Апрель, 1865 год
Слякоть противно чавкала под ногами темной фигуры неизвестного мужчины. Ветки деревьев склонялись перед ним, мешая пройти, и только одной рукой удавалось отодвинуть часть в сторону, чтобы не поранить измученное лицо. Его одежда с ног до головы была мокрой, пропитанной травой, паутиной и грязью. Мужчина дрожал от ласкающего холодного ветра, но хромающими еле перебирающими шажками он продолжал идти вперёд.
Глаза во мраке сверкали жгучим желтым цветом. Они полны злобы, страха, желания жить и найти хоть какую-то надежду, и она была… Пустой деревянный дом казался маятником, последней надеждой перед неизбежным столкновением со своей судьбой.
Тяжело задыхаясь, он хватался за кровавый бок, ловя последний вдохи жизни. Но нельзя умирать! Нельзя оставить всё как есть! Он жаждал мести за непреступное деяние ангела, страсть как горел совершить самосуд и не важно, встанет ли против него весь мир из таких как он или нет.
Ещё немного и неизвестный прячется в доме и тут же скатывается вниз по стенке, прикрывая глаза.
— Господь, спаси и сохрани мою душу. Да, я хочу стать грешником, но дай мне сил расправиться с ним. Око за око, ведь так? Прошу, скажи, что я прав! Он не имел права убивать мою мать, она такая же как и он! Узнай любое государство и его всё равно же убьют! Так дай мне испачкать руки в крови грязной. — шептал сквозь слёзы утомления этот мужчина, как вдруг окно перед ним разбивают камнем. — Нет…
1868 год, южные территории США
В полумрачном баре «У Гарри», где царил густой запах табака и виски, сидел КША, известный как Стивен Вотсон среди людей. Стивен, высокий и мускулистый мужчина с суровым лицом и глазами, полными печали, был одет в самую обычную местную одежду, чтобы не выдавать, что он является ветераном гражданской войны. Но самой главной чертой внешности являлись его рыжие кудрявые волосы. Казалось давно уже не сжигают и не тыкают пальцами как в бесов, а всё равно конфедерат получал к себе огромное внимание. Так же он был немногословен и замкнут, но за его суровым фасадом скрывалась ранимая душа, израненная войной и потерей связи с лучшим другом. За барной стойкой, покрытой царапинами и вмятинами, хлопотал пожилой бармен Гарри, знавший Стивена как облупленного. Наливая ему очередной шот виски, Гарри поинтересовался:
— Как прошел день, Стив?
Стивен оторвал взгляд от старой, потрепанной фотографии на стойке и протянул ее Гарри.
— Вот, полюбуйся. Последний день службы.
На фото улыбающийся Стивен в военной форме обнимал своих боевых товарищей. В глазах старого воина застыла грусть.
— Тяжело тебе, сынок. — сочувственно сказал Гарри, возвращая фотографию. — Но ты молодец, что справляешься.
— Да как тут не справляться? — горько усмехнулся Стивен. — Жизнь продолжается, пока что.
— Верно говоришь, — кивнул Гарри. — И ты не один. Мы всегда рады тебе здесь.
Стивен благодарно улыбнулся. Гарри был не только хорошим барменом, но и замечательным слушателем. Он знал, что рыжий мужчина всё планирует отомстить США за проигрыш, да только никак не может собраться с духом. Поэтому Гарри всегда старался создать дружественную атмосферу и поддержать Стивена в любой ситуации. В конце концов этот бар просто кишит людьми такими же взглядами, с кем не сядь все поймут. Да и давно не секрет, что КША продолжает жить, не смотря на то, что потерял политический статус.
Вдруг к барной стойке подсаживается некий мужчина на костылях и толкает рыжего в плечо.
— Ох, да это же наш Конфедерат в бегах! — хохочет подсевший и ставит костыли. — Я думал ты не скоро вернёшься сюда. Сюда же столько военных США прибежало, как только узнали, что ты здесь был полгода назад.
Стивен узнал мужчину. Это был сержант Джонсон, с которым он сражался при Геттисберге. Джонсон был ярым сторонником Союза и в той битве они друг друга сильно ранили.
— Что тебе снова нужно, Джонсон? — холодно спросил Стивен, приподнимая бровь.
— Ничего особенного, Вотсон. — ответил Джонсон. — Просто хотел поздороваться со старым знакомым.
— Я не твой знакомый. — отрезал остро КША. — Даже если и пару раз пили.
— О, брось, Вотсон. — усмехнулся Джонсон и жестом указал Гарри, что хочет тоже самое выпить, что сейчас было в стакане Стива. — Мы же вместе воевали.
— Мы были по разные стороны баррикад, дурень — напомнил ему Стивен и выпивает шот, чтобы бармен сразу повторил.
— Ну и что? — пожал плечами Джонсон. — Война закончилась. Теперь мы все американцы. Да и правильно говоришь, что пару раз пили, пусть и полгода назад. Считай уже товарищи.
Стивен не знал, что и сказать. Он никогда не думал о Джонсоне как о равном себе. Но теперь, когда война закончилась, все изменилось, хотя хотелось верить, что не надолго. Гарри кинул два шота мужчинам и отошёл обслуживать других гостей, тем самым давая волю поговорить бывшему политику и бывшему воину другой стороны. Джонсон звонко стукает стаканчики и резко вместе с КША выпивает виски.
— Твоих рук дело запугивания темнокожих? — тут же в лоб спрашивает он у Стивена, сразу раскрывая все карты, для чего подсел и решил вместе выпить.
— Если только не на прямую. Я не хочу об этом разговаривать. — сразу озвучивает свою позицию Конфедерат, пиля взглядом смертного человека. — Я знаю, что ты в курсе этих игр против негров и республиканцев, но мне точно не хочется об этом трепаться в баре, полного людей.
Собеседник понимающе стал кивать несколько раз головой, отводя взгляд в сторону. Тайное общество должно оставаться тайным до последнего. Пусть другие играются, а он будет не при делах. Тем не менее интерес внутри него горел.
— Я только не могу понять, зачем стали убивать…
— Хватит. — сухо ставит точку Стив и встаёт с барной стойки, оставляя на ней пару купюр. — Всё, я пожалуй пойду. У меня есть дела.
Стивен пробирается через людей, а ему в след только и кричат:
— Да какие дела?! Ты алкаш, который нихрена не делает уже который год! Ещё и ноет о своих мечтах. Позор! Совсем потерял дух настоящих американцев!
— Закрой свой рот, вонючий республиканец! — кричит Стивен, останавливаясь буквально у самого выхода.
Его лицо исказилось в гневе, красные пятна покрывают его щеки, а глаза бурлят яростью. Его руки дрожат от накопившейся в них энергии, которую готовы применить, чтобы ударить. Внутри него бушует гнев, он не может понять, как кто-то может посягать на то, во что он верит, что для него имеет сокровенное значение. Да и как можно так нагло оскорблять! Большая фигура движется в сторону инвалида, но Гарри тут же выбегает из-за барной стойки, становясь между двумя злыми мужчинами.
— Нет, Стив, иди. Я сам поговорю с ним. Мне не нужны здесь драки.
Агрессия стала сходить на печаль и КША понимающе кивает бармену.
— Извини. Не могу более терпеть наглости и унижения. — просит прощения рыжий, поправляя черную ковбойскую шляпу и покидает бар под взгляды любопытных жителей.
***
Конфедерат блуждал по городу до самого вечера. Солнце, клонящееся к горизонту, бросало нежный вечерний свет на ветхие стены старой церкви, словно предлагая утешение измученной душе. Чувство одиночества и усталости тяжелым грузом давило на плечи, каждая мышца в его теле ныла. КША медленно подошел к тяжелому деревянному входу, его грубые руки скользнули по шершавой поверхности. Дверь со скрипом поддалась, и Стивен вошел внутрь, и прохладный, успокаивающий воздух окутал его, словно бальзам на израненное сердце. Он прошёлся по скрипучему полу вдоль деревянных скамей, взгляд блуждал по выцветшим витражам. В дальнем конце нефа мерцал свет свечей. КША подошёл ближе и увидел священника вместе с людьми, с которыми болтал о неких церковных вещах. Мужчина остановился, не решаясь идти дальше. Прошло много лет с тех пор, как он общался с этим священником, они знают друг друга очень давно. Именно недалеко от этого города рыжий долгое время проживал со своей матерью на ферме. Так же прошло достаточно времени с момента, как Конфедерат последний раз обращался к Богу, но в миг отчаяния он желал найти в нём утешение. Это было нормой для всех в такое время.
Оставив несколько монет за свечи, мужчина стал проходить глубже, оставляя каждую свечку в своём месте. С первой свечкой он искренне восхитился талантами Бога, со второй он просит очистить его душу, ну с третьей свечой, которую ставит в самом сердце храма, КША просит помочь Бога в его делах так, как он считал нужным.
Стивен задержался напротив последней свечи, следил за тем, как она горела и грела его надежду, что когда-то он сможет взять себя в руки и сделать то, о чем так мечтает. Но вдруг чужая рука ложиться на его плечо и рыжий резко оборачивается. А это священник освободился и узнал КША со спины. Да как не узнать рыжего кудрявого мужчину с ковбойской шляпой на голове?
— Святой отец. — начал он хриплым голосом, уже зная, что хочет сказать. — Я пришел сюда, чтобы исповедаться в грехе, который я собираюсь совершить.
Священник, пожилой человек с добрыми глазами и морщинами, прорезавшими его лицо, словно дорожная карта прожитой жизни, слушал молча. Его руки, покрытые старческими пятнами, были сложены перед собой, а на губах играла едва заметная улыбка сострадания. В его взгляде читалось понимание и принятие, как будто он видел и слышал все это бесчисленное количество раз, хотя на самом деле впервые слышал от Стивена это откровение.
— Я хочу отомстить. — продолжал КША сквозь небольшую паузу. — Причинили боль мне и народу, и я не могу этого так оставить.
— Месть — это грех, сын мой. — мягко сказал священник. — Бог велит нам прощать наших врагов, а не мстить им.
— Но как я могу простить после того, что было сделано? — спросил КША, его голос дрожал от гнева и боли. — Грешник заслуживает наказания.
Священник вздохнул и ответил мягким, успокаивающим голосом:
— Наказание — дело Божье. Наша задача — прощать и любить, даже тех, кто причиняет нам боль.
Конфедерат замолчал, обдумывая слова священника. Он знал, что священник прав, но ему было трудно смириться с мыслью о том, что он должен простить человека, который причинил ему столько боли. Священник желал услышать решение Стивена, что бы тот хотел сделать и какой путь он выбирает, но тот не хотел врать.
— Я постараюсь принять, но я не могу обещать, что справлюсь со своими чувствами. И надеюсь, если я ошибусь, то Бог поймёт и простит меня…
***
Стивен вышел из церкви, его сердце было тяжелым от сказанных слов в столь священном месте. Он после разговора с священником провел много часов в исповедальне, пытаясь найти утешение, но так и не смог заставить себя отречься от греховных мыслей. Он медленно спускался по ступеням церкви, его ботинки гулко стучали по камню. Двери церкви закрылись за ним с тяжелым скрипом, как будто отрезая его от мира, который он оставлял позади. Стивен остановился на вершине ступеней и оглянулся на церковь. Теперь фигуру церкви очерчивала холодная луна. КША стянул брови к переносице и решительно дал себе обещание:
— Ангел будет мертв…
