Лес: Как Летний за лекарством ходил

— За лекарством для матери сходи, — в сотый раз повторил отец. — Падучая опять с нею приключилась, надо за лекарством сходить. На Русалочье озеро надо идти. Не к Черным скалам, не на Выселки, а на Русалочье озеро. Завтра утром и пойди. Сегодня уже солнце высоко, до темна не обернешься. Завтра пораньше встанешь и пойдешь. Еды не бери, не понадобится тебе еда. Некогда тебе будет есть. И одежду новую не надевай. Все равно испортишь. Лучше в мешок заплечный штаны положи и на дерево повыше повесь. Чтобы, значит, как обратно вернешься, одеться. — А лекарство куда? — спросил Летний, вяло почесывая грудь. — У озера горшки растут. Большая заросль, прямо у озера. Место там хорошее для них, плодородное. Большие горшки вырастают, пузатые, крепкие. Один сорвешь, для лекарства хватит. Только обратно аккуратно неси, крышку крепко закрывай, а то расплескаешь, — вновь забубнил отец. Все это он уже повторял по пятому кругу, но Летний его не останавливал, наоборот, задавал вопросы заново. Так лучше оседало в голове, крепче запоминалось. Мать болела давно, но приступы случались редко, и за лекарством приходилось ходить редко. Обычно отец сам ходил. Прошлой весной еще ходил, а потом еле вернулся, приполз домой на четвереньках, и больше не ходил. На Выселки или к реке, рыбу ловить, это он ходил, а вот за лекарством — нет. — Ты, Летний, сейчас время зря не теряй. Сходи за огороды, посиди на Цветке. Это только дураки считают, что Цветы бесполезные, а я тебе скажу, что очень даже полезные. От них жопная дырка закаляется и становится шире. Может кому другому это и невдомек, а я точно знаю, что без крепкой дырки в низину ходить нельзя, и до Русалочьего озера — нельзя, потому как не дойдешь. А вот кончать сегодня я тебе не советую, побереги семя до завтра. Завтра к Русалочьему озеру через низину пойдешь, так там все и потратишь. — Так я пойду? — Пойди. Сразу через огород иди. Не проулком, а прямо через огород. Так ближе идти. Если проулком идти, тебя же дружок твой встретит болтливый, от него не скоро уйдешь, а огородом, оно надежней. Ведь как говорят: прямая дорога всегда к цели выведет, а ежели кругом идти, то… Не дожидаясь, пока отец закончит говорить, Летний вышел из дома и пошел через двор, по капусте, по помидорам, мимо ягодника, по примятой траве прямо до бурьяна. А за бурьяном рос Цветок. Небольшой совсем, размером с табуреточку, что к корове подставляют, когда доят, но с настоящим красным пестиком, крепким и пузатым. Ну, как пузатым, чуть толще большого пальца и длиной такой же. Распустив шнуровку, Летний растянул половинки штанов и сел на пестик, пропустив его между шнурков. Жопная дырка легко разошлась, принимая его. Слишком маленький. Летний искал в округе побольше, но они тут не росли, сухо слишком, даже полив не сильно помогал. Требовалось удобрение, только он не знал какое. Попрыгав немного на упругих лепестках, Летний затянул штаны и пошел на поляну к другим парням и девушкам. Там веселее. Утром отец поднял его вместе с солнцем и вновь завел шарманку, куда идти, да зачем. Летний угукал невпопад и шнуровал штаны непослушными пальцами. Идти не хотелось. Ночью мамке стало хуже, так что он все же собирался. Без лекарства она быстро помрет, это ясно. — Пойду я, — шагнул к порогу Летний. — Иди. Как до околицы дойдешь, так штаны-то сними, в низине они без надобности. Держись тропинки, быстро иди, а лучше беги. На бегу может кто и не поймает. Если медленно идти, всякая тварь нападет. Тогда засветло не вернешься. Да горшок с лекарством не потеряй. Очень уж нужно то лекарство. Отец продолжал говорить в спину уходящему Летнему, пока тот не скрылся за поворотом и перестал слышать. Может он и дальше говорил, только деревья сильно шумели, ветер поднялся, как бы дождь не пошел. Страшно ли было Летнему идти через низину к Русалочьему озеру? Немного страшно, а так, не очень. Отец не любил рассказывать кто же там водится, разве только, когда бражки напьется. Обычно не остановишь, все говорит и говорит, а про долину мычит только, мол, сам увидишь, только штаны сразу сними. Но хмельной разное рассказывал, да. И советы давал, только Летний их слабо помнил. Память, как решето, быстро все вылетает. Найдя местечко поукромнее, Летний снял штаны, оставаясь в одной рубахе, и начал спускаться по извилистой тропинке под полог густого леса. Низина встретила влажным теплом и стрекотом насекомых. Песчаная дорожка петляла между кустов и деревьев, выводя к солнечным полянам и тенистым зарослям. Здесь, у начала, деревья стояли редко, а на светлых проплешинах росли Цветы. И что это были за Цветы! Крупные, сочные, с толстыми мясистыми лепестками и мощной, устойчивой ножкой. На такой сядешь, он и не покачнется. А уж какой красивый пестик! Летний чуть не бегом приблизился к первому Цветку, обошел вокруг, погладил гладкие, прохладные лепестки, завитком выгнутые наружу, белые, будто восковые, наверняка ярко светящиеся в темноте. Тот Цветок, что рос за огородом в бурьяне, светился ночью, только не сильно, немного совсем. Но он и рос плохо. Может, потому что без деревьев? Особого внимания стоили пестики. Ярко-малиновые, розовые, бордовые, они влажно поблескивали соком и источали дурящий аромат. Раз-два вдохнешь и колом стоит. А тут их… хоть обкончайся. Летний выбрал себе не самый большой пестик для начала, приподнял рубаху, расставил ноги, осторожно сел. Жопная дырка разошлась и сомкнулась, посылая в живот сладкую волну. Пестик, он с секретом. Сесть на него легко, а вот встать сложно. Он разбухает внутри, и каждый раз, когда пытаешься встать, выпускает немного сока, становясь тоньше. Пока хоть до половины не выдоишь — не встанешь. Надо хорошо поджиматься и доить. Маленький Цветок дома тоже так делал, но там все легко было. Сока мало, толщина не большая, прыг-прыг и пошел. Зачем вообще приходил? Разве что сока набрать. Скользкий он и тягучий, по нему ебаться хорошо, приятно, не то, что на сухую или на плевок. На плевок вообще ерунда, не скользит вовсе, только пачкает, а все равно больно. Попрыгав на одном Цветке, Летний перешел к другому, потом к третьему, стараясь каждый раз выбрать побольше. Очень уж приятно на Цветах скакать, аж щекочет все внутри. Или это от сока щекочет? Много его набралось, даже живот чуть округлился и ноги снизу стали липкие, как подтекает, да пачкает. После пятого Цветка… или седьмого, опомнился Летний. Кончил так, аж все забрызгал вокруг, и вспомнил, куда шел и зачем. Коварные эти Цветы, память разом отшибают. Прыгай и прыгай, а они и рады. Нашел Летний свою тропинку, дальше побежал. Легко бежится, весело, только попу надо руками сжимать, а то сок вылезает, по ногам течет. Птицы щебечут, кузнечики стрекочут, за кустами нет-нет, да мелькнет крупная тень с низким гудом. Будто огромный шмель летит, или пчела. Живут тут, в низине, свои обитатели. Люди из поселка к ним не лезут, они из своей низины тоже не показываются, но встречаться приходится. Нет другой дороги к Русалочьему озеру, а полечить только русалки могут, никто другой. Вот и приходится через низину идти. А тут странное все. Деревья ветвями без ветра шевелят, тропа под ногами может пропасть, а может появиться, выпирая горбом, а еще твари всякие живут. Ох и ебливые. Не долго Летний бежал. Преградили ему дорогу длинные змеи. Лежат, распластались, на солнышке греются, между собой свиваются, головками трутся. Широко раскинулись, не обойти, не перепрыгнуть, только между них ступать. Собрался Летний, сосредоточился, и запрыгал через змей, стараясь не наступить. И торопиться нельзя, и медлить нельзя, поймают же. Прыгал-прыгал, одну под конец задел. Думал все, проскочил, а нет, не смог. Ногой чувствует — на мягкое наступил, все, пипец, сейчас поймают. Взвилась потревоженная змея, винтом вокруг тела обвилась, на землю свалила и головкой своей ка-а-ак в жопную дырку влезет! Аж искры из глаз. Если бы не цветы и не смазка, пополам бы порвала. Покряхтел Летний, колени поджал, попу кверху выставил, руками лицо защитил, чтобы об землю не терлось. Если поймали — расслабься и получай удовольствие. Не вырвешься, пока не кончат. Ебала его змея, только брызги во все стороны. Член между колец попал, трется, пульсирует, а кончить никак не может. Видно, пережало у основания. Летний уж замучился на коленях стоять. Хотел поправить, да куда там, только пошевелился, так его еще сильнее скрутили. Пришлось ждать, пока змея кончит. Чувствует, запульсировали кольца, обвивающие его тело, а живот еще сильнее надулся. Столько змея в него спустила, аж на землю потекло. Тут и сам он кончил. Думал, что все вокруг забрызгает, как в первый раз, но другая змея подсуетилась, на член головкой наползла, все проглотила, даже высосала и языком внутри пощекотала. А еще поцарапала зубом своим ядовитым. Вскочил Летний на ноги, вырвался от змей, побежал дальше по тропинке. В голове гудит, в глазах плывет, рот пересох, скорее бы напиться, да нет ничего подходящего. Бежал-бежал, из сил выбился, ноги гудят, в груди рвется. Смотрит, блеснуло что-то на дороге. Думал лужа, кинулся к ней, упал на колени, припал губами, тянет, а вода странная, не всасывается. Он еще сильнее воздух втянул, и рот наполнился. Только не вода это была, а сладкое желе. Не лужа перед ним, а слизень ползучий. Обволок со всех сторон, в горло ебет, в жопную дырку лезет, яйца жмет, вокруг члена отирается, внутрь просачивается. Забарахтался Летний, попробовал освободиться, да куда там, лежи, получай удовольствие. Одно хорошо, пить больше не хочется. «Это какой раз? Третий уже, — думал Летний. — Еще половину пути не прошел, а уже трижды выебали. Пока дойду, еще добавят. И сегодня обратно домой идти, еще добавят. Столько раз подряд я никогда не ебался. Даже два раза редко, а вот сейчас уже третий и все хорошо. Приятно. Слизистый хуй внутри мягко ходит, трется, ничего не вредит, не больно совсем, только наслаждение. Еще бы из горла вылез, а то дышать трудно». Быстро устал слизень. Из горла вылез, как и просили, а внизу еще долго елозил, ни вырваться, ни кончить. Летний даже задремал. Чувствует, опять живот распирает, значит слизень наконец наебался, а до удовольствия Летнего ему дела нет. Или есть? Посмотрел Летний вниз, а член раздуло и яйца по кулаку, столько слизня туда набралось. Стал выдавливать — не давится. Немного выползло и все. Может туда он тоже накончал? И как идти? Яйца меж ног мешаются, член болтается, по бедрам мажет, слюнявые струйки выпускает. Рубашка теперь тоже никуда не годится, вся измазанная, липкая, скользкая. Надо было ее вместе со штанами оставить. В другой раз так и сделает. Пока Летний думал, как свое хозяйство дальше нести, солнце поднялось совсем высоко, стало припекать. Проснулись Бабочки-красавицы. Одна мимо пролетела, другая, от третьей отбился, руками отмахался, а четвертая рядышком приземлилась, идет, крылышками потрескивает, член подрачивает. Близко не подходит, и далеко не отстает. Бабочки, они же вроде людей, только с крыльями. Отец рассказывал, что Бабочки глупые, а Пчелки умные, разговаривать умеют. Летний решил проверить, поздоровался с Бабочкой, спросил, как дела, куда она идет. Та ничего ему не ответила, только очень выразительно поглядела на разбухшие причиндалы, что между ног не помещались, и выпустила длинный тонкий язык. Понял Летний, что не долго ему свободным идти осталось, побежал изо всех сил, да разве от крылатой убежишь? Еще и с таким грузом между ног. Догнала его Бабочка, со спины обняла, к груди прижала, а сама членом между бедер водит. Опустил глаза Летний, чуть не поперхнулся. Пока шли, Бабочкин член казался не больше его собственного, а теперь он в два раза длиннее стал и еще растет, наливается. Охнуть не успел, как вся эта длина в нем оказалась, аж шишкой через живот выперла. Бабочка его быстро-быстро ебла, будто взбивала все в пену у него внутри. А сама над ухом дышит и постанывает. Сперва Летнему просто странно было, потом стало приятно. Под конец просто распирало от желания кончить, но слизь не давала. Он стонал и извивался, хватал себя за раздувшийся член, но ничего не получалось. Тут Бабочка перевернула его вверх ногами и языком в член полезла. Лезет и сосет, а Летнему кажется, будто кто чешет его глубоко внутри, гладит по чувствительному месту. Только сосредоточиться сложно, кровь к голове прилила, потом глаза заливает, щиплет. А Бабочка все глубже хоботок пропихивает, уже в самые яйца запустила, прямо оттуда сперму пьет. Вдруг накатило на Летнего оргазмом, задергался он, чуть не упал, а Бабочка сосет не перестает и потихоньку на землю его опускает. Не стукнула, не поцарапала, до донышка допила, аж мошонка сморщилась, как печеное яблоко. Бабочка улетела, а Летний так и остался лежать, приходя в себя. Никогда его тело так не использовали. И живот… Еще сильнее надулся живот. Почему из него ничего не вытекает? Столько тварей внутрь уже кончили, да перемешали. Полежал еще немного, посмотрел на облачка в небе, слышит, ползет кто-то. Неужто опять слизень? Нет уж, хватит. Встал, да и побежал не оглядываясь. Отец говорил, как лес пробежит, так поле будет. Цветов много самых разных, каких Летний и не видывал. На них лучше не садиться, или на один-другой, не больше, а то до вечера не обернешься. Бежал-бежал, устал, шагом пошел. Слышит, догоняет кто-то, взял, да за дерево спрятался. Бабочка догоняла, не заметила, мимо пролетела. Обрадовался Летний, дальше пошел. Слышит, опять кто-то нагоняет, отошел с дороги, а это змея ползет, огромная, с руку толщиной. Такая внутрь не влезет, скорее сама проглотит. И слизня удалось обойти. Он в кустах поджидал, а Летний его заметил и прошел другой стороной. Сколько можно жопную дырку трепать? Надо и поберечься. Закончился лес, раскинулось поле. Цветов в том поле видимо-невидимо! И красные, и белые, и розовые, даже черные были. И у каждого пестик торчит разной формы и размера. Никогда Летний такого разнообразия не видел. А запах какой! Два раза вдохнул — в голове загудело, в яйцах зачесалось. До середины поля дошел и чувствует, что не выдержит, лопнет от желания. Выбрал розовый цветок рядом с тропинкой, встал над ним, прицелился и сел. Цветок ему обрадовался, пестик раздул, Летний аж охнул, так туго стало. А еще вставать же. На настоящих Цветах скакать, это тебе не на мелкой «табуреточке». Внутри так туго, что ноги от страха трясутся, когда начинаешь вставать. А вдруг порвешься? Так еще же возбуждение голову кружит, требует сильнее, глубже… Посидел Летний немного, да принялся двигаться — подпрыгивать. Не оставаться же на цветке навсегда? И сломать пестик не удастся, крепко держится, только отрезать, да нечем. Долго Летний кряхтел, да охал, пока достаточно растянулся и сцедил пестик. Думал кончит, но нет, не получилось. Встал он с розового цветка, попу поджал, чтобы не текло, и пошел дальше. Идет, подрачивает, радуется, что член опять нормальный, а вот яйца налитые, тяжелые, полные. Спустить бы. Слышит, жужжит кто-то. Отошел с тропинки, спрятался меж цветов, смотрит, а это Пчелы вылетели нектар собирать. Пчелы тоже размером с человека и член есть, только плюсом крылья и брюшко с жалом. Разлетелись пчелы по цветам, на пестиках скачут, кончей брызгают, много раз кончают, на каждом цветке. Вот бы Летнему так уметь. Это же сколько удовольствия подряд. И животы у них надуваются, прям как у Летнего, даже больше. Как полное пузо наберут, так улетают, натужно гудя. Тяжело им. Загляделся Летний, привстал, его одна Пчела и заметила. Подхватила под руки со спины и понесла над цветами к краю поля. Летний висит тряпкой, шевелиться боится, а ну, как уронит. Прилетели они к краю поля, на зеленую травку на мягкий лужок, опустила его Пчела на спину, ноги развела и тут же вставила. Ох и забористый у нее член оказался, не гладкий, рифленый, да с пупырышками. Ебет, брызги во все стороны летят. Не просто ебет, еще и жалом тыкает, да целует. Ткнет жалом в мягкое, как огнем опалит, Летний аж взвизгнет, а она его в открытый рот целует, языком до горла достает, губы мягкие, сладкие. Кончил Летний, все забрызгал, чуть сознание не потерял, а пчела его еще и вылизала. Внутрь столько накончала, что живот еще круглее стал. Долго валялся Летний после Пчелы. Никак с силами собраться не мог. Лежит, в небо смотрит, а в голове все плывет, кружится. Из жопы больше не течет, так все опухло и зажалось. И яйца опять пудовые, а член до колен. Во как их расперло. Хорошо хоть дыхание не перекрывается от пчелиного яда. Солнышко зенит миновало, уж возвращаться пора, а он еще туда не дошел. Собрался Летний с силами, встал, пошел. Если так за лекарством матери каждый раз ходить, то никакого здоровья не хватит. Не далеко до озера оказалось. Стоило на холм подняться, как вот оно и Русалочье озеро. Вода в том озере прозрачная, чистая, а вокруг лес растет, кусты всякие, и заросли тыквянок видны издалека. Горшки на них крепкие, пузатые, блестящие. Хорошие горшки, дома такие не растут. Прихватить бы лишних, если дадут. Пока Летний шел, русалок не видел, а как подошел, они и вынырнули. Крупные, полногрудые, с широкими бедрами и мощными членами. Глаза черные, волосы до плеч, а меж ярких губ зубы белые, острые виднеются. Увидели Летнего, вынырнули из воды, расселись на камнях, улыбаются, волосы расчесывают. У одних ноги есть, у других хвосты, как у рыб, а членов нет. О, как интересно. — Здравствуй, козлик, — окликнула Летнего молодая русалка, что ближе всех сидела к берегу. — Зачем пришел? Странные они. Разве не видят, что Летний никакой не козел, а человек? — Здравствуйте. Меня зовут Летний. Мне нужно лекарство для моей матери. — Будет тебе лекарство. Вижу, что все нужное у тебя с собой, — поманила его пальцем русалка. — Сорви горшок, да заходи в воду, ополоснись с дороги. Больно ты уж грязен, козлик. Будешь тут грязным, если тебя всю дорогу ебут-валяют, да еще и заливают всем, чем придется. Пошел Летний к кустам, сорвал самый спелый горшок, скрутил крышку, выскреб семена, волокна изнутри повытащил, вот и готово, можно лекарство наливать. Положил он горшок на берегу, а сам в воду зашел. А вода, как парное молоко, не холодная, не горячая. Так хорошо горящую задницу остудила, что даже легче стало. Взял он пучок озерной травы, отмыл себя везде, где достал, только попу тереть не стал, больно очень. — Как тебя пчелы накусали, козлик. Болит? — Болит, — не стал отпираться Летний. — И это одна пчела была. Злая такая. — Она хотела как лучше. Вон сколько яда в тебя спустила. Признавайся, с цветами был? — Был. — А со змеями? — И со змеей был. А еще со слизнем и Бабочкой. Какие только твари меня не ебали, пока к вам добрался. Полный живот кончи. — Это ничего, это хорошо даже. Сейчас все взболтаем-смешаем и лекарство будет готово. Поворачивайся задом, да в камушек руками упрись, крепче держись. Не успел Летний встать, как велели, а уж русалка сзади пристраивается, хуем в жопную дырку тычет. А там опухло все, туго идет. Летний совсем на камень лег, орет, брыкается. Не по русалке, так, в сторону. Тут другие русалки подплыли, за руки-ноги схватили, чуть не утопили, на хуй посадили. А сами хохочут-заливаются. Очень уж забавно для них, как козлик кричит. Только первый хуй туго шел, а как кончила в него русалка, так сразу полегчало, боль от пчелиных укусов стала проходить, отек с собственного члена сошел. Весело стало. Русалки его ебут и смеются, Летний подмахивает и тоже хохочет. — Ох, сейчас кончу, — простонал он, насаженный на очередной хуй. — Подожди, не кончай, — засуетились русалки. — В дырочку свой перчик спрячь, тогда можно. Подплыла ему под перед хвостатая русалка, подставила зад. Меж чешуек дырка, да такая узкая, такая скользкая, Летний в раз кончил. — Готово лекарство, — похлопали его по круглому животу русалки. — Вот тебе трубочка, иди на берег, вставь трубочку в попу, да над горшком присядь. Смотри не расплескай, а то заново начинать придется. Вот оно, оказывается, из чего делается волшебное русалочье лекарство. Такого отец ему никогда не рассказывал. Вышел Летний на берег, сделал все, как велели, слил с себя целый горшок лекарства, едва крышку закрыл. Для верности глиной замазал и веревочку крепкую из травы свил, горшок обмотал, чтобы точно не разлить, не разбить. — Можно я у вас еще пару горшков возьму? — Возьми, не жалко. — А может подскажете, чем Цветок подкормить? У вас в поле они такие высокие, толстые, а у меня за огородом растет совсем замухрышка. — Про цветы у Пчел да Бабочек спроси, а горшки хорошо растут, когда на них часто брызгаешь. — Чем? — не понял Летний. — Что льется, тем и брызгаем, — рассмеялись русалки, размахивая членами. — Можно пописать, но лучше кончить. Тогда точно лучше растет. — Возьми спелые горшки, да семена из них не вытряхивай, а дома посади у воды. — Разве что у колодца могу. — Подойдет. Горшки воду любят. — Спасибо за науку, — попрощался Летний и отправился в обратный путь. — Стой! — вдруг крикнула ему в спину молодая русалка. — Погоди. Понравился ты нам, хотим секрет тебе один передать. — Какой же? Слушаю, — вернулся к берегу Летний. — Сейчас до поля цветов дойдешь, найди черный Цветок, сорви один лепесток, хорошо пожуй, да жевку в зад засунь. Ни одна тварь не пристанет. А для верности можешь руками пестик выцедить, да ниже пояса себя намазать. — И долго действует такая защита? — Если быстро побежишь, то до дома хватит. — Спасибо, добрые русалки, — поклонился Летний. — Иди, козлик, а то солнце низко уже, до ночи не успеешь. — А что ночью? — Заебут, — хором рассмеялись русалки и дружно нырнули, только круги по воде пошли. Подвесил Летний все горшки на одну перевязь, да так, чтобы они между собой не бились и бежать не мешали, и пошел черный цветок искать. Видел он такой неподалеку, когда его пчела несла. Во всяком деле есть подвох. В черном Цветке он тоже был. Найти его оказалось легко и лепесток оторвать — не проблема, а как начал жевать, так слезами умылся, таким он жгучим оказался. Еще и пахнет противно. Понятно, почему местные твари им брезгуют. Но, делать нечего, солнце низко, идти далеко, трахаться некогда, да и не хочется больше. Как слил Летний из себя лекарство, так и поджалось все его хозяйство, прям скукожилось. Ничего не мешает, почти и не болтается даже. Сжал он зубы, засунул жевку поглубже в дырку жопную, да сразу и побежал. Бежит, сам плачет, так горит все внутри. Однако, русалки не наврали, ни одна тварь не сунулась. Подлетать — подлетали, но как почувствуют запах, сразу дорогу уступают, еще и с подарками возвращаются. Пчелки принесли сверток с семенами Цветов. Бабочки осыпали пыльцой, что светится в темноте и ночных тварей отгоняет. Змеи принесли шкурки-выползки, из которых можно одежду шить. Тонкие, но крепкие, ни один кровопийца не прокусит. А слизень подлечил. Это уже на самом краю долины было, запах от черного цветка пропал, а жжение осталось. Вынул Летний из себя цветочную жевку, а слизень тут, как тут, поймал, обволок со всех сторон, в рот лезет, в попу лезет, только не ебет, а слизью смазывает. Мигом гореть перестало и пить не так сильно хочется. — Спасибо, пойду я, — поднялся с земли Летний. Опять весь грязный, липкий, но хоть не болит ничего и то радость. Нашел свои штаны и пошел домой. Задание свое он выполнил.