***
...Стук-стук-стук... Стук..стук..стук... Стук-стук-стук...
На улице сыро и грязно. За окном на землю опускаются сумерки, температура стремительно падает. Хотя казалось бы, куда еще больше? Дороги города освещают лишь фонари, половина которых перегорела и чей тусклый, желто-оранжевый свет отражается в лужах, оставленных после очередного дождя. Была ранняя осень. Выходить за пределы помещения в такую, откровенно говоря, мерзкую и отвратительную погоду не хотелось. Ветер и холод пробирали до костей, вызывая табун мурашек по коже. Ни одна одежда не могла спасти и сохранить тепло в таких условиях. С другой стороны, никто не говорил, что у жителей этого города оно есть. Все здесь были холодны, словно лед и опасны, как океан. Здания были схожи со своими жителями. различие лишь в том, что вторые неживые. Хрущёвки здесь были ветхими, чахлыми, картонными, ледяными. Комнаты были пусты и печальны, зато очень гостеприимны, ведь любой порыв ветерка или холод был принят здесь со всем радушием. Только девушка, лежащая на полу под окном, тарабанила пальцами по полу. Она была одета в какие-то тряпки, мало напоминающие одежду. В районе бедер были видны пятна засохшей крови. Как и на всем теле в целом. Девушка дрожала, а высохшие дорожки слез неприятно стягивали кожу щек. Сегодня она лишилась ног по колено. Продолжать плакать было просто невозможно, лицо онемело. Изуродованное тело было способно только дрожать и еле-еле постукивать пальцами рук. Она смотрела на обрубки своих ног, ну или то что от них осталось, и перед глазами проносились ясные, как день картинки. Вечно запертая дверь открывается, пока та вновь пытается добраться до окна. Но ошейник на цепи, что был прицеплен к ее шеи и железному столбу в углу комнаты, не давал ничего сделать. В момент, когда она услышала скрип двери, она окаменела. Ни один мускул ее тела не слушался хозяйку, она была способна лишь на то, чтоб замереть и со страхом стараться дышать как можно меньше. Вдруг не заметит? Но он заметил. Он пришел так же быстро, как и ушел. Но вернулся он уже с горелкой топором, что был испачкан кровью. Он его даже не мыл. В целом, какое орудие, такой и обладатель. От него несло потом, дешевым пойлом и сигаретами. А на майке, что была растянута так, будто это и не майка вовсе, красовались пятна черт знает какого происхождения. Но там точно была кровь и блевотина. Отвратительно. От одного вида, запаха или звука его шагов хотелось блевать. Из-за его присутствия она затряслась и, повернувшись, упала и начала пятиться назад, истерично качая головой. Пока ее глаза выражали ужас, его же только полное отрешение. И холод. Всё и все здесь были холодными. Он медленно, как бы издеваясь, подходил к запуганной девушке. Ее спина уперлась в стену. Она хотела было подтянуть к себе ноги, забиться в самый угол, но он был быстрее. Боль, острая и сильная. В глазах потемнело, в ушах зазвенело, а сам мир поплыл. Кислорода стало резко не хватать. И нет, не для того, чтоб кричать, а чтоб просто дышать. Кричать она не могла, из ее рта доносились только отчаянные, еле слышные хрипы, а обрубок языка болтался. Кровь запачкала всё: пол, одежду, топор, кожу. Стоит признать, она стала родной. Кровь никто и никогда не убирал. Она застыла пятнами в разных частях комнаты. Теперь в комнате еще пару дней будет стоять запах металла. Топор вознесся и снова опустился. Вознесся, опустился. Всего было сделано 4 удара и ноги до колена были отделены. Девушка почти не двигалась, она могла только закрыть глаза и пытаться закричать. Но это была лишь половина. Отбросив уже ненужный, пока что, топор, он взял горелку и приступил паять ноги, чтоб остановить кровь. Организм не выдерживал, и девушка потеряла сознание. Очнулась она спустя..да черт знает. Но ноги были неряшливо забинтованы. Она была нужна ему живой. Он не позволит ей умереть. Пока что. Опустошенная девушка тарабанила пальцами по полу. Из-за прекраснейших стен здания, стук разносился глухо, но разносился. Надежды, правда, давно не было.***
...Стук-стук-стук... Стук..стук..стук... Стук-стук-стук...
Сегодня было пасмурно. Как и всегда. Комната была такой же холодной и пустой, только теперь она наполнилась запахом металла. Стены. Грязные, бездушные, безликие стены смотрели на нее. Без сожаления, без жалости, радости, грусти, гнева или презрения.Они просто смотрели. И это убивало больше всего. Они давили своей тишиной. Казалось, что стены сужаются. Настолько сильно и стремительно, что они вот-вот раздавят ее. Но, конечно же, этого не произойдет. Этого никогда не произойдет. Но она продолжала молиться об этом по сей день. Молилась тому, кто забыл об этом месте, даже не узнав о нем. Но что она, кроме этого, могла сделать? Про окно можно было забыть навсегда. Это уж точно. На этом подобии на ноги было не возможно стоять. Да что там, даже просто сидеть было больно. Живот заурчал. Шел второй день без еды. Только вода, от которой уже тошнило. От изнуряющей боли во всем теле и душе, она забилась в угол. Стены все еще давили. Но гробовую тишину прервал звук знакомых шагов. Ее бросило в дрожь. Условный рефлекс ее тела, что выработался за все это время. Иногда, она задавалась вопросом, сколько она тут. Ищут ли ее? Знают ли о ней и о том, что с ней происходит? Ответов не было. Как и намеков на них. Дверь открылась и в комнату зашел он. С извращенной, сумасшедшей, мерзкой ухмылкой на губах. В глазах играла похоть. Она знала, что сейчас будет. К неимоверному отвращению и ужасу девушки, начала выделяться смазка. Еще один рефлекс. Или, все же, физиология? Не имело значения. Имело значение то, что она была, ведь в ином случае все было бы куда хуже и больнее. Это не значит, что оно не больно или, упаси Господь, приятно. Просто без нее ее бы разрывало еще больше. В его руках был презерватив. Он никогда не делал этого без него. Ребенок никому не был нужен. Спасибо и на этом. На штанах виднелся бугорок, что одним своим видом говорил, мол, это начнется скоро, а будет ли это быстро зависит не от меня. Тело девушки обмякло, голодовка давала о себе знать, отдавая болью в животе и головокружением. Оставалось молиться, что это будет быстро. Оно никогда не было быстро. Его мясистые, влажные от пота руки потянулись к беспомощному телу. Язык облизнул искусанные и сухие губы и тот начал требовать поцелуя. Она попыталась сопротивляться, отвернув голову, но настырные руки повернули голову к себе и завлекли в поцелуй. В уголках глаз скапливались слезы, ее тошнило, она была готова выплюнуть собственные органы, чтоб не чувствовать это. Вторая рука была на ноге и тот провел своей ладонью по ней, переходя к промежности. Холодные пальцы коснулись ее. Блевать хотелось еще больше. Хотя, наверное, она должна была привыкнуть. Но к такому невозможно привыкнуть. Никому и никогда. Он начал вздыхать и протянул руки к шортам, расцепив поцелуй. Через минуту он натягивал презерватив.***
...Стук-стук-стук... Стук..стук..стук... Стук-стук-стук...
Мысли о суициде заполнили голову девушки. Она вновь с безучастным видом отстукивала заученный шифр. Прострация была тем, что держало ее в здравом уме. Хотя иногда казалось, что лучше бы она сошла с ума, чтоб хоть немного избавиться от этих мучений. Запах металла почти выветрился. Ее не трогали какое-то время и стабильно давали еду. Какую-никакую, но все же еду. Она не могла справляться и жить дальше. И, кажется, сегодня ее заветное желание умереть осуществится. В ее голове возник план. Она не была в нем уверена, но была обязана попробовать. Как раз сегодня был наилучший день. Он пил. И пил сильно. Играла музыка, а значит сегодня он снова придет полностью пьяный для того, чтоб оприходовать ее вновь. Она уставилась на цепь и еще раз просмотрела комнату. Все должно было сработать. Она надеялась. Руки дрожали, а сердце бешено билось. На губах была истеричная улыбка. Девушка закрутила свободную част цепи так, чтоб там образовалось подобие узла. У нее не было цели убить или нанести ему вред, отнюдь. Ей нужно было его спровоцировать. Он будет пьян, так что ничего его не сдержит. На это и был расчет. Наивный, детский, глупый, но полный надежды расчет. За окном стоял ливень. По полу несло холодным воздухом. Она дрожала, но не от холода, а от нетерпения. Он вошел в комнату все с тем же похабным выражением лица. Несло от него пуще прежнего, а его координации можно было только посочувствовать. Шатаясь и слегка посмеиваясь, он подошел к ней. Ее план был на готове, и как только он спустился, нет, упал рядом с ней, она приложила все усилия и ударила того цепью. Звук металла разразился по всей квартире. Он отшатнулся и на его щеке виднелось покраснение. Будет синяк. В глазах появился гнев и ярость, а в глазах той минутный страх. Лицо его покраснело, стало почти бордовым, а он издал крик ярости. Его руки потянулись к ее шее, он начал ее душить. Кислорода стало редко не хватать, и она попыталась сбросить его ладони, чтоб снова вздохнуть. Теперь уже она бледнела, а после синела. Тело стало неосязаемым, а холод эфемерным чувством. Стало душно. В голову ударило покалывание. В глазах начало темнеть. Последний взгляд на него и победная слабая ухмылка. А дальше пустота.***
В этот день стуков не было слышно.