Его Баки

Стив сразу это подметил: прикасаться к себе Баки позволял неохотно, стоило его похлопывающей по плечу ладони сместиться немного ниже, как он весь мгновенно каменел и затихал, плечи напрягались, лицо застывало в болезненной гримасе, полной мучения и вины, и механические щелчки рекалибровки протеза становились почти оглушающими в густой, вязкой тишине. Баки выдыхал, медленно-медленно, как учил Сэм, и высвобождался из тёплого кольца чужих рук. Стив не настаивал, привычный уже к тому, что не всегда нужно лезть с вопросами в лобовую, ведь Баки, его Баки, только начал открываться ему, и если для возвращения к прежним отношениям, что были между ними так давно, так сладко и так безбожно недолго, ему нужно было время — Стив готов был ждать столько, сколько потребуется, лишь бы он просто оставался рядом. Баки медленно обвыкался, всё чаще позволяя короткие нежные поцелуи, мягкие и ласковые, тёплыми мазками согревающие щёки и губы. Он касался Стива сам, ладонями вёл по плечам, пальцами скользил вдоль позвонков, отросшими волосами во время долгих объятий щекотал крепкую шею. Ему не хватало тактильности и жара чужого тела, чувственный голод, неутолимый без прямого контакта, лишь нарастал, но Баки раз за разом продолжал отстраняться и держать всё в себе, испытывая терпение Стива. А он не был ни железным, ни стожильным, ни скромным, непреклонный и неуступчивый, непокорный и непоколебимый в частности в том, что касалось благополучия Баки, даже если тот не считал себя достойным лучшего или обделённым хоть в чём-то. Стив не давил, он упрямо вымаливал долгой мучительно-медленной лаской дозволения на каждый оголённый дюйм кожи, выпрашивал сладкими неторопливыми поцелуями разрешения запечатлеть губами каждый из застарелых шрамов и рубцов, вылизать их, залюбить из невозможности стереть всю ту боль, что стояла за ними, перечеркнуть её. И Баки поддавался, выдыхал шумно, опаляя теплом ухо или висок, тянулся к его рукам, позволяя неторопливо снять с себя одежду, но стоило Стиву погладить пальцами нежную кожу под животом вдоль кромки белья, как он выскальзывал ужом из его объятий и из постели и запирался в ванной. Стив не мог разобраться в причинах происходящего, он чувствовал взаимность собственных желаний, видел, насколько сам Баки был возбуждён, но тот продолжал избегать и близости, и давно назревавшего разговора. — Я не уйду отсюда, пока мы не поговорим, — Стив плавно опустился у двери ванной комнаты, прислоняясь к ней спиной, он достаточно хорошо знал Баки и понимал, что так просто его оттуда теперь не выманить — в постель после их неудачных попыток заняться сексом тот возвращался ближе к утру, полностью успокоившись, — даже если мне придётся провести эту ночь под дверью. — Не дури, — глухо отозвался Баки по ту сторону. Усовершенствованным слухом Стив уловил шорох надеваемого банного халата, и следом мелькнула и почти сразу была озвучена мысль о том, что он, наверняка, стоял там босиком на холодном плиточном полу и даже не чувствовал этого дискомфорта, до того привычный к нечеловеческим условиям. — Ты такой идиот, — выдохнул Баки в ответ, и по тихому, едва уловимому шелесту Стив с облегчением понял, что он пододвинул тёплый пушистый коврик для ванной, который они вместе выбирали, когда заполняли свою квартиру уютными штучками, и устроился прямо на нём. Их всё ещё разделяла запертая изнутри дверь, но Баки говорил с ним, что уже было добрым знаком. — Помнишь, как сильно я был смущён, когда ты впервые потрогал меня за член? Едва ты сомкнул пальцы и приласкал головку, а я уже чуть не задохнулся от приступа астмы и забрызгал фонтаном нас обоих, — со смешком начал издалека Стив, понижая голос до интимного шёпота, зная, что Баки всё равно слышал каждый слетевший с его губ звук. Он молчал, и Стив продолжил, подбираясь к сути. — Ты же знаешь, душа моя, что можешь рассказать мне что угодно. Мы ведь вместе взрослели и вместе умирали, любили друг друга отчаянно и всем сердцем, потерялись на десятки лет, но выжили и воссоединились вопреки всем законам природы. И в этом мире, в любом из миров нет ничего, что могло бы снова нас развести. Ты мой, а я твой. — Стив, пожалуйста, только не это, — шёпот Баки был больше похож на всхлип, и то, что он заставил его заплакать, по-настоящему разбивало ему сердце. Снова и снова, на миллионы крошечных осколков. — Не давай мне таких обещаний. — Ты мой, а я твой, — повторил Стив, — и если для тебя что-то изменилось, я хочу об этом узнать. Понять, что с тобой происходит, и как я могу помочь. И если ты меня больше не хочешь, я смогу любить тебя по-другому, без общей постели и навязчивых прикосновений. Только скажи мне, Бак. — Давай, я тебе просто отсосу, и мы ляжем спать? — с горьким смешком предложил Баки. — Хочу, чтобы ты открыл чёртову дверь и посмотрел на меня. — Упёртый баран. — Упрямый осёл. Послышался щелчок сантехнического запора, и Стив подскочил, увлекая появившегося на пороге Баки в успокаивающие тёплые объятия. — Иди сюда, — он вжался носом в ямку под напряжённой челюстью, на самой границе с бархатистым ухом, зашептал горячо, задевая гладкими сухими губами колкую щетину. — Мой родной, хороший мой. — Я испорченный, — Баки попытался отстраниться, но на это раз Стив не намерен был его так просто отпускать. — Отвратительный. — Ты идеальный, — он двинулся невесомыми поцелуями по щеке вверх, стирая подсыхающую солоноватую дорожку, мазнул губами по переносице и переключился на другую щёку, собирая влагу и на ней. — Всегда был и всегда будешь. — Они мне не только руку модифицировали, — с обречённостью произнёс Баки, словно прямо сейчас пересекал пограничную линию, заступать за которую было подобно грехопадению. Не то чтобы они оба уже не были там, за той чертой, но Стив слушал спокойно, не перебивая. — Это сложно объяснить, наверно, лучше сразу показать. Стив, не желая вести важные разговоры посреди коридора, щёлкнул выключателем, гася свет в ванной, и потянул его обратно в спальню, с сожалением выпуская из плена своих сильных рук. Баки замер в центре комнаты, словно не зная, куда себя деть, вцепился в узел запахнутого халата и шумно, глухо выдохнул. — Показывай, душа моя. Я рядом. Баки прикрыл глаза и медленно потянул сплетённые кончики пояса в стороны, повёл плечами, позволяя плотной ткани мягко соскользнуть вдоль тела и упасть к обнажённым ступням. На мгновение он завис, будто задумавшись о том, действительно ли хорошей идеей было происходящее, и неловко сдёрнул трусы, всё ещё не открывая глаз. Тонкие прожилки тянулись через весь пах приглушённым фиолетово-серым, наливаясь нездорово-густым пурпуром ближе к основанию члена, к тому месту, где должна была быть чувствительная нежная кожа мошонки, но блестел неестественно гладким стыком металл. Он казался живым и подвижным, несмотря на состояние покоя, и, присмотревшись внимательнее, Стив разглядел десятки смыкающихся крошечных пластин. — Тебе больно? — Сейчас уже нет, — тихо прошептал Баки, распахивая глаза, и не увидев со стороны Стива ожидаемого отвращения, облизал пересохшие от волнения губы. Его мелко потряхивало от тревоги и густого смущения, но он ждал, готовый к любому вердикту, кроме всепоглощающей нежности. — Я могу к тебе прикоснуться? — ласково спросил Стив, делая шаг навстречу. — Если ты правда этого хочешь, — скрипяще выдохнул Баки уже в его горячий мокрый рот. Пластины под ладонью Стива потеплели и сдвинулись, открывая ребристую влажную головку, узкие нити, которые сперва он принял за набухшие узоры вен, ожили и потянулись раздвоенными, подобно змеиным, язычками навстречу мозолистым пальцам и обвились вокруг них, с любопытством щекоча подушечки. Баки сладко всхлипнул, возбуждённо вздрагивая, и в нём не было ничего отвратительного или испорченного, ничего, что могло бы оттолкнуть Стива по одной простой причине — он был его Баки. И если нужно было снова и снова доказывать ему это, что ж, Стив был готов. Они быстро оказались в общей постели, обнажённые и возбуждённые, жадные до прикосновений и бесконечно влюблённые друг в друга. И Стиву было так мало одной пары рук, чтобы выгладить и заласкать ладонями каждый дюйм чувствительной кожи, но он старался не упустить ничего, не оставляя Баки ни на секунду без внимания своих пальцев и губ. Стив целовал его распахнутый припухший рот, собирая с языка мягкие стоны, и прикусывал доверчиво подставленную шею у основания, оставляя ровные полукружия от зубов в качестве меток, вёл с нажимом по плечам и предплечьям, чтобы завести сильные руки Баки назад, ему за голову и оставить широкие влажные дорожки от языка, ведущие вдоль рёбер к подмышкам. — Боже, Стиви, прекрати, — Баки всегда боялся щекотки, и теперь смеялся и фыркал, выгибаясь от ненавязчивой, игривой ласки. Его член стоял, плотно прижимаясь к животу, полностью открытый, покрытый вязкой, густо пахнущей смазкой по всей длине. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Стив взглянул на него из-под пушистых ресниц, глаза в глаза, выпуская изо рта остро торчащий сосок, но не переставая катать другой между пальцев. — Может, это? — Он сдвинулся немного ниже, покрывая быстрыми короткими поцелуями дрожащий живот. — Или это? Его губы оказались совсем близко к тёмной пурпурной головке, обожгли дыханием, и Баки просяще заныл ещё до того, как желанный рот сомкнулся вокруг неё. Вкус был более пряным и насыщенным, чем он помнил, и, вероятно, чувствительность тоже усилилась, потому что Баки плавился и стонал от каждого умелого движения его языка. Стив выпустил его изо рта, покрывая дразнящими, едва ощутимыми поцелуями по всей длине, снова мягко втянул губами головку, чувствуя, как нити-язычки щекотно толкнулись навстречу, пытаясь проникнуть в него тоже. Он взял глубже, и те благодарно принялись выглаживать скользкое гладкое нёбо. — Стиви, пожа-луйста, Стиви, Сти-иви, — лихорадочно шептал Баки, задыхаясь и кусая губы, жадно толкаясь в тугое, податливое горло и комкая в ладонях простыню, почти всю её собрал под собой, стремясь к нежным рукам и беспощадному рту. Стив довольно промычал, стискивая до боли его мускулистые бёдра, напряг язык, понимая, что Баки совсем близко и начал сглатывать ещё до того, как рот заполнился терпким, горьковато-вяжущим семенем. Он отстранился, начисто вылизав не утративший крепости член, потёр пальцем ластящиеся нити, и Баки с томным стоном потянул его на себя, крепко целуя в натруженные, покрасневшие губы. — Хочешь что-то сказать, душа моя? — улыбнулся Стив, мягко прихватывая зубами чужой подбородок. — Да, — засмеялся Баки, с легкостью переворачивая их и подминая Стива под себя. — Твоя очередь кончить, куколка.