С любовью, Ли Феликс

Он проснулся в мятой хлопковой, покрытой фарфоровой бледностью рубашке, с улыбкой возвращаясь к воспоминаниям о звёздных вечерах в хлеву, словно обычные крестьяне, а вечера эти были полны эмоций, беззаботности, ребячества и счастья. (Хотя и оно, это ощущение полноценности, душевного упокоения может быть обманчиво). Он встал, подошёл к рабочему дубовому столу напротив окна, протянул ладонь к письму, лежащему на нём, прижал к груди, с той стороны где сердце хранится. Ему хватило пары секунд, чтобы удалиться в бессмысленную радость, а затем столько же, для того, чтобы с рвением открыть письмо, развернуть лист бумаги и пробежаться взглядом по строчкам: «Я вижу ты счастлив, дорогой мой друг. Я рад, что сердце твоё любит кого-то, но поверь мне, это не я. Не я тот человек, что достоин твоего внимания, терпения, чуткости и заботы, которые ты даруешь каждый раз, когда рядом со мною. » Затем следуют небольшие пробелы, клякса, словно писатель желал закончить предложение, но никак не мог. Зато после последовала новость, от которой морозом веяло и сердце корочкой ледяной покрывалось: «Я вынужден сообщить, что женюсь на персидской красавице. Отец и мать всё решили. Видеться мы с Вами отныне, будем реже, и то только по вопросам важным, а посему я заявляю, что мне было приятно общение с Вами. Ваш друг, Ли Феликс. » А внизу маленькими буквами: «С любовью, Феликс.» И сердце свалилось в стопы. Зябко стало во мгновение, душу не грело майское солнце, а мятая хлопковая, покрытая фарфоровой бледностью рубашка казалось противным, прилипшим, влажным одеянием соизмеримым с лохмотьями бедняков. В своём теле было неуютно, обманом чудилось то, что было, будто не взаправду. Безумием охватило желание уничтожить все существовавшие чувства в нём, в его живом теле, убить в нём жизнь и начать всё заново. Но так нельзя, так не принято, поэтому он принялся выводить тяжёлые буквы на ответном письме, от которого должно было веять безразличным холодом — как предполагалось — но с каждой новой строчкой паста, словно пропитывалась чувственностью, ядом, что для некоторых являлся исцелением. «Буду краток и честен с Вами — Спасибо за невероятно тёплые и родственные отношения, которые подарили мне веру в существование настоящего счастья. Я рад был поддерживать с Вами дружеские отношения. Ваш друг, Хëнджин.» Последней строчкой он заставил себя удалиться во воспоминания и слеза возникла на щеке незаметно. Отбросив все сомнения он скомкал лист бумаги и отбросил. — Нет! Я не могу кончить всё так! Я не хочу кратко и быстро! Я хочу лично с ним увидеться, поговорить! И он сдёрнул плащ со стула, натянул на ночнушку и исчез за дверью деревянной.