***
— И что с ними делать будем? — Порш повернулся к Кинну, с какой-то нездоровой нежностью прожигающему взглядом дыру в устроившейся под деревом троице. Рядом с Кимом валялась пустая бутылка дорогущего виски, ее нераспечатанная близняшка устроилась в траве неподалеку. Даже во сне Порче продолжал хмуриться и цепляться за руку своего бывшего кумира, будто боялся, что тот снова куда-то от него сбежит. А Ким с расслабленным и спокойным, хоть и сильно осунувшимся за время тура лицом, продолжал крепко, надежно обнимать двух сладко сопящих малышей. — Ну… Мы можем их перенести. Аккуратно, — тихо предложил Арм, предусмотрительно делая на рабочий телефон пару десятков фото про запас для коллекции Танкхуна. — Жаль будить, — сзади к ним неслышно подкрался сам Танкхун, непривычно тихий и адекватный, хотя его бело-синий костюм был, как всегда, украшен кучей мелкий ярких блестящих аксессуаров. За его спиной шкафоподобной тенью маячил улыбающийся до ушей добродушный Пол. — А так у них потом шеи отвалятся. Да и не дело это Шайну под одеждой спать, — возразил Кинн, открыто любуясь пасторальной картинкой перед собой. Давно уже он не видел своего вечно собранного, закрытого и отстраненного брата таким живым и счастливым. Пусть и в доску пьяным. — И перегар опять же, — добавил шепотом Порш, быстро делая и себе пару-тройку фото на память. — Похуй на перегар, ты посмотри на этих ангелочков, — промурлыкал Танкхун, одобрительно глядя на своего непутевого младшего брата. Спящие зашевелились, и мужчины инстинктивно замерли на местах, боясь потревожить чужую хрупкую идиллию. У них на глазах Ким технично съехал на бок на траву, продолжая придерживать малыша рукой. Порче, лишившись своей удобной, пусть и излишне костлявой опоры, перекатился и слепо зашарил по траве руками, успокоившись только тогда, когда нащупал длинные ноги Кима. Пристроил голову тому на бедро, обхватил рукой колени, причмокнул губами и потерся щекой о грубую ткань штанов, как кот о хозяина. — Два придурка, — хмыкнул Кинн, жестами показав Арму и Полу, чтобы принесли пару покрывал, матрас и подушки. — Нехорошо им на земле спать, и малыш… — начал было ворчать Порш, но Кинн оперативно заткнул своего бойфренда глубоким поцелуем, и Кхун понимающе отвернулся в сторону — став полноценной парой, эти двое частенько демонстрировали окружающим впечатляющую степень любви друг к другу. Общими усилиями мужчины смогли аккуратно переволочь в доску пьяного, и от того частично утратившего свое звериное чутье Кима на толстый футон и расстеленные под тем же деревом пушистые покрывала. Для Шайна телохранители сделали целое гнездо из подушек и пледа, но малыш предпочел остаться под майкой Кима. Порче во время копошения старших все-таки проснулся, окинул их затуманенным сонным взглядом и тоже попытался достать ребенка. Тот, не просыпаясь, слабо цапнул его за пальцы и впился ноготками в ребра Кима, поморщившегося сквозь сон от щекотки. Порче плюнул на попытки вытащить сына на свежий воздух, стянул с себя любимые рыжие кеды и улегся к Киму на плечо рядом с Шайном. Певец потешно потянул носом воздух, уткнулся Че в волосы, закопался, нащупывая рядом с собой тонкий плед, завернул в него парня и властно обнял рукой за плечо поверх клетчатой ткани. — Когда малыш Че делился со мной прошлым, он это упоминал, — прошептал Танкхун, завороженно наблюдая за их с Поршем с младшими братьями. — Ты о чем? — удивился старший Киттисават, заботливо накидывая на Кима до пояса еще одно тонкое покрывало. — Ну… Не ори только. Они уже однажды вместе ночевали в вашем старом доме. Никакого секса, только совместный ужин, долгие разговоры ни о чем и сон на диване. Так вот, ты же в курсе: Че чутко спит. По его словам, Ким всю ночь кутал его в плед и на рассвете долго целовал ему волосы, а потом сделал вид, что спит, чтобы вопросов не вызывать. Какой же мой младший брат тупой все-таки, а… Кинн, это наша с тобой промашка. — Блять. Вам медом, что ли, рядом с нами намазано? — с бессильной яростью вздохнул Порш, прекрасно понимая, что его дорогой младший братец при любой попытке надавить на его границы снова упрется рогом, как это было с Шайном, и отстоит-таки свое. Киттисаватовского знаменитого упрямства братьям перепало в одинаковой мере. Да и Ким, если подумать, был не самым плохим вариантом бойфренда для Че, если принимать во внимание мафиозные издержки и их общую любовь к музыке. К тому же, теперь всем Тирапаньякулам стоило учитывать еще и мнение Шайна, который почему-то сходу проникся к младшему принцу мафии доверием и даже заснул у него под одеждой, хотя ранее такой чести удостаивались только Порче, Порш, Пит и Арм. — Бля, ему же всего девятнадцать, — покачал головой Порш, странно глядя на своего дорогого и любимого младшего братишку, который выглядел не как второкурсник музыкального отделения, а как счастливый молодой отец, замужний и полностью довольный своим браком. — Главное, чтобы ему было хорошо, Порш, — возразил Кхун мягко, положив руку с длинными тонкими ухоженными пальцами на широкое плечо нового родственника. — Взгляни только на них: Кимми пьяный в доску, но все равно его кутает. И Че к нему жмется так, будто боится, что сейчас отберут. Расслабься. Им друг с другом безопасно. — Ладно. Пришлите на рассвете сюда кого-то, пусть разбудят этих сонь, — Порш бросил на переплетенных в объятии парней последний сомневающийся взгляд и двинулся к дому, собираясь запереться в их с Кинном общей спальне и опрокинуть бокал-другой крепкого алкоголя. Танкхун с Кинном переглянулись, и последний бесшумной тенью двинулся вслед за своим негласным супругом. Судя по хищному взгляду, поджатым губам и приличной скорости движения, Порша ожидал не только качественный виски в хорошей компании, но и страстная ночь после. Арм и Пол предусмотрительно оставили возле Кима запечатанную бутылку воды и блистер с таблетками от похмелья и проводили своего господина до самой двери его апартаментов. Кхун на полминуты замер прямо на входе, не переступая порог и сжимая косяк узловатыми пальцами. Телохранители покорно замерли, привыкнув за годы службы к подобным минутам сомнений и переживаний. — Все в порядке, идите к себе, — тихо произнес Танкхун, с видимым усилием разжимая побелевшие от напряжения пальцы. Арм и Пол за его спиной переглянулись, совещаясь жестами и полунамеками. И Арм решился первым — сделав шаг вперед, он осторожно и медленно накрыл лопатку Кхуна ладонью, согревая вечно прохладную кожу сквозь несколько слоев ткани. — Мы не хотим уходить, — почти прошептал он, но Кхун услышал; худощавая спина в бело-синем половинчатом пиджаке жалко дрогнула. — Ты понимаешь, о чем просишь? — Мы не сделаем больно. Только то, что вы сами захотите. Каждый шаг будем уточнять, — попытался успокоить начальника Арм, а Пол рефлекторно шагнул ближе, чтобы дополнить слова друга, но Кхун обернулся сам, даже не думая скрывать слезы, катящиеся по побледневшему лицу практически без остановки. — А если я хочу, чтобы не спрашивали?.. Вы со мной все время носитесь, как с тухлым яйцом в кармане, постоянно помогаете, защищаете от всего на свете, вы как… как две няньки. А я уже не маленький! Да, сломанный, да, с паническими атаками и ПТСР, да, мне бывает сложно общаться с людьми, но я не беспомощный! — последние слова Кхун выкрикнул телохранителям в лица, схватившись при этом за грудки Арма. Заметив, что на эмоциях сделал, он быстро выпустил ткань, будто та жгла ему руки, и отступил на пару шагов, упираясь спиной в дверь своих апартаментов. — Уходите, ясно? Нечего вам тут быть. — Глупый Дин-Дон, — хмыкнул Пол в своей обычной добродушной манере, и они с Армом сделали синхронный шаг вперед, зажимая Кхуна меж своими телами. — Идем уже, мы давно хотели пересмотреть «Алые сердца Коре», вот и займемся делом. — Нет! Не надо! — Кхун пытался сопротивляться, но против двух тяжелых, тренированных и рослых мужчин у него не было и шанса, а применять грязные приемчики вроде ударов по болевым точкам он бы ни за что не стал, и все трое об этом прекрасно знали. Арм и Пол чуть ли не на руках занесли Кхуна в комнату. Включили неоновую фиолетово-голубую подсветку, успокаивающую расшатанные нервы старшего сына семьи Тирапаньякул, помогли снять пиджак и разуться, завернули в огромный и безумно мягкий плюшевый плед с хитрой кошачьей мордой на всей поверхности. Усадили на диван, сунули миску со снеками, скинули пиджаки и расположились на полу, отработанными движениями ища нужную дораму. — Я не хочу эту… — тихо попросил ошеломленный их действиями Кхун, робко дернув рукав белой форменной рубашки Арма. — Она грустная, я опять разревусь, и лицо опухнет. — Но тебе же нравится Айю, а «Отель дель Луна» мы пересмотрели уже раз сто, если не больше, — отозвался мужчина спокойно, обернувшись, чтобы разговаривать с Кхуном лицом к лицу. — Если боишься, что будешь плохо выглядеть, то зря, ты всегда красивый, даже с опухшим и красным лицом. Кхун на неожиданный комплимент покраснел, как помидор черри, закутался в плед по самый нос и, бегая по комнате рассеянным взглядом, попросил: — Покажите мне то, что нравится вам. Арм и Пол снова переглянулись и на их лицах расцвели облегченные и счастливые улыбки. Телохранители придвинулись к своему беспокойному господину, которого тайно любили уже несколько лет, и синхронно поцеловали тыльные стороны ладоней, лежащих поверх замотанных в плед колен. — Если тебе не понравится, говори, и мы выключим, — попросил Пол и отвернулся, ища на платформе недавно вышедший сериал, который их с Армом весьма заинтересовал, но времени на просмотр из-за рабочих обязанностей не оставалось. Пока Пол подключал все необходимое, Арм сделал им сладкое какао и снова поцеловал руку Кхуна, прежде чем вложить в нее пузатую чашку с глиняным котом на боку — Кхун обожал животных, особенно пушистых, но из-за сильной аллергии Пола на шерсть не заводил их. Наконец все было готово, мужчины устроились поудобнее, и на экране появились первые сцены «Алисы в Пограничье». Творение японской команды режиссеров и сценаристов должно было понравиться Танкхуну из-за хорошей детективной составляющей, атмосферы постапокалипсиса, которая его всегда только успокаивала, симпатичных актеров и странных, необычных, жестоких соревнований. На середине первой серии притихший Кхун съехал на пол к телохранителям, к ее концу умудрился тихой сапой, не отрывая взгляда от экрана, завернуть их всех в свой необъятный плед, а к началу третьей они уже беззастенчиво тискались, не обращая внимания на происходящее на экране. Арм одним нажатием остановил видео, отложил подальше пустые кружки, чтобы ненароком не разбить, и наклонился к Кхуну, оставляя на его щеке невесомый поцелуй. — Как ты хочешь? — А вы? Кхун смотрел то на Пола, то на Арма огромными растерянными глазами, и мужчины тихо рассмеялись, торжествуя победу — последние три года они кропотливо приучали начальника-возлюбленного к своему присутствию, к тому, что они всегда вместе, всегда защитят, позаботятся и будут рядом. Но только теперь, после смерти отца, Кхун начал понемногу оттаивать, отходить от амплуа психа и истерички и проявлять нежность в ответ на заботу. Он будто не верил, что теперь они все свободны от гнета Корна и могут сами распоряжаться своей жизнью; так собака, спущенная с цепи, не сразу понимает, что ошейника больше нет и ей можно бежать, куда угодно. — Мы скажем, если нам будет неприятно, — прогудел Пол, тоже нависая над лежащим на спине Кхуном на локте. — Просто говори, чего хочешь. — Целоваться, — выдавил Танкхун, едва разжимая губы, и мужчины в два раунда «камень-ножницы-бумага» распределили, что Арм будет целовать губы их господина первым, а Пол подождет своей очереди, попутно усыпая его шею и плечи мелкими щекотными ласками. Уже на второй минуте подобных ненавязчивых касаний Кхун тихо, разбито заплакал, и Пол мягко повернул его к себе за дрожащий подбородок, продолжая целовать и ощущая на языке привкус соли и губ Арма. Они оба относились к Танкхуну, как к сокровищу, которое страшно повредить или сломать, а тот плавился воском в их руках, позволял себя крутить, но, когда мужчины попытались снять с него нижнее белье, заворчал и вцепился в ткань, второй рукой вытирая мокрое лицо. — Не надо! Там я… некрасивый. — Глупости, солнце, — сурово пожав губы, Арм покачал головой и наклонился, целуя стройные бедра сразу под нижним краем минималистичного черного белья. — Позволь нам решать. — Нет, не надо, вы будете смеяться… — Не будем, — Пол решительно повернул к себе голову Кхуна и снова припал губами к губам, отвлекая от процесса раздевания самым действенным и проверенным способом в истории человечества, тем более, Кхун в его руках был нежным и мягким, спокойно пропустил чужой настойчивый и длинный язык в рот и даже охотно отвечал, смешивая слюну и исследуя рот телохранителя с не меньшим жаром. — Я очень надеюсь, что эти твари мертвы, — ледяным голосом произнес Арм, вырывая увлекшихся поцелуем мужчин из уютного кокона общей страсти. Танкхун сразу же виновато съежился, его длинный тонкий член стоял намертво, пачкая кожу плоского живота смазкой, но Арм смотрел не на него, а на шрамы и ожоги, украшающие тонкую, чувствительную кожу паха. — Сзади еще хуже, — закусив губу, отозвался Кхун, и Пол быстро, не давая времени одуматься или вывернуться, перевернул его на живот, как пушинку, выставляя на обозрение поджавшиеся маленькие ягодицы, бледная кожа которых была полностью покрыта следами от плети, ремня и подживших сигаретных ожогов. Обычно они заживали, оставляя крохотные выцветшие пятнышки, но кожу Кхуна прижигали в одних и тех же местах явно не десять и даже не двадцать раз подряд, оставляя глубокие темные уродливые следы. Кхун попытался выпутаться, но замер, как лишенная завода кукла, когда Арм наклонился, вздернул его на колени и прижался губами к самому глубокому следу. — Не бойся нас, пожалуйста, только не бойся, мы не хотим зла, — монотонно, как трансформаторная будка, загудел Пол, успокаивая волнующегося и ерзающего Кхуна ласковой интонацией и теплом своего тела. Арм, не успокаиваясь, усыпал поврежденную кожу десятками поцелуев, терся чуть колючими щеками о шрамы, поглаживал горячими жесткими ладонями потеплевшую от ласк кожу бедер. Кхун вскинул голову, оторвал одну руку от ковра и притянул к себе Пола для глубокого, отчаянного, страстного поцелуя, в котором будто пытался спрятаться от собственных тяжелых и неоднозначных эмоций. Телохранитель сразу же ответил с не меньшей чувственностью, пока Арм выводил языком на худенькой спине, тоже покрытой редкими следами пыток, нежные спирали и узоры. Ладонь Арма легла на член Кхуна, плотно обхватывая и лаская по обильно натекшей естественной смазке. Кхун низко застонал, подался бедрами назад, упираясь задницей в пах мужчины, и еще крепче вцепился в Пола, чтобы не распластаться по полу медузой. В тот момент, когда Арм расчетливо и жестко прикусил ключицу, больше похожую на твердую и тонкую спицу, Кхун кончил, обессиленно хныча и пачкая кулак телохранителя спермой. Арм вытер руку о собственную рубашку и окончательно сдернул с себя испорченную ткань, пока Пол укладывал Кхуна на ковер. Оба телохранителя, довольно и сыто улыбаясь, устроили Тирапаньякула на полу между собой, чтобы погладить и понежить, но тот отнюдь не собирался бездействовать. Едва отойдя от яркого и длительного оргазма, Танкхун сел, толкнул в грудь обоих мужчин, попытавшихся подняться следом, и полез в их форменные штаны, ловко расстегивая молнии и проникая под белье. — Хочу видеть! — капризным тоном потребовал он, и телохранители не посмели перечить, снимая брюки вместе с бельем и оставаясь полностью обнаженными под придирчивым и оценивающим взглядом господина. Но вскоре вся жесткость из больших темно-карих глаз ушла, как не бывало, а ее место заняли неприкрытое восхищение и нежность, а с припухших губ сорвалось тихое, искреннее: — Вы такие красивые и большие… Наступила очередь работников краснеть и мяться, все же нечасто любимый человек видел их голыми и возбужденными. У обоих были размеры в пределах среднего, но у Арма чуть длиннее и тоньше, а у Пола чуть меньше, но толще. Кхун с тихим всхлипом накрыл оба члена ладонями, поглаживая и исследуя. Мужчины дрогнули, но останавливать его не торопились, наслаждаясь осторожными, робкими, пробными ласками. Кхун действовал медленно и мягко, будто боялся, что может неосторожным движением что-то сломать или повредить. — Ты можешь жестче, — голос Пола стал ниже и приобрел хриплые сексуальные нотки. Танкхун кивнул, обхватывая оба члена чуть сильнее и проводя резче. Арм откинул голову назад, выставляя напоказ кадык, и Кхуна качнуло к нему, словно волной. Он несколько раз жадно и грязно облизал чувствительное место, слегка прикусил, но следов оставлять не стал. Повернулся к Полу, поцеловал в губы, при этом стараясь не снижать темпа движений внизу. Арм сам зажал свои соски, покручивая и потягивая, его дыхание участилось, и Пол аккуратно отстранил от себя Кхуна и указал на потерявшегося в ласках друга, уступая очередь в получении удовольствия. Кхун понимающе кивнул и приник к приоткрытым и пересохшим губам Арма, с которых то и дело хаотично срывались глубокие, влажные вздохи. Потребовалось три десятка движений и дополнительная слюна Кхуна на члене, чтобы Арм красиво выгнулся, едва слышно застонав сквозь зубы. Его мощные крупные бедра ходили ходуном, а член в аккуратной, ухоженной ладони Тирапаньякула ощутимо пульсировал, выталкивая новую порцию скользкой белесой спермы. Кхун гордо улыбнулся, радуясь тому, что смог сделать своему партнеру приятно. Вытер руку о все ту же многострадальную рубашку технаря, глубоко и нежно поцеловал его в губы, на несколько томительно-долгих секунд прислонился лбом ко лбу, дыша одним воздухом и успокаивая после яркой вспышки телесного наслаждения. Затем отстранился первым и потянулся к Полу. — Можно я тебя на колени возьму? — уточнил тот, и Танкхун без споров и пререканий перелез на чужие бедра, одной рукой обхватывая второго партнера за шею, чтобы не свалиться, а другую опуская меж их телами, чтобы коснуться чужого возбужденного органа. Пол во время секса оказался намного громче Арма и совершенно не стеснялся своих реакций. Под конец он попросил разрешения засунуть пару пальцев в рот Кхуну, и тот поддался и на эту просьбу, обхватил указательный и средний крупные пальцы губами и глубоко втянул в рот. Попутно он как мог облизывал их языком, и Пол не смог продержаться долго — уже через пару минут размеренных, жестких толчков кулака на члене он с силой схватил Кхуна за талию, притиснул к себе до легкого дискомфорта и провалился в оргазм, шепча имя любовника и все время называя его сокровищем и солнцем. Кхун подарил успокаивающий, глубокий и томный поцелуй и ему, прогулялся в ванную, чтобы нормально вымыть руки и умыться, а когда вернулся в комнату, нашел своих мужчин облачающимися в привычную строгую и закрытую одежду. Сурово сузив глаза, он коротко отчитал обоих за самоуправство и увлек растерянных любовников в спальню, где быстро раздел до трусов и затолкал в огромную кровать, способную уместить еще как минимум двоих взрослых людей. — Спать! — провозгласил такой же «одетый» Кхун, ужом пролезая меж горячих мощных тел. Телохранители переглянулись поверх его головы, усмехнулись и обняли с двух сторон, придвигаясь вплотную, чтобы максимально согреть своим теплом вечно мерзнущего господина. Кхун удовлетворенно выдохнул, поочередно целуя руки любовников. — Спасибо. Я… спасибо вам. — Ты молодец, отлично справился. Ты просто умница, — Арм не скрывал удовлетворения после секса. Он нежно и благодарно коснулся губами лба Танкхуна, так как тот удобно устроился лицом к нему, спиной же до боли вжимаясь в Пола. — Нам очень понравилось, — подтвердил слова друга Пол, целуя обнаженное худое плечо Тирапаньякула. — Мне тоже. Я чувствовал себя таким… желанным, — Танкхун зарумянился и зарылся лицом в пышную подушку. — Ты такой и есть, а теперь спи, мы побудем рядом, — Арм накрыл Кхуна тонким одеялом и положил тяжелую руку поверх талии, показывая, что его и правда никто не оставит. Кхун счастливо улыбнулся, еще немного поерзал, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза, чувствуя размеренные колебания грудной клетки Пола спиной и ветерок от дыхания Арма кожей лба. Впервые за многие годы, прошедшие после последнего похищения и совершенного тогда насилия, он почувствовал себя защищенным, приятно опустошенным и любимым. Желанным для кого-то настолько, чтобы человек приходил к оргазму с его именем на губах.***
Ким проснулся от того, что ему было очень твердо лежать. Правое плечо знакомо затекло, а пресс слабо ныл, будто на него зачем-то пристроили маленький булыжник. Певец сонно заворочался и замер, когда страдающий от сильного похмелья мозг уловил присутствие справа еще одного человека и чье-то слабое сопение возле сердца. Разлепив глаза с третьей попытки, Ким неприязненно поморщился на солнечный утренний свет, уже успевший окрасить деревья в розово-желтые цвета, попытался сесть и рефлекторно поймал съехавшего на землю Порче и малыша, чуть не вывалившегося из-под просторной майки. Шайн сонно на него поморгал, попытался вылезти, и Ким тут же ему помог, сразу заворачивая в ближайший плед, чтобы не замерз от утренней прохлады. Рядом с импровизированным ложем кто-то предусмотрительный и заочно Кимом уважаемый оставил бутылку воды и таблетки от похмелья. Ким жадно вылакал сразу литр, запивая лекарство. Ему жутко хотелось в туалет, однако будить все еще спящего после вчерашних волнений Порче не хотелось. Проснувшегося ребенка оставлять одного тоже было бы неправильно, поэтому Ким, поколебавшись, взял Шайна на руки вместе с пледом и отнес в дежурку, попросив двух мужчин, по расписанию следящих за внешним периметром и воротами, ненадолго присмотреть и за котенком. Те закивали, как болванчики, глядя на младшего начальника, как на пришельца из космоса. Ким пожал плечами, не находя в себе моральных сил на удивление, и попросил малыша посидеть смирно, пока он не вернется минут через пятнадцать. Шайн щербато улыбнулся, напоследок крепко обнял Кима за шею и легко переключился на охранников. В скромном, но чистом и оборудованном всем необходимым туалете для работников Ким быстро привел себя в порядок. Хорошенько прополоскал рот, минут пять умывался холодной водой, пытаясь вернуть себе рассудок и адекватное состояние души и тела, опустошил наконец мочевой пузырь и снова напился прямо из-под крана — сушняк после вчерашних бурных возлияний был страшный, хорошо хоть головная боль после принятых таблеток начала утихать. Когда он вернулся в дежурку, один телохранитель ответственно следил за периметром с помощью камер, а второй пытался впихнуть в отворачивающегося и тихо шипящего Шайна какую-то белую жижу из пластиковой баночки. — Кхун Ким! Может, он хоть вас послушает, — искренне обрадовался мужик появлению Кима. Тот не был так уж уверен в успехе — он буквально ноль раз в своей молодой и холостой жизни пытался накормить ребенка, но отступать перед лицом подчиненных было плохой идеей, да и гордость болезненно поджимала, так что Ким с тяжелым вздохом принял квадратную и довольно увесистую баночку с не то творожком, не то йогуртом. — Сколько он должен съесть? — Будет чудо, если треть впихнем, он очень плохо ест, — сразу же нажаловался незнакомый Киму работник средних лет и незапоминающейся внешности, облегченно вздыхая и отползая по стеночке в сторону. Ким с сомнением покосился на банку, потом на хмурящегося, сердитого Шайна и почти робко предложил: — Давай пополам? А папе твоему ничего не скажем. Ребенок, подумав, согласился, и Ким ложка за ложкой скормил ему всю банку до дна. Одна ложечка уходила кривящемуся Шайну, вторая — самому Киму. Жижа действительно оказалась отвратительно молочной, несладкой и невкусной, и Ким подумал, что в нее было бы неплохо добавить мед или хотя бы ягод. Озвучив эту идею, он получил горячий отклик от Шайна и пообещал, что в следующий раз они так и сделают. Выбросив в мусорку пустую тару и пластиковую ложку, Ким помог ребенку вытереть чуть измазавшееся в творожке лицо и снова взял на руки. Шайн охотно обнял его за шею, а потом потерся щекой о щеку, как довольный котенок, боднув лбом в губы. Ким не нашел ничего лучше, чем звонко поцеловать подставленное место. Косые взгляды охранников стали еще более задумчивыми и сложными. Ким удобнее перехватил котенка и поволок обратно, чтобы разбудить Порче. Тот проснулся самостоятельно и уже двигался им навстречу, перехватив свое маленькое счастье на полпути к спонтанному лежбищу. Шайн, увидев взъерошенного и взволнованного приемного папу, заулыбался во все пять с половиной молочных зубов и радостно заявил, что отец его вкусно покормил и в следующий раз им нужно добавить мед. Че машинально покивал в такт словам ребенка, пока Ким ощущал, как медленно и прочно вмерзает в землю. На лице Че отразилась сложная эмоция, когда до его сознания в полной мере дошли слова Шайна. — Милый, а кто, говоришь, тебя кормил? — Отец, — абсолютно спокойно повторил маленький проказник и для пущей убедительности ткнул пальчиком в Кима. — Солнышко, пи’Ким не твой отец, не нужно его так называть. — Он твой муж, — пролепетал ребенок, непонимающе хмурясь, и Ким закашлялся, вдохнув прозрачный и прохладный воздух как-то не так. — Зайка, он не мой муж. Мы встречались еще до твоего появления, это правда, но у нас давно уже свои отдельные жизни. Пи’Ким известный певец, я потом включу тебе его песни, если захочешь. Но он не мой муж и не твой отец. — Влешь! — взвился ребенок и соскочил с рук растерявшегося Че. Маленький насупленный ураган вернулся к Киму, наклонившемуся, чтобы его поймать и поддержать. — Отец, скази папе! Ким замер, не зная, что делать. Пальчики Шайна царапали заднюю сторону его шеи, а вторая ладошка перебирала ворот футболки, выдавая нешуточную нервозность. — Я очень люблю твоего папу, — медленно заговорил Кимхан наконец, наконец решив быть честным до конца и перед собой, и перед Че, и перед ребенком. — Я сделаю абсолютно все, чтобы он был здоров, цел и счастлив. Но он прав, котенок, я очень обидел его в прошлом, причинил ему сильную боль, пусть и не со зла. И если он не хочет больше видеть меня в своей жизни, я подчинюсь. — Низзя! Потеляешь папу! — возмутился Шайн феерической глупости взрослых и требовательно дернул Кима за отросшую прядь волос, чтобы быстро изменил свое мнение и сделал как надо. — Прости, котенок, только твоему папе решать, кого он хочет видеть рядом с собой в своей жизни. Я приму любое его решение, но выбирать все равно будет он. — Посему ты сделаль бо-бо? — ребенок расстроился и понурился, заглядывая Киму в глаза снизу вверх. — Я хотел его защитить. Мне нужны были время и место, чтобы провернуть одно серьезное и трудное дело. Я бы не смог его сделать, если бы знал, что твой папа останется без защиты, — как мог аккуратно и подробно объяснил Ким, не упоминая, что в то смутное и опасное время пытался одновременно собрать разбитое на куски сердце, спланировать смерть собственного отца и просчитать все ее возможные последствия. — Сделаль? — Да, котенок, — тяжело вздохнул Ким, примерно понимая, в каком направлении двинется диалог дальше. Но Шайн сумел удивить — в конце концов, его воспитывали Порш, Кинн и Танкхун в том числе. Поерзав на руках Кима, он снова поцарапал ноготками его шею и звонко воскликнул: — Папа пласет, когда я спю. А я не спю. Папа песенку иглает, — и напел без слов мелодию «Why don`t you stay». От последних слов и почти забытого болезненно-нежного мотива сердце Кима забросило свои основные обязанности, решив погостить где-то в пятках. Даже в глазах немного потемнело, и он пошатнулся, но усилием воли выпрямился, потому что на руках все еще спокойно восседала маленькая драгоценность. Ким вскользь бросил на Порче взгляд и заметил, как оленьи глаза наполнились слезами, а сам парень резко отвернулся и обхватил себя руками за плечи, будто ему было зябко. В два шага добравшись до него, Ким перехватил Шайна одной рукой, а второй вцепился в талию Че едва ли не до синяков. — Я люблю тебя, Порче. Пожалуйста, я прошу тебя, малыш, прости меня. — Я твой малыш! — возмутился Шайн, напрочь разрушая интимный момент старших, но Порче только влажно усмехнулся забавной ревности ребенка, смаргивая с ресниц крупные соленые капли. — Не-а. Я так твоего папу называл, еще когда тебя в семье не было, — ответил Ким котенку, давая Че время на передышку. — Это его прозвище, а тебе, если хочешь, другое придумаем. — Хосю! — тут же запрыгал на руках Кима Шайн и с надеждой уставился на Порче. — Папа, он халоший, не плогоняй! Просю-просю-просю! Порче почти минуту молчал и смотрел в глаза Тирапаньякула, будто пытался выяснить для себя что-то жизненно важное. Шайн, чувствуя переломный момент в разговоре, затих, как мышонок, только всем телом вжался в парней, цепляясь за их шеи и не давая отстраниться друг от друга. Ким же все время забывал сделать вдох, завороженный глубокими глазами-омутами, которые снились ему чуть ли не каждую вторую ночь весь прошлый год. — Ты правда хочешь вот так, пи’Ким? Это же ребенок, он маленький, капризничает, болеет, плачет, — наконец прошептал Порче те слова, что прошлым вечером употребил сам Ким, свободной рукой поглаживая персиковую щечку Шайна. — Не сбежишь снова, если возникнут трудности с ним или со мной? Ким покосился на ребенка, свернувшегося на его руках теплым клубком. Подумал о том, что Шайну бы очень пошел ободок с пушистыми черными кошачьими ушками, который Киму подарила фанатка на последнем фанмите. Представил, как будет засыпать, прижимая к себе Порче и просыпаться от того, что под его спальной футболкой будет ворочаться хитрый непоседливый котенок. Он совсем не знал Шайна, но верил, что они смогут поладить. Облажаться сразу перед двумя дорогими людьми было намного страшнее, но Шайн так льнул к нему, называл отцом, проявлял свою привязанность, хотя знакомы они были меньше суток. Ребенок верил, что у них получится, что они с Че должны быть вместе. И Ким сделает все, чтобы это доверие оправдать, как бы тяжело это ни было. — Котенок, если мы с твоим папой снова сойдемся, это значит, что ты не сможешь выбрать нового человека на эту роль. Останусь только я, — медленно проговорил Ким, обращаясь к ребенку. — А засем есе? — удивился Шайн, хлопая на Кима огромными глазами. — Тебя не хватит? — Хватит, — улыбнулся Ким искренне, с неожиданной даже для самого себя нежностью целуя теплый лобик. — Я сделаю все, чтобы хватило. — Цьмок-цьмок папу! — бескомпромиссно потребовало маленькое стихийное бедствие. Че закатил глаза и первым потянулся к Киму, не давая ему и слова сказать. Губы парня были безумно мягкими, и, несмотря на неприятное утреннее дыхание, Ким практически сразу углубил поцелуй, пытаясь урвать хотя бы каплю того счастья, которое откладывал целый год. Че свободной рукой оплел его за шею, притягивая поближе. Скользнул языком навстречу, переплел, потер бочком, пробежался острым кончиком по зубам, исследуя и запоминая. Они, не разрывая поцелуй, опустились на траву, чтобы было удобнее, да и ноги отказывались держать от мощного прилива эндорфинов. Наконец, когда воздух в легких почти подошел к концу, Порче отстранился, но недалеко. — Папа — хлюшка! — завопил Шайн, возвращая мужчин с небес на грешную землю, и убрал ладошкой слюну в уголке губ Че. После беззастенчиво вытер испачканную руку о футболку Кима и полез под нее, спасаясь от утренней прохлады. Ким заботливо придержал его под попой и накинул на Порче освободившийся плед, так как кожа парня на плечах и предплечьях казалась прохладной. — Пошли в дом, пи’Ким. Обрадуем наших братьев, — улыбнулся Че, уютно кутаясь в ткань, что вызвало в груди Кима ощущение, похожее на фейерверк. — Что-то мне подсказывает, что идею они не оценят, — отозвался он, переплетая пальцы с Порче и медленно, чтобы не уронить Шайна, встал на ноги. — Но мы подключим свое красноречие и попробуем их убедить. Ты настойчивый, я упрямый, Шайн хитрый, как-нибудь прорвемся. Когда они зашли в залитую утренним солнцем столовую, где уже собралась вся семья, включая Макао, Вегаса и Пита, в помещении установилась глубокая, вдумчивая тишина. Кхун оторвался от обсуждения с Тэ последней модной новинки от Dior и окинул новоприбывших внимательным взглядом, подмечая малейшие детали вроде чуть припухших губ взрослых, Шайна на руках у Кима и взъерошенного и все еще малость потерянного вида обоих парней. Кинн одобрительно кивнул, Порш закатил глаза, но промолчал, Вегас и Пит просто наблюдали, а Макао встал и подошел к Че, беря его за плечи и заглядывая в глаза: — Бро, ты уверен, что это правильно? Я ни на что не намекаю, но… — Уверен. И Шайн тоже очень хочет его видеть рядом, — ответил Че спокойно, не пытаясь скинуть с себя лопатоподобные ладони Макао, хотя собственническая жилка внутри Кима взвыла дурным голосом, требуя скинуть с Че руки надоедливого мелкого кузена и отогнать возмутителя спокойствия подальше. — Ладно. Твоя жизнь — твой выбор, — Макао повернулся к Киму и окинул его неприязненным, жестким и взрослым взглядом: — Обидишь кого-то из них, и я сломаю тебе все, что смогу. Вместо язвительного ответа Ким молча кивнул, принимая условия. С одной стороны, его грызла вполне понятная ревность к Макао, который весь этот год находился рядом с Че и Шайном, видел их улыбки, слушал смех и делил воспоминания и впечатления, а с другой он радовался тому, что так много людей защищали его близких. Кузен меж тем ловко перехватил у него выпутанного из-под майки котенка, который не только охотно перебрался в руки Макао, но еще и начал что-то радостно лепетать на ему на ухо. — Жить будете тут или у тебя? — лениво потянулся Танкхун, но его взгляд остался внимательным и ищущим, как у истинного наследника Корна Тирапаньякула. — Где они захотят, — пожал плечами Ким, проходя к столу и вежливо выдвигая для Че свободный стул рядом с Поршем. После смерти Корна, долгие годы отравляющего особняк своими интригами, властолюбием и поиском выгоды на ровном месте, отчий дом стал почти комфортным для жизни местом. Тем более, Порш и Кхун сообща немного поменяли обстановку, сделав жилые этажи комплекса больше похожими на настоящий дом, пусть и очень большой. Памятные мелочи на полочках и подставках, стены, окрашенные в более теплые и мягкие тона, тюлевые невесомые шторы, придающие помещениям воздушность и простор. Да и отношения внутри семьи поменялись кардинально — те же Кинн и Порш были настолько отвратительно и безоглядно друг в друга влюблены, что вокруг них разливалась во все стороны приторная аура благости и счастья. Кхун стал поспокойнее и потише, отбросив ненужные больше маски сумасшедшего, и трогательно жался к двум своим телохранителям, на равных сидящими со всеми хозяевами за овальным столом. Вегас тоже казался довольным и адекватным, без проблеска прежнего мрачного упрямства и желания доказать, что он во всем лучше Кинна. Его взгляд неуловимо теплел каждый раз, когда наталкивался на улыбающегося Пита, держащего на руках годовалую щекастую козявку, жутко похожую на Макао в детстве, или воркующего с Шайном брата за другим концом стола. Даже Тэ не выделялся из группы, наоборот, он казался естественным продолжением семьи, избавленным от нелепого груза в виде Тайма. Подумав о том, что в такой дом он и правда не прочь вернуться, Ким потянулся к каше с креветками, накладывая приличную порцию в тарелку Порче, так как еще по их первым свиданиям помнил, что подростку она сильно нравилась. Благодарный короткий поцелуй в щеку все еще казался благословением свыше. В глазах Кинна, Кхуна и почему-то Вегаса при виде их пока еще неотработанного, немного хаотичного взаимодействия светилась гордость. Ким потер чуть покрасневшую шею, смущаясь пристального внимания семьи, и спросил, просто чтобы переключить фокус на кого-то другого: — Ну а ты что, братец, никак в полиаморию подался? — Угадал, — медово улыбнулся Кхун и пристроил руки на плечи верных телохранителей, заставляя их придвинуться к нему ближе и прижаться щеками к его щекам. — Мы теперь вместе, правда, здорово? — Пи’Кхун, это так круто, поздравляю! — Че подскочил с места и бросился чистосердечно поздравлять смущенных телохранителей и сияющего Кхуна, пока Ким пытался подобрать неумолимо стремящуюся к полу челюсть. Он всегда знал, что его старший брат — неординарная, сложная, многогранная и самобытная личность, но, чтобы заводить отношения сразу с двумя… Ким перевел растерянный взгляд на Тэ, как раз решившего отпить кофе из чашки, и уточнил печальным голосом: — Ты хотя бы не мой новый родственник? Тэ подавился кофе и закашлялся, маша руками возле лица и смаргивая выступившие от легкого удушья слезы. Макао громко фыркнул, пересадил Шайна на колени Вегаса, принес для Тэ стакан чистой прохладной воды и присел перед ним на колено, заглядывая в покрасневшее лицо снизу вверх: — Прости, пи’Тэ, из всех Тирапаньякулов только я свободный остался. Но я обещаю быть хорошим парнем, носить тебе подарки, возить куда захочешь, покупать еду и цветы и трахать так долго и в тех позах, как ты скажешь. Примешь? — Ты серьезно сейчас? — прокашлявшись и выпив залпом полстакана, Тэ внимательно посмотрел в глаза парня у своих ног. Макао мгновенно сбросил маску шута и стал пугающе серьезным и очень похожим на своего отца во время сложных сделок. — Конечно, серьезно. Я бы никогда тебе не врал и не обижал бы как твой бывший мудак. Пи’Тэ, ну правда, давай попробуем? Я не буду надоедать, а на разницу в возрасте забей, мне совсем не мешает. И я буду много учиться, чтобы тебе не было со мной скучно, я обещаю, — Макао все же выбился под конец из образа и состроил просительную мордочку, беря узкие светлые ладони Тэ в свои широкие смуглые ладони, привычные к оружию и турнику. — Ты же в курсе, что я лучше тебя стреляю? И не постесняюсь это применить, если начнешь изменять? — Во-первых, я тебе не буду изменять, не равняй меня с тем куском дерьма, не умеющим хуй в штанах держать, — Макао вновь стал напряженным и собранным, в глазах мелькнул хищный темный огонек, а голос опустился почти на половину октавы: — А во-вторых, если все-таки изменю, то сам тебе пистолет в руки вложу и охрану уберу. I swear, little black cat**. Тэ покрутил серебряный браслет с подвесками на руке, задумчиво пожевал губу, наклонился и чмокнул Макао в лоб. — I`ll remember it, dear golden puppy***. Макао расцвел в счастливой улыбке, порывисто наклонился и принялся усыпать ладони тихо смеющегося Тэ мелкими нежными поцелуями. Вегас и Пит ощутимо расслабились, Кинн и Порш заговорщицки стукнулись кулаками, Танкхун звонко рассмеялся и захлопал в ладоши, Порче от души поздравил новоявленную парочку, а Ким, решившись, притянул вернувшегося на свое место парня к себе за талию, упирая спиной в грудь. Че на секунду обернулся, клюнул его в губы и вновь вернулся в диалог с Поршем, пристроив ладонь поверх рук на своей талии. Кимхан уткнулся носом в крепкое плечо, поглубже втянул запах свежести, пота, солнца и самого Че и пообещал самому себе, что в этот раз он свое счастье, вернее, уже два счастья, уж точно не потеряет.