***
Брюс проходит по коридору, мысленно сравнивая его с коридором из собственных воспоминаний. Тогда он пробыл в лечебнице чуть меньше суток, но этого опыта хватило надолго — временами он продолжает видеть во снах обветшалые стены той палаты. Уэйн всё ещё помнит серую обшарпанную плитку, на которую с потолка мерно капал конденсат из старой трубы. Помнит вид скрипучей койки, на которой остался крупный след его крови. Вероятно, тот сохранился даже на матрасе и вряд ли был выведен. Помнит фигуру мужчины, выдавшего шокер двум сумасшедшим, желающим свести с ним свои личные счёты. Помнит, как озлобленный Джон забежал в палату и пинками отогнал их от Брюса. Помнит, как гудела и разрывалась его голова, как всё вокруг плыло и мерцало, а тело словно было налито свинцом. Прокручивая в голове ситуацию, Брюс внезапно понимает, где и как именно Джон научился так грациозно драться. Аркхэм был жутким местом, внутри и снаружи, а потому неудивительно, что в нём приходилось выживать. Брюс лично видел здешних пациентов, на фоне которых Джон казался цветочком. Цветочком с серьёзными проблемами контроля эмоций, но это сейчас не было так важно. Уже не было. В голове промелькнула мысль: «Что, если Джон вышел из Аркхэма по своей воле после того, как познакомился с Харли?» Ведь, судя по тому, как именно он отзывался о лечебнице, его очень даже устраивало проживание здесь, и, более того, он считал лечебницу чем-то вроде своего дома. Возможно, с помощью нехитрых махинаций, он смог обеспечить себе свободу… Брюс ставит в голове галочку о том, что хотел бы услышать ответ на этот вопрос у самого Джона, вместо того, чтобы гадать. В любом случае, даже если в тот раз Доу действительно вышел из Аркхэма по своему желанию, больше такого не повторится: после всего, что он натворил, в ближайшее время о свободе можно даже не мечтать. Возвращаясь в реальность, Брюс повторно осматривает коридор, вдоль которого идёт уже несколько минут, следуя за санитаром. На входе он попросил отвести его к лечащему врачу Джона. Доктор Джоан Леланд, не без удивления, согласилась с ним встретиться. — Здравствуйте, мистер Уэйн, — доктор шарится руками по столу, собирая бумаги в стопку. Женщина средних лет выглядит спокойной и заинтересованной, украдкой поглядывая на посетителя. — Чем я могу вам помочь? Присаживайтесь. Брюс наигранно улыбается, где-то в глубине души испытывая облегчение. С того момента, как он стал финансировать Аркхэм, здесь, исходя из слухов, должны были провести капитальный ремонт и тщательно пересмотреть персонал. То, что среди докторов осталась Леланд, безусловно, радовало. По рассказам Джона, она была действительно надёжным терапевтом. Неудивительно, что у неё имелась возможность оставаться главой отдела психотерапии и бороться за свой статус. — Добрый день, док, — Брюс садится на стул напротив Леланд, двигая его ближе к столу. — Как проходит ремонт? — О, — восклицает Джоан, сгребая стопку бумаг на край стола. Брови доктора взмывают вверх, после чего она смотрит на Брюса со скепсисом. — В самом разгаре. Западную часть здания закрыли из-за ремонтных работ. После неё планируют отремонтировать отделение интенсивной терапии, — Леланд откидывается на спинку кресла и мягко улыбается, очевидно довольная этим фактом. — Неужели вы приехали только для того, чтобы узнать о ремонте? В таком случае, вы не по адресу, мистер Уэйн. Брюс фыркает и неловко отмахивается, издавая лёгкий смешок. Ремонт, если быть предельно честным, его не волновал вовсе. — Нет, нет. Я здесь не за этим, — ловя на себе заинтересованный взгляд, продолжает говорить на полтона тише, будто стыдясь. — Я хотел бы увидеться… — на секунду сомневается в правильности своих действий, но быстро пресекает все сомнения, — с Джоном Доу. Лицо Джоан остаётся непоколебимым, хотя Брюс более чем уверен, что она удивлена. Она, кажется, сразу понимает, к кому именно он пришёл, учитывая что в Аркхэме был не один пациент с именем «Джон Доу», но всё равно уточняет: — Джон Доу? — Леланд садится ровно, вчитываясь в лицо посетителя, будто напуганная мама, пытающаяся понять, пил её сынок на вечеринке или нет. — Тот, что был вашим… — терапевт мнётся и делает паузу, подбирая слова, — приятелем, хм? Уэйн оживлённо кивает. Доктор не скрывает недоумения. Ещё несколько секунд она молчит, после чего говорит со всей серьёзностью: — Мистер Уэйн, вы ведь в курсе, что сделал ваш «приятель»? — Джоан вопросительно выгибает бровь, сомневаясь в намерениях Брюса и явно выискивая в его лице подвох. — Разумеется. В голове всплывают отрывки газетных вырезок и громкие заголовки: «Бэтмен нашёл себе напарника?», «Безумец из Аркхэма устроил терракт на заброшенном заводе?», «Новый „герой” Готэма вершил самосуд над Агенством?». Перед глазами снова маячит образ Джокера на Эйс Кэмикалс, и Брюс с трудом сглатывает. Его окровавленные руки и лицо, жуткая улыбка с разбитой губой, безумный, затуманенный взгляд, нагнетающий смех, громом и эхом разражающийся по помещению… Нет, не сейчас. Не время. Не вспоминать. — Я знаю, что Джон сделал много ужасных вещей, но мне всё равно нужно с ним увидеться. Это… — Мистер Уэйн, — Леланд обрывает его на полуслове, после чего, убедившись, что её внимательно слушают, продолжает спокойно говорить, — послушайте меня. В первые пару недель после возвращения в Аркхэм его поведение было крайне нестабильным и возбуждённым. Позже он стал вести себя вменяемо, но это не значит, что он здоров. Вы должны понимать, что то, что пережил Джон, оставило огромный след на его психическом здоровье. Он очень впечатлительный человек, и даже такая мелочь, как ваша с ним встреча, может на него повлиять. Понимаете? Брюс не находит, что ответить. Всё, о чём говорит сейчас доктор, целиком и полностью его вина. То, что сделал Джокер — его вина. Резко приобретают ценность слова Альфреда: «Иногда кажется, будто Бэтмен создаёт зло, от которого должен избавляться». Взгляд Брюса обеспокоенно бегает по лицу терапевта. — Джону предстоит очень долгий курс лечения. Когда я выписывала его из лечебницы, рассчитывала не на это, — Леланд выглядит удручённо, почти грустно, но быстро берёт контроль над собой. — Мы столкнулись со сложной ситуацией, и я до сих пор не могу до конца диагностировать его личность, учитывая имеющуюся нестабильность. Он медленно идёт на поправку, но даже сейчас иногда на упор отказывается от таблеток и препаратов. Мне страшно представить, как он отреагирует на ваш визит, если учесть всё вышеперечисленное и то, что до этого момента я не встречала ни одного желающего посетить Джона лично. Доктор замолкает, заставляя Брюса подумать над сказанным, и повисшая тишина становится давящей. Он бесшумно теребит манжету на правой руке. — Сейчас даже не часы посещения, мистер Уэйн. Так чего же вы хотите? Чем больше Уэйн думает про Джона, тем сильнее и чётче ощущает, как грудная клетка разрывается. Он до последнего надеется, что его волнение не вырывается наружу. Если бы год назад к нему подошли и сказали, что когда-то он придёт в психушку, чтобы извиниться перед сумасшедшим, он бы, скорее всего, покрутил пальцем у виска. Только вот он находится здесь и сейчас и чувствует себя совершенно ужасно. Это больше, чем обычное чувство вины. Это что-то внушительное и колючее, не позволяющее сделать вздох. Это чувство Уэйну знакомо: он не один раз с ним встречался. Это блядское чувство, когда теряешь близкого человека из-за собственной оплошности. При мысли о том, что они больше никогда не увидятся, начинает колоть сердце. Ему нужно срочно увидеть Джона. — Мне срочно надо с ним поговорить. Я могу увидеть его хотя бы на минуту? Женщина строго оценивает его взглядом, и, кажется, расслабляется, погружаясь в свои мысли. Около минуты между ними висит тишина, она снисходительно кивает — то ли Брюсу, то ли себе в подтверждение какой-то мысли. Её прежняя серьёзность сменяется резкой задумчивостью. — Знаете, мистер Уэйн, я превыше всего ценю благополучие пациентов, — Леланд убирает лежащую на столе ручку в органайзер. — Сейчас я, наверное, должна прогнать вас, но если бы вы знали, сколько Джон мне про вас говорил… — уголки её губ загадочно приподнимаются. Брюс оживляется, улавливая намёк. Он понимает, что удача сегодня на его стороне. Но суть сказанного привлекает его внимание гораздо больше, отчего разгорается интерес и некоторое количество вопросов. Что Джон успел рассказать о нём Леланд? Доктор собирает стопку бумаг, после чего приподнимается с кресла. — Я отведу вас к нему, но только потому, что вы сильно помогаете лечебнице финансами. У вас будет пятнадцать минут. После этого у Джона приём лекарств по расписанию, — Джоан направляется к двери, показывая жестом следовать за собой. — И я надеюсь на ваше благоразумие, мистер Уэйн. Было бы хорошо, если бы это всё осталось только между нами. Благодарная улыбка сама расплывается по лицу Уэйна, и, заметив её, Леланд тоже улыбается. Кажется, им удалось прийти к взаимопониманию. Они скорым шагом выходят из кабинета, поднимаются по лестнице, и терапевт ведёт Брюса к нужной палате. — Вы должны учесть, мистер Уэйн, что при виде вас может последовать любая реакция, — доктор снова выглядит строгой и полностью погружённой в работу, держа в руках папку с документами. Она грозно поглядывает на Брюса, не переставая шагать вперёд. — Уж не знаю, о чём вам нужно поговорить, но постарайтесь подбирать слова правильно и не вызывать беспокойства у пациента. Если что-то пойдёт не так, вас будут вынуждены сразу вывести из палаты. Я делаю исключение только потому, что доверяю вам, мистер Уэйн. — Да, я понимаю, — Брюс вновь оглядывается, проходя мимо комнат с пациентами. Металлические двери с заслонками не навеивают ничего хорошего. Брюс отлично помнит, как тогда из заслонки на двери его схватил какой-то умалишённый. Удивительно, что сейчас здесь стоит тишина. Тихий час или что-то в этом духе? — Я буду осторожен. Доктор Леланд подзывает дежурящего в коридоре охранника, наставляя ему следить за обстановкой снаружи. Она даёт добро на то, чтобы они с Джоном поговорили наедине, и Брюс безумно благодарен ей за это. Только стоя перед дверью Уэйн понимает: он совершенно не знает, что нужно говорить. Что подумает Джон, в конце концов? Подумает, что Брюс пришёл извиниться, чтобы избавиться от угрызений совести? Про себя Брюс усмехается. Забавно то, что львиная доля правды в этом была, а опровергать это оказалось бесполезно. Так или иначе, это не единственная причина. Ведь Брюс действительно считал Доу своим другом. Он не соврал ему на Эйс Кемикалс, как почти не врал ему и до этого. Они не сразу нашли общий язык, но Джон однозначно привлёк его внимание ещё с первой встречи. Было в нём что-то такое, чего не было в других людях. Что-то особенное, что-то, что выделяло его из толпы. Будто Джон мог видеть Уэйна насквозь, и последнему было не скрыться. А убегать и не хотелось. «Две нити в одном шве», — вспоминает Брюс. В чём-то Джон всё-таки был прав. Во многом, на самом деле. Жаль, что он понял это так поздно. Джокер никогда не будет забыт, но Уэйн отмахивается. Это всё ещё Джон. И Джон, чёрт возьми, был его другом. Нельзя точно охарактеризовать их отношения сейчас, но если они не друзья, то Доу ему как минимум небезразличен. Брюс не может бросить его вот так, разочарованным в жизни умирать в лечебнице. Джон был разбит в ту ночь, но если это была хоть малейшая возможность это исправить, Уэйн хотел бы склеить его, как много лет назад его самого склеил Альфред. Хотя бы попробовать. Собрав мысли в единое целое, Брюс возвращается в реальность. Он несколько секунд стоит перед дверью, после чего доктор Леланд хлопает его по плечу и отлучается. По её словам, у главы отдела психотерапии всегда найдётся работа. Кивнув ей на прощание, Брюс снова поворачивается к двери и поправляет галстук. Боже, почему это так волнительно? Дежурный стучит кулаком по двери в палату, подзывая пациента. Поначалу ничего не происходит, но через несколько секунд за дверью слышится шуршание и скрип койки. Этот мерзкий звук Брюс узнает из тысячи… Заслонка на двери опускается, и по ту сторону двери показываются зелёные выразительные глаза. Такие знакомые, несколько удивлённые и непривычно безжизненные. Несколько секунд его взгляд мечется из стороны в сторону, после чего он замечает Уэйна. Пару мгновений пациент недоумевает, вероятно, не веря в происходящее. Его глаза начинают подозрительно блестеть, а брови взмывают вверх и складываются домиком. — Брюс! Джон неподдельно улыбается, всё ещё ошарашенно глядя на Уэйна. Посетитель не может сдержать улыбки при этом виде. Брюс не до конца понимает его реакцию, но он до ужаса рад, что Доу не ощетинилися. Он просто рад, что Джон цел. Дверь в палату открывается и так же поспешно закрывается, стоит переступить порог комнаты. — Ты и вправду не в себе, приятель! — произносит Джон с шутливым негодованием и хихикает. Его губы — обкусанные, покрытые мелкими ранками, новыми и уже почти зажившими, подмечает случайно Брюс, — растягиваются в неконтролируемой улыбке, отчего сохранять серьёзный вид становится всё труднее. На удивление, Джон выглядит не так плохо, как представлял себе Брюс. Джон стоит в полуметре от него ещё несколько секунд, после чего, будто обжигаясь, резко сдаёт назад, упираясь в прикроватную тумбочку. Он продолжает бесконтрольно хихикать до момента, пока смешки не перерастают в натуральный смех. Доу судорожно сгибается и резко закрывает рот рукой, не позволяя смеху вырываться из его рта. Кажется, ещё немного, и он начнёт откровенно угорать над ним. К Уэйну возвращается вся его присущая серьёзность, пока в первые секунды он недоумевает. «Почему он смеётся?» Тут же вспоминает: Джон начинает смеяться, когда сильно волнуется. Его жуткий гогот на Эйс Кемикалс… Ох, так вот в чём дело. Некоторое время Доу истерично хохочет, пока его не начинает отпускать. Он делает глубокие вдохи и выдохи, держась рукой за живот. Время от времени из него продолжают вырываться смешки, и лишь через несколько минут с трудом удаётся вернуть самообладание. — Ох, извини за это, аха-ха, — он наконец выпрямляется и поднимает голову на собеседника, плечи продолжают трястись, — я-я очень рад тебя видеть, дружище, правда! Не представляешь насколько, ха-ха! На лице Доу играет неловкая улыбка, пока тот приводит себя в порядок. Он наверняка чувствует себя неудобно. Брюс только понимающе кивает и кладёт руки в карманы брюк. — Я тоже рад, Джон, — спокойно чеканит он. Брюс вправду радуется, что видит перед собой сейчас именно Джона, а не того монстра, что он некогда породил. «Всё могло быть гораздо хуже», — думает он. К сожалению, лучше их ситуацию это не делает. Джон кивает в сторону койки, а сам тянется за стулом и двигает его к кровати. Уэйн принимает приглашение и молча садится на край, когда Джон опускается на металлический, такой же скрипучий, как и сама койка, стул. Доу выглядит взволнованным и до одури счастливым, будто ребёнок, которому помахали леденцом перед носом. Он нервозно теребит ткань аркхэмовского комбинезона на коленях, после чего складывает тонкие пальцы в замок и серьёзно смотрит Уэйну в глаза. Его дёрганная улыбка начинает фальшивить. — Если честно, я думал, что ты сделаешь всё, чтобы больше никогда меня не видеть, — бормочет он, опустив голову. — Я всё никак не могу понять… Почему ты пришёл, Брюс? Вся серьезность теряется, превращаясь в откровенную жалость. И Уэйну действительно его жалко. Брюс молчит, и Джон поднимает голову. От его наигранной улыбки не осталось и следа — только искреннее недопонимание. — Я думал, мы это уже уяснили, — Брюс хмурится, усаживаясь поудобнее. Он наклоняется, упираясь локтями в колени и складывает руки в замок, повторяя позу Джона. Их лица оказываются на одном уровне, он говорит тише и чётче, чтобы максимально ясно донести информацию, — Ты мне важен. Я не могу бросить тебя. Уэйн почти незаметно улыбается, наблюдая за реакцией Доу. Последний замирает с отвисшей челюстью, пока его глаза светятся от радости. Он начинает метаться. — Брюс! Я… — Джон, — вдруг перебивает он, пока Доу в порыве эмоций внимает каждому его слову, — я всё ещё твой друг? Кажется, будто выше его брови не поднимутся, но это был далеко не рубеж. — Чёрт, разумеется! — Джон нервозно хихикает, а затем почти возмущённо продолжает, пока руки взмывают вверх, активно жестикулируя. — Как ты мог подумать?! Я не могу на тебя обижаться, Брюс! Брюс расплывается в улыбке, чувствуя сладкий вкус облегчения. Слова Доу не избавляют его от вины, но теперь он, по крайней мере, знает, что Джон на него не злится. «Я должен на тебя злиться, но я не могу, — Джокер хрипит, удручённо глядя на него исподлобья. — Потому что мне было так хорошо с тобой, Брюс». Он тяжело дышит и чуть ли не всхлипывает от боли, когда поднимает голову. «Ты когда-нибудь считал меня своим другом?» Брюс перестаёт хмурится и выставляет перед Джоном мизинец. — Друзья? Несколько секунд Доу пребывает в оцепенении, после чего подпрыгивает на своём стуле и хихикает от неподдельного восторга. Без промедления он сцепляет их мизинцы в замок. Уэйн мельком замечает, что на его ладони красуется большой шрам от бэтаранга. Кажется, будто сейчас Джон лопнет от радости: этот жест был для него важен. Он ничего не отвечает, лишь широко и искренне улыбается, воодушевлённо наблюдая за Брюсом. Последний снова улавливает блеск в его глазах, но ловит себя на том, что он рад это видеть. Наверное, ему этого не хватало. Они неподвижно сидят в тишине несколько минут, просто глядя друг на друга и по-идиотски улыбаясь. Каждый думает о своём, и всех это устраивает. Джон вздрагивает, будто о чём-то вспоминая, после чего с неким разочарованием убирает руку. — Кхм, — он прокашливается, первым нарушая тишину, — ну, я полагаю, мы можем обсудить наши проблемы как-нибудь в другой раз? Джон смотрит на него в немой надежде, будто бы сжавшись на стуле. Судя по тому, как изгибаются его брови и дрожит губа, ему было не слишком приятно об этом вспоминать. Желанием обсудить их конфликт на Эйс Кемикалс он уж точно не горел. Джон, один из редких разов на памяти Брюса, выглядит беспомощным перед ним. Джокер сидит перед ним, прибитый к панели на столе. Его рука кровоточит, а окровавленное лицо теряется в тусклом свете. Когда он приподнимает голову, Бэтмен видит много эмоций в зеленых глазах. Виджиланте начинает судорожно хихикать, время от времени заходясь кашлем. Его беспомощность заставляет Тёмного рыцаря скривиться от боли — сердце колит. Подступающее волнами беспокойство приходится отогнать с большим усилием. Нет-нет-нет... Не думать об этом! — Так, ладно, ладно, — шепчет Джон себе под нос, прежде чем сделать глубокий вдох и выдох: так его учила справляться с переживаниями доктор Леланд. Доу снова смотрит на Брюса и продолжает уже спокойно, слегка улыбаясь и хитро щурясь. — Лучше расскажи, как проходят будни одного из самых богатых людей в Готэме? Мне нечем с тобой поделиться, сам понимаешь. Уэйн согласно кивает. Им предстоит серьёзный разговор, но сейчас никто из них к нему не готов. Они обязательно поговорят об этом, но не сейчас и не здесь. — Ну, дела в компании стабилизировались, — Брюс ворошит воспоминания, раздумывая о том, что он мог бы рассказать Джону. Практически ничего, учитывая что сейчас их наверняка подслушивал дежурный за дверью. Хотя рассказать хотелось о многом… Например, Брюс хотел бы рассказать о том, что они с Тиффани теперь работают вместе не только в Уэйн Энтерпрайзс. Уэйн помнит, что Люциус говорил про свою дочь, и не может не согласиться. Тиффани является гением, чьи работы были ничуть не хуже работ её отца. Она умело разрабатывала дроны, работала с программным обеспечением и кибербезопасностью. Также она немного увлекалась пиротехникой и огнестрельным оружием, но использовать его, конечно, не доводилось: их с Брюсом договор всегда был в силе. За месяц они вдвоём отлично сработались, а потому Фокс стала частым гостем в бэт-пещере и поместье Уэйнов. Им даже удалось расследовать несколько мелких преступлений, где Тиффани делала большие успехи! Иметь её в союзниках оказалось большим преимуществом, и Брюс был рад с ней работать. Даже патрулировать город стало гораздо проще, ведь Бэтмен больше не работал в одиночку. Разумеется, он не забыл о том, как девушка расправилась с Загадочником, но они предпочитали не вспоминать об этом лишний раз. Горький опыт — тоже опыт, и это послужило для Тиффани уроком. В конце концов, им нужно было продолжать двигаться дальше. Хотелось рассказать и про то, что Иман теперь работает на него в корпорации. Джон, вероятно, всё ещё помнил, кто она такая, хотя лицом к лицу они виделись не больше, чем пару раз. Пока они с Авестой расследовали дела Союза и Агенства, успели неплохо сдружиться. Брюс смог обеспечить девушке безопасность и устроил её в Уэйн Энтерпрайзс. Иман, по её собственным словам, «устала после этого балагана с Агенством», а потому вежливо попросила не втягивать её в передряги. Она понимала, что Бэтмен всё ещё нужен городу, но порадоваться за Брюса не могла. Уэйн не мог её осуждать, ведь после того, что ей пришлось пережить, это был самый разумный выбор. В остальном же они стали неплохими приятелями и иногда виделись вне работы. После двух-трёх случайных разговоров по душам оказалось, что у них больше общего, чем Брюс себе представлял. Уэйн вспоминает про Женщину-кошку и осекается — нет, Джону об этом знать не обязательно. Они с Селиной, которая каким-то удачным образом всё-таки смогла сбежать от Уоллер, встретились на крыше мэрии через несколько дней после инцидента на Эйс Кемикалс. Бэтмен и Кошка обсудили ситуацию, в которой оказались. В ходе их долгого разговора Селина призналась, что действительно хотела бы сплести их судьбы, но не может, мол, такова её кошачья натура. В этом городе ей не рады, и продолжаться так больше не может. Кайл предложила покинуть Готэм вместе с ней и начать жизнь с чистого листа, но о чём речь? Кем надо быть, чтобы Бэтмен покинул Готэм? Селина пообещала, что когда-нибудь они, возможно, ещё встретятся, но это будет очень не скоро. Она поцеловала его в щёку и убежала, оставляя Бэтмена встречать закат на крыше в одиночестве. Последняя надежда на хорошие взаимоотношения с Кошкой была разбита, и Брюс больше не хочет про неё вспоминать. У их сомнительного романа не было и шанса на счастливый финал. «Всё могло быть гораздо лучше, — думает он, и снова осекается. — С Селиной? Нет, не могло». Они были обречены упасть с самого начала, но Уэйн считает, что это был один из лучших полётов в его жизни. Он не хочет ни о чём жалеть. — Альфред меня покинул, — Брюс удручённо вздыхает. — Теперь живу один. Лицо Доу искажается в изумлении, пока тот скрещивает руки на груди. Он наверняка отлично помнит их с Альфредом встречу в том переулке. — Что? Почему? Брюс ничего не отвечает. И то ли Джон понимает, то ли ему просто становится жаль, однако его лицо наполняется сожалением. Он поджимает губы. — Ему давно нужен был отпуск, — Уэйн горько улыбается, стараясь не задумываться об этом слишком сильно. Пенниуорт всё ещё оставался его семьёй, и эта утрата далась ему слишком тяжело. — Может, он когда-нибудь вернётся? — Не думаю. Но это его выбор, и я его уважаю. Джон пожимает плечами и наклоняет голову в бок, вследствие чего на его лоб падает зелёная прядь. Он смотрит в окно несколько секунд, после чего задумчиво добавляет: — Наверное, ты прав. Несколько минут они болтают ни о чём, пока не настаёт время уходить. Они скромно прощаются, и Уэйн направляется к двери. — Брюс, — Джон останавливает его в проходе, на что тот оборачивается, вопросительно глядя на приятеля. — Брюс, я… Доу колеблется, но спустя секунду практически набрасывается на друга, заключая того в объятия и утыкаясь в чужое плечо. — Спасибо, — тихо бормочет он в чёрный пиджак. Брюс улыбается и обнимает его в ответ, неловко поглаживая рукой по спине. Чувствуя, как Доу расслабляется в его объятиях, он облегчённо вздыхает. Он обязательно навестит его на следующей неделе.Разве это смешно?
21 апреля 2024 г. в 01:02
Брюс битый час сидит перед компьютером в пещере, внимательно вчитываясь в текст на экране. Строчка за строчкой, слово за словом, и он снова теряет смысл только что прочитанного. А затем возвращается к началу абзаца, который перечитывает в седьмой раз. Он пытается сфокусироваться, но все попытки с крахом проваливаются, когда начинает казаться, что буквы на экране плывут или даже пляшут, будто бы специально норовясь выпрыгнуть за пределы экрана. Ещё минуту Брюс тратит на то, чтобы понять: это он начинает терять зрение, или ему стоит спать чуть больше чем два часа в сутки?
Повисшую тишину нарушают шаги со стороны лифта. Ловким, бодрым шагом к нему приближается Тиффани с двумя чашками кофе в руках. Они встречаются взглядом, и девушка заботливо улыбается, протягивая одну из чашек. Её внимание привлекает копия документа, выведенная на экран бэт-компьютера.
— Что ты читаешь? — Тиффани вопросительно выгибает бровь, пробегаясь взглядом по тексту на экране, после чего отпивает кофе из своей кружки.
— Отчёт о тратах Уэйн Энтерпрайзс за месяц, — сухо отвечает Брюс, следуя примеру девушки и делая глоток кофе.
Напиток соответствовал его запросу, но вкус всё равно отличался от того, что делал Альфред. Дворецкий и впрямь претендовал на первоклассного баристу, учитывая то, как часто приходилось готовить бодрящий кофе засидевшемуся в пещере Уэйну. Хотя Альфред, как настоящий носитель британской крови, отдавал предпочтение чаю, его кофе всё ещё был лучшим из всех, что Брюсу когда-либо доводилось пробовать. Жаль, что больше он не сможет почувствовать тот самый особенный вкус и запоминающийся аромат отборного зерна.
Брюс делает ещё один глоток, возвращаясь к тексту перед ним. Его брови сдвигаются к переносице, когда он вспоминает, что ему нужно прочесть ещё с десяток таких документов и подписать их. Иногда он по-настоящему ненавидит свою компанию, пусть и понимает, что это его главный и единственный доход.
— Отчёт? Здесь? — Тиффани неопределённо усмехается, прислоняясь к столу за спиной Брюса. — Я, конечно, знала что ты тот ещё трудоголик, но почему бы тебе не заняться этим в офисе? Или в кабинете на втором этаже, в конце концов?
— Я закрыл его, — Уэйн делает паузу, глотая горький кофе, и продолжает чуть тише, — и бо́льшую часть комнат в поместье.
Фокс ничего не отвечает. Брюс не видит её лица, но готов поспорить, что она хмурится.
— Та-а-ак… — протяжно выдаёт девушка, и, судя по тону, действительно хмурится. — И почему же?.. Нет, я понимаю, что ты не в состоянии уследить за всем поместьем в одиночку, но… — Тиффани делает небольшую паузу и подходит ближе, становясь справа от Брюса и внимательно всматриваясь в его лицо. — Почему бы тебе не нанять персонал?
Строгий прищур искажает её лицо в подозрительной гримасе, когда она замечает нарастающее недовольство в глазах Уэйна.
— Брось, я ни за что не поверю, что дело в деньгах! Да ладно тебе, Брюс, Альфред ведь тоже не вычищал всё самостоятельно.
Брюс молчит и хмурится в ответ ещё больше, когда Тиффани упомянает дворецкого.
Спустя месяц после того, как Пенниуорт его покинул, они так и не разговаривали. Уэйн часто вспоминал о нём, но написать никак не решался. После ухода Альфреда и без того пустое поместье перестало быть тем самым домом, становясь ничем не лучше съёмной комнаты в мотеле, а желание возвращаться сюда после рабочего дня в офисе или ночных вылазок и вовсе пропало. Брюс практически жил в пещере всё это время, а когда поднялся наверх, обнаружил пустеющий особняк. В один вечер его переклинило, и Уэйн твёрдо решил, что теперь ни один гость не ступит внутрь, как это было во времена праздничных банкетов и приёмов. Больше в этом безжизненном и медленно умирающем месте никому не были рады, даже ему самому.
После полутора месяца со дня ухода Альфреда Брюс решается на отчаянный шаг и находит огромную связку ключей в кладовой. Поместье было огромным, раз в нём помещались семь спален, две кухни, библиотека, спортзал, баскетбольная площадка и кинотеатр. Только вот жилыми комнатами оставались лишь кухня, малая гостиная, где они с Тиффани иногда пили кофе, и спальня Брюса. Последнюю он тоже посещал крайне редко, в большинстве случаев засыпая на диване или за компьютером в пещере. Однажды очнувшись на полу в пещере, он пришёл к выводу, что без дворецкого совсем отбился от рук. Все остальные комнаты закрыл, прежде накрыв ценные и дорогие вещи тряпками и накидками, чтобы на них не наслаивалась пыль. Возможно, Пенниуорт похвалил бы его за предусмотрительность.
— Окей! Можешь не отвечать, — Тиффани, по-видимому сжалившись, решает оставить Брюса в покое, заметив его негодование. Продолжая наблюдать за наставником, она допивает кофе и ставит пустую чашку на стол.
— Сегодня тихо, — Фокс вновь обращает на себя внимание, несмотря на отчаянные попытки Брюса вчитаться в документ. Он даже не смотрит в её сторону.
— Похоже на то. Можешь отправить дрон на разведку, если хочешь.
Тиффани хихикает, вызывая у Брюса явное непонимание и даже заставляет его обернуться с очевидным вопросом во взгляде.
— Я не об этом. У тебя здесь всегда такая гробовая тишина? — девушка улыбается и оглядывается по пещере в поисках чего-нибудь примечательного. — Даже летучие мыши молчат.
— У этих ребят сегодня выходной, — Уэйн несколько расслабляется, после чего возвращается к документу на экране и, наконец, перелистывает его. Теперь перед ним предстаёт ещё один, почти идентичный документ, только с другим текстом. Его вид заставляет Брюса обречённо вздохнуть.
— Ого! Мистер серьёзность сегодня ударил в юмор? — усмехается Фокс, а в её голосе слышится искреннее удивление, будто она только что застала сенсацию в прямом эфире. Ещё некоторое время она хихикает, пока смешки не переходят в полноценный смех.
— Можешь включить музыку, если тебя так смущает тишина, — Брюс игнорирует колкость напарницы, слегка улыбаясь. Её слова не казались ему смешными ни на йоту, но Тиффани каким-то магическим, особым образом умела делиться с людьми своим настроением. Она, в общем-то, была очень эмпатичным и эмоциональным человеком, и Уэйну это в ней нравилось. — Около стендов проигрыватель, там должно было остаться несколько пластинок.
Тиффани быстро перестаёт смеяться, заинтересовавшись предложением Брюса. Она резво спускается на соседнюю платформу, осматривая проигрыватель пластинок. Потёртый от длительного использования, прибор в самые трудные времена продолжал служить своему хозяину, и, как Фокс смеет предположить, достался ему от Альфреда.
Внимание девушки привлекают витрины с «трофеями», как называет их Брюс. Это было его персональным музеем. В ряд были выставлены вещи, некогда принадлежащие врагам Бэтмена. Тиффани внимательно всматривается в каждую вещь, несмотря на то, что уже не раз бывала в пещере и неоднократно видела каждую из них. Женщина-кошка, Двуликий, Пингвин, Леди Аркхэм, Загадочник, Харли с Фризом и Бэйном… Тиффани знала о них немного: лишь то, что рассказывал сам Брюс. Она останавливается около последней витрины, рассматривая раскрашенный и заострённый бумеранг, узор на котором напоминал зубастую улыбку. Джокер. Тиффани задумчиво рассматривает витрину и вновь начинает хмуриться.
— Брюс! — серьёзный голос девушки разносится эхом по пещере, в очередной раз заставляя Уэйна оторваться от монитора. Недовольный взгляд Тиффани говорит сам за себя, пока она складывает руки на груди.
— Что-то случилось?
— Когда ты поговоришь с Джоном?
Вопрос застаёт врасплох. Несколько секунд Брюс молчит, не понимая, что от него требуется. Когда до него доходит смысл сказанного, у него возникает резкое желание приложиться головой о клавиатуру.
Уэйн ничего не отвечает, старательно игнорируя вопрос и возвращаясь к работе. Он снова делает глоток горького кофе, про который успел до этого благополучно забыть.
— Брюс! — Тиффани, теперь уже не скрывая своего негодования, уверенно направляется в его сторону весьма твёрдыми шагами. — Так дела не делаются!
Брюс всё ещё упорно молчит, даже глазом не поведя в сторону девушки, мысленно взывая ко всему, что может заставить Фокс одуматься начинать этот разговор. Он чувствует, как начинает вскипать. Только этого ему не хватало.
— Сколько можно?! — Фокс снова стоит справа от Уэйна, теперь нависая над ним. Ему начинает казаться, что голос разума явно должен выглядеть не так.
— Я поговорю с ним, — тихо, почти что стыдливо бормочет наставник, всё так же упрямо избегая взгляда Тиффани.
Последняя, в свою очередь, негодует ещё больше.
— Ты говоришь мне это уже пятый раз! Серьезно, какого чёрта?!
Возглас девушки эхом проносится по пещере, заставляя стаю летучих мышей зашуршать где-то наверху. Бедолаги. Брюс не находит, что ей ответить. Они молчат ещё некоторое время, и Тиффани, не выбив ни слова, обречённо вздыхает.
— Брюс, — продолжает она уже спокойным, почти что тихим голосом, делая многозначительную паузу, на что Уэйн даже поворачивается в кресле, глядя на неё снизу вверх, — почему ты просто этого не сделаешь? Тебе так сложно с ним поговорить? Ты же Бэтмен, герой Готэма и борец с преступностью! Как тебя могут пугать разговоры?
Брюс тянется за кофе, но Тиффани его опережает, перехватывая кружку и отпивая из неё. Девушка сразу жалеет о содеянном, судя по тому, как она кривится. «Как ты пьёшь эту горечь?» — напарница добровольно ставит кружку обратно на стол.
— Слушай. Это, конечно, не моё дело, но только представь себя на его месте, Брюс, — Фокс говорит максимально серьёзно и качает головой, не отступая ни на шаг. — Я даже предположить не могу, что творится в голове у этого придурка, но он ведь тоже человек! Просто подумай, какого ему сейчас.
— Не называй его придурком, — Уэйн тут же хмурится пуще прежнего, избирательно игнорируя всё остальное, и продолжает допивать кофе.
— Вот! Вот, о чём я говорю! Видишь?! — сыплются эмоциональные восклицания, а на лице девушки почти появляется торжествующая улыбка, и она начинает жестикулировать. — Ты даже незначительного оскорбления в его сторону допустить не можешь, а поговорить с ним духу не хватает!
— Ты не понимаешь, — Брюс вздыхает, уже менее уверенный в том, что у него выйдет избежать злополучного разговора в этот раз. — Джон… С ним всё сложно.
— Я не глупая, Брюс, — неодобрительный прищур возникает на её лице, и она поджимает губы. — Я знаю, что тебе тяжело, но ты не можешь просто взять и бросить его! Тем более после того, что ты сказал. Это какое-то зверство, — Тиффани бубнит что-то себе под нос, поправляя выбившиеся пряди волос и укладывая их на бок. — Я прекрасно помню, что он сделал, и я знаю, что это тяжело принять. У меня, в конце концов, из-за него шрам на ладони остался!
Она машет перед Уэйном рукой в перчатке, напоминая о том, как Джокер безжалостно бросил в неё бумеранг… Или джокеранг?..
— Он натворил делов, это правда. Но пойми, что если ты бросишь его после всего этого, ничем хорошим это не закончится, — лицо Тиффани искажает странное выражение, отдалённо напоминающее Брюсу смесь сочувствия и напряжения.
Брюс ничего не отвечает.
— Просто навести его. Один раз. Я так много прошу?
Они молчат ещё минуту, прежде чем Тиффани забирает пустые кружки и собирается подняться на кухню, тихо вздыхая и отводя взгляд.
— Подумай об этом, — сухо бросает девушка, становясь на платформу лифта и нажимая на кнопку, после чего еле слышно бормочет себе под нос. — И почему я переживаю за твои проблемы больше тебя самого?..
Лифт скоро уезжает, и Брюс вновь остаётся один в пещере. В моменте ему кажется, что тишина становится ещё более оглушительной, чем обычно. Даже летучие мыши наверху перестают издавать какие-либо звуки.
Уэйн вздыхает и потирает переносицу, чувствуя, как к вискам подступает тупая, периодами пульсирующая головная боль. Да, ему определённо необходимо поспать.
Они обсуждают это далеко не первый раз, но каждый из них неизменно заканчивается на «я займусь этим позже». А Тиффани продолжает гнуть свою палку с досаждающим ему «когда будет твоё „позже”, Брюс?». И пусть Уэйн никогда этого не признает, но она была абсолютно права.
Разумеется, он вспоминал про Джона, и далеко не единожды. Вспоминал хорошие дни, вспоминал… Джокера. И всё это давалось с трудом. Прокручивая в голове события того месяца, Брюс выпадал в конкретный такой осадок. Всё это произошло так быстро и незаметно, но оставило настолько большой отпечаток в его жизни, что теперь вариант «просто забыть» казался чем-то запредельным и совершенно неисполнимым.
Он отчетливо помнит, как там, на Эйс-Кемикалс, Джон — Джокер, перебивает себя Брюс — бежал на него с ножом. Как он расправился с тремя агентами, как чуть не убил Уоллер у него на глазах. Этот холодный взгляд — такой у Джона он не видел никогда и едва ли когда-то хотел узреть —, улыбка от уха до уха и безумный гогот, порой звенящий в его ушах. От воспоминаний по спине невольно проходит холод. Он, в конце концов, пытался его убить, пусть Уэйн и понимал, что на тот момент Джокер был не в себе. Его образ застыл перед глазами на долгое, очень долгое время, и неясно, сколько пройдёт прежде, чем он сможет выветриться. Шрамы на собственном теле не пропадут бесследно.
В то же время, это всё ещё был Джон. Джон, который каждый раз счастливо улыбался, стоило ему заметить Брюса. Джон, который его оправдывал и стоял на его стороне до последнего. Джон, который был его другом. И Брюс понимает, что только он виноват в том, что произошло с тем самым Джоном.
Брюс понимает, что Джокера породил Бэтмен. Какой же вклад он внёс в то, чтобы всё разрушить? Колоссальный. Может быть, он даже постарался для этого больше всех. И он злится, что всё вышло таким образом. Злится на себя, порой на Джона, но винить его всё равно не может.
Брюс зарывается руками в волосы, переводя дух. Голова превращается в улей и гудит от бесконечного роя самых разных мыслей, пока не начинает раскалываться от нарастающей боли. Ему нужно идти спать. Сейчас, иначе он снова уснёт за компьютером и проснётся на полу.
На следующий день он ловит себя на том, что уже едет в лечебницу Аркхэм.