Сашуточка

Они играли на плейстэшн уже три часа подряд. А до этого еще столько же разбирали песни для концерта. Сашка устал и проголодался. Да, смог немного отвлечься от волнующих кровь мыслей, но стоило игре прерваться, как они тут же вернулись. Потому что Ярик был все еще здесь, рядом. И со вчерашнего вечера его официально теперь можно было назвать своим парнем. И целовать, когда захочется. Правда, неловкость все-таки возникла, когда Саша не сдержался и легко прикусил тонкую кожу на шее, одурманенный близостью; когда прижал к себе стройного Ярика слишком сильно и нетерпеливо погладил по пояснице под футболкой, спускаясь на ягодицы. Тот сразу весь напрягся, горячо выдохнул в шею и прошептал, что не хотел бы торопить события. В прочем, Саша был с ним абсолютно согласен. Хотя и не хотелось отпускать мелкого из объятий. Но, если тому надо время, то он подождет. Он ведь не просто его хочет, но и уважает, ценит, восхищается, заботится и далее по списку. Да и, честно сказать, заходить дальше поцелуев, поглаживаний, пусть и весьма чувственных, он тоже пока сам не решился бы. Надо привыкать друг к другу постепенно, наверное, чтобы не спугнуть и не разочаровать. Ярик же, а не кто-то случайный. Сашка бросил короткое: «бутеров сделаю», и свалил на кухню. Тщательно помыл руки, закинул хлеб в старенький еще хозяйский тостер и открыл холодильник. Выбор не велик, но покормить мелкого все-таки надо. Совсем он истончился от нервяка с этой работой постоянной, кастингами проклятыми и тупыми комментариями в интернете. Но обнимать все равно приятно до одури. Втюрился, ты, Казьмин, по самые уши в талантливого и неземного голубоглазого парня. Но что Ярик больше любит — колбасу или сыр? Огурцы или помидоры? Надо бы спросить, лучше. А то еще есть откажется. Саша оставил все на столе и вернулся в комнату. И замер. Ярик улегся на полу и делал упражнения. Ну да, спина не только у Саши затекла, видимо. Баярунас ловко постоял в «березке», потом сделал пару перекатов, затем — велосипед, слегка приподнявшись, а потом просто стал поднимать и раздвигать ноги. И тут уже у Саши загорелись уши и щеки. Он и не подозревал, что Ярик такой гибкий, как гимнаст, и с такой, кхм, неплохой растяжкой. Хотя, он же там задирал ноги в ансамбле в «Рок-опере». Но давно было, да; в последнее время — Иисусом по сцене расхаживал или Иудой по сцене ползал. А тут, на полу такие фокусы — безобразие просто. Саша, понимаешь ли, кормить его собрался, заботиться, а этот ноги у него на полу раздвигает и задницей, обтянутой тонкими джинсами, светит. Задницы там, конечно, не то, чтобы много, но как раз в Сашином вкусе. Зато ножки стройные. И талия. Боже, эта талия сведет его с ума. Кажется, что можно пальцы на ней сомкнуть. Наверно. Пока не удавалось попробовать, но очень хотелось. И в этот момент у Ярика как раз задирается футболка от очередной «березки», и Саша сглатывает, едва не облизываясь при виде впалого живота и выступающих тазовых косточек. Мысли все мгновенно меняют траектории с «колбаса или сыр», на «хочу его», и Казьмин сбегает вновь на кухню. Почти позорно, если бы его заметили. Так, ладно, Ярик еще вчера строил из себя недотрогу, а теперь наглым образом его соблазняет. Устроил шоу на полу, засранец. Ну ничего, провокатор хренов, я тебе отплачу. Сашка берет в руки средний гладкий огурец и задумчиво разглядывает. Идея, абсолютно тупая и дурацкая, боже, но и оттого невозможно просто так от нее отказаться, тут же возникает в светлой, но уставшей голове. Казьмин возвращается в комнату, сначала молча проходит к забытому на диване ноуту — никакой реакции. Потом встает почти рядом с плечом друга. Ярик просто лежит на полу, вытянувшись струночкой с закинутыми за голову руками и пялится в потолок, думая о чем-то своем, о баярунасовском, с легкой безумной улыбкой на губах. — Ярик, а ты чего на полу? — максимально низко и соблазнительно произносит Саша и скользит изучающим взглядом по другу с ног до головы. — А где бутеры, Саш? — отвечают абсолютно невинно и хлопают глазками. — Я проголодался. — Я тоже, Ярик. И не успевает Баярунас еще раз моргнуть и задать новый вопрос, как Саша ловко опускается прямо на него на пол, но не придавливает, а пока просто нависает и фиксирует руки за головой, бережно обхватывая тонкие запястья. И едва не скулит от того, насколько они нежные и тонкие в его пальцах. Целует мягко в приоткрытые губы — осторожно, трепетно, словно как вчера, когда это случилось впервые, и не было потом еще нескольких более горячих, откровенных поцелуев. Потом мажет губами по скуле, спускается к острому подбородку, переходит на шею — успевает заметить, что Ярик чуть-чуть поворачивает голову, подставляясь. Немного замедляется — сам не ожидал, что так быстро накроет от ощущений, хотя Ярик не издал ни звука и лежал почти смирно, явно офигевший от подобной и наглости, и смелости одновременно. Потому что до поцелуев ниже — напору подверглись выступающие ключицы — они не доходили еще. Но Саше надо было, очень. И пусть он мысленно себе проговаривал, легко целуя нежную кожу, что это все сейчас только ради шутки, но уже не мог не понимать, что движется к краю дозволенного. Ярик ведь ничего не мог поделать, почти обездвиженный весьма двусмысленным, кстати, способом. И сказать ничего не мог — и не хотел? — пока Казьмин его нагло целовал. Саша оставил еще один поцелуй на скуле замершего статуей друга, и, наконец-то, прижался к нему всем телом, стараясь все-таки напирать лишь нижней частью тела. Ведь Ярик такой хрупкий под ним, будто стеклянный еще в этой светлой футболке, не раздавить бы, а то вдруг трещинами пойдет по всему телу? Но смотрит теперь иначе, глубже и с ожиданием чего-то еще. И раскраснелся весь, как после горячего душа; дышит часто, губы, припухшие от поцелуев, покусывает; пальчиками шевелит над головой, но рук не выдергивает, даже не попытался ни разу. — Са… Саша? Больше нельзя медлить. — Яр…ты…ты чувствуешь, что произошло? Яр, я сам не понял…сам не знаю… — Саш. Блин, я… — Ярик? — и теперь уже больше уверенности в голосе, и наглости, да. — Я чувствую, Саш, да. Я. И что? Что мы будем с этим делать? — Яр, я не знаю. Я, — и Саша для пущего эффекта еще и потерся сильнее бедрами, заставляя Баярунаса тут же непроизвольно зажмуриться и выдохнуть, а потом закусить губы. — Ох, блин. Мы же не хотели. Наверно. — Неа. Но. Ярик, что теперь? Ты как? — Не знаю, Саш. Да уж. Не такой реакции ожидал Саша. Ну, немножко не такой. Наверно, все из-за захвата рук. Надо бы отпустить, дать ему хоть какой-нибудь свободы. Но не отходить от задуманного. — Ярик, а я знаю, что делать. Я сейчас…его достану, — голос теперь не просто понизился и почти стал шепотом, но еще и охрип. И Саша медленно скользнул рукой вниз, слегка приподнимая бедра. — Достану, — достал то, что хотел. — И…засуну тебе в рот. Казьмин успел заметить только округлившийся рот, вспыхнувшие пламенем щеки и выпученные глаза. А потом его просто скрутило от смеха, потому что Ярик с ошалевшим видом и с засунутым в рот огурцом выглядел просто феерично. Сашка не смог даже ни одного нормального звука издать, откатился в сторону и так громко заржал, хватаясь за живот, что почти ничего не слышал. Баярунас же, красный теперь уже как спелая ягодка малина, вытащил огурец изо рта и пнул по ноге несильно валяющегося неподалеку друга. — Са… Саша…скотина. Саша. Блин. Казьмин издал какой-то протяжный то ли всхлип, то ли скулеж, вытер выступившие слезы и постарался сесть. Получилось со второго раза. — Ты…ты…ты бы себя видел, Ярик. — А ты — себя. Скотина. Ну Саша, блин. Ну и шутки у тебя. — Я сам не ожидал. Я. А нефиг было у меня на полу ноги раздвигать. И вновь огромные вытаращенные глаза и округлившийся в недоумении рот. — Я? Да я просто разминался. А ты! Вечно ты все опошляешь и себе придумываешь, Казьмин. — Придумываю? — теперь Саша выгнул вопросительно брови и сел к Ярику поближе. — А когда я тебя целовал… — Молчи. Скотина ты. Я еще обижаюсь, — и Саша неловко коснулся коленки, погладил, успокаивая. Ярик снова посмотрел на него. — И где обещанные бутеры? Я жрать хочу. И с этими словами демонстративно, скорее, чем по-настоящему, нахмурившийся Ярик с хрустом откусил огурец, что все еще держал в руке. Сашка вновь завыл и заржал, прикрывая пах. — Придурошный Казьмин. В прочем, Ярослав точно больше не злился. Он, хитро прищурившись, дожевал огурец, не сводя взгляда с Сашки, а потом резко метнулся в его сторону и таки уложил на лопатки, заваливаясь сверху, сразу прижимаясь всем собой. И тоже фиксируя руки Саши за головой. Только Ярику пришлось обхватить запяться обеими руками. Но вот вопрос — сопротивлялся ли Саша? — Саша. Ты! Ты знаешь, чего ты добился своей идиотской шуточкой? Понимаешь? — и вновь охрипший голос в этой квартире. — Чего? — Мы больше не будем ждать, — и Ярик сам весьма ощутимо притерся бедрами и мазнул губами по виску, потом — прихватил жадно ухо, следом — сам поцеловал слегка распахнутые пухлые губы, — Сашечка, — и скользнул горячей ладонью сначала под футболку, а следом — под резинку домашних шорт. — Мой. — Ох. А можно сначала хотя бы бутеры сожрать? Я почти сделал. Ты, кстати, с чем больше любишь — с сыром или колбасой? — И с тем, и с другим. И можно без хлеба. И можно попозже, — и вторая рука ловко скользнула по Сашиному животу. — Ясно. И все-таки, каждой глупой и безумной идее надо давать выход. С огурцом-то, вон как хорошо получилось в итоге. Теплые и мягкие руки Ярослава намного приятнее ощущаются в шортах, нежели, чем гладкий прохладный овощ. А еще, оказывается, бывший друг — после таких откровенных ласк уже точно не стоит называть его другом — очень отзывчивый и безумно чувствительный. И в чем-то явно смелее. Пожалуй, за подобные откровенные поцелуи и внимание к каждому вздоху и тихому стону, Саша не только бутербродами его сегодня накормит, но и курицу запечет по любимому рецепту. Надо только в магазин будет сходить.