«Куда пропал, чудовище? :))»
Саша скидывает мем.
Потом ещё пять.
И ещё один — контрольный.
«Ярик? У тебя работы много или что-то случилось?»
«Ярик, мне сказали, что ты на репу не пришёл. Все нормально?»
«До тебя никто дозвониться не может, что за хрень?»
«ЯЯЯР»
Яр добавляет его в чёрный список. Из-за преоткрытого окна веет сыростью, на улице моросит противный августовский дождь. Ярослав сидит на подоконнике, откинувшись головой на стекло и думает, думает, думает. О том, как быть дальше, как попытаться смириться с произошедшим, что сказать другим. Ответов нет. А ведь самое поганое — все только начало налаживаться. Вот же черт. Хочется назад, к привычной обыкновенной жизни. Но что, если эта жизнь теперь не подпускает его? Он тяжело вздыхает и подносит сигарету к губам. Если Ярослав курит — дело плохо. Если ещё и пьет при этом — дело катастрофически хуево. Хочется просто остановить рой мыслей, не дающих спать, и уже неважно каким способом: алкоголем ли, сигаретами или пулей в висок. Хотя последнее теперь вряд ли спасет. Телефон в руке неприятно вибрирует входящим вызовом — сбросить, как и все остальные. Не отвечать на сообщения, залечь на дно, пока не поймёшь, что происходит. Пока не осознаешь, что это дурацкий кошмарный сон. Но планы его нарушаются звонком в дверь. Яр нехотя слезает и идёт в коридор проверить, кому приспичило нагрянуть посреди ночи. Лучше бы на месте сидел. Саша по ту сторону двери выглядит взволнованным и запыхавшимся. Ярослав, конечно же, понимает, в чем дело, поэтому открывать не собирается. Звонок раздаётся ещё несколько раз. Хочется по-глупому сделать голос выше и ответить, что взрослых дома нет, чтобы чужой дядя ушёл. — Я же слышу, что ты там. Но да, Ярослав уже и сам не маленький, а Саша далеко не незнакомец. Трезвон продолжается и Яр начинает думать, что ещё немного и взорвётся голова. Дверь открывается. — Ну и какого хрена ты приперся? — он сам удивляется внезапной грубости, но надеется, что план сработает. Сейчас Саша обидится и уйдёт. Так будет лучше. И безопасней. Конечно, стоило бы просто молчать и ничего не предпринимать. Но ворох противоречивых чувств не даёт покоя. И из всех тактик Ярик почему-то выбирает агрессию. Саша в ответ возмущённо вскидывает брови. — Спокойной ночи, блять, пожелать. — Очень мило с твоей стороны. Добрых снов. Пытается закрыть дверь, но ее держат крепко. — Пиздец ты остроумный, — Саша поднимает руки, — До тебя дозвониться не получается, дописаться тоже, тебя неделю на репетициях не было. Поэтому не соизволит ли твоё остроумие замолкнуть тогда, когда с тобой хотят серьёзно поговорить? — Не соизволит. Ярослав пытается закрыть вновь, но Саша подставляет ногу и держит за ручку — не выходит. — Отпусти. — Нет. Пока не объяснишь, что с тобой происходит. Я не собираюсь сидеть и смотреть, как ты с какого то хуя решил разрушить свою жизнь. «Да что там рушить» — про себя думает Ярик. — Пусти или врежу, — произносит сквозь зубы. — Ну давай, бей, если окончательно стыд потерял. Ярослав, конечно, блефует — ударить лучшего друга, переживающего за тебя, было бы верхом мерзости. Но его злит, что Саша не слушается и лезет не в свое дело. Хочется, чтобы он ушёл и не знал лишнего. Для его же блага. В порыве гнева он пытается закрыть уже эту чёртову дверь и как-то неосторожно сильно толкает Сашу в грудь. Тот оступается и летит вниз, не успевая зацепиться за перила. Ярово ошарашеное «блять» синхронизируется с Сашиным стоном на лестничной клетке. — Саш, Саш, Саш, — он срывается тут же, забыв про все и бежит вниз босиком, — Прости, Саш, я не хотел так сильно, я придурок, прости, пожалуйста. — Ты идиот, Баярунас, — шипит друг и жмурится, потирая висок. — Головой ударился? Блять, прости, прости. Вставай, пойдём ко мне, я тебе что-нибудь холодное дам. Сильно болит? Ярик тараторит испуганно и помогает встать. Ведёт Сашу в квартиру, обняв за плечо. Уже дома достаёт лёд из холодильника, хочет приложить сам, но Саша выхватывает и отворачивается, послав его. Когда понимает, что здоровью друга ничего не угрожает, замолкает, виновато опустив глаза. Саша злится. Прекрасно, теперь впридачу ко всем проблемам добавился ещё и ненавидящий его Казьмин. Да что же за блядство. — Саш, — начинает он тихо, — Если после этого ты будешь обходить меня стороной — я пойму, правда. Я урод. И мне очень стыдно. — Рад, что в тебе проснулась совесть. — Хочешь, врежь мне тоже. — Хуйню не неси, — отвечает Казьмин не глядя на него, — Окей, спишем на то, что ты не в адеквате, — кивком он указывает на недопитую бутылку вина, стоящую на полу, рядом с ногой парня, а потом все же переводит проникновенный взгляд, — Но про остальное — будь добр, ответь. Что у тебя происходит, Ярослав? Яр грустно хмыкает и чувствует, как глаза наполняются слезами. Саша — очень хороший. Ему хочется рассказать обо всем, чтобы не переживать одному. Но Саша не поймёт. Никто не поймёт и не поверит. «Настоящая правда всегда неправдоподобна». А значит… Он тяжело вздыхает и хватается за бутылку. Делает несколько крупных глотков. Саша наблюдает за этим с удивлением. Ещё бы, Ярик никогда не был тем, кто любил напиваться вот так, как бы не было хреново. — Мы расстались, — выдает он, чувствуя, как ему присваивается почётное звание Иуды, — А знаешь почему? — голос нервно скачет вверх на последнем слоге, — Она сказала, что я бесперспективный. Типа вечно в облаках витаю, какие-то планы у меня невообразимые, а на деле ничего. И вообще я странный какой-то. Она меня вечно строить пыталась, говорила, что делать, с кем общаться, чтобы выгоду получить. Я сам так больше не мог. А в последний раз скзала, что я так и буду в одном своём спектакле играть, а она станет успешной. И ушла. Ярослав утыкается лбом в колени и еле слышно всхлипывает. — Саш, я видимо правда никчемный, да? Саша молчит несколько секунд, а потом вздыхает и притягивает его к себе, гладит по голове. — Дурачок ты, Яр, — выдает он, — Всё у тебя ещё будет. Так, как ты хочешь, будет. Ты талантливый, умный, креативный. Только не рушь свою жизнь, пожалуйста. Яру хочется умереть в этот момент. Они проводят за душевными разговорами несколько часов. Саша уже не злится и позволяет лежать у себя на коленях, моментами поглаживая по волосам. Ярик пытается отдаться мгновениям. Улыбается лживо и выдавливает смех — Саша ведется. Видимо, не такой уж и плохой актёр. Наконец он говорит, что хочет спать. Сашу приходится оставить у себя — на дворе поздняя ночь — Ярик расстилает ему на диване в гостиной, а сам уходит в спальню. Но сон, конечно, не приходит, и едва ли парень успевает положить голову на подушку, его засасывает мутная воронка размышлений. Жизнь его изменилась до неузнаваемости в одно мгновение. Мог ли он предположить ещё неделю назад, что безумные народные легенды обернутся правдой? Мог ли подумать, что внезапно станет их частью? Посмеялся бы, да покрутил у виска. Но судьба решила иначе — привычный мир оказался совершенно иным. Впрочем, как и всегда. Люди считают, что идут к истине, но раз за разом заблуждаются. Человеческая природа настолько самонадеянна, что способна уверовать в то, с чем никогда не сталкивалась. Политики трубят о том, как относиться к другим странам; религиозные фанатики знают, кто единственный и верный бог; атеисты в то же время настаивают на том, что никакого бога нет. Мы считаем, что знаем истину и должны убедить остальных в том, что правы. А она тем временем скромна, прячется где-то в глуби, и настолько ужасна, что не дай бог с ней встретиться лицом к лицу. Но есть те, кому этой участи избежать не удаётся. Цепкие лапы сна все-таки хватают Ярослава. ** Ночной лес вздыхает и стонет на разные голоса, стараясь вселить страх в душу забредшего пленника. Сквозь густую хвойную крону проникает лишь свет полной луны. Любому стало бы не по себе, окажись он здесь заполночь: шорох, мелькнувшая неподалёку тень — в мгновение они станут зловещи, сознание тут же обратит их в страшного зверя, готового наброситься, если потеряешь бдительность. Фантазия достраивает детали до полноценной картины, и виной тому страх смерти. Но чего бояться тому, кто и сам — смерть? Он идёт размеренно, сминая ботинками траву, не зная пути. Непокоряемая стихия более не пугает его. Он бредет в непроглядную тьму, оглядываясь на ускользнувшую жизнь. Здесь — наедине с природой он чувствует себя на удивление комфортно. Будто теперь ему только здесь и место, будто ничто иное уже не примет. Только неясная тревожная мелодия звучит где-то вблизи. Яру она не нравится, он пытается уйти от неё. Тропа приводит его к реке, где неприятная музыка лишь усиливается. Фигура на берегу, сидящая в позе лотоса, кажется до боли знакомой даже со спины. Ярослав тихо подходит ближе, боясь спугнуть, и садится рядом. — Саша? Саша оборачивается и смотрит своими колдовскими зелёными глазами. Такими красивыми, особенно в свете луны. Улыбается тепло-тепло и сердце заходится в груди. Саша берет его за руку, легко скользит пальцами по ладони. — Поцелуй меня, Ярослав. Саша молчит. Но голос раздаётся в голове. Не задумываясь, он почему-то, повинуется ему. Притягивает Сашу к себе, но целует не в губы — в шею. Кожа у Сашки тёплая и мягкая, это оказывается очень приятно. Ярослав целует несколько раз и чувствует пульсацию у себя под губами. И тут что-то меняется. Уже не нежность разливается внутри — нестерпимый голод. Саша чувствует это изменение: хватается за плечи Яра и пытается оттолкнуть, но не получается. Ярослав впивается клыками в шею, ощущает железный привкус на языке. Что есть голод для вампира? Чья-то смерть. И он не может остановится. Саша бьётся в попытках вырваться, но держат его с какой-то нечеловеческой силой. И вскоре он затихает, прикрывая глаза. А когда Ярослав осознает, что натворил — становится уже поздно. Он держит бездыханное тело в руках и явственно ощущает, как рушится мир. Он — монстр. *** Его трясут, вырывая из кошмара. Ярослав просыпается со вскриком и ещё недолго пытается осознать, где находится. Но Саша рядом — живой и невредимый. Готовый помочь, переживающий. Значит, все ещё может быть хорошо. Саше он боль никогда не причинит. Не посмеет. Рядом с ним становится спокойней впервые за долгое время. Примерно в то же мгновение он замечает, что Казьмин сидит без движения и пялится на него. — Ты чего? — хмурится Яр. — Что это за хрень? — безэмоционально выдает Саша, и Ярик даже в темноте, кажется, замечает, как тот бледнеет. — Я спрашиваю. Что. За. Хрень. Сашу заметно трясет. Ярослава тоже. В голове что-то щёлкает. Он хватается за зеркало на прикроватной тумбочке. Блять. Блять! Блять! Блять! В отражении — глаза, ярко-красные, нечеловеческие. Он размыкает губы и понимает, что и клыки после сна никуда не исчезли. Саша ахает и нервно дергается. — Саш, Саш! — Яр придвигается к нему, — Не бойся только, я все объясню… Но Саша в ответ на его движение спрыгивает с кровати и пятится назад. — Не подходи ко мне! — кричит, заикаясь. — Саш, остановись, дай мне все объяснить, — он рывком встаёт и направляется к нему. — Не подходи, тварь! — кричит он яростнее и, швырнув в чудовище первое, что попадается под руку, сбегает за входную дверь. Ярослав остаётся один в холодной квартире. Оседает на полу, хватаясь за волосы. Проклятое зеркало с треском разбивается о стену. Как и вся его ебучая жизнь.