Цветущая сакура и вонючие ягоды

***

      Пять сантиметров в секунду. Для большинства — мимолетное, почти незаметное мгновение. А для двоих кумихо, которые нашли укрытие под сенью сакуры, они превращаются в драгоценную возможность насладиться редкими каплями спокойствия в наполненных до краев чашах жизни.       Пудровые лепестки несмелым поцелуем касаются щек Джиюн. Она довольно щурится — как от них, так и от пробивающихся сквозь крону лучей солнца. Благоухание леса и только-только распустившихся цветов, трель перелетающих с ветки на ветку птиц, играющий в шерсти и волосах весенний ветерок — буквально все настраивает ненадолго забыться и наконец раствориться в ощущениях.       Лисица все больше погружается в дрему, не сразу замечая, как нежность лепестков сменяют не менее нежные пальцы. Длинные и тонкие, словно у музыканта, они с особым трепетом обводят ее скулу, подбородок. Уголок приоткрывшегося от удовольствия рта. Она едва не упускает момент, как мягкость чужих губ встречается с ее. С трепетом, она отвечает. Знакомый, непостижимо родной запах обволакивает Джиюн.       — Сонхва… — бормочет она сонно, с толикой напускного недовольства.       Ответом ей служит добродушный смех, в котором не различить и оттенка смущения.       — Не хотел, чтобы ты заснула раньше времени, — объясняет он коротко.       Сотканные из шелка волосы падают ей на шею, щекоча. Желанная ласка продолжается. Кумихо не может сдержать улыбки и готовится вновь вдохнуть его запах — дивный, неповторимый, смешавшийся с первозданной природой. И стоит ей сделать вдох, как…       Чуткий нос пронзает… нечто. — Это еще что?       Пелены сна как ни бывало. Глаза распахиваются сами почти в ужасе. Она вскакивает так стремительно, что Сонхва едва успевает отстраниться. Она озирается по сторонам, не замечая беспокойства на лице другого кумихо. Вновь принюхивается, и спектр неприглядного аромата подло проникает глубоко в легкие. Обрушивается кашель.       — Джиюн?..       Сонхва, поддавшись инстинктам, втягивает носом воздух, но тут же жалеет об этом.       — Что за кошмар?.. Откуда?.. — вырывается у него с трудом — приходится прикрыть рот кулаком.       Когда шок наконец отступает, ответ на вопрос настигает их почти одновременно, вот только он кажется им обоим совершенно нелепым.       — Это же… — произносят они в унисон.       — Ягоды гинкго, совершенно верно, — торжественно оповещает еще один голос.       Пушистое ухо Джиюн недовольно дергается.       — Назови хотя бы одну уважительную причину, по которой ты принес это сюда, Дин, — почти приказывает она.       — Или хотя бы придумай, — подсказывает Сонхва, пытающийся разгадать, какую тайну скрывают улыбающиеся глаза цвета ночного неба.       — С легкостью. Придумывать тут ничего не придется.       Дин, в самом что ни на есть прекрасном расположении духа, устроился рядом с ними на колючей траве, усыпанной розовыми и белыми лепестками. Запах, исходящий из плетеной корзинки, которую тот держал в руках, стал еще более невыносимым — Сонхва и Джиюн стоило заметных усилий не отодвинуться дальше. Как он сам терпит подобный смрад, остается загадкой.       — Это, между прочим, тебе, Джиюн. — Дин достает одну из припрятанных ягод и протягивает ей.       Она смеряет убийственным взглядом сперва ягоду, затем Дина.       — Ты это не серьезно.       — Более, чем серьезно, — убеждает тот. Но когда видит, что Джиюн даже не шевелится, то с особенно тяжелым вздохом начинает рассказ: — Это еще одна человеческая традиция.       Сонхва беззвучно хмыкает — Дин один из немногих кумихо, кто всегда проявлял незаурядный интерес к жизни двуногих. Стоило догадаться, что и в этот раз причина будет крыться в них же.       — Люди дарят их своим избранникам в знак своих чувств. Верят, что эти ягоды, подобно деревьям гинкго, пронесут их любовь через тысячелетия.       В другой раз Джиюн сочла бы поверье интересным, но сейчас ей никак не удается избавиться от ореола прогорклого масла, захватывающего все окружающее пространство. Но, поборов себя и все свои чувства, она принимает заготовленный для нее подарок.       — Кому могло прийти в голову дарить… такое? Почему нельзя было выбрать что-то более…       Она не сразу находится, какое слово красочней опишет ситуацию.       — Не воняющее на весь Чосон.       — Благоухающее, — поспешно поправляет она Сонхва.       — Трудно сказать. — Дин поднимает голову и всматривается куда-то сквозь ветви, в которых беспрестанно гуляет свободный ветер. — Возможно, любить красивое и совершенное проще. Гораздо сложнее любить и лелеять то, что имеет недостатки.       — Недостатки? Да оно целиком — один сплошной недостаток.       — Тем более. — Уголки губ Дина затрагивает лукавая улыбка, а ладонь тянется к корзинке. — Прямо как мы с тобой, Сонхва. Не находишь?       Дин извлекает еще одну ягоду и протягивает уже ему. Сонхва, прочитавший в словах кумихо больше, чем было сказано, смеется. Затем протягивает руку, принимая дар. Стоило кончикам пальцев коснуться Дина, как и без того бесконечный мир замирает. Гладкость и тепло чужой кожи приятными искрами расходится по всему телу.       — Даже жаль, что у нас нет подарка для тебя, — замечает Сонхва, наконец отнимая ладонь.       — Мой подарок — это быть сейчас рядом с вами, — пожимает тот плечами. — Ну и смотреть на ваши лица, пока вы держите в руках самую зловонную вещь на свете.       К смеху Сонхва присоединяется колокольчик Джиюн.       — Они даже не растут весной, — вспоминает она вдруг, не прекращая смеяться. — Где ты вообще их взял?       — Хранил и берег с осени, как это делают люди. — Он лениво укладывается на траву. Положив руки под копну чернильных волос, он прикрывает глаза. — А вот почему вы до сих пор их держите — вопрос, достойный самого императора.       Джиюн ненадолго задумывается, не стоит ли бросить ягоду промеж его хитрых глаз, но все-таки отбрасывает мысли об отмщении и присаживается рядом с Дином. Отставляет подальше многострадальную корзинку, придвигается к нему ближе и убирает упавшую на лицо длинную прядь.       — Спасибо тебе, — благодарит она, сама не зная, за что. Возможно, за то, что он рядом всегда, что бы ни происходило.       — Спасибо вам.       Она кладет голову ему на грудь, слушая, как громко бьется его сердце, отсчитывая секунды до момента, как к ним присоединится Сонхва. Вскоре и его ладонь ложится на ее талию, и тогда опутавшее их зловоние перестает иметь хоть какое-то значение. Оно — лишь незначительное препятствие, если ты окутан любовью. Значение же имеет лишь то, что сейчас они вместе, ощущают гармонию друг друга.       Джиюн переворачивается на спину, оказываясь меж двух кумихо.       — Хочу запомнить этот миг навсегда, — признается она тихо.       Два хвоста бережно накрывают ее, подобно одеялам. Джиюн вновь расплывается в улыбке, чувствуя, что и они мечтают о том же.       Чосон постепенно растворяется под покровом ночного неба. А трое кумихо растворяются под надежным покровом друг друга, все больше проваливаясь в тихий, безмятежный сон.