I thought that someone could relate

       Любой, кто когда-либо видел Хаска и Аластора в одной комнате, никогда не поверит, что они были друзьями.        Также, скорее всего, не поверит, что Хаск – бывалый оверлорд и влиятельной азартный игрок. Хотя причина потери такого высокого статуса будет ясна.        Но да, это была правда. Радио-демон и его любимая кошачья груша для битья в своё время были близки. Хотелось бы сказать, что тогда они были прямо-таки не разлей вода, но есть ситуации получше, в свете чего такое глупое предположение пришлось переосмыслить. “Радио-демон” – сольный номер, театр одного актёра. По правде говоря, он сам виноват, что на мгновение подумал, будто Аластор станет искренне заботиться о нём, Хаске. Определенно, это его личный промах, ведь он верил, что сможет так или иначе вернуть свою власть.        Когда Хаск был дилером, эти двое были раза в два ближе, чем сейчас Аластор и Рози. Невероятный подвиг, учитывая, что радиоведущий едва ли не за ногу удерживал её рядом, коли один из них обнаруживал, что они находятся в радиусе мили друг от друга. Хаск был почти уверен, что однажды он в нетрезвом виде дразнил Аластора, говоря, что его товарищ относился к оверлорду-каннибалу, как к матери. Если демон правильно помнит, то Аластор ответил, что это вовсе не оскорбление, а скорее честь считаться её сыном. Но всё это не имеет отношения к делу… (Боже, пора бы перестать пить так много. Это чертовски мешает сосредоточиться.) Хаск имел в виду, что им с Аластором было достаточно комфортно, чтобы жаловаться, браниться друг на друга.        Хаск ненавидел моменты, когда его одолевало желание вернуться в то время.        Эти двое могли оставить с носом любого бедолагу, забредшего в казино Хаска. Он вспоминает дни, когда охотно слушал передачи Аластора, расплываясь в довольной ухмылке, лишь радиоведущий вскользь упоминал именно его заведение. Они ловким дуэтом досаждали телеголовому сталкеру Ала. Каждую ночь наливали виски, пытаясь споить друг друга, пока играл джаз и свинг. Глупо смеялись, сидели молча, небрежно обсуждали прошлое или планы на будущее.        Конечно, Хаск понял, что всё полетело в тартарары лишь потому, что они были равны. Они имели равный авторитет, Аластор относился к нему так любезно и с большим уважением.        Затем игрок оказался между молотом и наковальней.        Хаск проиграл немало раундов, и количество душ, которыми он владел, таяло на глазах. Он терял силу, и быстро. Единственным способом вернуть их было повысить ставки и рискнуть снова. И, как настоящий адреналиновый наркоман, грешник рискнул. Души в его распоряжении исчислялись в сотнях, потом число упало до менее ста. Сократилось вдвое. Потом их осталось всего несколько десятков. Тогда было десять. Потом девять. Восемь, семь, шесть, пять. Всего пара. Потом одна. И наконец… только его собственная душа.        Тогда он наивно полагал, что Аластор пощадит несколько душ под предлогом партии, организованной в пользу его старого-доброго напарника.        Хаск был глуп – он играл грязно. Мухлевал и в этой игре несмотря на то, что своего визави он считал другом. Игрок забыл, что научил Аластора всем трюкам. Забыл, что этот человек очень хорошо его знал. А ведь Аластор был оппортунистом, равным ему оверлордом, а не каким-то случайным приятелем, у которого под каблуком всего-то дюжина душ. Красноглазый демон был здесь гораздо дольше. Он дебютировал в Аду, узурпировав несколько серьёзных повелителей.        Хаск забыл, что играет с Радио-демоном, мастером заключения сделок.        Это был финальный гвоздь в крышке гроба.        Он помнит, в какую игру они играли. Покер, классический техасский холдем. Он сфальсифицировал сделку, чтобы выдать оппоненту стрейт хаус. Его дерзкая задница пошла ва-банк. Аластор тоже.        Он до сих пор помнит, как блестели на столе карты – флеш-рояль.        В каком-то смысле его поражение можно рассматривать как карму за грехи Хаска, пристрастие к азартным играм и шулерству.        Это не более чем мимолётное воспоминание, которое проматываешь в голове, когда делать остаётся нечего, кроме как смотреть вверх да считать трещины в потолке. Моменты, которые человек хранит не с нежностью, а с сожалением и горечью. “Почему хорошие дни не могли продлиться чуть дольше?” думаешь в такие минуты. Хаск, разумеется, этим и занимался. Каждый день непременно разглядывал полупустые бутылки из-под виски, водки, когда мог это позволить (или урвать в крайнем случае). Он определённо оплакивал своё прошлое, полное роскоши и безделья.        И, как люди, вышедшие из расцвета сил, демон знал, что те дни не вернутся.        Тот, кто не владеет своей душой, не имеет права решать, что ему дозволено делать.        Щедрой порцией соли на рану стал момент, когда вскоре после жалкого поражения Хаск узнал, что Аластор на самом деле порядочен по отношению к тем, чьими душами он распоряжался. Это был какой-то извращённый моральный кодекс, который полностью знал только сам Аластор, но в простых терминах он сводился к следующему: “Я возвращаю доброту тем, кто дал её мне, а кто встаёт на моём пути, также получает по заслугам”. Радио-демон прекрасно относился к Ниффти, явно отдавая ей предпочтение по личным садистским причинам. (Хотя Хаск любил отмечать, что даже Аластор был слегка сбит с толку явным безумием и жаждой крови, которыми обладала крошечная девушка-циклоп). Он в целом относился к женщинам с гораздо большим уважением, в отличие от мужчин. Хаск не хотел чересчур задумываться об этой закономерности.        Хаск не думает… Нет.        Хаск знает, что он никогда не освободится от цепей Аластора, обвивающих его шею ядовитой коброй.

***

       Так почему же теперь его плечи кажутся менее скованными? Почему он вдруг снова чувствует себя целым? Почему невидимая цепь больше не впивается в кожу?        Отель наполовину разрушен, всё не так плохо, как после Истребления, но до визита “Ви” здание точно выглядело целее. Сейчас враги вернулись в свою Башню, чтобы молча зализать раны. Одна сторона отеля слегка обуглена, несколько неоновых огней искрят из-за повреждений, другие же отключились после того, как Вокс взорвал электрощиток. В бетоне трещины от взрывов и пуль, большинство из них осталось из-за Энджела. Этим Хаск почему-то гордится. По земле разбросаны кабели и провода – остатки битвы Вокса с Аластором.        Все живы и здоровы, чуть побиты, но Хаск может сказать, что все они гордятся собой.        Все, кроме Аластора, которого нигде не было видно.        Бармен не заострял на этом внимание. Радио-демон рано или поздно вернётся, будь то месяц или семь лет.        Наступает следующий день. Аластора нет.        В отеле пока что спокойно, но все уже знают, что Радио-демон вернётся и продолжит чертовски раздражать всех присутствующих.        Затем проходит ещё день. Его до сих пор нет.        Ничего особенного. Вероятно, собирает осколки своей гордости.        Наступает следующий день. Его всё ещё нет.        Хаск никогда раньше не чувствовал себя таким расслабленным. Теперь нет необходимости оглядываться на своего босса через плечо.        Прошла неделя.        Ничего страшного, после Истребления Аластора не было дольше.        Ещё неделя.        В отеле тихо. Ни радио, ни джаза – ничего, что напомнило бы о присутствии Аластора в этом месте.        И дальше.        И дальше.        И дальше.        Проходит три месяца без Аластора, прежде чем Хаск осознаёт это.        Лишь когда он смотрит на его заброшенную комнату, теперь лишённую жуткого озера и старомодного барахла, за исключением сломанного радио на полу, Хаск понимает, что произошло.        Он помнит, как громко всхлипывала Ниффти, пытаясь починить безвозвратно разбитое радио, очистить его от засохшей крови, притвориться, что увядающие листья выпали не из её тараканьей короны, сделанной для Аластора, игнорировать осколки микрофона на ковре.        Он помнит, как Энджел Даст ушёл из комнаты, давясь гнилым запахом, полностью заполнившим помещение. Причиной, по которой они пришли разбираться.        Он помнит, как Вэгги в тотальном шоке уронила копье, с отвисшей челюстью лицезрея состояние теперь уже бывшей комнаты Аластора.        Он помнит, как Чарли поперхнулась то ли от запаха, то ли от горя, которого грешник не смог описать.        Он помнит ту отвратительную гнилую штуку на другом конце комнаты, почерневшую, сочащуюся корчащимися личинками. Изуродованная фигура прижималась к стене. Она продолжала напоминать человека с раной на животе, тонкого и измождённого до состояния скелета. Рваная одежда прилипла к трупу, разъедаемому маслянистым веществом. Его впалое лицо, неузнаваемое из-за масштабов деформации. То, как его грудь едва дрогнула, каким-то неведомым образом продолжая дышать, хотя время было явно на исходе.        Несмотря на гнилую славу, широкая улыбка Аластора сохраняла своё законное место на его лице.        Хаск полагает, что он и Аластор просто никогда не должны были общаться друг с другом.