Сердце из камня

Свежий утренний ветерок, разносящий едва заметный запах цветов, растолкал невесомые занавески, и вместе с ним в комнату попали теплые лучи восходящего солнца. Трепещущей полосой они освещали кровать, застеленную бордовым атласом, пробегали по торсу Дайена, заложившего руки за голову, и придавали особое свечение загорелой спине Артеи. Полоса света доставала и дальше и, пробираясь вверх по стене, заливала бежевую, бронзовую и голубую плитку бодрящей насыщенностью. Временами, когда особенно сильный поток ветра швырял занавески из стороны в сторону, лучи света дотягивались до лезвия меча, висящего на стене, и отражались на противоположную стену. Дайен лежал с открытыми глазами, не сводя взгляда с потолка. Его бессмысленные и бессвязные мысли лениво отскакивали от стен черепной коробки, а сердце переполняло необъяснимое всеобъемлющее чувство. Это было необычного рода возбуждение, и, хоть ему и не удалось заснуть ночью, казалось, словно он мог свернуть горы, если бы захотел. Сегодня он получит бессмертие. Он так и не понял, что разбудило Артею: сквозняк, греющие лучи или солнечные зайчики. Она зевнула, потянулась и повернулась в его сторону, и Дайен едва успел закрыть глаза и затаить дыхание, чтобы казаться спящим. В отсутствии зрения он навострил уши и сосредоточился до такой степени, что легонький тычок в ребро заставил его вздрогнуть и распахнуть глаза, что вызвало хохот Артеи. – Ты спал? – спросила она, подбираясь к Дайену поближе. Тот помотал головой. – Тебе стоит начинать придумывать, как будешь на новой войне через пять или десять лет объяснять войску, почему их генерал клюет носом. – Скажу им правду: генерал занимался любовью всю ночь накануне, – подтрунил Дайен, прикоснулся губами к тыльной стороне ладони Артеи и, задержавшись так на мгновение, отпустил ее, поднялся и запахнулся в халат. – И потом, мы все равно на конец месяца ничего важного не планируем. На низком круглом столике возле кровати стояла бутылка вина с засохшей багровой полоской у горла и поднос, на котором вчера лежали кусочки сыра, нарезанные яблоки, жареный хлеб, банановые дольки и гроздь спелого винограда по центру. По четырем сторонам стояло по чашке с медом разных сортов. Сегодня на подносе были только корочки да черенки. Дайен закинул в рот одинокую виноградинку, не замеченную вчера, поставил бутылку на поднос и вынес их в коридор. Вчера он запретил слугам заходить в спальню, и этот запрет распространялся и на утро, чтобы не потревожить Артею, любившую поваляться в постели, которая, теперь находясь в кровати в одиночестве, распласталась, протянув конечности к разным углам, занимая столько места сколько вообще было возможно с ее компактными габаритами. Спрятав улыбку Дайен вышел во дворик посреди дома и постучал в дверь на углу. Спустя мгновение в проеме показалась округлая голова управителя. – Подготовь ванную. И распорядись прибраться в спальне, когда Артея выйдет. – Сию же минуту, Генерал, – услужливо улыбнулся управитель. Дайен присел на скамью. Еще стояла утренняя прохлада, а солнце не успело достичь зенита, и его лучи доставали только до верхушек колонн, расположенных по периметру, оставляя большую часть дворика в тени. На колоннах висели лианы; в вазах росли кусты с цветами. Над головой – синее безоблачное небо. За время длительной кампании на севере, в которой он получил титул генерала и землю, Дайен совершенно отвык владеть вещами: любые излишки приходилось тащить самому, и это отбивало желание их заводить. Теперь же, когда земли на севере вплоть до Кровавого моря и на востоке до Высокой реки были подчинены Империи, а с югом был достигнут шаткий мир, у него появилась возможность расслабиться, но после лагерей и палаток, это состояние казалось хрупким и эфемерным. Дайен провел рукой по прохладному камню колонны. Зимой пойдут дожди и будет год за годом бушевать ветер, но это не тронет работу лучших имперских каменщиков. Краска износится и сотрется, но колонна будет стоять веками, а значит будет стоять и дом. Совсем скоро Дайену тоже не придется бояться времени, совсем скоро он сможет жить, зная, что его будущим детям не придется хоронить отца, что его тело не одряхлеет, что грядущие годы не притупят его рассудок. Совсем скоро в его груди будет биться каменное сердце. Шаги управляющего прервали размышления. – Ужасно извиняюсь, Генерал, но у нас кончилась заряженная бирюза. Я немедленно пошлю за ней на рынок, но это займет около получаса, – сказал управляющий. – Не нужно. Я разберусь, – сказала появившаяся в проеме Артея. На ней был голубой халат с бордовой волной по нижнему краю и на рукавах. Длинные черные волосы она успела собрать в длинную косу. У нее были густые брови и пронзительные зеленые глаза, и ее лицо обыкновенно выражало несокрушимое спокойствие. Проходя мимо она поманила Дайена пальцем. Ванная была в восточной стороне дома, где из узких окошек под потолком светило раннее солнце. В центре комнаты находился особый предмет интерьера, которого не было в хозяйстве как у северян, которые таскали воду из колодцев, так и у южан с их величественными акведуками. Он представлял собой небольшой декоративный фонтанчик с округлыми вырезами по периметру, в которые помещали заряженные драгоценные камни голубых цветов, чаще всего бирюзу. После использования они теряли заряд, и их отправляли обратно в академию, где опытные маги заново заточали заклинания в камни. Тем же, кто умел колдовать самостоятельно, не было нужды прибегать к помощи камней, что и продемонстрировала Артея. Она выставила руку вперед, прищурилась, и из фонтана вдруг полился поток кристально чистой воды, по специальному канальчику наполняя ванну. – Два года в Академии не были потрачены впустую, – съехидничал Дайен и тут же получил в лицо струей холодной воды от улыбающейся Артеи. Из восьми стихий, на основе которых строилось все волшебство, у разных людей чаще всего была определенная тяга к одной, двум или трем из них, и построение заклинаний тех стихий давалось им легче, чем другим. Талант Артеи заключался в стихии воздуха, но она с упоением обучалась и всем прочим, подолгу пропадая в библиотеках Академии и не чураясь умственной деятельности, так необходимой для воплощения заклинаний в реальность. Наиболее популярный способ получения жалования у начинающих волшебников – заряжение камней заклинаниями, и чтобы как можно скорее начать этим заниматься они направляли свои усилия в одну область. Артея же, казалось, влюбилась в само волшебство, без цели и направления. Когда вода набралась, Артея опустила кисти рук в воду и легонько пустила тепло к кончикам пальцев. Совсем скоро от поверхности повалило тепло. Дайен было потянулся к подносу с мылами, губками и маслами, но Артея опередила его и загородила путь. – Позволь мне, – улыбнулась она. Теплая вода была идеальной температуры, и когда Дайен опустился в ванну и прикрыл глаза, ему показалось, будто тело переместилось в какое-то далекое, но родное сердцу место. Артея в это время суетилась с ароматическими мазями. – Посмотреть на тебя, может показаться, будто ты не хочешь меня отпускать, – заметил Дайен, приоткрыв один глаз. – А я и не хочу, – вдруг посерьезнела Артея. – Поначалу меня пугало, что ты можешь уйти, а потом вернуться другим, но теперь меня больше беспокоит, что поменяюсь я, а ты останешься прежним. Каменные сердца – источники бессмертия, созданные Императором Антрезианом семнадцать лет назад, и на протяжении этих семнадцати лет постепенно распространявшиеся среди достойного населения: тех, кто имел необходимые качества для будущей Империи. На деле отбор не был особенно строгим, и практически любой гражданин порядочного достатка мог получить право на каменное сердце, однако приоритет отдавался тем, кто был молод и в расцвете сил. Дело было в принципе работы этих сердец: тело и сознание бессмертного словно замораживались внутри сердца в момент его получения, и каждый год возвращались к тому состоянию, в котором они находились год назад. Неважно, что происходило с телом за год: травмы, болезни, истощение или даже смерть, – все недуги пропадали, если бессмертный получил их уже с каменным сердцем. Разум тоже возвращался в более раннее состояние, не утрачивая свою остроту от старости или душевных расстройств. Это означало и то, что с каждым перерождением накопленные за год воспоминания бессмертных полностью стирались. – Ты преувеличиваешь, – отмахнулся Дайен. – Уверен, ты можешь получить каменное сердце, как только решишься – все-таки уже опытная волшебница. Кроме того, Нерзим Ферсанти – мой верный друг. Я замолвлю за тебя словечко – и ты сможешь стать бессмертной хоть завтра. – Не в этом дело. Это просто кажется… маленькой смертью – каждый раз терять всю память. Все, что я знаю сейчас – это ноготочек от всего, что можно узнать, и это при том, что я знаю немало, – задумчиво сказала Артея и немного виновато добавила. – Перспектива запереть себя сроком в один год пока меня пугает. Может быть, через пару лет я передумаю. – Бессмертные ведут дневники, чтобы не теряться в важных вещах. – Но навыки ведь все равно исчезают! – Вдруг разгорячилась Артея. – Я говорила с волшебницей – тоже с сердцем, и она рассказала, что по записям она вспоминает то, что изучила в прошлом году за полгода, и она сказала это как что-то хорошее, но на деле же это значит, что полгода у нее проходят впустую! Каждый год! – Торопиться некуда, – примирительно поднял руки Дайен. Закончив с ванными процедурами, он намазал кожу ароматическими мазями и, одевшись в парадное и попрощавшись с Артеей, направился в императорский дворец – каменное сердце Антрезмидана – столицы Империи, названной в честь ее владыки. У города было два центра, которые можно было видеть из любой его точки: пирамидальный императорский дворец и высокие шпили академии. Вторая была беспрерывно наполнена гудящими толпами: торговцы, начинающие волшебники, зеваки, которым не терпелось поглядеть на чудеса, – почти все жители города хоть раз в день бывали вблизи академии. Дворец, в свою очередь, был местом величественным, но пустынным. Расположенные на поднимающихся ярусах разнообразные экзотические растения давали тень, и от каменных стен веяло прохладой. У ступеней, ведущих ко входу были люди: пилигримы и просители, но их было немного, потому что в дворец без повода смертных не пускали, и отгоняли, если их собиралось слишком много. Караульные у входа узнали Дайена и отсалютовали, подняв копья вверх, и тот, кивнув им, поднялся внутрь. Конечно, дворец производил впечатление и снаружи, но все же его вид был привычен жителям Антрезмидана, а размер сам по себе не являлся показателем величия. Однако изнутри нельзя было не ощутить всю грандиозность архитектурной мысли. Высокий потолок поддерживался монументальными колоннами, а вдалеке, где до становления Империи мог бы стоять алтарь божества, возвышалась статуя Императора Антрезиана, размерами превосходящая многие дома в городе. Рядом с колоннами располагались курильницы, от которых исходили полупрозрачные клубы приятно пахнущего дыма. За колоннами были проходы в другие части дворца, где происходило управление Империей: организовывались линии снабжения для отдаленных городов, обсуждались новые идеи, строились планы расширения Антрезмидана и многое другое. И хоть первая зала существовала словно бы только ради того, чтобы поражать каждого входящего, предположение о том, что остальной дворец должен быть неказистым на вид, было далеким от истины – другие помещения не только не отставали, но и превосходили размеры и грандиозность первого. Дайен бывал во многих из них, и был бы совершенно не прочь еще раз пройтись по дворцу в другой день, но в тот момент нетерпение гнало его вниз по широкой винтовой лестнице, освещенной парящими сгустками пламени. Наверное, можно было сказать, что расстояние между стенами было достаточным, чтобы два всадника могли спокойно разминуться, но скакать верхом на узких ступеньках было той еще авантюрой, и даже один всадник полетел бы вниз кубарем вместе со своей лошадью. Путь вниз оказался дольше чем он ожидал, в глубину такой же длинный, как семь этажей дворца в высоту. Под дворцом не было других помещений, и с каждым шагом Дайен все отчетливее ощущал всю сокрушительную массу сплошной земли вокруг лестницы. Откуда-то из-за стен доносились мерные толчки, едва слышимые, но ощущаемые всем телом. Несомненно, их производила некая часть скрытой защитной системы, созданной по идеям Антрезиана. Секрет бессмертия не мог не привлекать внимания, и с момента основания Империи было немало попыток узнать его, но ни одна не была успешной. Лестница закончилась прихожей небольшого размера, в которой несли караул восемь бессмертных, по одному на каждую стихию. Каждый из них был облачен в парадный доспех с выгравированными символами соответствующей стихии, которую владелец доспеха освоил в совершенстве. Умение чувствовать магические потоки и распознавать наложенные чары улучшалось по мере развития волшебника в его выбранной области, и эти восемь стражников, являвшиеся мастерами своего дела, следили, чтобы посетитель не колдовал. В центре комнаты стоял резной каменный алтарь, размерами подходящий для лежащего человека. На нем лежало каменное сердце и кинжал с треугольным лезвием и рукоятью, украшенной рубинами. На подходе к алтарю за небольшим столиком сидел Нерзим Ферсанти с пером и книгой в кожаном переплете. – Имя? – спросил он, поднимая глаза. Его взгляд был равнодушен; он смотрел на Дайена как на чужого. Тот факт, что Нерзим не узнал его, застал Дайена врасплох. Он опять забыл про то, что они с Нерзимом познакомились уже после того, как тот стал бессмертным. Многие дворяне, особенно те, что увлеченно вращались в светском обществе, вели календарь с датами кордемуто своих знакомых, чтобы напоминать о себе друзьям и производить хорошее первое впечатление на всех прочих. Дайен не был одним из них, и сейчас лишь с трудом вспомнил, что каменное сердце Нерзима должно было стереть ему память недели две назад. Это было легко исправимо. – Дайен Кравмарк, – представился он. Нерзим машинально потянулся к учетной книге, но остановился на полпути. Его глаза прошли по Дайену с головы до ног. Наконец, он улыбнулся. – А! Дайен. Я все думал, когда мы сможем увидеться лично. Ты не пришел на ужин, который я организовал на прошлой неделе. – Был занят, – виновато улыбнулся Дайен. – Это ничего. – Нерзим встал и положил руку ему на плечо. Он был несколько ниже Дайена и более крепкого телосложения, но, хоть и будучи довольно коренастым, двигался с какой-то величественной грацией. У него были пронзительные глаза с паутиной морщинок по краям. Обычно Дайен, как генерал, обладал неоспоримым авторитетом при общении с окружающими, несмотря на свою молодость, но в присутствии Нерзима он почти что опять чувствовал себя ребенком под пристальным отцовским взглядом. – Обычно сейчас я рассказываю про то, какой это важный шаг, и как вести дневники, но ты и так все это знаешь, не так ли? – усмехнулся Нерзим, подводя Дайена к алтарю. – Сделаем это быстро. Руку. Дайен протянул ладонь, и Нерзим разместил ее над алтарем так, чтобы она была прямо над каменным сердцем. Затем, взяв ритуальный кинжал, он легонько уколол указательный палец Дайена. Капелька крови появилась на кончике пальца. Все беспокойные мысли о вечности, о судьбе Империи и об Артее ушли на задний план. В тот момент он лишь завороженно следил за набухающей каплей крови. Капля натянулась, удлиняясь под своим весом, задрожала и отделилась от пальца. Затем – ничего. Над головой – синее безоблачное небо, под спиной – камни. Пол немного покачивало. – Один ожил! – хриплый голос откуда-то сверху. Солнечный свет, отраженный в наконечнике гарпуна, направленного в грудь Дайена. Отточенные многочисленными тренировками, рефлексы Дайена спасли его. Он перехватил древко и остановил острие в опасном расстоянии от кожи. Противник надавил всем своим весом, а камни под Дайеном разошлись, и он потерял опору. Копье дрогнуло и погрузилось на полсантиметра под ключицу, прежде чем Дайен сумел остановить его еще раз. Он стиснул зубы от боли. Теперь ему открылся хороший вид на "камни", на которых он лежал. Все – каменные сердца. Вокруг возвышались деревянные стенки ящика. Дайен должен был быть под дворцом с Нерзимом, если только не… это было не первое его перерождение. Откуда-то снаружи послышался топот. Неприятель не был особенно тяжелым: у него были костлявые руки, и жиденькая старческая бородка вкупе с одутловатым лицом заядлого пьяницы явно выдавали его неподготовленность к битве. И все же, Дайен был снизу, скрюченный в небольшом ящике, а гарпунщик был сверху, и ему нужно было только давить, а копье уже вошло в плоть. Время было не на его стороне, и Дайен решился на рискованный ход: он отпустил одну руку держащую древко. Острие погрузилось глубже, и Дайен прочувствовал каждый миллиметр этого продвижения, не в состоянии удерживать его силой одной конечности. Но это действие освободило вторую руку, и он воспользовался этим, погрузив ее в груду каменных сердец. Спустя мгновение, ему удалось найти устойчивый пол ящика. Наконец, используя три опоры, он, прилагая усилия всего своего тела, полу-поднял, полу-вырвал копье из груди, и оно воткнулось в пол ящика совсем рядом. Из раны начала сочиться кровь, но ее было немного: Дайену повезло и артерии остались невредимы. Противник явно не ожидал такого исхода: он слегка приоткрыл рот и хрипло вскрикнул. Дайен использовал этот момент замешательства, чтобы одним мощным движением подняться на ноги. Он рванул гарпун на себя, но мужчина вцепился в него слишком крепко. Оголенную кожу Дайена обдало сырым ветром. Они были на небольшом судне, в порту. Со стороны кормы в их сторону бежала женщина с кинжалом, и что-то подсказывало Дайену, что направлялась она к ним не с целью ему помочь. Дайен заехал мужчине лбом по лицу и, судя по хрусту, сломал нос. Мужчина отодвинулся как можно сильнее, и, пряча лицо, все еще держался за копье. Дайен замахнулся кулаком, но бить не пришлось. Мужчина, испугавшись, сам разжал руки и отлетел к фальшборту. Женщина не успела отреагировать на столь быстро изменившийся расклад сил и напоролась прямо на гарпун, выставленный Дайеном. Она крякнула и попыталась достать его руки кинжалом, но он уже отпустил оружие. Дайен выскочил из ящика и пнул пытающегося уползти мужчину так, что он врезался в фальшборт и осел. – Где мы? – прорычал Дайен, схватив его за грудки. Мужчина, тяжело дыша ртом и сражаясь с обильным кровотечением, исподлобья посмотрел на Дайена. – Антрезмидан, – удивленно прохрипел он. Дайен не сразу узнал столицу. Во-первых город разросся во все стороны по побережью. Во-вторых судно стояло в новом, незнакомом ему порту, с чуждым видом на город. Он довольно быстро отыскал один из двух ориентиров Антрезмидана: дворец, оставшийся неизменным. Однако, как он не вглядывался, высоких шпилей академии нигде не было. – Какой сейчас год? – задал свой второй вопрос Дайен. – Сто тринадцатый, – пролепетал мужчина. – Пожалуйста, у меня есть дети и… – Молчать! – рявкнул Дайен. Сто тринадцатый год… Девяносто шесть лет с кордемуто Дайена. Почти столетие, и ни одного воспоминания о прошедшем времени в его голове. Ему срочно нужно было прочесть свои дневники. – Кто Император? – Антрезиан. Дайен кивнул. Иначе и быть не могло. Однако это отметало теорию о том, что Антрезмидан был захвачен. Раньше бессмертные были элитой, а сейчас… Груда каменных сердец говорила сама за себя. – Что это? – указал на ящик Дайен. – Иногда нам передают сердца, и мы… скидываем их на дно в глубину океана, – замявшись сказал мужчина, и виновато добавил. – Вообще мы рыболовы. Нам нужны деньги. Детишки голодают. Дайен остановил его жестом. Ему отчетливо представилась его судьба, не сумей он одолеть эту парочку рыболовов. Возрождаться раз за разом на дне океана под толщей воды, где едва виден солнечный свет. Изо всех сил плыть к поверхности, на полпути понимая, что кислорода не хватит. – Кто передает вам сердца? – ледяным тоном произнес Дайен. – Я… Я не знаю. Они не говорят. Только передают ящик и деньги. Каждый раз новые люди. Дайен отпустил его и медленно поднялся. Мужчина облегченно вздохнул и опустился, пока не увидел, что Дайен поднял кинжал. – Я правда не знаю, клянусь! – крикнул он, но вдруг понял, что Дайену уже не была нужна информация, пополз прочь и завопил. – Пощады! На помощь! Помогите! Дайен быстро нагнал его и разрезал горло от уха до уха. Можно было допросить мужчину чуть дольше, может даже с применением насилия, но в ситуации, когда Дайен нес ответственность за будущее нескольких десятков бессмертных, а в гавань могла, сию же минуту, нагрянуть толпа подельников, он действовал, словно на счету было каждое мгновение. Первым делом он порвал рубаху мужика на полосы и перевязал себе раненное плечо. Затем он вооружился, с большим трудом вырвав гарпун из мертвого тела. Когда встал вопрос одежды, в воздухе уже появилась отчетливая нотка посмертных испражнений, и Дайен, не решившись забирать штаны убитых, смастерил из остатков ткани набедренную повязку, обулся в драные ботинки и закутался в серый плащ, валявшийся неподалеку. Наконец, он торопливо переложил каменные сердца из ящика в провонявший рыбой мешок, который он нашел в трюме. Пока Дайен готовился, его глаза неотрывно следили за людьми на гавани. Почти все видели его суету с каменными сердцами, и некоторые даже могли заметить трупы на палубе, но среди присутствующих не было особенно участливых, и моряки старались не показывать интереса, спешно отводя глаза. Никто не бежал за стражей. Пристань была небольшой, с двумя причальными линиями, и, судя по состоянию судов и грязным одеждам моряков, вовсе не являлась новым центром торговли Антрезмидана. Здешние мореходы своими манерами и видом больше напоминали обыкновенных бандитов, но Дайен был не в состоянии принять это, ведь тогда разумно было бы предположить, что здесь сплошь и рядом происходили противозаконные дела, а это было совершенно невозможно в великом городе Антрезмидане. Император бы этого не позволил. Закончив с приготовлениями, Дайен покинул корабль, но вместо того, чтобы направиться в город, соскочил с пирса на каменистый берег, и прошел вдоль побережья, пока пристань не скрылась за холмом. Только тогда, проверив, что за ним не было “хвоста”, он свернул в город. Столица сильно изменилась: там, где раньше строения аккуратно располагались по подготовленным планам, с целью удовлетворения логистических и эстетических потребностей жителей, теперь хлипкие домишки громоздились друг на друга, словно сражаясь за каждый сантиметр свободного места. Улицы были грязными, и тут и там на углах сидели калеки-попрошайки. У Дайена немного закружилась голова: все это было словно лихорадочный сон. Кто же мог допустить такое плачевное состояние города? Он решил направиться к себе домой: все бессмертные вели дневники, в которых была записана вся их жизнь. Когда записей становилось слишком много, чтобы быстро прочесть за один вечер, бессмертные заводили еще одну книжку, куда шли краткие описания самых важных событий. Этот процесс делал ничтожным единственный недостаток кордемуто – обновляющуюся раз в год память. Так, получив доступ к своим дневникам, Дайен смог бы ответить на все тревожащие его вопросы. На полпути к центру Дайен наткнулся на ворота со стражниками. Высокая стена не выглядела особенно укрепленной и вряд ли могла оказать достойное сопротивление вражеской армии, зато отлично преграждала путь нищим и оборванцам, скопившимся на противоположном конце небольшой площади. Стражники сначала было хотели остановить Дайена, но его уверенный шаг и начальственная речь быстро развеяли их сомнения в его правах. Он поручил им мешок с сердцами и, перед тем, как уйти, задал терзавший его вопрос. – Я помню Антрезмидан совсем другим. Как получилось, что эти люди в таком бедственном положении? – Всë – треклятые оборванцы и шалопаи, – сплюнул под ноги стражник, махнув рукой на хлипкие домики и выругался. – Ленивые мерзавцы. От налогов бегают, жрут где срут, всë чего-то от Императора хотят. Так все и передохли бы без нас – бессмертных. Немного успокоенный ответом стражника, Дайен направился домой, сделав небольшой крюк через Академическую площадь. В стенах города улицы все больше напоминали знакомые, и чем ближе к центру – тем было чище и порядочнее. Однако очередной повод для удивления поджидал его на площади. Там где раньше возвышались острые шпили академии теперь стояло невзрачное приземистое строение, окруженное высокой стеной из песчаника. Рядом с воротами была табличка: "Коллегия по борьбе с чародейством и волшбой имени Обарната Ферсанти". Дайен подумал об Артее и поспешил домой. Прошла ли она кордемуто и ждет ли его там? Комок беспокойства все рос в его груди, мешая дышать. Мир словно сошел с ума, и только дневники могли объяснить происходящее безумие. Ничто не могло подготовить его к тому, что ждало его в конце пути. На месте дома было пепелище, и только две черные от сажи мраморные колонны стояли посреди разрухи, словно насмехаясь над Дайеном.