Это спасение или убийство мира..?

На улице отвратительная, давящая на мозг погода. В такое время и с такой уличной атмосферой редко кого можно встретить на улице, разве что уличных собак и кошек, что обычно встречаются ещё реже, чем люди. Серые здания, без граффити и надписей, лишь с указанием адреса, были практически полностью в трещинах и в облезшей краске. Вокруг была слякоть, уже начавший таять снег смешивался с грязью и землёй, образуя чёрно-коричневую смесь. Где-то валялись окурки. Интересно, где этот человек, выкинувший их посреди тропы? А может, его уже посадили на домашний арест? Эти размышления хоть чуть-чуть отвлекали от всей ситуации и от давящей боли в сердце. «Оу, вот и первый человек.» Сразу после этой мысли Михаил поджал губы. Это оказался человек в форме, что означало либо арест кого-то, либо сначала убийство, а потом вынос трупа бедного животного, которое не успело убежать. Истребляли всех, не задумываясь. Кому-то везло, и они ограничивались лишь предупреждением или домашним арестом. Но вообще, по его мнению, животных не жалели вообще. Стоит бедному котёнку пискнуть, его уже хватали за шкирку и уносили куда-то. Куда именно Миша знать не хотел. Миша давно уже не боялся за их жизни, он молча принял то, что на улицах находиться могут только люди и то, если есть повод. Если же повода нет, то и смысла в нахождении где-то вне дома нет. Так считали власти и люди лишь молча слушались. В прочем, Михаилу не до этого. Смерть его матери знатно подкосила его моральное и физическое состояние, за одно утро он выкурил целых 4 сигареты, что считалось непозволительно много, ибо товар крайне дефицитный, особенно если учесть, что эти сигареты у него хранятся очень давно, ещё с того времени, когда табак был действительно табаком, а не сушёным укропом с мерзостным привкусом. В попытках отвлечься другими мыслями, его сознание само повело его в воспоминания. Вот ему 10 лет, он на рыбалке с ещё живым отцом и друзьями… вот ему 16, и он попробовал первую сигарету, после чего крупно поругался с родителями, а в особенности с мамой. Сейчас, вспоминая это, мужчина крайне жалеет, что нагрубил. Нагрубил и ушёл ночевать к другу от обиды. Сейчас он понимает, как волновалось материнское сердце, как тревожно ей было и насколько она волновалась за своего бестолкового сына. Слёзы почти полились с его глаз, но он лишь ускорил шаг, вспоминая про камеры на магазине, что был прямо справа от него. Миша шёл, вспоминая все милые и неловкие, грустные и трогательные, абсолютно все моменты, связанные с его матерью. С главным лучом света в его жизни. Но сейчас погас и он. Он хотел вновь убежать в воспоминания, но не успел. Перед ним появился человек в форме, с вопросами. Как обычно идеально выглаженная форма идеально сидела на крупном и крепком теле. В голове проскользнула мысль что утюгом провели не только по одежде, но и по лицу, ибо оно не выражало абсолютно ничего, на нём не было даже морщинки, хоть какой-нибудь злосчастной морщинки. — куда направляетесь? — На похороны. 3 дня назад умерла моя мама, сегодня похороны. — Он был близок к слезам, но сдержался, хотя голос его всё-таки задрожал. Это не могло не смутить человека в форме, так что требование показать документы не прошло мимо блондина. Далее он постарался вести себя более сдержанно и у него получилось. Документы в норме, про похороны не соврал, выглядел уверено, значит, толку задерживать его у формы не было. ! Формой называли чистильщиков и охранников города. Вот он дошёл до практически упавшего и сгнившего забора. Сделав пару глубоких вдохов, Миша открыл калитку, которая мало чем отличалась от деревянной ограды, проходя внутрь и направляясь в нужную сторону. Там уже стояла пара маминых друзей и её мама, бабушка Миши. Увидев внука, она подошла к нему, опираясь на трость, что когда-то сделал её ныне покойный муж. Она всегда бережно относилась к ней, надеясь сохранить её первоначальный вид на подольше, ведь мало того, что эта трость ценна как память, сейчас такого товара в принципе было мало, а если и был, то крайне некачественный. — ох, милый, ты уже пришёл? Не возникло проблем по дороге? — бабушка всегда старалась быть мягкой с любимым и единственным внуком. Она всячески баловала его, нянчилась и никогда не позволяла кому-то относиться к нему пренебрежительно, даже собственной дочери. Но сейчас, к сожалению, старушка не могла себе такого позволить, потому обходилась мягким блеском в глазах, что хоть немного, но согревал душу мужчины. — да, всё было хорошо, не волнуйтесь зря. Как вы? — пока говорил, аккуратно взял старушку под руку, уводя в сторону, ближе к столу, где позже светлую женщину, дочь милой бабули, будут поминать. — у меня всё хорошо, я не жалуюсь. Колени правда побаливают в последние дни, но ничего, пройдёт. — она села на стул, что Миша любезно отодвинул для неё. Дальше всё было как в тумане. Никто не плакал, даже эмоции не показал, но все прекрасно понимали друг друга и судили по языку тела. Несильный тремор рук, сжатые челюсти, перебирание чего-то, опущенный взгляд. Это кричало громче слов о состоянии людей. Все были опечалены, что прекрасная женщина с самой прекрасной улыбкой, милыми чертами лица, светлыми и всегда мягкими волосами и зелёными глазами, всё же покинула их. Кто-то вспоминал о прекрасных днях, когда они спокойно работали, гуляли, либо отдыхали с ней, кто-то думал о том, что смерть может постигнуть каждого и старался успокоить себя, а кто-то молча напивался. Еду со стола никто не брал — ни у кого не было аппетита, зато её любезно бы взял мальчишка лет пяти. У него были тёмные и кудрявые волосы, глубокие, голубые глаза и аккуратный носик. На нём была надета белая рубашка, явно не его размера, рукава её были закатаны, а края тянулись по сырой земле. Этот мальчик был сыном очень бедного мужчины, который не мог прокормить семью. Городок у них маленький, больше даже на село похож, потому все знали, что это за мальчик и кто его родители. Так его и подкармливали, на дни рождения, поминки, похороны, он приходил без приглашения. Сам знал, что его ждут, ибо он и вправду слишком очарователен. Но увы, сегодня до еды не дотронется даже мальчишка. Однажды его поймали на попрошайничестве, а на следующий день его вместе с отцом расстреляли ранним утром. Ворвались в дом и застрелили. Долго это обсуждали, очень долго, но что уж поделаешь. Поминали тогда всем городом, родственников нет у них, зато с целым городом знакомы. Бывает, выглянешь днём в окно, а там отец своё чадо на качелях качает. Видно, как мальчику смеяться хочется, радоваться и кричать, но не может. Никто не может и не мог. Радоваться можно было только в некоторые дни. К примеру, изберут на выборах его — люди и парады устраивают, и праздники. Наступил его день рождения — а люди снова веселятся. Уже не на улицах, но в каждом доме точно царит веселье. Михаил таких людей не понимал, ведь никто не радуется, когда такие же праздники наступают у кого-то другого. Даже наоборот, спрашивают, что тут такого, ведь это не что-то необычное. Мишу всегда напрягало подобное двуличие, поэтому он решил отмалчиваться. С одной стороны, он не идёт за стадом, а с другой не шёл против этого самого стада. Его мама понимала эту позицию, но сама всегда шла за остальными, и, стоит признать, в такие дни она была самой свободной на свете, как когда-то в двухтысячных. Он любил смотреть на её улыбку, пусть шло время, на лице её появлялись морщины, но улыбка не стала менее привлекательной. Даже наоборот. После смерти самых близких для себя людей, Михаил кое-как оправился, а тут и у мамы здоровье подкосило. М-да, тяжёлые времена теперь не только у страны. Тяжело вздохнув, Миша опрокинул очередную рюмку водки, занюхивая рукавом. Крепкая дрянь. С момента громких бунтов прошло несколько десятков лет, а действительно хороший алкоголь больше не появлялся. Нет, найти его конечно можно, но это даже для некоторых очень знатных людей недоступно, что говорить о простых смертных. Палёная дрянь влияла на состояние человека куда хуже, чем привычные нам продукты. После каждой рюмки голова кружилась всё сильнее, в ушах что-то звенело, он мало понимал, что происходит. Хлопал глазами и оборачивался, будто выискивая что-то. Со стороны он напоминал умственно отсталого ребёнка в теле здорового мужика. Сейчас хотелось лишь вернуться в крепкие объятия матери, забыть обо всём и спокойно дышать. Но увы, эффект потери в пространстве рассеялся довольно быстро, напомнив о своём окончании резким ударом в голове. Спустя несколько часов все разошлись. За собой всё убрали, на могилы положили пару цветов и разошлись. По приходу домой, Миша даже не разулся. Он был убит горем и алкоголем одновременно. Завалился на диван, ударился головой о твёрдую спинку, но даже не почувствовал. Мысли кипели, виски пульсировали, а тело становилось ватным. Он будто терял контроль над собственным разумом и телом. Он пытался приподняться, взять плед или что-то, чем можно укрыться, но не смог даже головы поднять, так что пришлось лежать как есть, потом он открыл для себя, что спать в одежде с туго застёгнутым ремнём не самое удобное занятие. Попытка расстегнуть ремень закончилась тем, что он перестал чувствовать руки и вовсе забыл про неудобства. Забыл и про закрытое окно, из-за которого температура в комнате явно ушла в минус. Он помнил лишь о боли, не только физической, но и душевной. Стоило ему более-менее расслабиться, как с губ сорвался стон боли. А теперь он заметил удар о спинку дивана. Помимо головной боли, он резко почувствовал боль в колене. Чёрт, именно на неё он и упал, пока дошёл до дивана. И какой идиот делает такие пороги… В прочем, возмущался он совсем недолго. Спустя какие-то две минуты глаза закрылись. Пропали мысли, боль и всё, что волновало. Глаза закрылись, разум помутился, но мозг не отключишь, потому следующие 10 минут он просыпался от ощущения падения. Думаю, вам знакомо прыгать по крышам, машинам, порогам во сне, а потом резко падать и просыпаться в последний момент? Но его чудесный спокойный сон прервали. Кто-то чем-то холодным тыкал ему в шею. Невольно проснувшись и подняв голову, Миша зажмурил глаза от слишком яркого света, а затем посмотрел на того, кто посмел прервать сон. Вмиг его глаза округлились, а слабое дыхание и вовсе стихло. Лёгкие сжались, будто он находился без одежды на лютом морозе, а сердце застучало быстрее. Увидеть форму у себя дома без приглашения и предупреждения могло значить только смерть. Любо тюрьму. Одно другого краше. Увидев, что Миша проснулся, его тут же подняли, скрутив и пристегнув руки за спиной. В плечах и кистях он почувствовал резкую боль. В голове начали метаться разные мысли, и они, видимо летали настолько быстро, что материализовались и действительно бились о череп, заставляя мужчину жмуриться. В основном он пытался вспомнить, что он сказал и что сделал не так. На похоронах вроде сидел тихо, внимания не привлекал, хотя… его остановили не с проста? Всё же был повод усомниться в надобности его выхода на улицу? Возможно, он был слишком задумчив, возможно, выражал не совсем те эмоции, которые должен был. Но сейчас его выбили в реальность. Сила этих людей поражала и убивала в прямом смысле. Форма никогда никого не жалели, так что грубая хватка неудивительна. К горлу поступил ком, Миша еле сдерживался, чтоб не выпустить из желудка то, что так усердно вливал некоторое время назад. В глазах всё плыло, ноги заплетались, а тошнота лишь усиливалась. В целом, ему и не нужно было стоять на ногах. Достаточно лишь не сопротивляться и всё. Так его волокли через всю улицу до ближайшего участка. Такое себе удовольствие, но максимум, что он мог сделать — это расслабиться, тем самым его не вели, а несли. И стоило ему так сделать, как боль в руках напомнила о себе. Было ощущение, что ему то ли сломали, то ли вывихнули плечевые суставы. От такой боли тошнота лишь усиливалась, а ком подступал всё ближе и ближе, заставляя Михаила дышать всё слабее, дабы случайно не спровоцировать рефлекс. Боль в висках пульсировала, отдавая в глаза, заставляя то открывать, то закрывать их. Спустя ещё пару минут его всё же усадили на какую-то табуретку. Оу, они уже в здании? Михаил тоже не сразу это понял. Осознание лишь пришло, когда ему довольно сильно ударили в спину. Появилось ощущение, что из Миши прямо на этот стол вылезет весь алкоголь, закуска, а ещё пару позвонков. Он хоть и находился в прострации, слыша посторонние голоса лишь как шум на фоне, но плечо, спина и колено продолжали ныть, жалостливо прося сделать хоть что-то. Но Миша мысленно прощался с жизнью. В какой-то мере он даже рад, что сейчас закончит своё существование. Потерять жену, ребёнка и маму — это тяжело. А ещё тяжелее просыпаться с мыслью, что они умерли из-за тебя. В прочем, не об этом. Сейчас он получил прикладом в измученное плечо, резко вскинул голову вверх и на языке появился кислотный вкус желудочного сока, смешанного с водкой. Отвратительно. . Форма что-то кричали, но он не слышал. Чувствовал удары, много ударов. Первый пришёлся в ребро, затем падение и вот его бьют по ногам. В один момент он услышал непонятный звук и ощущение, что нога располагается так, как не должна. Удары по рукам, груди, голове. Затем очень точный удар в живот, и жидкость во рту явно увеличилась в объёме. А ещё стала гуще. Он захлёбывался в собственной рвоте. Не самая достойная смерть человека, который прожил не самую достойную жизнь. Чувствуя мерзкий вкус и запах, режущий глаза, он закрыл их, сильно зажмурив. А открыл уже у себя дома. В своей кровати, в своём зале. В голове неприятно пульсировало, но боль в плечах, ногах и рёбрах пропала. Неужели сон? Стоило этой мысли промелькнуть в его голове, как в дверь раздался тяжёлый и настойчивый стук. Резкий и неожиданный звук отозвался болью в затылке. Не самое приятное ощущение, но лучше, чем боль в тех еж рёбрах. Михаил пытался осмыслить, показалось ему или нет, однако стук повторился, заставляя мужчину подняться, опершись на край дивана. Ноги казались ватными, а руку резко закололо множеством иголочек. Неудобная поза во время сна — главная проблема общества. Так говорил ещё отец Миши. Он, конечно, шутил, но это всё равно казалось так нелепо… но по большей части, конечно, правдиво. Именно таким и запомнился высокий, седой, до жути добрый старик. Даже после его смерти Миша верил, что где-то на небе сейчас сидит его отец, ласково улыбается и в своей манере смеялся даже с самой маленькой глупости. Пока мужчина размышлял над этим, не заметил, как дошёл до входной двери. Неуверенно вдохнув, он всё же провернул ключ и дёрнул за ручку. На лестничном пролёте стояла его соседка. Пожилая женщина лет 67-ми. Она крайне редко общалась с кем-то, ещё реже сама проявляла инициативу. Вот и сейчас Мишка не понимал происходящего. Она укоризненно посмотрела на него, чуя стойкий и противный перегар. По ощущениям, этот перегар заполнил мужчине всю голову, растворив мозг и не оставив даже намёка на серое вещество. Он растерянно смотрел ей в глаза. — здравствуйте, вам что-то нужно? — Веки сами по себе опускались, хоть спичку вставляй. Вокруг всё пахло сыростью, солнце дразняще освещало улицу, но греть, по всей видимости, не собиралось. А ещё оно не хотело сушить улицы, они все были в лужах и грязи, по приходу домой или в школу за тобой всегда оставался след, который приходилось вытирать и после ещё мыть ботинки. Не гоже уважаемому учителю ходить в грязной обуви. А так всегда говорила его жена. Жаль, что сейчас она не выйдет с их спальни. На её лице уже не засияет улыбка, а руки не потянутся к шее любимого, который только-только пришёл домой. Что-то его совсем потянуло на воспоминания. Всё настолько плохо, что он очнулся только после щелчков перед его лицом. Оу, он, кажется, всё прослушал. — Извините, я что-то плохо себя чувствую, можете повторить? — по вам видно. Мне нужен стакан молока. У вас, случайно, не найдётся? — женщина была явно недовольна тем, что её не слушают, но причитания оставила при себе. Всё же понимает, что не поможет. — а, это конечно. Подождите секунду, я сейчас принесу. — благо, пока он стоял, ноги успели немного расходится, а рука больше не заставляла мужчину морщиться от неприятной щекотки, смешанной с слабой болью. И теперь он более уверенным шагом зашёл на кухню, она расположена слева от входной двери. Открыв холодильник и достав оттуда стакан молока, мужчина налил его в гранёный стеклянный стакан. Кухня у него красивая и довольно просторная. Сейчас, в данный промежуток времени, очень мало кто может позволить себе ремонт. К тому же, надо было брать разрешение у органов свыше. Светлые ненавязчивые обои, плитка молочного цвета около плиты. Вся мебель и атмосфера в доме гармонирует, и в итоге даёт светлую, тёплую и приятную квартиру. Миша её любит. Он взял стакан и пошёл к двери. Соседка топталась на месте, опустив взгляд себе на ноги. Услышав шаги, она подняла глаза и сразу протянула руку, а Миша сразу передал стакан молока. Пробурчав тихое «спасибо», она обещалась вернуть стакан завтра вместе с парой блинчиков, для которых ей и нужно молоко. Захлопнув дверь, Михаил направился в ванную. Посмотрев на полки, он достал аптечку, ставя её на небольшой столик и выискивая аспирин. Выпив таблетку, убрал всё на место и пошёл в спальню. Поправив кровать и вещи, лежащие на полках, он присел за письменный стол, придвигая к себе стопку тетрадей. Сам себе усложнил выходные, зачем было давать детям самостоятельную? Провёл бы устный опрос и дело с концом. Но уже всё написано и сдано, осталось проверить и выставить оценки. Тетрадка за тетрадкой, часы за часами и вот осталось последняя. Наконец-то, он думал, что не дождётся. Три стопки это, оказывается, очень немало. Периодически он выглядывал в окно, на улице всё ещё светило солнце, но небо немного чернело. Скорее всего снова пойдёт дождь. Это, конечно, так себе, зато дороги чище станут. Во всём надо искать и видеть плюсы. Отложив стопки в сторону, он потянулся за пакетом, дабы всё сложить и не переживать утром, что что-то забудешь. Миша это умел. Нет, не переживать. Забывать. Оставшийся день прошёл вполне однотипно. Уборка, поход за продуктами, обед, ужин, и очередная глава любимой книги перед сном. После чтения, Миша пошёл в ванну, хотелось смыть с себя всю накопленную грязь. По ощущением, её было так много, что Миша прибавил в весе, хотя это было лишь глупыми выдумками, которые мозг спроецировал слишком реалистично. Стоя под прохладными струями воды, он неспешно мылил шампунь в волосах, словно пытаясь распутать пальцами свои мысли. Это, конечно, не помогало, но глаза блаженно закрылись, наслаждаясь приятными ощущениями. Спустя пару минут вода стала холоднее. Теперь она не расслабляла, а заставила напрячься сильнее, ну и побыстрее закончить все процедуры, дабы оказаться под тяжелым пуховым одеялом. Он не заметил, как на нём появилась «сонная» майка, как он дошёл до комнаты и опустился на матрац, ложась под одеяло. Вот и его мечта сбылась. От холода слабо ломило кости, а голова слабо закружилась. Сейчас он либо провалится в крепкий и глубокий сон, либо не сможет уснуть до утра. Эта лотерея каждый раз была непредсказуема, вынуждая возвращаться к витаминам и уходить от алкоголя. Сигаретами он тоже баловался, однако не особо любил это дело. Во-первых, дефицитный товар. Во-вторых, с возрастом он начал понимать, что не помогают сигареты. Разве что приближают смерть, но большего от них не стоит ожидать. Тяжелый вздох, и он покрепче укутался в одеяло. Казалось, что весь страшный мир остался где-то там, за пределами квартиры, а тут всё хорошо. Тут царит спокойствие и больше ничего. Нет смертей, нет тяжести и проблем. По крайней мере, Миша хотел в это верить. Но у судьбы свои планы. Стоило задремать, перед глазами у него сразу всплыл образ матери. Это сложно. И тяжело. Тяжело, когда ты хочешь жить, но получается только выживать. Сложно жить мечтой, разбивая розовые очки рано утром. Жаль, что каждый раз они снова и снова впиваются в его зелёные глаза. Образ матери тянул руку к Мише, желая прикоснуться то ли к щеке, то ли к волосам. Он не знает. Не знает, но боится. Неизвестность в каждом из нас вызывает страх, даже если мы это не признаём. Даже если для себя. Это были насыщенные выходные, которые вымотали мужчину настолько, что он уже не вспомнил, когда мама размылась перед глазами и сменилась на пустоту. Только у него был один вопрос, это пустота его сна или темнота, казалось бы, светлой квартиры?