***
Когда твой партнер куда-то уезжает, ты думаешь либо только о нём, либо обо всём, кроме него. Особенно по вечерам, когда ты так привык лежать на кровати не с ноутбуком в ногах, а с книгой и в плотном кольце нежных рук, обладатель которых переодически лениво водил ими по твоему телу и тихо просил наконец-то лечь спать и выключить свет. Когда ты к этому привыкаешь, несколько длительных лет нежась в почти не прекращаемой любви, любая разлука становится невыносимой.***
Джаст уехал. Это так странно звучит: из них двоих обычно именно Алфёдов уезжает куда-то, будь то сходка майншилдовцев или поездка к родителям. Но нет, сумки собирал не он, билеты куплены не ему, и полторы недели вне дома тоже проведет не он. Однокурсники Семёна буквально заставили того поехать с ними на другую часть их необъятной страны ради гулянок и экскурсий, и хотя Джаст не был тусовщиком или заядлым культуристом, он согласился, потому что всё ещё хотел иметь друзей в университете. Поэтому ещё три дня назад он покидал в рюкзак вещи, потрепал сонного стримера по голове, мягко целуя в лохматую макушку, на что тот пробормотал сквозь сон что-то неразборчивое, и уехал. Алфёдову прожить неделю в одиночестве казалось простой задачей. Он даже был рад: постоянное нахождение в квартире кого-то, особенно после прожитого в Екатеринбурге года без родителей, иногда выводило из себя. Но это происходило так редко, что сравнить это можно было разве что с роликами Модди. Они жили в идиллии, несмотря на то что другим казалось, что они противоположны и чуть ли не загрызут друг друга при встрече. Однако уже полтора года соседи делят жильё, еду и кровать, а ещё тёплые поцелуи, объятия по ночам и одежду, безбожно стыренную с чужих полок. Странно было обнаружить себя в тот же день в этой одежде во время приготовления завтрака. Было лениво даже вставать, не то что готовить. Алфёдов был слегка искуснее бытового инвалида, поэтому в их доме кухней заведовал Джаст, который пускал своего парня к плите, только если нужно было сварить пельмени или пожарить яичницу. С этим, слава богу, он справлялся. Вот и сейчас, разбавляя хлопья молоком, он внезапно понял, что на нём сейчас та самая серая толстовка, которую младший обычно носил в университет. Вчера днём она тоже была на нем. Как позорно осознавать даже легкое отчаяние в первое одинокое утро, но видео и стримы не ждут, так же, как и зал, а затем легкая прогулка по району. Всё такое обычное, такое привычное, как «Я дома!», на которое почему-то ответа нет. А, точно. День выматывает: в зале буря мыслей заставила парня отвлечься, и тот чуть не отдавил ногу тренажёром, на стриме было так много всего, что после него хотелось только лечь и расплакаться. От счастья или истощения — хороший вопрос. В течение дня Алфёдов пытался игнорировать странное ощущение, скапливающееся в горле твёрдым комком, уходящим куда-то вниз, отчего все органы будто скручивало неприятной судорогой. Он пытался игнорировать желание глупо прикоснуться к телефону, в котором на фотографии так лучисто улыбался Джаст, играющий в поезде в карты, в его руках три решающих туза, а в глазах пляшут черти. Лаконичное «лохи» под фотографией грело сердце. Неделя тянется, серая толстовка сменяется ярко-красной с нашивкой «Семён Рожков» по центру, а занятия, лишь бы заняться хоть чем-то, становятся всё изощрённее и глупее, словно Алфёдову шестнадцать лет и пубертатный период с этим его сопливым дополнением «мне так хочется любви» снова ударил в голову. Последний вечер одиночества парень коротает в комнате за просмотром фильма, что один старый знакомый посоветовал ещё месяцы назад. Самым странным во всей этой картине было даже не то, что Алф разрешил себе прокрастинацию в тот день, когда обычно занят делами, а то, что кое-что в их квартире находилось явно не на своём месте. На тумбочке у кровати стоял открытый флакон парфюма, а его запах разносился по всей комнате приятным лесным шлейфом, от которого со временем мозги становились ватными и сознание плыло. Но это было такое приятное ощущение, словно ты, опять окунувшись в чужие объятия, вдыхаешь запах родного человека и парфюма, уже ставшего его личным. Пьянящее ощущение близости накрывало с головой, заставляя блондина уткнуться в ароматную подушку и вдыхать всё больше сладостного наркотика. Когда эта мысль только пришла Алфёдову в голову, ему захотелось ударить себя или как-то отвлечься от затеи и пойти монтировать видео. Но с каждой просиженной за компьютером минутой она становилось всё громче и навязчивее и в конце концов была одобрена уставшим от ожидания мозгом. Стример смотрит на удручающее «был в сети 4 часа назад» в диалоге с Джастом, но несмотря на это открывает камеру и долго-долго ищет ракурс, в котором хотя бы немного не выглядит таким глупо нуждающимся. Фотография в полутьме комнаты, освещаемой лишь экраном ноутбука, отправляется в диалог с коротким «жду», и телефон тут же отбрасывается подальше с тихим, обречённым вздохом. В этот вечер парень засыпает слишком рано, разомлевший от этого странного чувства лёгкости и осознания бесповоротной любви к партнёру.***
Дверь щёлкает и с тихим скрипом распахивается, впуская в тёплую квартиру крадущегося жителя. Перевалило за час, во всех комнатах тихо, и свет не проникает из-под дверей — значит, все спят. Джаст ставит на пол рюкзак вместе с парой пакетов чего-то, прикупленного в столице и плюёт на разбирание вещей, оставляя его на завтра. Семён принимает быстрый душ, лишь бы смыть ощущение поезда и долгого неудобного сна, натягивает футболку и домашние растянутые спортивные штаны. Когда он покидает ванную, никто так и не просыпается и не выходит встречать, что в глубине души слегка терзает программиста, но тот такими же тихими шагами прокрадывается к спальне и приоткрывает дверь. Сначала всё кажется обычным. В темноте рядом с ноутбуком сопит комок, наполовину накрытый одеялом. Джаст убирает электронику со своей части кровати, собираясь поставить её на тумбочку рядом с Алфёдовым, но замеченный им предмет заставляет его притормозить и широко распахнуть тёмные глаза. Только сейчас что-то показалось странным. Ранее он не почувствовал по привычке, но сейчас его собственный парфюм, его запах, стоящий плотной дымкой в комнате, кажется удушающе сильным. Он переводит взгляд на спящего парня и привыкшим к темноте взглядом рассматривает на нём неестественно яркий для Димы предмет. Его собственная толстовка. Улыбка ползёт по лицу Джаста, как только осознание трогает его уставший мозг, прокрадывается в мысли и растекается по телу приятным жаром. Ждал. Говорил, что не скучает, но всё равно ждал. Как же это знакомо младшему, который знает, что такое печаль разлуки по собственному опыту. Он заваливается на кровать рядом и заползает под одеяло. Руки с привычной нежностью касаются сначала собственной одежды, а потом и чистых, всё ещё ароматных благодаря шампуню волос, пододвигаясь ближе, чтобы оставить пару поцелуев на лбу и макушке. От этого Алфёдов ворочается и бурчит, разлепляя один глаз. — Жуст..? — Спи, покемон, — хихикает в ответ программист, ощущая, как чужие руки пробираются и прижимаются к лопаткам, а нос утыкается в футболку, шумно втягивая воздух. Джасту кажется, что его сердце сейчас разорвётся от умиления. Какой дурак.***
Утром Алфёдов долго и упорно ворчит, уворачиваясь от сонных поцелуев во все части лица, и глаза только закатывает на беззлобные подколы про парфюм и толстовку. Как же Джасту было любопытно: было ли так всю неделю или отчаяние пробрало его парня только вечером в последний день. А Алфёдов по-партизански молчит и, только совсем разнежевшись в желанных объятиях, бурчит что-то про сообщение в диалоге, и боже, как же Джаст жалеет, что мобильник сел. Он мог ещё давно догадаться, как его ждут.