее грядёт. — О, не могу не согласиться, МоддиЧат. Через дымку портала прошёл Душенька. Недовольный он метал взгляд от одного к другому. Набрав в лёгкие побольше воздуха и поправив волосы, он принял менее угрожающий вид. Не хотел бросаться ложными обвинениями. — До меня дошли некоторые слухи. Видите ли я давно не видел Обси. Поговаривают, что он в ваших руках, Надзиратели? Он сделал акцент на последнем слове. Модди в лице не изменился. Стойко выстоял надвигающиеся на них с Пугодом угрозы. Второй же не сдержался и отвёл взгляд. Кажется, такой поворот затронул даже его едва стучащее сердце. — Ну, слухи на то и слухи, верно? Поверь, после того как мы приняли его в Надзиратели от него не было и весточки. — Модди подошёл к Душеньке поближе и ободряюще похлопал его по спине. — Но раз ты говоришь, что он пропал, то мы обязательно будем смотреть в оба и что-нибудь предпримем. — В самом деле? — Душенька недовольно скривил губы и отошёл от Модди на шаг, чтобы рука того безвольно упала. — Информатор сказал, что в последний раз его видели в вашей пирамиде и нигде больше. — Ты же не думаешь, что мы бы что-то сделали с ним там? Пирамида в свободном доступе, ты в любом случае уже всё проверил там не так ли? — Пугод не заметил, чтобы на лицах спорящих хоть мышца бы дрогнула. Они оба настаивали на своей правоте. Он должен признать, если бы забыл правду, то не знал бы кому и верить. — Обси всего лишь перегрелся на солнце, от чего и упал в обморок. Что мы были бы за друзья, если бы не дали ему отдохнуть и не объяснили суть его работы, за которую он и принялся после? — Что за работа? — Пустяковая. Терраформинг. Это точно не связано с пропажей, прости. — Ладно. — Душенька сдаётся. — Спасибо за информацию. — Надеемся он найдется. Удачи! Душенька ушёл вновь скрываясь за фиолетовой дымкой. Пугод хотел было что-то сказать, но Модди жестом заставил его молчать. Несколько мгновений ушло на то, чтобы придумать как донести своё желание до Модди и он открыл чат и личные сообщения. «Я хочу убедиться что всё в порядке» Руки сами собой забились мелкой дрожью. Модди смотрел с сожалением и продолжал молчать. Осторожно подойдя, он взял руки Пугода в свои, словно это могло успокоить и дать надежду вот так просто находясь рядом. Вероятно прошлый Пугод клюнул бы и повёлся, но сейчас стальной взгляд давит, не оставляет выбора. Модди соглашается, кивает, всё ещё не роняет ни слова. Боится слежки. Путь до Обси прошёл в тишине. У Пугода в голове так много мыслей, что не удалось зацепиться ни за одну, что уж про разговоры. Модди же вслушивался в обстановку, но старался не подавать виду. Они не знали ждал ли Клэш вообще гостей, но более их не волнует. Ступени кажутся бесконечными. Пугод мысленно считает каждую пройденную, но сбивается на каждой десятой. Мысленная арифметика ещё позволяла сказать, что в сумме он прошёл порядком сорок пять ступеней. На входе в саму лабораторию Клэш отвёл Пугода в сторону почти сразу. Обси увидеть не удалось даже мельком. — Я рад, что ты здесь. Мне нужен ещё один образец твоей крови, чтобы подтвердить догадку, если позволишь? Пугоду казалось, что если он откажет, то всё равно возьмут силой. Да и есть ли смысл сопротивляться своему провальному спасению? Дать надежду Секби и Обси? Друзья определенно должны спастись. Не спеша латексная перчатка оголила бледную кожу. Она была не идеально гладкой. Местами красовались царапины, некоторые довольно глубокие. Клэш не задал вопросов, лишь отлучился взять пробирку и шприц. — И что это? — однако заинтересованный всё равно нашёлся. — Болезнь. Это мои попытки справиться с болью, достаточно неудачные, если не заметно. Пугод устроил руку на металлическом столе в ожидании. — Настолько больно? — Модди положил свою руку больному на плечо. Пугод устало выдохнул, казалось его раздражали настолько очевидные вещи, но он старался сдерживать всю накопившуюся агрессию в себе и получалось чертовски плохо. — Да, Модди, настолько. Я был готов разбить себе череп, дабы эта мерзость прекратила пожирать меня изнутри. Ну, знаешь, отстойное ощущение скорой смерти не помогает. Это всё моё состояние запущенный в тело медленный яд. Повисла напряжённая тишина. Клэш вернулся и покрепче затянул жгут на руке Пугода. Кровь бралась не красным потоком. Чёрная, переливающаяся жидкость заполняла пробирку. Скалк. — Как я и думал. — Пробормотал Клэш под нос, а позже закончив работу и увидев вопросительные взгляды, пояснил — Вы и без меня знаете, что в организме здоровых людей кровь беспрепятственно спекулирует в организме и восстанавливается таким же образом. Однако у заражённых кровь не восполняется, а заменяется скалком, и из-за отсутствия здоровой крови Пугод испытывает спазмы в сосудах, мышцах, а также испытывает мучащую его головную боль. — Это приближает нас к лекарству? — Безусловно это прогресс. Но я не совсем готов дать ответ как вывести эту гадость из организма. В малом количестве этот процесс легко замедлить и устранить, но Пугод уже находится в подвешенном состоянии, где большая часть его крови смешалась со скалком. — Обси! — Раздалось на другом конце лаборатории. — Душенька? — Что у вас тут происходит? Что с Обси? В этой ситуации любой ответ оказался бы провальным. Пугод отвёл взгляд, но всё же успел мельком заметить, как Душенька метнулся к Обси, на котором кажется не осталось места, куда не впилась бы игла. Синяки от неосторожного обращения со шприцом были тому доказательством. Регенерация в их с Обси телах отсутствовала из-за недостаточного прилива новой крови, потому синяки и не заживали. Пугод смотрел как из его руки сочиться противная жидкость. За вспыхнувшим конфликтом Клэшу было не до того, чтобы дать ему вату или что-то ещё, чтобы остановить «кровь». В Клэша и Модди летели какие-то предметы и принадлежности, некоторые попадали в Пугода. Когда он сумел обернуться и посмотреть на Обси — переполох был подавлен. Душенька держал Обси за руку и склонившись тихо всхлипывал. Но почему? Душенька же не умирает, почему тогда плачет? Беспокоиться о ком-то так сильно, что не может сдержать эмоций? В груди что-то щемит, но в голове ничего не щёлкнуло. Логическая цепь строится с трудом. Переживал ли о нём кто-то так же сильно, чтобы хотя бы поинтересоваться как его самочувствие? Результатам анализов очевидно виднее как у него дела. — Пугод, нам уже пора. — Модди услужливо остановил кровь ватой и заставил согнуть руку в локте, чтобы та не упала. Сопротивляться тому как его выводили из помещения не было смысла. Взгляд до последнего цеплялся за безрассудство Душеньки. Что он будет делать если Обси умрёт? Пугод нахмурился. — Что ты будешь делать, когда я умру? Модди со скептицизмом глянул на Пугода. Настоящей заинтересованности в нём не выдавало ничего. Видеть его таким было всё ещё непривычно и жутко. Даже жалко. — Приходить к тебе на могилу, что мне ещё останется? Он не решился юлить. Пугод задал конкретный вопрос. Отвертеться бы не вышло, сказал бы представить такую ситуацию и прочие уговоры. Модди хотел бы это послушать, но боялся нынешнего Пугода. Ведь он бы скорее просто промолчал, если бы Модди не ответил подобающе. Может разозлился бы. — Пообещай, что не будешь по мне тосковать. — А ты пообещай, что у нас не будет дурацких прощаний. — Модди протянул руку для условного договора. Пугод некоторое время смотрел на протянутую ему руку и неуверенно пожал её в ответ. И отпускать не хотелось. Что-то знакомое трепеталось внутри, но понять что уже не представлялось возможным. В библиотеке лишь шелест бумаги прерывал тишину. Секби вытаскивал одну книгу, пролистывал её полностью, клал её на место и брал другую. Таких ритуалов было проделано немало прежде, чем Джаст стоящий в стороне мог наконец прибавить скептицизма и подойти к довольному Секби. В руках он держал достаточно новый блокнот, выглядел он опрятнее остальных книг на полке. Сам блокнот был непримечательно чёрным и в центре был изображён фирменный бирюзовый глаз. На первой странице большими прописными буквами было написано «Разработки Надзирателей». — Вот, прошу! Прямая зацепка, мистер скептик. Джаст улыбнулся и с нетерпением пролистал несколько страниц, не вытаскивая блокнот из рук Секби. Остановился лишь на заголовке «ретранслятор». — Вся информация к твоим услугам, Секби. Глаза быстро забегали по объёмному тексту. И былое веселье с каждой строчкой улетучивалось всё быстрее. Непонимание и страх слились в одно, а главное пришло осознание. Осознание, что настоящего Секби здесь нет. Воспоминаний нет. Он с надеждой смотрит на Джаста, будто тот мог что-то сделать. Его лицо выражало победу. — Думаю, шанс всё исправить ещё есть. Мы не оставим это просто так, дружище. Благодарить Джаста было рано, однако то, что поселил в Секби сомнения отрицать было нельзя. Пролистав блокнот с изобретениями и будущими инновациями Секби понял, что вовсе не вникает ни в текст, ни в концепт картинки. Ему было не до этого. Он положил на место, то что ему не принадлежало. Огляделся и понял, что Джаста тут уже не было, хоть его пристальный взгляд всё ещё неприятно ощущался на самом себе. Секби хмурится, стоя возле портала в энд. В его голове не было ни единой линейно выстроенной мысли. Сколько бы он не думал понимал, что без своей бывалой памяти не сможет решить эту загадку, а следовательно ему требуется помощь. А у кого просить помощь, если не у самых близких друзей, верно? Вот поэтому сейчас он так же стоит на против Пугода и хмурится из-за подозрений на то, что тот может быть как-то связан с этим. Секби не хотел бросаться обвинениями с пустого места, но не мог придумать как начать разговор вот уже несколько минут, и тишина начинает давить своей неловкостью. — Слушай, Секби, у меня правда нет времени, так что давай побыстрее к сути. — Напомнил о своём присутствии Пугод. — Прости, если это прозвучит глупо и слишком в лоб, но я уверен, что корнем проблемы пробелов в моей памяти является не трудный день или усталость, а что-то иное. Вмешательство со стороны, понимаешь? Что расстроило Секби, что Пугод дёрнулся. Он запаниковал. Замечает как дрожит и не знает может ли что-то сделать. Стоит ли начинать чувствовать вину за это? Он просто наблюдает и ожидает, желая найти ответы, чтобы, наконец, все разъяснилось само собой. Однако вместо этого вопросы только накапливаются, а Пугод не в силах сдержаться. Он терпел слишком долго. — Секби… Я… — Можешь хоть раз сказать правду? Или боишься потерять… — Я уже потерял всё! Я потерял надежду, смысл и вполне успешно прощаюсь с рассудком! — У Пугода наворачиваются слёзы. Не по своей воле, скорее защитная реакция организма. — Секби, я умер сегодня, умру завтра, каждый день это новый Пугод. Нет прошлого меня и не будет будущего. Голос хрипел. Виски резво пульсировали, а Пугод утрачивал возможность видеть и соображать. В глазах плыло, темнело, он видел как всё вокруг заражается скалком. Он не хотел этого. Этого не было на самом деле. Воздух отказывался поступать, он разучился дышать. Беспомощно смотрел на дрожащие руки, которые были покрыты скалком. Паника окутывала его, мысли пугающие и настойчивые. Видеть друга в таком состоянии было ужасно. Настроение стало до предела напряженным, раскалённый воздух обжигал легкие. Пугод задыхался от своих слез. Его грудь вздымалась с безумной быстротой. — И самое ужасное то, что я ввязал в это все тех, кто этого не заслуживает. — он звучал хрипло. — Я не хотел этого, Секби, вообще ничего из этого не хотел. Пугод схватился за голову и устало опустился на колени, не прекращая давиться воздухом. Пальцы агрессивно тянули волосы, пытаясь вырвать их клочками. Секби было страшно подойти и ненароком отхватить пару синяков. Пугод был не в себе. — Я устал. — вымученно закончил он свою триаду. Секби попытался успокоиться и успокоить поникшего. Осторожно присев рядом он положил ладони на крепко сжатые руки. Они расслабились лишь слегка, но этого хватило, чтобы волосы наконец оставили в покое. — Дыши глубже. Пугод ненавидел свою беспомощность. Ненавидел Секби за его безрассудство. Как можно помогать кому-то, кто обрёк его на страдания? Лбом он упирался Секби в грудь и старался дышать так же. Судороги отступали. А ясность разума не возвращалась. Вокруг была лишь ненависть ко всему живому. — Секби, я болен. Я умру. — Чем ты болен? — Секби интересуется с осторожностью, держит дрожащие руки своими. — Скалком. Это звучало бредово, несуразно и никак не связано. Как можно болеть тем, что никак не может навредить? Да, консистенция у этой штуки не самая приятная, но разве заражая местность она может пробраться внутрь тебя самостоятельно? Секби относится к ситуации скептически. Может у Пугода проблемы с головой, а не со скалком? — Я устал. — Он повторился. — Устал бороться, хотя сдаваться это обычно не в моём духе, но я уже сомневаюсь где я, а где нет. Секби всё больше убеждается скорее в проблемах с головой, но Пугоду о своих доводах докладывать не спешит. Если честно, то он вообще не смыслит как обращаться к человеку с панической атакой, поэтому продолжает слушать, как Пугод бубнит ему в грудь очередной поток бреда. — От меня скоро не будет смысла и я всё забуду, а значит и смысла скрывать уже нет. Ты интересовался ретранслятором верно? Его… Работа основывается на технологии скалка. Ну… На расстоянии. — Пугоду тяжело давалась формулировка предложений. — Короче ты тоже заражён, чел. — Ты шутишь? — Секби отстранился. — Мне есть смысл шутить? Сейчас? — Пустой взгляд пробирал до мурашек. У этого взгляда действительно не было сил бороться. — Ты даже не замечаешь, что от прошлого Секби у тебя ничего не осталось. Может, его внешность, его доброта, я не знаю. И ломать эту штуку не советую, иначе заражение пойдет полным ходом. — И зачем было заражать меня? — Чтобы спасти меня. Секби пробил удар током. Он побледнел в неверии. Всё больше и больше он разочаровывался в этой организации. Всемирные тайны, вечные знания — это всё лишь предлог? Значит Джаст был прав? — И то есть я правда дровосек? И ты всё это время молчал? Ты был такими же как они? — Я не такой как они! Пугод поднялся рывком, не обращая внимания на подкошенные коленки и резко ударившую боль в мышцы и голову. Он же не был таким как они? Он горит изнутри. Впивается когтями в руку, на которой была латексная перчатка. — Ты не остановил их. Ты позволил их аморальным методам зайти так далеко. — Секби не верил тому что он говорит это. Не верит тому как рушится доверие к тому, кого считал самым близким своим другом. Так считал не настоящий Секби. — Я не хотел. — Но ты сделал. Потому что всё равно боялся за свою задницу. Пугод стоял в ступоре. Словно до него отголосками доходило осознание, что так оно и было. Он неосознанно одобрял всё что делают его друзья прикрываясь вымышленным сочувствием. Секби выглядел разочарованным. Ни сказав не слова он ушёл. И вот он снова один. Он не чувствует гнетущей вины или жалости разочарования, ведь в какой-то степени Пугод ожидал именно этого. И вот снова мир утопает в скалке, а судорога охватывает с новой силой. Нет, он не готов умереть сейчас. Ему нужна помощь. Рука останавливает Секби, который кажется вовсе не смотрел под ноги. Он поспешно сбрасывает преграду, но человек настойчиво встал перед ним, мешая идти. Последнее чего сейчас хотел Секби — говорить с кем-то. Сейчас он желал забыть недавний разговор и свой провал. Он действительно облажался. — К чему спешка? — Джаст выглядел непринужденно для человека, что явно подслушивал разговор. — Ты был прав. — Я знаю. И сейчас ты наконец-то понимаешь почему я так беспокоюсь об этой штуке. — Он указал на ретранслятор. — Ломаем его и дело с концом? Все живём счастливо? — Балбес, ты что не слышал? Его нельзя ломать. — Быть честным не слышал, но ты меня заинтриговал. Секби с недоверием осматривал фигуру перед собой. Он уже не знал кому верить и кто врёт. Однако все выше собранные факты явно говорили о правоте Джаста. Хуже ведь уже не будет? Он собирается с мыслями лишь мгновение. — Слышал что-нибудь о скалковой болезни? — Дождавшись отрицательного кивка он продолжил. — Я тоже. Однако по словам Пугода заражение не заставит себя долго ждать, если просто сломать устройство. Не пойми меня не правильно, мне нет причин ему верить, но рисковать если честно не хочется. — Справедливо. Ну, в худшем случае придётся заставить силой. — Джаст слегка-по садистски посмотрел на незеритовый меч за своей спиной. Однако уже в следующий момент он казался абсолютно безобидным. — Но я уверен до этого не дойдет. Пугод вроде парень совестливый, может сила дружбы поможет? — Очень смешно. В этом и проблема. Мне кажется у Пугода… — Секби зашипел в попытке подобрать менее обидное продолжение. — Проблемы с головой. Он утверждает, что болеет этой скалковой болезнью, но я не знаю. — Ну, если говорить тебе честно, то вид у него правда болезненный. Секби задумался, что не замечал ничего подобного. Конечно, в последнее время Пугод вёл себя ещё более странно, но огромного значения тому не предавал. Ну вдруг заработался или ещё что-то в этом духе, причин для беспокойства не было. Но сейчас стыд заиграл новыми красками, несмотря на то, что Пугод сделал с ним. Секби не знает как поступил бы на его месте. — Хорошо. Я поговорю с ним ещё раз. Возможно, я ушёл слишком резко и не совладал с эмоциями. Так не похоже на меня. — Я бы поспорил. — Сейчас, вероятно, Джасту лучше знать как былой Секби повёл бы себя. — Может пойдём вместе? — Я справлюсь сам. — Если ты уверен. Если будешь в опасности — напиши мне. — Несмотря на столь жуткое одолжение Джаст по странному улыбнулся. Эта улыбка явно была связана не с предыдущим контекстом помочь, а с чем-то что сказал Секби. Секби очень надеялся, что то о чём он подумал не являлось настоящим посылом Джаста, но скривившаяся гримаса и лёгкий румянец, а после смех говорили о том, что он был чертовски прав. — Пошёл ты! — Не переживай, ссоры в семье — это нормально! — Ничего не слышу. — Секби показательно закрыл уши и отвернулся от надоедливого товарища. Гулом некоторое время смех Джаста отдавался в его голове, а после всё стихло. В глазах мелькали яркие круги от того, что Секби слишком сильно жмурился. Он один и вновь он в пустыне. Всё ещё в этом глупом одеянии Надзирателей. Скоро всё закончится и от этой мысли было тоскливо. Он должен радоваться не так ли? Пугод сидел, прислонившись к одной из диоритовых колонн. Пирамида над головой закрывала большую часть обзора, не позволяла увидеть небо и палящее солнце. Ему и без того душно, может оно и к лучшему. Латексная перчатка ещё более неприятно липла к руке из-за сочившийся крови. Пугод не помнил, как раскромсал себе её. Он напряженно пытался дышать в привычном ритме, но безуспешно. Глотка сжималась, все жгло от желания изо всех сил закричать. Кажется, что ее ужалили, также как его руку. Ребра кололи мягкие легкие, и Пугод мучался в агонии. Глаза были полны слез, но он даже не знал, плачет ли из-за сухости в них или от отчаяния, что окутывало его с головой. Всё вокруг плыло. Погружалось во тьму. Он умрёт один. Не заслужил компании в последний путь. Пугод взвизгнул, когда приступ мигрени заставил его намеренно удариться о колонну, в попытке прекратить все эти муки. Однако это действие только усугубляет его положение. Он душился от собственного всхлипа, и его настиг неудержимый кашель. Горло он желал только разодрать, избавится от этих ощущений, хотя бы на миг доставить себе облегчение. С губ что-то течет. Это была не слюна. Что-то иное, пресное на вкус. Он так давно ничего не ел, что чувствовать хоть какой-то вкус для него было в новинку. Другая рука, на которой перчатки не было, дотронулась до подбородка. Жидкость чёрная. Галлюцинации вокруг становятся чётче. Паника снова накатывает. — Я рядом. Пугод невольно дрогнул. Тёплые руки казались блаженным миражем. Они держали его холодную, кровоточащую, уродливую руку. Тьма отступает ненадолго. Пугод чувствует нутром, скоро всё повторится, всё станет хуже, ему дают последний шанс. Честно говоря, его чувства давно отмерли с какой-то частью мозга. Настоящего отчаяния он не испытывает. Скорее уже принимает как должное. Почему-то присутствие Модди заставило его легко улыбнуться. Он и это не смог проконтролировать. Внутри всё по-прежнему пустует и горит, но он был рад любой компании. Был рад, что смог написать Модди в очередных конвульсиях. — Чтобы я без тебя делал? — Пугод отвечает с привычной простотой. Нынешнему ему это не идёт. Его взгляд пуст, кожа бледная, с губ стекает что-то противное по субстанции, из руки течёт тоже самое. Модди не стал отвечать колкостью. На это не было времени. Пугод не спешил бросаться в объятия или в прочие сентиментальности. Единственное, что они делали — держались за руки и смотрели друг другу в глаза. Ему нужно держаться подальше. Он чувствует, что забывает нечто важное. Как бы Пугод не старался вспомнить, сознание ускользало. Безумие наседало вместе с нестерпимой болью. Ему словно ломали кости и тянули мышцы, в то время как сотни ядовитых термитов медленно пожирали его как кору старого дуба. Он жаждал помнить. Хотел бы не ненавидеть. Хотел бы быть тем, кем он был раньше, а не пустой оболочкой, лишённой всякого смысла. Модди молчал, гладил дрожащую ладонь и не сводил глаз. Пугода охватывала неясная агрессия, необузданный стресс, ему тяжело давалось держать себя в руках. В сознании сама родилась мысль. Мысль, больно впившаяся в плоть. — Выглядишь расстроенным. В чем дело? Я думал МоддиЧат скверный дядька и не привязывается к людям, а? — Почему ты думаешь, что я привязался к тебе? — Это то, во что я хотел бы верить. — Пугод с трудом пожимает плечами и сжимает губы от неприятных ощущений. — Ты знаешь, у меня сейчас не так много вещей, на которые можно надеяться. Модди кивает и всё ещё приятно трёт бледную ладонь. Бархат перчатки щекочет. Давно он не обращал внимания на такие детали, будучи в состоянии овоща. — Ты помнишь, из-за чего мы в ссоре? — Модди спросил это так буднично. Будто в этом не было ничего такого. «Что за ссора?» ─ спрашивает сам себя, но ответа не находит. Маска безразличия Модди пугает, даже провоцирует и злит. Он бы хотел разорвать ее и увидеть ту же боль, что разрывает его самого. Пугод хочет, чтобы Модди тоже страдал, чтобы он понимал, как больно быть пустым, обреченным на одиночество. Надежда, которую он искал в Модди, безвозвратно исчезает. Он уже не верит в счастье, не верит в людей. Только рубаха тьмы остается с ним, окружая его агрессией и непонятной тревогой. Пальцы сжимаются в судороге, у Модди на руке остаются бледные следы от ногтей. — Не помню… Уже ничего не помню, — закатывает Пугод глаза и чувствует, как земля уходит из-под ног. Термиты разрушают его последние крошки памяти и сознания, оставляя его в бездне отчаяния и пустоты. Он ощущает, что его существо осталось тенью прошлого. Но даже в этой тени он всё ещё ненавидит Модди, он в который раз ищет ответ на свой вопрос — за что? — Модди. Модди заинтересованно поднимает взгляд, ожидая, когда Пугод продолжит. Но он ничего не говорил, только умоляюще смотрел. — Мне больно. — Я знаю. — Модди осторожно протискивает руку между холодным диоритом и спиной Пугода. — Скоро станет лучше. Пугод не верит, однако старается расслабиться в объятиях. Склоняет голову поближе к плечу Модди. Ему было жарко и холодно, конечности непроизвольно дёргались. — Тебе нельзя быть рядом. — Я смогу за себя постоять, не беспокойся. — Модди покрепче обвил руками тело Пугода. — Я без двух минут монстр, — сердцебиение гулом отдается в ушах. Ему страшно. Его одолевает всё большая жажда придушить Модди и вспороть его грудь. — Я хочу, чтобы ты меня убил раньше, чем это случится. Просьба ужасная, она даётся Пугоду с трудом, но, возможно, это последнее его рациональное решение. К горлу подкатывает ком чего-то противного. Его тошнит. Он отстраняется от Модди, когда живот сводит спазмами, а наружу льётся скалк, пачкая белый полированный камень. Жираф рассердится. — Уф, я не особо вовремя? — Секби стоял чуть поодаль. — Как видишь. — Модди осторожно поглаживал Пугода по спине, пока тот отхаркивал остатки в своём рту. Голова кружилась, а тяжесть в желудке не пропала несмотря на то, что его сейчас вырвало. Оно не отдавало противным послевкусием желчи, как это обычно бывает. Ничего не было в принципе, либо вкусовые рецепторы тоже отказывают ему в работе, будто прожжённые. — Но это срочно. Вам пора платить по счетам и вернуть мне память. — Секби недовольно скрестил руки на груди, хотя во всех его действиях читалась неуверенность, а во взгляде сочувствие. — Я же сказал, сейчас не лучшее время для этого. — Может тогда и вовсе не стоило её забирать? — Верно, ведь обрести друга на гибель так благородно. — Спасать его такими методами ─ тоже не в благородство играть. — Хватит, — всё внимание было на Пугода. — Я хочу, чтобы вы помогли Секби снять эту фигню. Модди не знал, стоит ли ему слушать своего друга, учитывая, что его разум на пределе. Но сейчас перечить ему хотелось меньше всего. Однако снять с Секби ретранслятор означало одно — конец всему эксперименту и Пугоду в том числе. Это изначально было плохой идеей. Но как же Обси? Неужели эксперименты над ним не дали никаких положительных результатов? Модди в спешке пишет Жирафу, чтобы он пришел и заодно спрашивает о состоянии вышеупомянутого. И вердикт один — это конец. Обси встретил этот конец даже раньше, чем Пугод. Было неразумно позволять Клэшу столько, стоило сосредоточиться на конкретном поиске лекарства. Сейчас уже поздно кого-то винить. Жираф пришёл, когда Пугод уже лежал, свернувшись калачиком и держась за живот, тихо скулил от боли. Видя весь беспорядок, он понимал, что ничего хорошего тут тоже не происходит. — Пугод сказал вести Секби к Клэшу и снимать ретранслятор. — Модди говорил это не сводя глаз с больного. — Не подведи. — Я тебя никогда не подводил. — Жираф фыркает. Осмелиться подойти к Пугоду он не смог. Было слишком стыдно перед тем, кого он на самом деле подвёл. — Пошли уже. Секби мнётся недолго. На самом деле в такой атмосфере никому не хотелось находиться, но Модди остался. В груди упрямо щемит, намекает на то, что тот вероятно незаслуженно обвинил Пугода во всех его бедах, но в спину уже настойчиво толкали. Когда они добрались до лаборатории и спустились внутрь, картина была неутешительной. Клэш и Душенька были на полу и второй выглядел разбитым. Рядом с ними лежал меч, что опасно поблёскивал слабым светом. — Небольшая перепалка, — пояснил Клэш, вставая и отряхиваясь. У Секби спёрло дыхание от собственных догадок и странно ударившему в нос трупному запаху. Хотелось бы верить, что воображение играет с ним злую шутку, но он знал, что это не так. Клэш выжидающе смотрел на Жирафа, тот так же прожигал в ответ. — Сними с него ретранслятор. Удивление отразилось на его лице, а после он непринужденно, не сказав ни слова, пожал плечами и молча пошёл к какому-то процедурному столу. Рядом с ним располагалась кушетка. Секби стоило идти следом, но накатывающие сомнения говорили о себе мелкой тряской в руках. — Не стой столбом. — Напомнил Жираф перед тем, как пойти разбираться с Душенькой. Осторожными шагами он дошёл до кушетки и сел на неё. Клэш обрабатывал принадлежности чем-то резко пахучим и явно содержащим спирт. — Ложись. Секби так и поступил, а после Клэш взял его руку для того, чтобы уколоть чем-то. Укол вышел болючим, но пожаловаться не дала резко накатившая усталость. Терпеть весь этот бред было невыносимо. Трупный запах усиливался, вызывая тошноту. Секби зажмурил глаза только для того, чтобы сделать иллюзию того, что всего этого нет. Однако уже спустя некоторое время он сумел расслабиться, и сон начал забирать его в свои руки. Пугод давится своим отчаянием и беспомощностью. Дышать тяжело, когда скалк покрывает стенки носоглотки, ухватить воздух кажется невозможным. Модди всё ещё рядом, но разглядеть его лица не получается. Глаза не фокусируются. Утомленный разум постепенно терялся в этой бездне, и сил контролировать это не осталось. Его одолевали чуждые эмоции, Пугод больше не мог анализировать своё состояние. Личность была разрушена. Прежние идеалы и убеждения развеялись во тьме. Сердце неохотно билось, напоминая, что он всё ещё продолжал своё жалкое существование. — Модди. — Это был жалобный хрип. Скулёж. — Убей. Модди чувствовал себя эгоистом. Он не хотел, чтобы Пугод уходил, оставлял его здесь. Это чувство сдавливало грудь, когда его друг просит о подобном. Незеритовый топор сиял рядом, но время продолжалось мучительно тянутся. И с каждой секундой было всё больнее. Пугод сам тянулся к оружию, превозмогая собственную боль. Модди пожалел его. Тяжёлый топор лёг в руку, Модди поддался воспоминаниям. Чувству ностальгии. Замах даётся с трудом. И в последний момент он остановился. Слишком бесчеловечно. Он не отрубит ему голову за один удар. Ему потребуется несколько ударов, чтобы разрубить плоть и кости — для Пугода это будет явно мучительным опытом. Модди достает из-за пазухи бутылек с темно-красным веществом, напоминающим кровь. Пугод брыкался, явно не ручаясь за себя. Пришлось грубо взять его за челюсть, чтобы влить содержимое. Скалк с трудом пропускал зелье. Пугод старался визжать, но выходили только булькающие звуки. Рот ему пришлось закрыть рукой. Проглотить зелье и скалк, что лился наружу, наверное, было противным испытанием. Пугод вырывался и дёргался. Его вены вздулись в некоторых местах, а кожа ощущалась очень ватной и мягкой, как у трупа. Глоток сделать всё же удалось. От прежнего лучезарного парня не осталось ни следа. И теперь это на совести Модди, что со временем безумное гоготание стало стихать, а попытки вырваться из хватки прекратились. *** Погода выдалась удачной. Солнце ярко пекло наперекор тому месту, где находился Модди. Кладбище было создано импровизированным, временным. Ребята заручились позже оформить его по-красивому, но пока что это просто вскопанная земля и кривые кресты с именами тех, кто в прошлом были людьми. Рядом красовались более красивые могилы с именами, которые тоже уже не имеют значения. Их вклад в будущее не был забыт, но вспоминали о них не так уж и часто. Модди вертит в руках две ярко-красные гвоздики. Они срезаны неаккуратно, края их лепестков уже едва сохнут и гниют. И от них тоже останется бесполезная оболочка, некрасивая и уродливая. — Привет. Голос заставил выйти из своих мыслей. Безмятежные раздумья прервал Секби, в руках у него была гроздь лаванды. Он выглядел довольно вялым и уставшим. — Как твоя память? — Вернулась. Модди небрежно кивнул и спустился на корточки, чтобы положить цветы. На самом деле всё и правда возвращалось на круги своя. Все участники произошедшего инцидента начинают забывать кошмар, через который им удалось пройти. Модди не знает, когда оправится от увиденного. Было странно чувствовать некий ужас, вспоминая, как плохо Пугод выглядел в свои последние минуты, ведь на этом кладбище лежит не мало людей, которых Модди убил самолично за неплохую сумму, такие, как Лаврин, например. Но тогда это было как в тумане, в тёмной дымке окружённой смертью. Те события не сравнятся с этими. К Пугоду он успел привязаться. Именно возле его могилы он сидит поникший, хотя Обси он тоже и цветочков занёс и поговорил с ним немного. А Пугоду сказать было нечего, по крайней мере мёртвому. Рядом упала лаванда и её сиреневые лепестки раскинулись по сырой земле. Модди поднял голову на Секби, и тот смотрел в ответ так, словно хотел что-то сказать, но никак не решался. — Когда память ко мне вернулась до меня доходил весь сюр и ужас ситуации. — Секби отводил взгляд то на могилу, то опять на Модди. — И я всё ещё не одобряю ваши методы, но смерти в этой ситуации не заслужил никто. Мне жаль. — Мы были в ссоре за неделю до произошедшего. Он дулся на меня по такой идиотской причине. — А что за причина? — Пакет считал, что я его ни во что не ставлю, считал, что отдаляюсь от него. Может, это действительно было так, теперь мы уже не поговорим об этом. Модди так же корил себя за то, что уже около месяца знал о том, чем Пугод занимается. Тем, что медленно убивает себя и из-за их недомолвок и он не сумел ему вовремя помочь. Его эксперименты свели его под землю, в то место, которого он так боялся. Секби локтем толкнул Модди, чтобы привлечь его внимание, и протянул какой-то потрёпанный блокнот. Местами он был порван, а где-то склеен скотчем очень неаккуратно. Зачем кому-то пытаться сохранить что-то такое неопрятное? Модди вспомнил, что, когда служил Богу Смерти, его скитания по безлюдным местам сопровождались записями своих мыслей, заметок и тому подобного в старую тетрадь и выглядела она так же ужасно. — Нашёл в библиотеке. — Модди всё ещё смотрел с непониманием. — Всё что осталось от Пугода в его последние дни. Модди принял блокнот, но открывать не спешил. Даже не знал, хотел бы он знать, о чём думал его друг в последние свои дни. Секби не хотел смущать и стоять над душой, поэтому он в последний раз посмотрел с сочувствием на криво вбитый крест и начал медленно уходить от этой гнетущей атмосферы. Блокнот не выглядел особо толстым, местами страницы были вырваны, но вставлены обратно, мятые и порванные. Первая страница выглядела… Приемлемо. Почерк ещё старается держать красивый образ и изящные линии, что вырисовывались в слова. «Это так странно заводить… дневник? Наверное, я могу это так назвать. Это вынужденная мера, чтобы не сойти с ума, хотя не уверен, что психически здоровые люди говорят сами с собой. Часть моих воспоминаний уже никак не возвращаются, как бы я не старался. Я не уверен, что могу писать сюда действительно что-то личное, знаю я себя, потом кто-то в любом случае это найдёт прочтёт. Кстати, кто это читает, знай, я перехитрил тебя и знал, что ты будешь это читать, ха! Вообще некоторые воспоминания с ребятами заставили меня пойти на такой шаг, как на сохранение своих прошлых моментов хотя бы в таком виде.» И последующие страницы действительно содержали в себе моменты из жизни Пугода, какие-то страницы были забрызганы скалком, а после нескольких записанных воспоминаний, по которым Модди пробежался глазами дальше, Пугод признается, что больше ничего вспомнить не может. «Ну, вообще, наверное стоит записать, как в мою дурную голову вообще пришла идея вкалывать в себя скалк! Вообще решение было очень импульсивным и тупым, скрывать этого не могу. Для заметки, я проводил эксперименты над мертвыми животными, и их получалось оживлять, и я готов был поклясться, что чувствовали они себя чудесно. Ну и казалось бы, вот моё долгожданное лекарство от смерти, да не тут-то было. На радостях я вколол себе… не мало. И в начале преимущества определенно были. Я чувствовал себя прекрасно без сна и еды, однако спустя неделю такого режима меня начали одолевать боли, сильные, режущие. Меня будто поразила чесотка изнутри. И пусть аппетит ко мне не возвращался, я пытался заставить себя поспать, думая, что проблема была в неспособности организма так быстро адаптироваться к новому режиму работоспособности. Я до сих пор не знаю, в чём дело, но кажется оно пожирает мой мозг и хочет превратить меня в подобие зомби или безмозглого Вардена. Это бы имело смысл» Дальше про скалк информация была расплывчатой, через каждое слово Пугод не забывал упомянуть, как ему больно, а почерк в этих местах был едва читаемый и очень дерганый. Следующая страница натерпелась казалось больше всего, местами она была оборвана, слова были живыми и в той же подобной написавшему манере уничтожали дневник изнутри. «Я НЕ МОГУ ЭТО ТЕРПЕТЬ. Я СХОЖУ С УМА ПРИ МЫСЛИ О ТОМ, ЧТО ВНУТРИ ЕСТЬ НЕЧТО СПОСОБНОЕ СОЖРАТЬ МЕНЯ. ТАК БЕЗРАССУДНО. Я БОЮСЬ УМЕРЕТЬ ─» А дальше обрывается. «Сегодня поговорил с Секби и мне стало легче, наверное, всё же в моральном плане. Этого мне не хватает. Я благодарен, что он возится со мной, хоть это и не совсем тот Секби, которого я знал. А я единственный Пугод, которого он знает сейчас, какой ужас. Мне явно стоило проводить с Секби больше времени до того, как он вступил в Надзиратели, крутой чел. Отлично справляется с тем, чтобы я не трясся по чём зря в одиночестве, хоть кому-то на меня не всё равно, ха-ха» Странное чувство обиды нахлынуло на Модди, когда он прочитал эту страницу. Раздражение закипало внутри. «Я не мог уснуть. Снова. А ещё расчесал свою руку до крови, и она не красная. Возможно, память меня и подводит, но кровь явно не должна быть чёрной. Почему Клэш не сообщает мне никаких результатов? Я не помню, что творю во время приступов. Слишком больно, но даже так у меня всё ещё есть тёплые воспоминания на первых страницах…. Все становятся такими сентиментальными перед смертью?» Следующими страницами являлись обращения непосредственно к Секби и Модди. И Модди захлопнул дневник с глухим звуком. У него не хватило духу дочитать, не хочет знать, о чём просил его Пугод перед смертью. Из-за пазухи он достал огниво, что взмыло в воздухе и дало пару искр. Их было достаточно для того, чтобы бумага загорелась. Вероятно, этот дневник был важен Пугоду. Был важен всему человечеству, чтобы сделать хоть какой-то прорыв в изучении скалка. Ничего более не имело значения. Модди не нужен был предмет, что будет болюче напоминать о хороших днях, о ярко горящих глазах. Именно их он видел в полыхающем огне. На сырую землю упали догорающие остатки. В пламени забываются слова, уносятся по ветру пеплом. Никому не нужные, написанные кривым почерком. «Но в этом кошмаре я видел последнюю надежду — надежду на то, что ты поймёшь всё сам. Всё, что я не мог сказать тебе прямо, МоддиЧат.»