post malone - laugh it off
Вязкое чувство дурмана осело по телу. Оно ощущается тягостью внутри. Боль пронизывает каждый участок. Разум не в состоянии понять, почему отупляющая боль деревянными прищепками забивает изнывающее сознание. Руки опущены по швам. Тело всё сильнее ощущает ломоту, покуда его не разворачивают и не заглядывают в глаза своими бездонными и сияющими. Сознание ошеломляется, видя перед собой образ синеволосого парня. Он что-то говорит, но уши, будто залитые горячим свинцом, пульсируют и звенят. Расслышать его речь становится словно чем-то недосягаемым, почти невозможным. По обеспокоенным глазам напротив нутро понимает, что случилось что-то неладное, поэтому так предательски подгибаются колени. Суставы, будто ржавые, скрипят и изливаются новым приступом боли чуть ли не каждую секунду. Пусть лёгким и обеспокоенным, но всё же рывком, он тянет тело следом за собой, бормоча что-то несусветное. Как бы разум не пытался уловить хотя бы что-то, барабанные перепонки лишь раздражаются и неприятно шуршат. В голове перемешивается и прошлое и настоящее, сознание выбивает привычные картинки судорожных терзаний, в которых тело таскало из стороны в сторону, вбивая в поверхности, кажется, стен. Окровавленное лицо, избитые колени до багровых и почти чёрных кровоподтеков. Разум щетинится, жмётся к ведущему вперёд молодому человеку и непонимающе повторяет: "за что за что за что". Физическая боль вытесняется лишь неожиданно возникшим чувством душевного родства с ведущим в какую-то захолустную постройку Хонджуном.Хонджун.
Неужели это он ведёт за руку и беспокойно семенит ногами, бормоча что-то, что разуму до сих пор неподвластно уловить... Глаза едва успевают разобрать, что Хонджун привёл тело в заброшенный дом. В нём обитало ещё две мужские фигуры, лиц и внешности сознание не запоминает. Глаза цепляются за почти идентичные образы: чёрные длинные берцы, такие же чёрные брюки с множеством карманов и куртки. Разум словил невероятную волну тепла от обоих. Хотя и образы их явились размытым нечто, разум понимал, что эти двое являются друзьями, что переживали за жестоко избитое тело не меньше Хонджуна. Он суетился и ходил вокруг, отпустив теперь руку. Собирал что-то по поверхности мебели и давал указания двоим теням парней. Тело напрягло уши и звуки стали являться всё более отчётливо. Один из "теней", что был повыше и мощнее усадил забитое тело и ласково погладил по голове. Следом подскочил Хонджун, опасливо взглянув на него и шикнув. Глаза зацепились после за его мягкую лучезарную улыбку и фрагменты физической боли не мелькали боле внутри сознания. Взор лишь обращался к теплоте Хонджуна. Он трепетал над лицом и коленями, вылечивая их субстанцией, похожей на мазь, тихо приговаривая, слух не был уверен, но что-то вроде: - Мы всё сейчас исправим. - тихо, почти шёпотом. Глаза его блуждали то по сине-чёрным ногам, то по очевидно окровавленному лицу. Разум пытался понять, почему образ этого парня несёт в себе столько тепла и спокойствия в привычном для грёз сером хаосе и зле. Нутро буквально дурманило по нему. Подсознание хлипким и больным котёнком к нему лоснилось. Нутро понимало, что чувства смешиваются между собой от неестественного страха и жалости к себе до желания защитить его. Защитить Хонджуна от подобной участи, которая приключилась с телом. Сознание к нему летело. Оно неожиданно для себя ощутило настоящее чувство родства вновь. Хонджун был словно младший брат, за образ которого надо держаться и к которому нужно стремиться. Разум согласился и увлёкся в осознание: Хонджун - почти брат, родное существо в непроглядном мире жутких грёз. Кровиночка. Единственная сейчас. Хотя и по тем двум другим разум млел. Они тоже считались подсознанию важными. Но Хонджун был бóльшим. Он один, как одна огромная реинкарнация семьи. Хонджун - весь мир. И за этим миром тело поняло, что пойдёт куда угодно. Хаотично и неясно, но пальцы Хонджуна залечили физическую боль, хотя бы немного притупляя больное ощущение полной изорванности. Под чутким взором капитана перед глазами поплыл туман прошлых моментов, в которых крылось преследование и чувство страха потерять его и двоих парней. Словно не раз расставаясь, сознание верило, что потеряться снова было опасным. Возможности отыскаться вновь не будет. Пелена продолжала крыть болезненно голову, разворачивая события, в которых тело захлёбывалось в собственной крови, выкашливая куски собственного нутра. Глаза застрекотали слезами и ладони потянулись к лицу, чтобы позорно закрыть глаза, чтобы забыть. Не помнить эту тупую боль, преследовавшую каждый раз из ночи в ночь. Осознавать это жалкое существование стало для разума всё болезненнее, чем видеть картины участи, что телу уготовлена. Но здесь сейчас сквозь закрытые ладони и крапинки слёз глаза теперь зрели не тот заброшенный дом, а вечернюю зарю. Машинально убрав руки, глаза всмотрелись вперёд и увидели суетливых парней в чёрном, о чём-то спорящих. Они то смеялись, то шутливо кричали друг на друга. Смеялся и Хонджун, озаряя тёмный мир своей улыбкой. Разум наблюдал их в стороне. Где-то рядом, но слишком поодаль. До момента, пока в лице одного словно не скользнуло что-то зловещее, поглядевшее прямо в душу. Внутри всё закололо. Тело пропустило болезненный спазм и горло сковало тошнотой. Колени подогнулись и ноги сами увлекли тело в бег. И где-то позади послышался такой же бег. И крик Хонджуна с просьбой остановиться. Едва ли удалось убежать, Хон остановил, обхватывая собой тело, почти умоляя успокоиться. Уши снова зашуршали, но сознание услышало чёткое: - Мы не враги тебе. И нега родства опустилась на плечи, успокаивая и убаюкивая мысли, ведь он кровиночка. Единственная в мире грёз. От него от одного тело ощущало теплоту. И пусть есть те, кто преследовали и делали больно. Больной мозг до одури желавший защитить Хонджуна и теней понял, что пойдёт с ними куда угодно, за ними и в бездну. Они есть весь мир. Он есть весь мир. И пусть миллионы ужасов, преследовавшие на пути никуда из грёз не денутся. Избитое, изорванное тело за них отдаст и душу. И терпеть будет. Но в обиду не даст. Их. Его. Туманным нечто для сознания явилось настоящее. Тело не чувствовало теперь боли, лишь усталость. Какой-то важный фрагмент утекал от подсознания, оставляя от себя лишь мнимые отголоски. Разуму становилось всё тяжелее разобрать произошедшее, голова стала ватной, тяжёлой, словно кто-то нарочно ударил по ней. Туман. Туман. Туман. Путешествие по наитию с теми, кого сознание считало семьей. Две темноты и Хонджун шли впереди. Изнемождённые и болезненные два парня в чёрном кашляли и задыхались, забиваясь нутром из последних сил между туманностью впереди и далёким забытым прошлым позади. Тело нещадно ломило, суставы болели сильнее, лицо словно осунулось. Глаза трещали по швам, рассыпая собственные ресницы по сонному пространству. Хонджун шёл впереди. Его уверенный шаг давал разуму возможность верить, что грёзы обернутся не крахом. Глаза видели перед собой каменные ступени, вросшие в землю. На их поверхности нарочито встречались неясные крапинки. Глазам было тяжело разобрать, чем они являлись. Где-то там, впереди виднелись винты такого же каменного, как лестницы, замка. Чуть слыша разговоры парней, разум осознал, что к замку всё это время путь и был. И, нутру казалось, что всё хотя и идёт как надо, складывается совсем не так. Сознание допустило факт собственного опрометчивого поступка.Что-то было не так.
И пока одна часть разума ощетинивалась и пыталась суетливо выяснить, что всё же не так, вторая часть не считала разум надёжным рассказчиком в грёзах, сотворённых в ночи. Что-то было тупо упущено. Глаза блуждали по ступеням, заросшим травой, Хонджун шёл, смеясь о чём-то впереди. И смех его ледяной водой окатил тело больными мурашками. Пока ноги плелись позади, Хонджун обернулся всем телом и поглядел глаза в глаза: - Что-то случилось? - улыбаясь спросил, заглядывая всё глубже и глубже в нутро. Тело заныло. Глаза глядели на самое родное и близкое здесь. На вопрос его голова помотала сама собой. Его образ почти освещался чем-то неестественным. Теперь разум разглядел его взъерошенные от очевидно длительного пути волосы, тёплую улыбку и сияние в глазах. В них же глаза разумели и беспокойство. Такое же зародилось в подсознании и крошило тело. Поедало его невиданными чувствами. Глаза в глаза. Нет никого роднее Хонджуна. Руками хотелось зацепиться за его тело. Тело хотело обхватить его и защитить прямо сейчас от повисшего вокруг беспокойства. Взору предстал и Хонджун и картинки, что собственный разум подкидывал, словно огонь в раскалённое до предела масло. Прошлое. Оно отобразилось оборванной сепией прямо где-то в сознании. Тёплые родные руки засыпают что-то в рты двух других парней, заставляя переживать и проглотить. От того и идут они покачиваясь, будто себя не помня. И лишь сейчас глаза обратили внимание наконец на явные крапинки. Не крапинки, а кровавые следы отхаркивающихся тел. Умирающих, почти гниющих изнутри. В нос ударил неслабый запах гнили. И разложения. Лицо исказилось в немом противоречии. Нет. Хонджун пристально глядел, всё так же улыбаясь. Но улыбка его была теперь надорванной. Глаза блестели от слёз. Подорванное чувство единства обуздало тело. Тот, в кого разум верил, кого любил, кого был готов защитить оказался вмиг по ту сторону таинственных грёз. Тёмных. Жутких. Кошмарных. Тело закашлялось. Во рту зашипела алая пена. Тело выворачивало наизнанку. Разум выломал воспоминание, в котором Хонджун поил чаем. Заботливо, нежно, осторожно. Словно вылечивая раны. Однако наносил самый болезненный и опасный удар.Нет.Нет.Нет.Нет.
Хонджун.Прошу, ведь ты здесь мой спутник.
Путеводная нить родства и защиты. Нет.Умоляю.
Сознание просило, билось. Молило. Оно хотело верить. Отчаяние накрыло неистовой волной. Но удар был последний и жестокий. Смертельный. Голова замоталась из стороны в сторону. Тело сорвалось на плач. Два тёмных силуэта людей, которых разум считал друзьями свалились в секунду один за другим, испепеляясь разложившимися трупами. В глазах Хонджуна были слёзы. Улыбка намертво застыла на его лице. В нём, в его лице, было и сожаление, и стыд, и печаль, и животный ужас и желание. Избавиться поскорее. Голос предательски затрещал в лицо, накрытое от ветра синими прядками: - Ты ведь сдаёшь нас всех им. - сквозь волну очерствевшего сожаления провозгласил избитый предательством голос. Лишь бы только всё это не было правдой. Тупой догадкой. Пусть скажет нет. - Да, я делаю эт.. - холодно произнёс Хонджун. И перед тем, как сознание всё разрушило, на щеке Хонджуна промелькнула влажная крапинка в виде слезы. Желудок ощутил спазм, ноги скрутило жгутом судорог, а рот накрыло собственной кровью и будто предсмертным жаром, распространившимся по всему телу. Предательское чувство умирания и осознание того, что Хонджун вытравил и уничтожил. Чувство отчаяния и пустоты испытало нутро перед тем, как опустилось в бесконечный мрак, именуемый пробуждением.