Кукловод

Спокойной жизни в Лейке пришел конец. С тех пор как Эрика получила сообщение на стойке в холле кампуса, ее то и дело прошибает холодный пот. Она в страхе оборачивается, опасаясь увидеть за окном его лицо: горящий, пышущий снисхождением и каким-то нездоровым интересом взгляд; длинные волосы — отчего-то они всегда представляются ей распущенными и небрежно спадающими на глаза и плечи; отвратительную улыбку. Наверняка он следит за ней. Пару раз ребята с потока говорили, что видели кого-то похожего на территории кампуса или в кафе в Олд Милл Крик. Эрика и сама буквально ощущала его присутствие за спиной. Но сколько бы ни оглядывалась вокруг, сколько бы ни вздрагивала от каждого шороха, так ни разу Билла и не заметила. Или не Билла, а Уильяма, как он называет себя теперь. Где она свернула не туда, раз прошлое само заявилось к ней не то что из родного города — одному богу известно откуда. Те несколько месяцев шесть лет назад стали для тогда еще маленькой, глупой Эрики настоящим испытанием. С ней, тринадцатилетней соплей, никто и никогда не говорил всерьез, даже миссис Эвергрин многозначительно качала головой и рассыпалась ругательствами и обвинениями в адрес Билла О’Брайена. Что уж говорить о полиции — копам до нее и вовсе дела не было. О внезапном исчезновении Ребекки Колетт тогда не говорил только немой, равно как и о смерти ее последнего любовника. Какого-то дальнобойщика, как выяснила Эрика уже потом. В городе едва ли верили, что Ребекка уехала из города по собственной воле, и приписывали эту заслугу Биллу. Мол, и никакой это не несчастный случай, убил он ее мужика, вот и загремел в лечебницу. Эрика помнит еще, как отказывалась в это верить: не мог Билл — ее Билл — так поступить, даже если всей душой ненавидел любовника матери. Он никогда не был жестоким. Ее лучший друг, ее первая любовь — для тринадцатилетней наивной девчонки он был чуть ли не идеальным. При мысли об этом Эрика вздрагивает даже сейчас. Кутается в просторный бомбер, насквозь пропахший удушливым парфюмом Патрика, — чем-то хвойным, ментоловым и, кажется, дымом — который он великодушно оставил в ее комнате, когда провожал после вечеринки у Алиши Хансен. Ничего лишнего она ему не позволила, но и от бомбера отказаться не смогла — проще отказать дьяволу, чем Патрику, когда тому что-то в голову взбрело. А ведь на фоне Билла он не такой и плохой парень, разве что назойливый немного. Да брось, Эрика, ты ничего о нем не знаешь. Может быть, он приехал наладить отношения, извиниться за ошибки прошлого. Сколько лет-то прошло? Все это время он мог просидеть в лечебнице. Только не выглядит он как парень, едва вырвавшийся из-под надзора врачей. Бледность у Билла от природы, — он всегда таким был, сколько Эрика себя помнит, когда-то она даже думала, что он чем-то болен, — одет с иголочки, взгляд спокойный и уверенный, еще и голос такой… Будто ниже стал за эти шесть лет, сел и теперь напоминает мягкую, тягучую патоку. Девчонки с потока сказали бы, что Билл из тех, кого можно слушать часами напролет, и неважно, какую ерунду он при этом несет. Я знаю о тебе все, Эрика. Господи, да о его болтовне даже вспоминать-то страшно. Что значит «все»? И почему он просто не подошел к ней нормально, не поздоровался и не спросил, как дела? Не начал с извинений, в конце концов? Прикрыв глаза, Эрика откидывается на спинку узкой, жесткой кровати и старается унять дрожь. Напридумывала всяких глупостей, а ведь ей уже давно не десять. Да она и в десять такой испуганной дурочкой не была. Бывало, устраивала настоящие концерты родителям или тому же Биллу, но никогда особо ничего не боялась. Ни темноты, ни грабителей, ни соваться в лес поздно вечером. В детстве Эрика чувствовала себя всесильной, бессмертной и готовой на все, а сейчас трясется из-за глупого сообщения. Резко поднявшись с кровати, откинув в сторону бомбер и оставив его валяться поверх помятых подушек, она глубоко вдыхает. Все в порядке. Пила бы на вечеринке поменьше, сейчас бы так не трясло. Отходняк — ну с кем не бывает? Просто у кого-то болит голова, кому-то хочется залиться дешевым пивом, а у Эрики, вот, разыгралось воображение. Она даже улыбается, глядя в висящее на стене зеркало с подсветкой. Улыбается, только лучше не становится — в глазах отражается страх, под ними залегли глубокие тени, а волосы некрасиво растрепаны. В попытках пригладить их, Эрика краем глаза замечает движение за окном. Комната у нее на первом этаже, и периодически Лесли Джонсон не утруждает себя разговорами с миссис Райт за стойкой ресепшен в холле и попросту стучит в окно. Видите ли, ей не положено приходить сюда после десяти, раз она живет в другом корпусе. Но сейчас Лесли наверняка отсыпается, завтра у группы поддержки тренировка. Да мало ли кого там носит. Расслабься, Эрика. И правда. Принять горячий душ и завалиться спать — вот что ей нужно, а не все эти глупости в голове прокручивать. Так и свихнуться недолго, а завтра тяжелый день. К семинару Эрика не готова, вечером еще и матч футбольной команды колледжа, а значит, от Патрика после прохода не будет. И если обычно его еще можно терпеть, отшучиваясь и улыбаясь, то после матчей он напоминает сорвавшееся с цепи животное. Не зря она его обезьяной называла — таким же иногда бывает. Умеет только выпендриваться перед другими самцами, жрать и трахаться. Давно уже нашел бы себе кого-нибудь, раз так в одном месте чешется, но у Патрика, видимо, принципы. Или он просто твердолобый баран. Эрика скидывает на кровать пропахшую одеколоном, пиццей и выпивкой одежду и шагает в душ. В голове здорово прояснилось. Кто бы мог подумать, что достаточно просто слегка разозлиться, чтобы отогнать в сторону непрошеную паранойю. Всегда бы так. Вода приятно обжигает кожу, смывая все — от неприятных запахов прошедшей вечеринки до накатившей хандры. Эрика с остервенением растирает кожу мочалкой и вдыхает запах геля для душа с ароматом ванили. Небольшая ванная комната быстро наполняется паром, стеклянные стенки душевой кабины запотевают, а вместе с ними и маленький шкафчик с зеркальной дверцей над раковиной. Эрика поглядывает на него, едва выбравшись из душа, но разбираться с десятком кремов сегодня нет сил. Хочется вытереться, упасть в кровать и забыться спокойным сном. В конце концов, это единственное, что она может сделать для подготовки к завтрашнему семинару. Ухмыльнувшись себе под нос, прежде чем промокнуть полотенцем волосы и влезть в мягкую пижаму, Эрика снова зевает и выходит обратно в комнату. В комнату, где на ее кровати сидит Билл О’Брайен — прямо на скомканной одежде и синем, усыпанном белыми звездами покрывале. Сидит и улыбается, глядя на нее с таким спокойствием, словно не забрался только что в чужую комнату в кампусе. Сердце будто останавливается на секунду и ухает куда-то вниз, к горлу подступает ком, и проглотить его Эрика не может. Так и стоит в дверях, чувствуя, как дрожат колени и учащается дыхание. Его не должно здесь быть. Он не мог сюда попасть. Какого черта его вообще пустили в кампус? Но сколько бы она ни моргала, ни жмурилась и не пятилась назад, Билл никуда не исчезает. — Привет, Эрика, — говорит он с нежностью, и она замечает, что он пропускает между пальцами ее футболку. Извращенец. — Прости, что так поздно. Не хотел беспокоить, пока ты в душе. — Проваливай отсюда. — Эрика качает головой, с опаской шагает вперед и демонстративно открывает двери, только сейчас замечая, как в комнате холодно — и дело вовсе не в том, что она вышла из ванной. Дело в открытом нараспашку окне. — И быстро, пока я не позвала кого-нибудь, чтобы тебя вышвырнули с территории колледжа. Билл улыбается, но что-то в его взгляде выдает раздражение — поселившаяся на дне желтых глаз тьма, легкий прищур и сведенные чуть ближе к переносице брови. На самом деле он злится. Наверняка бесится, что она не бросилась к нему в объятия при первой же встрече. Страшно представить, что творится у него в голове, если он ждет от нее каких-то чувств спустя шесть лет. Шесть лет после его исчезновения. Убийства. И черт знает чего еще. Может быть, Билл и ее убить собрался. Вдоль позвоночника прокатывается волна леденящего холода. Если что, Эрика сама рванет в коридор и закричит так громко, что ее услышат не только во всем кампусе, но и в Олд Милл Крик. — Кого? Твоя подружка за стойкой предпочитает деньги правилам, Эрика, так что позвать ты можешь только своего дружка-футболиста, а он дрыхнет уже часа два как. Или хочешь добежать до соседнего корпуса и попросить Лесли помочь? Так она и замирает у дверей, приоткрыв рот от удивления. Даже если Билл блефует и понятия не имеет, чем на самом деле заняты ребята, достаточно и того, что он знает обо всех, с кем она общается — и о Патрике, и о Лесли, а может, и обо всем потоке. Страх поднимает уродливую голову, взвивается вверх и оплетает Эрику скользкими щупальцами, утягивая все глубже на дно. Сколько времени Билл за ней следит? И как далеко готов зайти, если ему ничего не стоит пробраться к ней в комнату и начать сыпать угрозами? Я тебе точно говорю, дорогая, сумасшедший — он на все способен, — не к месту всплывают в голове слова миссис Эвергрин. — И на убийство, не говоря уже о воровстве и всяких извращениях. Тебе-то он хоть ничего плохого не сделал? В тринадцать лет Эрика была уверена, что Билл О’Брайен и пальцем ее не тронет, но этот парень — вовсе не тот забитый, запуганный мальчишка, похожий на растрепанного уличного кота. Этот парень — Уильям — снежный барс, способный часами следить за своей жертвой и наброситься в самый подходящий момент. Уничтожить одним прыжком, взмахом огромных когтей. Глупости. — Какого черта ты вообще здесь делаешь? — спрашивает она спустя несколько долгих мгновений. — Я, кажется, еще в городе дала тебе понять, что вызову полицию. — О, так ты все-таки меня узнала. — И улыбка на его губах становится шире. Стереть бы ее, желательно раз и навсегда, да побыстрее. — Какая разница? После твоего сообщения все понятно стало. Что, самомнение жмет, когда Биллом называют? Слишком просто? — Ты путаешь меня со своим футболистом, милая. Мне, к счастью, не жмут даже ботинки. Выглядит он таким уверенным, словно ничего странного и не происходит. Встретились два старых друга и ведут светскую беседу о том о сем — об общих знакомых или погоде за окном. Только ничего нормального в этом нет. Билл вломился в комнату Эрики через окно, и кто знает, чего он на самом деле хочет. Быстро сообразив, что Билл — дюймов на пять-семь выше — с легкостью догонит ее в коридоре, Эрика медленно двигается к шкафу. Там валяется небольшой мешок, забитый старой обувью — больше отбиваться от Билла нечем. Разве что треснуть его лампой с прикроватной тумбочки, но до нее еще дотянуться надо. И телефон, как назло, остался на кровати — поблескивает дисплеем по правую руку от Билла. Черт бы его побрал. В глубине души Эрика едва ли верит, что он нападет на нее или сделает ей больно. Это ведь Билл — тот самый, что часами сидел с ней в окружении деревьев, слушал ее глупые детские россказни и улыбался так, будто ничего лучше в жизни не слышал. А может, так оно и было. Кто-нибудь, кроме нее, с ним вообще общался? — Чего ты хочешь? Заговорить ему зубы — отличная идея. Пусть отвлечется или подумает, что она играет по его правилам, а она потом саданет его мешком по голове со всей силы и выкинет из комнаты. И пусть с ним полиция разбирается. — Глупый вопрос, Эрика. Я хочу тебя. — И думаешь, что можешь так запросто явиться ко мне спустя шесть лет, ляпнуть какую-нибудь глупость, и я упаду в твои объятия, как в кино? — смеется Эрика — громко, нервно, надрывно. Скажи такую чушь Патрик, она бы только повеселилась. В отличие от глуповатого, но простого Патрика, Билл выглядит серьезным, даже когда несет откровенную ерунду. — С небес на землю спустись. И проваливай. До шкафа она все-таки добирается, рывком открывает дверцу и хватается за пакет — совсем не такой увесистый, как ей запомнилось. Хорошо если там хотя бы пара туфель лежит. Ничего, при желании хватит и этого. Просто попасть Биллу нужно либо в глаз, либо по яйцам, чтобы надолго скрутило. Вот только уверенность в собственных силах утекает сквозь пальцы, когда Билл — Уильям, Уильям — с ног до головы окидывает ее взглядом, до краев полным жалости. Билл — не ребята из колледжа, и знает о прошлом Эрики слишком многое. О том, какой сопливой дурочкой она была, как плакала у него на плече, когда ругалась с мамой в детстве; как хватала его за тогда такие большие, широкие ладони и просила остаться с ней подольше. Билл знает все о той, другой Эрике, давно оставленной в прошлом. Она погибла, еще когда Эрика перешла в среднюю школу. А он надумал воскресить ее, как зомби из дурацкой компьютерной игры. — Разве ты не хочешь? Билл поднимается с кровати, и Эрика напрягается всем телом, готовая ударить и рвануть в коридор в любой момент. Может, закричать, привлечь внимание соседей? Скорее всего, они только пальцем у виска покрутят — Билл же ничего предосудительного не делает. Да, Эрика, он просто забрался в твою комнату через окно и несет бред о том, как тебя хочет. И настроен он серьезно. — Ты всегда была рядом со мной, Эрика, не могло маленькое недоразумение заставить тебя передумать. — Недоразумение? — хмыкает она с явной горечью в голосе. — Что ты называешь недоразумением? Убийство? Твой побег? — Наши с матерью размолвки. Да, из-за нее мне пришлось уехать на год-другой, но я ведь вернулся, милая, только вот тебя в городе уже не было. Меня не удивляет, что люди вроде твоих родителей или карги Эвергрин болтали всякую чушь, но ты? Ты знала меня. Ты любила меня, Эрика. Ерунда! В тринадцать лет Билл казался классным парнем, таинственным и крутым, потому что ему было целых семнадцать. Какая девочка ее возраста не повелась бы на его многозначительные взгляды? На те короткие, но недвусмысленные объятия? На тот восторг, с которым он на нее смотрел? Да тогда она только и думала, что ее школьным подружкам остается лишь слюнями обливаться, когда у нее есть настоящий парень. Даже если большую часть времени парнем Эрики Билл был только во снах. Но в тринадцать лет чего только ни придумаешь. Сейчас-то понятно, что он был просто поехавшим извращенцем и засматривался на девочек помладше. И ничего не изменилось. Вот Билл стоит перед ней, нависает над ней, глядя в глаза, и во взгляде его нет ничего, кроме… Какая же ты лгунья, Эрика. В его желтых глазах столько странного восторга, что становится не по себе. Билл не пялится на пусть неглубокое, но все-таки декольте на мягкой пижамной рубашке, не распускает руки и не отпускает сальные шуточки. Он смотрит прямо в душу, и от этого взгляда у Эрики мурашки по коже. Нет. Билл — психопат, который не гнушается ничем. Он следил за ней. Он влез в ее комнату без спроса. Не говоря уже обо всем остальном. — Видишь? — Билл с нежностью проводит по ее щеке тыльной стороной ладони, и Эрика замирает на мгновение, лишь спустя пару секунд отстраняется и хмурит брови. — Ничего не изменилось, Эрика, даже если тебе хочется думать иначе. — Руки убери! И Билл послушно убирает руки в карманы длинного кардигана — слишком изящного для кого-то вроде него. Решил вместе с именем сменить и все остальное? Волосы отпустил пониже, вырядился как местные мажоры: кардиган на плечи набросил, свитер с высоким горлом напялил, джинсы наверняка в цвет подбирал. А ведь Эрика помнит его оборванцем, который одну и ту же одежду годами носил, потому что никому не было до него дела. Даже матери. Сердце неприятно сжимается от боли, в глубине души проклевывается и пускает ростки сочувствие: Билл не сделал ей ничего плохого, просто ворвался в ее жизнь в своей манере. Но ведь Патрик делает то же самое. Вот только с Патриком их ровным счетом ничего не связывает, а для Билла она когда-то была единственным светом в окошке. А потом он бросил ее, не сказав ни слова. Урод. И несмелые ростки чахнут, задыхаются и вянут, уродливой кучей опадают на землю — прямо как листья с деревьев за окном. — Я задолжал тебе кое-что, милая, — произносит он мягко, едва слышно. Эрика непроизвольно тянется поближе, жадно прислушиваясь к словам Билла. Любопытство сильнее здравого смысла. — Я люблю тебя, Эрика. Не забывай об этом, ладно? Через пару недель тебя все равно отпустит. И не вздумай после этого сунуться к идиоту из футбольной команды. Ничем хорошим это не закончится, знаешь? Сильнее всего на свете ей хочется двинуть ему даже не пакетом с туфлями — кулаком, и Эрика поддается этому импульсивному желанию, только Биллу хоть бы хны. Он легко отступает в сторону, перехватывает ее руку за запястье и улыбается все так же блаженно, мягко, смотрит на нее с нездоровым интересом. Как у него выходит балансировать на грани? В одно мгновение Эрике и впрямь хочется броситься к нему в объятия, рассказать, как она скучала и как ей было больно в то жуткое утро под дождем, а в следующее — хочется плюнуть в его самодовольную рожу. Ты бы помалкивала и не дергалась, Эрика. Он угрожал тебе, и если любовника матери и впрямь прикончил Билл, то к нему стоит прислушаться. Полиция признала смерть того дальнобойщика несчастным случаем только от безысходности. И она криво улыбается, — это и улыбкой назвать нельзя, разве что оскалом, — когда Билл с осторожностью, словно она кукла фарфоровая, сжимает ее запястье и проводит пальцами по ладони. — У тебя крыша поехала, Билл. — И очень давно. Но тебе всегда именно это и нравилось, правда? Уклониться от едва ощутимого поцелуя в губы Эрика не успевает. Про пакет забывает напрочь — стискивает его пальцами с такой силой, будто кто-то рвется его отнять, но так и не замахивается. Только хлопает ресницами и смотрит Биллу вслед, когда тот с легкостью перемахивает через окно и скрывается в темноте ночи. Спокойной жизни Эрики пришел конец. Проклятое прошлое достало ее даже в Лейке, и в глубине души она всегда знала, что так и произойдет. Что однажды она будет стоять посреди комнаты, будто ей снова тринадцать, дрожать от холода и касаться губ в попытке запомнить странные, противоречивые ощущения от поцелуя. Нет, нет-нет-нет, все это давно в прошлом. К черту этого ненормального, что бы он там себе ни придумал. Завтра же Эрика улыбнется Патрику теплее, может, пригласит его на свидание после матча. Кто такой Билл рядом со здоровым, спортивным и всегда готовым к драке капитаном футбольной команды? Всего лишь какой-то парень постарше, но больно уж худой и хилый на первый взгляд. Да и Патрик никогда не болтается по колледжу один, всегда с дружками. Они, если что, прикроют Эрику. И мысль об этом утешает, успокаивает гулко бьющееся в груди сердце. Когда Эрика хватается за телефон, чтобы позвонить Лесли и напроситься спать к ней в комнату, то замечает на экране блокировки до боли знакомую фотографию. Лес за домом ее родителей в родном городе совсем не изменился.