***
Они вместе выпивали в комнате отдыха, где даже Гоуст позволил себе опрокинуть стакан-другой любимого бурбона. Энжел сидел рядом с бутылкой виски, даже не открыв его. Раньше бы он просто задрал балаклаву, отпил да и всё, но сейчас было необъяснимо страшно, голубые глаза сверлили в нём дырку, и старые страхи как под силой некромантии возвращались. — В чем дело, сержант? — Гоуст прищурился, будто пытался разглядеть что-то через тёмные линзы очков. — Всё нормально, а что? — Ты в последнее время от всех закрылся. — Вам кажется, — отмахивался сержант. Вот кого-кого, а лейтенанта ему вряд ли сейчас выйдет наебать, и сержант это знал как никто другой. — Ты даже сейчас не пьёшь. — Да, пока не хочу. — Зачем тогда взял бутылку? Под балаклавой Энжел поджал губы. И как отвадить лейтенанта, он не знал. Чёрт бы побрал проницательность Райли. — Что-то случилось? — Нет, всё в порядке, лейтенант. Гоуст сверлил в нём дыру, прям как голубые глаза напротив. Энжел ненавидел это, когда его вот так бурили взглядом, особенно когда это было с нескольких сторон. — Ты закрыт, так же, как в первый день, — мужчина склонился к сержанту. — Кто? Гоуст знал, знал больше остальных, и за это Энжел хотел его сейчас прибить на месте, но вместо этого сержант просто встал с места и пошёл на выход. — Хэй, ты куда, Энжел? — Соуп почти сразу подорвался с места. — Спать клонит, пойду, пожалуй, — Энжел оставил бутылку виски на столике и, пожелав всем хорошей посиделки, вышел. Не нравилось это Соупу, собравшего тут с трудом почти весь ОТГ, не нравилось и Гоусту, который подозревал причину такого поведения, не нравилось это и ещё одному человеку в комнате, сжимавшему бутылку в руке с риском лопнуть.***
В комнате Энжел упёрся в дверь спиной, снимая балаклаву с очками и глухо вздохнув. Хреново предчувствие пиздеца не давало покоя, он снова вернулся к тому, каким был, когда только появился в ОТГ–141. Закрытым, молчаливым и отстранённым, сержантом, чьё имя было даже никому не известно. Поднявшись с места, Энжел прошёлся дальше по комнате и остановился у стола с зеркалом, где, положив маску с очками, сел напротив зеркала, глядя на своё отражение. А ещё никто не знал, что он – женщина. А быть точнее – Абигейл Риднесс. Не то чтобы сейчас это было таким уж секретом, знали об этом лишь сами ОТГ-шники и ещё несколько лиц, знакомых с Энжелом ещё давно. Ох и какой переполох был только, когда в ОТГ узнали, что у них в отряде женщина. Забавно, со временем свыклись, и со временем сама Абигейл позабыла многие ужасы прошлого, хоть их отголоски в виде привычек и прочего оставались с ней. И она опять пришла к тому, какой была, разве что только не в таком отчаянии, как было однажды. Глаза слипались от усталости, и Абигейл, потирая шрамированную переносицу, как и всё лицо, зазевалась. Как бы ни хотелось бодрствовать из-за предчувствия опасности, всё же она решила лечь спать, разве что под подушку сунула нож, как делала раньше. Когда-то сержант держала так и пистолет, но после случайного выстрела ночью, благо в стену, решила держать только нож. Форма аккуратно сложена на стуле рядом, Абигейл осталась в одной чёрной майке и шортиках, оглядывая изуродованные кучей рубцов руки и ноги. Почти каждый солдат весь в шрамах, но она была как ходячий рубец, благо со временем многие из них стали постепенно улучшаться, становясь более бледными и менее толстыми. Постель холодная, несмотря на летнее время, жарящее без милости весь день солнце, простынь всё равно осталась прохладной, что тело невольно покрывалось мурашками, но даже так голова скоро будто упала куда-то во тьму сна.***
Ничего не снилось, с одной стороны печально как-то, с другой, было хорошо, что не было кошмаров. В ОТГ со временем, когда тем более сержант стал понемногу нормально спать, пропали и кошмары. Да уж, Гоуст действительно был прав насчёт сна. У Абигейл стало со временем сил больше, и она была менее раздражительной. Хорошо всё-таки отсыпаться так не только в отпуске, хоть Энжел и не падал тут в такой глубокий сон, но это не было просто дремой, как это обычно бывало раньше из-за постоянного бдения, да и сейчас черт уснёшь так хорошо, когда предчувствие опасности даже во сне не давало покоя. И не зря. Спустя время так ничего и не произошло, тишина, и с каждым получасием Абигейл пыталась провалиться в более глубокий сон. Понять всё не могла, в чём опасность, дверь заперта, зуб на неё никто не точил и она нигде не косячила. Возможно, их ночью куда-то срочно поднимут? Или же на их базу нападут? Чёрт знает, но тихо было по-прежнему везде и всюду. Риднесс лежала на животе, подложив обе руки под подушку и сжимая рукоятку ножа в руке. Ноги обвили одеяло, что едва прикрывало спину и бёдра тонкой тканью. Тишина, убивающая и в то же время умиротворяющая, в какой-то момент Абигейл выдохнула во сне, уже и забив на чувство опасности, перевернувшись на другой бок.И тут она услышала шорох в комнате.
Поначалу, не обратив на него внимание в полусне, а после поняв, что такого шороха, похожего на шарканье ботинка, просто быть не могло в её комнате, Абигейл в моменте покрылась холодным потом. К затылку как льда положили. Кто-то был в её комнате. Стоял и смотрел. Каким только образом он смог оказаться тут, если дверь была заперта? Она бы не открылась так тихо, чтобы этого не заметила Абигейл, или она в какой момент просто не заметила, борясь с тревогой в голове? Зря боролась, ой как зря. В голове сразу же всплыл Гоуст, с его-то тихой, как у самого настоящего призрака, привычкой ходьбы и появлением то тут, то там, он был самым вероятным вариантом того, кто стоял сейчас в её комнате. Но лейтенант вроде бы не был настолько конченным и похожим на страдающего сомнофилией, хотя с учётом его скрытности как у Абигейл, чёрт его знает, каких только скелетов этот человек держал в шкафу без лиц для своих масок. Пока Риднесс думала, у ноги ощутилось тепло, а после туда внезапно скользнула рука в перчатке, послужив как вырванная чека из гранаты. Взрыв долго ждать на пришлось, тело как на рефлексе, несмотря на усталось и сон поднялось, доставая нож из-под подушки и слепо целясь куда-то в корпус. Всё произошло быстро, как и сопротивление, большая ладонь несуразно мягко толкнула сержанта в грудь обратно на постель спиной, а после уже пыталась перехватить нож в руке. Тёмная и большая фигура, едва различимая в полумраке и мыльном зрении ото сна, накрывала будто с головой. Руки перехвачены одной большой, сжимавшей с ними и рукоять ножа, кровать прогнулась под большим весом, и тогда, отогнав остатки сна, можно было видеть полуночного гостя её комнаты в полосах лунного света от жалюзи. Сердце ухнуло куда-то вниз, а от лица отошла кровь от ужаса. Это был Кёниг. Здоровяк, который выглядел всегда так до ужаса устрашающе, и на деле внутри, там, был мягок, социофобен и нежен. И сейчас именно подполковник сжимал её запястья с ножом, и также после заткнул второй рукой рот, только хотела та что-то сказать, то ли вовсе закричать. — Тш–ш–ш... Мужчина осторожно сжимал чужую челюсть и руки. Хоть он знал и видел, через что она прошла, но всё же будто боялся переборщить с силой. Хотя какая сила, кулаки или нож не были такими страшными для изувеченной, как происходящее сейчас, когда он взобрался на кровать окончательно с ногами, предварительно сняв обувь. Кровать едва поскрипывала под тяжестью подполковника, пока он изучал чужое лицо. Всё в шрамах, большие и тёмные круги под глазами, такими большими, красивыми и разноцветными. Один глаз ярко-голубой, с тёмным вкраплением снизу, а второй тёмный, уже со светлым вкраплением сверху. Красивые и такие необычные. Он держал её так, желая видеть в её глазах себя, как и она в ответ. Редко когда Абигейл смотрела кому-то в глаза, часто уводя взгляд куда-то вбок или вовсе закрывая глаза, пряча под такими пушистыми светлыми ресницами. Его глаза серо-голубые, кристально чистые и внимательные. Хватка ослабла, а после он и вовсе осторожно повёл большим пальцем по большому шраму. Слева направо, ото лба до нижней челюсти, через нос проходил шрам, рядом через висок к щеке слева шрам меньше, и другой, как его продолжение, проходил прям по губам, ещё один под глазом справа, все они создавали вид, будто ей лицо рассекла чья-то огромная когтистая лапа. Он осторожно гладил их большим пальцем, рукой поглаживая щеку. Помимо них ещё был небольшой шрам на переносице, проходя через основной, второй рассекал правую бровь, и ещё где-то ближе к уху ниже виска в виде креста. Каждый из них Кёниг изучал и трогал, пока в какой-то момент не убрал руку под свою маску, чтобы зубами снять с себя перчатку, дабы коснуться лица уже голой рукой. Абигейл всё это время лежала, замерев, то ли от шока, то ли от страха. Вывело её из этого состояния касание к губам, как мужчина мягко надавил пальцем на нижнюю губу, потрескавшуюся от сухости и обезображенную тем, как Риднесс вечно закусывала губы, когда нервничала. Тогда она и резко приподнялась, ударив своим лбом чужой, а после освободив так руки, удобнее перехватывая нож. — König, was zum Teufel machst du?! Девушка не боялась, что её услышат. Даже если узнают, что она женщина. Хрен бы с ним, зато если сюда кто придёт, возможно, это могло быть её спасением. Мужчина попытался выбить нож, пока Абигейл пыталась слезть с кровати и свалить. Бороться с ним было гиблое дело – он был куда опытнее и весил как минимум втрое больше сержанта. Если Абигейл с трудом, но справлялась на ринге с тем же лейтенантом, то Кёниг вообще был как несгибаемая глыба для неё. Он поймал девушку за предеплечье, рывком утягивая обратно, отчего Абигейл ударилась затылком о стенку, мгновенно зашипев от боли. Момента расслабиться не было, она пыталась вырвать руку из крепкой хватки, уперевшись в постель ногами и в конце концов уже замахнувшись на подполковника ножом, только мужчина успел выбить его из руки, развернув девушку и впечатав грудью в постель. — Кёниг, мать твою, какого!? Но мужчина лишь второй рукой уткнул её лицом в подушку, затыкая как мог. За всё это время он толком ничего так и не сказал, это пугало. — Beruhige dich, Sonnenschein... Он сильнее заломал девичьи руки, вновь выбивая из неё тихое шипение, теперь уже рука с затылка перешла на плечо, очерчивая ещё один шрам. — Wie viele Narben... Кёниг сидел сверху, но не всем весом, жалея чужие ноги, что не выдержали бы на себе тушу мужчины ,пока он осторожно склонился к ней, целуя рубец. Тело дрогнуло под ним, сержант пытался сьёжиться как мог, будто пытаясь стать маленькой и сбежать, отчасти эта мысль его только позабавила, выбивая из него смешок в чужое плечо. — Auch mit ihnen bist du schön, wie ein Sonnenstrahl. — Sei nicht dumm, bist du betrunken oder so? Мужчина над ней лишь глухо посмеялся, утыкаясь лбом в чужой затылок. — Du bist ein echter Charmeur. Ткань маски опустилась на светлую макушку, которую он стал бережно оцеловывать, дойдя до затылка, ощущая приятный запах шампуня вперемешку с потом, день сегодня был изнурительно жарким, даже после душа не прошло много времени, как та вспотела. Абигейл глухо вскрикнула от укуса где-то у затылка, пиздецки больно. Она даже вспомнила шрамы в виде зубов у своей близкой подруги Клэр. У неё было несколько внушительных таких следов по всему телу, да и сама та однажды рассказала, как так вышло. Теперь Риднесс поняла, как это приблизительно по ощущениям, а ведь он её не кусал так сильно, не до шрамов по крайней мере. Девушка снова дёргалась, сопротивлялась, пытаясь высвободить руки, только Кёнигу хоть бы хны на это, зато трюк с головой сработал уже во второй раз, только сейчас Абигейл ударилась затылком в лоб мужчины, после, высвободив одну руку и развернувшись, она смогла почти вылезти из-под него, не жалея сил ударив ногой в чужой корпус. Подполковник хрипло выдал нечто нечленораздельное, хватая Риднесс за лодыжку и дернув на себя, а девушка только и успела, что второй ногой упереться коленом в его грудь. — Что, мать твою, ты творишь?! Рука нащупала на окраине матраса нож, крепко сжав его, девушка, хмуря брови, пыталась оттолкнуться ногой от него подальше, только хрен там, не сдвинуться и на пару сантиметров. Кёниг продолжал сверлить её взглядом, в момент приблизившись и снова хватая за волосы на затылке, задирая голову выше и оперевшись второй рукой в железный каркас кровати позади нависла над ней. Близко, она ощущала его дыхание на своих губах даже через ткань. — Bitte hör auf, dich zu wehren, ich möchte dich nicht verletzen. — Да пошёл ты! — процедила та сквозь зубы, замахиваясь для удара ножом куда-нибудь в бок, но зря. Мужчина ловко перехватил её руку, до боли сжимая запястье и оттягивая волосы сильнее, заставляя снова сдавленно прошипеть. — Der Mistkerl! Нож упал куда-то уже на пол, казалось, ещё немного, и он нахер сломал бы ей руку, но вместе этого рука на затылке перешла на нижнюю челюсть, второй рукой он задрал часть маски, целуя сержанта. Абигейл никогда не целовалась, так вышло, что у неё ни отношений, ни свиданий, ни поцелуев с продолжением не было от слова совсем. Как-то все эти фантазии и практика прошли мимо неё, пока она пыталась просто найти своё место в этом мире. И сейчас, жмурясь и ощущая терпкий привкус чужих губ, ей только и оставалось, как стиснуть крепче зубы, не позволяя ему углубить поцелуй, но как ни старайся, давка на челюсть стала больнее, заставляя разжать рот, на что Риднесс грубо укусила его за нижнюю губу, пытаясь выюркнуть из неудобного положения и снова отталкивая подполковника от себя. — Verdammte Scheiße, — выругался мужчина, уже больно вжимая девушку в каркас кровати собой, что аж поясница заныла. Позади кровати было небольшое расстояние от стены, так что скоро Абигейл упёрлась ещё болючим затылком в стену. Нога, что до этого упиралась мужчине в грудь уже больно ныла от такого положения, вторая упиралась коленом в постель. — Hören Sie auf, sich zu widersetzen. — Dann sei freundlich verpiss dich aus meinem Zimmer. Кёниг лишь ухмыльнулся, глядя в чужие глаза, искрящиеся недовольством под хмурыми белокурыми бровями, до боли очаровательная картина. Он снова склонился к ней, задрав маску и накрывая её губы своими в ещё одном поцелуе. Руки девушки грубо пытались оттолкнуть или ударить, только против тяжеловеса австрийца сержант мало что мог противопоставить в таком положении, и сопротивление снова подавили, схватив руки одной лапищей. Мягкие губы, отдающие чем-то сладким от уже стертого бальзама. Кёниг мягко целовал, едва прикусывал и оттягивал большим пальцем нижнюю губу под злостно сверлящим взглядом. Подполковник даже заулыбался, серьёзного сопротивления уже не было, можно было и поменять положение на более удобное. Кёниг отодвинулся назад, подтянув за собой сержанта за ногу, схватив под коленкой, только он не рассчитал немного момент, что стена, куда упиралась голова Абигейл, была на расстоянии от кровати, о чей каркас девушка ударилась тем же затылком, уже в третий раз принимающий урон, или скорее пятый, если считать укус и попытку Абигейл высвободиться. — Мать твою! — выругалась Риднесс, хватаясь за голову, синяк со следом от укуса теперь ей точно обеспечен, спасибо, подполковник. — Entschuldigung, ich hatte es eilig. Мужчина склонился над ней как над хрустальной фигуркой, пока сама Риднесс съёжилась в позу эмбриона, хватаясь за несчастную голову с очередным шипением. — Du der wichser, König — процедила она сквозь зубы. Подполковник, осторожно придерживая чужое предплечье, коснулся губами задней части шеи, как мама, когда целует ребёнку ушибленное место, только это заставило её одернуться и попытаться оттолкнуть мужчину снова, увы, безуспешно. Он только осторожно развернул её к себе, взяв под коленкой за правую ногу и заводя её себе за бедро, и осторожно втянул в очередной поцелуй. Абигейл мычала, ругалась как могла, отрываясь от чужих губ и пыталась бить его, максимум оставляя синяки или немного задерживая, в конце концов Кёниг просто снова схватил обе руки и завёл ей за голову, спускаясь губами ниже. Становилось страшнее, и страшнее потому, что кроме губ она ощутила что-то склизкое и мягкое на шее, выползающее из-под маски подполковника. Какого хрена? Нечто скользнуло дальше, очерчивая выступающие мышцы и скулу и оставляя влажные следы. Потом ещё такое же касание с другой стороны, и ещё, и ещё, их много, облепляющих почти всю шею. Слишком бред, чтобы быть реальностью, но и слишком реально, чтобы быть просто сном или бредом в приступе жара. На плече появился новый укус, уже нежнее и почти сразу зализанный. Дальнейшие поцелуи всё ниже, а майка поднималась выше, обнажая нижние ряды рёбер и живот. — Genug ist genug. Девушка подняла голову, и лучше бы наверно не смотрела. Из-под маски, где из прорезей её теперь сверлили взглядом серо-голубые глаза, выглядывали темно фиолетовые щупальца, много, вид подобного нехило напугал, заставляя нутро съёжиться ещё сильнее. — Ich werde dir nicht wehtun, — Кёниг вернулся на уровень её лица, очерчивая рукой скулу с особой нежностью. — Ich verspreche. Сладкий поцелуй, щупалец та не ощущала, а когда он и вовсе отпустил руки, Абигейл неуверенно, борясь с желанием оттолкнуть его, осторожно запустила ладони под маску, оглаживая чужое лицо: грубые черты лица, шрамы на щеке и у подбородка, небольшая щетина, даже бакенбарды были, но отростков или нечто такого не было. Мужчина этот жест принял иначе, осторожно задирая майку выше и продолжая поглаживать пальцами талию от рёбер до подвздошных костей. — Siehst du? Alles ist gut. Улыбнулся в чужие губы мужчина, щурясь и глядя в чужие ещё напряжённые глаза. Она одно сплошное напряжение, как кот, которого поймали в объятия, и он лишь ждал ослабление хватки, чтобы одним рывком выбраться наружу. Поцелуй, ставший довольно беспорядочным, был будто опьяняющим, как градус хорошего виски. Голова помутнела на момент, пока Кёниг снова спускался ниже, оцеловывая ещё пару шрамов, пересекающих острые выпирающие ключицы и ниже проходящий рубец где-то от ложбинки груди. Абигейл схватила чужие волосы через маску, отрывая от занятия. — Нет. Кёниг под маской нахмурился. Она даже не взглянула на него, поджав губы в кривую линию. Как бы ластиться ему ни приходилось, Абигейл – солдат с железной выдержкой, таким её не возьмёшь, но и Кёниг не собирался сдаваться, убрав чужую руку и положив её к себе на щеку, целуя через ткань ладонь и побитые костяшки пальцев. Абигейл сплошной шрам, и глядя на эти изувеченные руки и тело, то и дело жалеешь, хоть она и сама выбрала такой путь. Щупальца снова вылезли из-под маски, осторожно касаясь нежной кожи и забираясь под задранную майку к мягкой груди. Абигейл дёрнулась, пытаясь вывернуться, но её держали слишком крепко, не позволяя сдвинуться или вовсе выбраться. Шупальца обвивали почти всю грудную клетку, мягко проходясь по узорам татуировки на спине на и ореолам, один из которых Кёниг взял в рот, вылизывая и посасывая. Чувствительность у неё была так себе, таковы последствия постоянной утяжки груди, хоть и в последнее время Риднесс куда щадяще носила просто утягивающее бельё вместо эластичных бинтов. Жизнь явно не щадила её, шрамы были везде, меж груди, под ней, на животе и ниже, уходя под бельё. И он целовал каждый, гладил и ласкал как мог, мягко водя пальцами по талии, если бы Кёниг хотел, то ещё чуть-чуть, и мог обеими руками обогнуть её талию. Какой бы высокой и крепкой Абигейл ни была, в сравнении с подполковником она казалась такой маленькой, что даже умиляло. Перед тем, как он спустился ниже, сержант свела ноги, выдергивая наконец руки, приподнявшись на локтях. Кёниг уже хотел ругаться, всегда восхищавшись несгибаемостью сержанта, сейчас он хотел это проклясть. Подполковник прищурился, глядя в чужие глаза. Напряжение, у неё не было ни опыта, ни особого желания, тем более, после пережитых когда-то давно попыток изнасилования и домогательств, сейчас принять всё и отдаться она вряд ли бы нормально смогла и захотела. Абигейл никогда о таком не рассказывала, в основном многие просто догадывались о том, через какой пиздец та прошла, из всех в ОТГ–141 больше всех знал и догадывался Гоуст, чёрт бы его побрал. Кёниг снова приблизился к её лицу, даже не смотря на то, как та выставила руку, перехватывая его плечо и локтем упираясь практически в другое. Смотрела на него с напряжением и страхом, искусав губы до кровавых капель. — Vernachlässige deine Lippen nicht, Sonnenschein. — Wer kümmert sich um meine Nerven, damit ich meine Lippen retten kann? Мужчина тихо усмехнулся, потянувшись за очередным поцелуем, теперь уже с привкусом крови, которую он так бережно слизывал и целовал ранки. Перчатка упала со второй руки куда-то в сторону, позволяя коснуться наголо к женскому бедру, нащупав идеально круглые ожоги, явно от сигарет. — Ich würde jeden töten, der es wagt, dich so zu behandeln. — Was wäre, wenn ich diese Narben selbst hinterlassen hätte? Кёниг нахмурился, глядя на кривую и хмурую ухмылку девушки, всё ещё поглаживая бедро, рядом с ожогами от сигарет был ещё шрам, уходящий под бельё. Он осторожно обвёл пальцем от бедра до лобка, обходя нежное место, живот заметно напрягся, и Абигейл замерла. — Atme und entspanne dich, ich werde dir nichts tun. — Es fällt Ihnen leicht, das zu sagen. Мужчина снова хрипло усмехнулся, оставляя мягкий поцелуй на чужом виске и опуская руку ниже, нащупав клитор и погладив пальцем, ноги рефлекторо снова пытались свестись, только мужчина меж ними, широкий как шкаф, не позволил, продолжая мягко целовать от виска до шеи, сплетая свою руку с её, такой маленькой по сравнений с ним. И такие нежные, даже спустя годы в армии руки не так давно держали автомат? Убивали? С ума сойти можно, и он сходил, сводя с ума и её. Абигейл рвано и хрипло вздыхала, тихо ругаясь под нос на немецком, вызывая очередную усмешку у мужчины, целующего её где-то на уровне едва выраженного кадыка. Мягко и осторожно лаская, он то и дело опускал руку ниже, через ткань проверяя влажность, проверяя и себя так, делал ли он всё верно. Ноги подрагивали вместе с сжимающимися мышцами живота. Кровь приливала к щекам от стыда, заставляя Абигейл отвернуться как было возможно. Подполковник и не возражал, выпрямившись и устроившись ниже, заменяя пальцы языком. — Блять, Кёниг. Рука ухватилась за волосы через маску, пытаясь отстранить от сокровенного. Кёниг в свою очередь схватил половину мышцы с внутренней стороны бедра и пальцами вдавил в неё, заставляя девушку передёрнуться всем телом от грязного приёма «укус лошади». — Verdammte Scheiße! Абигейл взглянула в чужие глаза, тёмные и прищуренные, с явной просьбой не сопротивляться, пока он решил продолжить начатое, осторожно и мягко касаясь языком уязвимого и нежного лона. Волосы снова рукой сгребли под маской в кулак, а вторая судорожно сжимала одеяло. Мягко и осторожно поддевая ноги, Кёниг положил их на свои плечи, иногда отвлекаясь и целуя бёдра. Очарование, невероятное очарование. Шупальца обвили ноги, не позволяя больше ни свести те, ни отодвинуться дальше, юркнув под бельё, нежно и осторожно обводя выступающие кости таза. — Du bist einfach wunderschön, Sonnenschein. Щупальца пропали, заместо их появились руки, ловко поддевшие бельё, чтобы снять. — Warte, hör auf. Вместо этого был очередной укус уже в бедро от полковника, смотрящего таким мягким, нежным и в то же время немного пугающим взглядом, заставляя сердце забиться куда-то подальше. Он даже не удосужился снять шортики полностью, стянув их куда-то к щиколоткам и сразу возвращаясь к делу, которому больше не было никаких преград. Щупальца уже без стеснения ласкали вместе с языком, прячась где-то под маской. Странно, непривычно и страшно. Горячее дыхание вместе с таким же жарким языком, выводящим узоры на клиторе и ниже, пока щупальца мягко гладили, будто успокаивая, а после одно из них нарочито старалось войти в неё, вызывая дерганье и шипенье девушки. — Entspann dich, Sonnenschein. Сержант снова ругалась себе под нос, пытаясь расслабиться, позволяя войти глубже, хотя даже так всё равно был дискомфорт, и мужчина старался перекрыть его, наращивая темп и лаская чувствительную точку. В комнате, где когда-то несмотря на летнее время было холодно, температура стала выше, чем была днём. Абигейл наверно, если сравнивать холод с жарой, второе не любила больше, банально потому, что большая часть тела не могла потеть в связи с шрамами. По ощущениям, она потела больше, чем обычные люди, отвратительное чувство, и прямо сейчас тело горело от жары ниже живота, ещё и ещё, вместе с этим резко как нож, щупальце грубо вошло глубже, заставляя почти вскрикнуть. — Scheiße, es tut weh! — Entschuldigung, Sonne, — едва оторвался от своего занятия мужчина, мягко целуя в бедро в качестве извинения и продолжая дальше, удобнее перехватив Абигейл под поясницей. — Честное слово, после я убью тебя мучи... — сержант не успела договорить, содрогнувшись всем телом в наступившем оргазме, едва успев пролепетать очередное «Scheiße». Ноги рефлекторно сжались обняв голову мужчины, на что тот почти довольно мурлыкал, продолжая стимулировать, пока девушка не обмякла, спрятав лицо в изгибе локтя, даже так было видно яркий румянец на лице. — Я тебя после убью... — Ich weiß, dass du auf die schmerzhafteste und nachhaltigste Weise töten wirst. Девушка перевернулась на бок, пытаясь отдышаться и собрать голову, после такого в черепной коробке был как белый шум, а в глазах лёгкая дымка. Кёниг приблизился к ней, целуя от плеча до виска, не обходя стороной краснючее ушко. — Du bist furchtbar süß, Sonnenschein. Абигейл лишь отвернулась окончательно от него, снова ворча нечленораздельное, то и дело мешая два языка. Подполковник позади тихо посмеивался, целуя плечи, шею и разворачивая сержанта к себе, глядя в глаза, где уже прошла пелена, и белокурые брови свелись к переносице. Само очарование, даже когда хмурится, она с таким-то румянцем на лице только заставляла улыбаться ещё шире и тянуться поцеловать снова, от щеки к веку и после ниже до губ, снова нависнув и перевернув обратно, переходя к затылку и целуя нещадно ушибленное место. Абигейл попыталась подняться и отползти, хотя бы сесть и прикрыть наготу, пока её не подхватили под грудь, притягивая к себе и продолжая целовать плечи. — Отпусти, будь так добр. Голова наконец прояснилась, девушка снова стала сопротивляться, пытаясь выпутаться и зарыться хотя бы под одеяло. — Bitte versteck dich nicht vor mir. Поцелуи перешли от плеч до спины, целовали татуировку и лопатки, проходясь носом по линии позвоночника, руки гладили бока, спину, живот и едва проходясь по бёдрам и ягодицам с грудью, осторожно поднимая таз и удобнее укладывая её на живот, зафиксировав руки перед ней. — Wo willst du hin, Sonne? Он нависнул над ней, пряча от лунного света за жалюзи и погружая во мрак окончательно. Лязганье ремня было как выстрел, заставляя извиваться и сопротивляться в очередной раз. Страх бил по рёбрам, разгонял кровь, пока чужая рука осторожно гладила поясницу, очерчивая шрамы и задирая майку до шеи. На спине помимо татуировки цветка смерти были шрамы, похожие на узор крыльев. — Блять, даже не думай! — Still, alles ist gut, Sonnenschein. — Fick dich! Подполковник ткнулся лбом в чужую макушку, заставляя уткнуться ей носом в матрац. Одной рукой хоть и было неудобно возиться с брюками, но и он не торопился никуда, стягивая те вместе с бельём и беря давно уже стоящий член в руку, растирая выступающую смазку. — Ein wenig Geduld, mein Sonnenstrahl, und alles wird gut. Он осторожно приподнял ее бёдра выше, фиксируя ноги своими. Деваться некуда, сопротивляться — пустая трата сил, этого здоровяка в таком положении она никак не ударит, не укусит или хоть что-то ещё. Два пальца медленно вошли, вызывая ругань и очередное шипение вперемешку с мычанием. Кёниг немного подождал, а после начал двигаться дальше, свободными пальцами лаская клитор. — Sieht so aus, als wärst du bereit, — усмехнулся мужчина, вынимая пальцы, разглядывая прозрачные нити природной смазки. — Sie haben einen tollen Job gemacht, oder? Горячая головка члена осторожно коснулась мягкой кожи, проходясь по всему лону и заставляя вздрогнуть, когда он наконец стал входить. Чертовски большой. Одна только головка заставила сдавленно ругаться и мычать в матрац с выступившими слезами на глазах, а дальше больше, таз горел от боли, только деться от неё некуда было. — Scheiße, oh mein Gott... — выдал Кёниг почти со стоном, сам содрогаясь от невероятных ощущений. — Sonne, du bist ein Wunder. На половине он остановился, дав время привыкнуть. Это была только половина, в неё всё просто физически не влезло бы, тем более с первого-то раза. Абигейл не понимала тех женщин, которые фанатели от больших членов, и, чувствуя такой экземпляр на практике в себе, не понимала теперь ещё больше. Это же пиздецки больно, о каком там кайфе и удовольствии шла речь, когда в неё будто запихнули сейчас раскалённую арматуру? С толчками стало больнее, он был всё глубже, толчки хоть и мягкие, осторожные, но от того было не менее больно. В какой-то момент Кёниг всё же упёрся ей в матку, войдя не полностью. — Wie schade, — мужчина ткнулся носом куда-то ей в шею. — Ich wollte ganz in dir sein. Если бы он попытался войти весь, то точно мог проткнуть её насквозь, сколько там не хватало, чтобы он был весь в ней ей, знать было банально страшно.Кошмар, когда-то преследовавший её наяву, всё-таки настиг.
***
— Блять! Девушка вскочила с места и оглянулась вокруг. Никого, она у себя, в своей комнате. Лежала так же, как уснула, даже нож был в руке. А что... Абигейл коснулась затылка, ничего не болело, тело тоже, она в той же майке и шортиках, постель едва влажная только от пота, и в комнате было жарко из-за летней жарени с улицы, чей свет просачивался к ней в комнату через жалюзи. Что за херня? В комнате была только она одна, встать на ноги смогла, глядя в зеркало, кроме привычных шрамов больше ничего не нашла, ни синяков, ни следов от укусов. Подойдя к двери и дёрнув ту, обнаружила, что она оказалась закрытой, к ней бы никто не смог проникнуть, как ни старайся. — Gott bewahre es mir... Абигейл упёрлась спиной в дверь, спустившись на пол, спрятав лицо в руках. Это был сон, блядский сон, но такой... Реальный, она чувствовала всё, чувствовала касания, поцелуи, укусы, оргазм в конце концов и как... Ебанный блять... — Сержант Энжел! Резкий стук, явно кулаком по двери был как удар током. Это был Гоуст. Сколько времени? На часах уже прилично так прошло с завтрака. — Сержант! — Я-я тут! Да-да! Абигейл судорожно стала одеваться, отложив нож. Блять, как так вышло-то? Её настолько отрубило? Она ведь даже когда выпьет поспала бы лишь на час дольше обычного, не более. Наконец-то, повозившись с дверью она открыла её, и почти сразу лейтенант зашёл в комнату, почти тараня сержанта. — Какого чёрта тебя не было на завтраке, сержант? — Я-я, — Энжел пытался собраться с мыслями, пока Гоуст гневно сверлил его глазами. — Нас срочно созвали всех, тебя искали по всей, мать его, базе, а ты спишь? — Простите, лейтенант, м-мне правда жаль... Мужчина холодно смерил сержанта взглядом, оглянулся по комнате и выдохнул с раздражением. — Идём. И сержант поспешно пошёл с ним, сунув руки в карманы и оглядываясь по сторонам, Гоуст только глянул на него через плечо, прищурившись и продолжая идти дальше. — Нашёл его. Гоуст прошёл в зал и сразу встал у стены, Энжел прошёл за ним, ощущая, как его сверлило множество взглядов сразу, пока они сюда шли, он более-менее привёл голову в порядок от... Пережитого во сне. Слишком реалистичном сне. — Всё нормально, Энжел? — капитан нахмуренно крутил сигарету в пальцах. — Не похоже на тебя. — Может, это не Энжел? — подал голос Соуп. — Пускай снимет маску. — Может, мне ещё сплясать? — Энжел скрестил руки на груди. Соуп дальше настаивать не стал, лишь поднял руки в жесте "сдаюсь". И без лица было понятно – это их сержант. — Присаживайся. Энжел пошёл к своему привычному месту, только остановился на момент, завидев махающего ему австрийца. Воспоминания сна как вспышкой появились перед глазами, согнав которые, сержант неуверенно развернулся и пошёл к Соупу на другой конец стола, сев рядом с ним. Кёниг замер, провожая Энжела взглядом с явным непониманием. Остальные тоже не поняли происходящего, глядя на Гоуста с вопросом, но он лишь молча пожал плечами. — Кхм... Итак, теперь, когда мы все собрались... Мужчина объяснял что-то и показывал на карте, кажется, их ждало задание где-то у гор, благо там было вроде не так холодно, кто знает, Энжел как-то не особо вникал сейчас, ощущая пристальные взгляды почти всех в зале, особенно австрийца.***
На заданиях всё было как всегда, ну почти. Энжел хоть и раньше не блистал такой же разговорчивостью и коммуникацией, как Соуп, но после и вовсе стал куда тише и незаметнее, чем сам Гоуст. На задании он беспрекословно выполнял все приказы, действовал так же, как и всегда, только подальше от остальных, будто пытался отстраниться и старался действовать в одиночку. Пойти на разведку, пойти туда, сюда, зачистить и так далее, даже после задания сидел совсем уж поодаль от остальных и будто пытался сростись со стеной. — Энжел? Соуп, как самый общительный и переживающий за всех, старался вытянуть информацию из того как мог, только сержант лишь отмахивался, стараясь сделать вид, что всё хорошо, после, уже на базе, даже не шарахался отдельно от отряда, и всё же... Он избегал Кёнига. Сидел отдельно, близко не ходил, отвечал довольно сжато и иногда даже с агрессией. Сам австриец не понимал происходящего, грустно смотрел на сержанта, сам отсаживаясь от него и не разговаривая с ним, чувствуя себя виноватым, вот только за что – не ясно. Абигейл было стыдно за это. Он не был ни в чём не виноват перед ней, по крайней мере, не был виноват в реальности. Одновременно ей было совестно и страшно. Совестно так вести себя, страшно сближаться снова, боясь повторения кошмара.***
На крыше Абигейл сидела и звонила Клэр. Если у кого за такую херь и можно было спросить, так это её. Она – та, кого Абигейл знала почти с пелёнок, ведь Клэр практически растила и воспитывала ту как свою младшую сестрёнку или даже дочь, будь она старше ещё лет так на 10. — Алло..? — «Здравствуй, Lerche!» Голос такого родного человека сейчас как дал отдушину, Абигейл даже облокотилась спиной о стену, доставая сигарету. — «Как твои дела? Как служба?» — Да... Всё нормально, — чуть кряхтела девушка, пытаясь достать зажигалку. — Сама там как? — «Я отлично, лучше не бывает, что-то случилось?» — Worüber redest du? — щёлкала девушка зажигалкой. — Kann ich Sie ohne Grund anrufen? — «Ich kenne dich schon lange genug, Lerche». — Ой, не начинай, — Абигейл, наконец, затянулась сигаретой, ощущая приятный табак вперемешку с ванилью. — «Что случилось?» Абигейл смотрела куда-то в небо, немного нервно подергивая рукой с сигаретой. Она не знала вообще, с чего начать рассказывать, вся эта ситуация до сих пор казалась ей безумным сюром. — «Если не знаешь, с чего начать, попробуй просто сказать как есть». — Ахереть ты объясняешь. — «Я знаю», — хихикала женщина. — «Ну так что?» Абигейл собиралась с мыслями. Не придумала ничего лучше, чем просить помощи разобраться в своей полубольной голове на голову больную, впрочем, как уже и говорилось: «С кем поведёшься, того и наберешься». Уж с кем и консультироваться в нездоровой хуйне, так это с тем, у кого этой хери можно было нахвататься. — Мне приснился сон... И там... Абигейл курила уже третью сигарету, стараясь собраться с мыслями. Это нечто сложно было пересказать, но Клэр внимательно слушала, иногда что-то уточняя, кажется, она и сама сейчас сидела и курила, слушая произошедший пиздец во сне с Абигейл, хотя, если так посудить, пиздец это был только для Риднесс. Бывший и почти ставший старшим лейтенантом за короткую службу Клэр пережила и тащила на себе последствия куда более страшных событий в своей жизни, притом произошедших в реальности. — И... Это всё... Я проснулась, и всё на этом... — «Хмх, занятно». — И это всё, что ты скажешь? — «Hat er dir früher gefallen?» — Клэр! Женщина захихикала, делая затяжку и задумчиво хмыкая. — «Может, у тебя всё же есть какие-то потаённые чувства и желания? А?» — Я ещё не настолько двинула кукухой, как ты. — «Напоминаешь меня когда-то, я тоже думала, что ещё нормальная», — хмыкала Клэр. — «Только нормальность, Lerche, понятие растяжимое». Абигейл тяжело вздохнула. Всё же после того, как она рассказала, ей на душе как-то легче стало. Что ж, насчёт своей нормальности сержант давно так уже сомневалась, и теперь после её слов ещё больше. Не-ет, стать как она не хотела, и не станет. Это уж точно. — Ладно... Vielen Dank für das Interview. — «Du bist immer willkommen, Lerche!» И на этом диалог был окончен. Риднесс тяжело выдохнула, уперевшись головой в стену и докуривая сигарету. — Интересные у тебя сны, сержант. — Блять! Гоуст как всегда, умел же, сволочь, красться так тихо, а пока девушка говорила, понемногу темнело, и потому она его даже не заметила, как он стоял за углом рядом, даже особо не прячась. — Ну и? — Что? — девушка нахмурила брови, убирая окурки и вставая с места. — Значит, это из-за сна ты ведешь себя как зашуганная? — Вам-то чего? Я выполняю приказы? Выполняю, какие ещё вопросы? — Вопрос в твоём психическом состоянии, сержант Энжел. Гоуст сделал к ней шаг и, поймав Абигейл за руку, развернул к себе. — Всё с моим состоянием нормально. Я же сейчас не прячусь по углам. — Зато опять нормально не спишь и дёргаешься от любого потенциального касания, — мужчина едва сжал чужую руку. — А от Кёнига вообще как от пожара шарахаешься. — Я сама разберусь, — шипела девушка, то и дело отступая назад, пока не уткнулась спиной в поручень, почти как в кошмаре, отчего зрачки сузились от страха. — Прекратите! Удар в грудь хоть и не отстранил лейтенанта, но он остановился, наблюдая за дрожащими зрачками Риднесс и такими же губами, казалось, вот-вот, и она была готова заплакать. — Эй... — лейтенант поднял руку, немного сомневаясь, но положа её на макушку девушки. — Всё нормально. Сержант дрогнула от такого, рука, что так заботливо прижала к груди, стала гладить. Хватка на запястье ослабла, опустив руку ему на грудь. — Всё нормально, слышишь? — Гоуст осторожно приобнял сержанта за плечо. — Если кто-то посмеет сделать такое в реальности не молчи нам, ладно? Даже если это кто-то из нас. Ей ничего не оставалось, кроме как кивнуть и просто прижаться к его груди, она не плакала, просто тряслась как осиновый лист, понемногу успокаиваясь в чужих скромных объятиях. — Нормально? Тебе бы после поговорить с ним... — Мгм... Danke... Момент, такой спокойный, умиротворяющий, Абигейл даже глаза прикрыла, чувствуя запах пороховых газов и чая, что даже было забавно. Гоуст лишь осторожно гладил пальцем по плечу, держа вторую руку на мягкой макушке. Смотрел то вдаль темнеющего неба, то на светлую копну волос у себя на груди, думая, как так вышло. В словах и поддержке он был не силён. — Кхм... За углом стоял Кёниг, неловко покашливающий, отчего Абигейл сразу мягко отстранилась от лейтенанта, также прокашлявшись. — Ещё раз спасибо... Гоуст молча наблюдал за её лицом, даже когда отвернулась, было видно краснеющее лицо и уши. — Кёниг, — обратилась она к мужчине, подойдя к нему. — Я что-то сделал не так? — виновато выдал мужчина, теребя рукав формы. — Нет-нет, всё нормально... Правда... — Абигейл через силу посмотрела в чужие глаза, полные печали и сожаления, ох уж этот щенячий взгляд, щемящий сердце. — Du bist an nichts schuldig. — Genau? — Natürlich, wie könnte es anders sein? — Абигейл осторожно взяла его за руки. — Wie konnte ein so gutmütiger Mensch beleidigend sein? Подполковник поднял брови то ли от удивления, то ли от смущения, покрывшего его щеки, он только и отвернулся, мягко сжимая маленькие, в сравнении с его, руки сержанта в ответ. — Ich bin froh, dass alles in Ordnung ist. Абигейл же неловко посмеялась и отстранилась, чтобы надеть маску с очками, и, снова взяв за руку Кёнига, потащила к двери на лестницу. — Lass uns ins Esszimmer gehen. Гоуст молча сопроводил их взглядом, а после заметил, что у стены лежала бумажная пачка сигарет Абигейл. — Растяпа... — ворчал Райли, поднимая пачку с пола и разглядывая её. Почти полная, немного подумав, он выбил из пачки одну себе, после вернёт ей всё, а это так, плата за то, что он подобрал потерянное. Щелчок зажигалки, и с затяжкой горло обдал табак с ванилью. Закат был так красив, солнце пряталось за горизонт, вот и второе тоже ушло куда-то...