только он

Императору хотелось обладать принцем. Не важно — будет он в ответ ненавидеть его или любить. Главное — обладать, чтобы Се Лянь даже не допускал мысли о ком-то ещё; чтобы принадлежал ему — весь, без остатка. Хотелось вознести его на божественный пантеон и, одновременно с этим, сбросить его вниз, на самое дно, как божественную статую с постамента — туда, где никто кроме Цзюнь У не увидит его и не захочет принять его таким, каков он есть — без позолоты на одежде, без цветочной короны в волосах. Только он один может его понять. Он один может его полюбить. Он один может быть рядом. Только он один будет рядом. Се Лянь раздражал. Раздражал своей наивностью, своим добродушием и своими глупыми желаниями. Хотелось вбить в его светлую голову мысль о ненависти. Заставить его ненавидеть этот мир, потому что только этого он и заслуживает — ненависти, как и люди в нём. Раскрошить его череп, вывернуть наружу все его идеалы и принципы, растоптать и создать на обломках кого-то нового. Того, кто понимал бы самого Цзюнь У. Но сделать это сразу — слишком просто, слишком быстро, без привкуса удовольствия и предвкушения на языке. Цзюнь У хотел растянуть этот процесс, хотел лично взрастить из юного баловня небес себе подобного. Нет, лучше. Он ведь и сейчас подобен Цзюнь У — наивный, светлый, верящий в себя и свой народ, следующий благородной цели, спасающий людей. Цзюнь У знает, что рано или поздно эти «люди» растопчат его — это вопрос времени, ему лишь хотелось немного ускорить этот процесс. Время — слишком ценный ресурс, императору не хотелось снова его растрачивать на бесполезные вещи, когда впервые за две тысячи лет он смог найти себя. Он не мог позволить себе пропасть такому таланту зря. Видеть чужое отчаяние. Ощущать языком страх. Чувствовать кожей ненависть. У него сносило крышу только от мысли, что Се Лянь, его любимый Сяньлэ, Бог в Короне из Цветов покажет ему всю эту гамму чувств. Каждый раз смотря в чужое, юное лицо, не обременённое (пока что) грузом ответственности за чужие жизни, он представлял как оно искажается — сначала от страха перед происходящим, затем — от отчаяния, полное слёз и горечи, а после — от ненависти на всё живое в этом мире. Цзюнь У хотел уничтожить Се Ляня, чтобы Се Лянь в ответ уничтожил весь мир. Он улыбается ему. Такой светлый. Такой яркий. Цзюнь У слепнет от чужого сияния и предвкушает, как оно поблекнет, потускнеет, потухнет. Цзюнь У улыбается в ответ. — Нравится ли Сяньлэ дворец? — спрашивает вежливо, почти по-отечески заботливо. — Сяньлэ благодарен Владыке за заботу, дворец чудесен, — Се Лянь склоняет голову, не прекращая улыбаться. Поднимает тёплый взгляд таких же золотистых, как и он сам, глаз на Цзюнь У. — Напоминает дом, не так ли? — спрашивает, подхватывая этот взгляд, от которого внутренности узлом завязываются. Хочется увидеть в этих глазах ужас, как можно скорее. Император пальцы под рукавами заламывает от нетерпения. Рано. Слишком рано. Нужно дать принцу как можно глубже насладиться успехом, дать ему поверить в собственную силу — тогда топтать её будет приятнее. — Очень. Владыка внимателен, — снова улыбка — нежная и тёплая, как его солнечно-золотые глаза. Хочется содрать её с лица вместе с кожей. рано рано рано рано рано рано рано рано рано рано рано

Цзюнь У всегда считал себя терпеливым. Он тысячелетиями играет одну и ту же роль, тысячелетиями водит все три мира за нос, ожидая чего-то. И он дождался. Того, кто просто одним фактом своего существования заставляет всю выверенную годами терпеливость Цзюнь У трескаться, буквально идти по швам, заставляя его пальцы в кровь раздирать вновь и вновь от непреодолимого желания… Он дышит глубоко, втягивает носом воздух, утыкаясь принцу куда-то в шею. Зарывается пальцами в длинные волосы, заколотые многочисленными драгоценными заколками-украшениями, выхватывает длинную прядку, перебирая её между пальцев. Се Лянь под ним едва заметно нервничает, но против ничего не говорит. Цзюнь У знает, что он и не скажет ничего против, потому что для него внимание владыки сейчас — самая ценная награда за труды. Хочется освободить чужие волосы от бесчисленных заколок и лент. Хочется зарыться пальцами в волосы, провести ласково, почти с любовью, по всей длине. чтобы с силой сжать их на затылке, оттянуть назад, заставляя принца выгнуться в шее. припасть к ней губами, больно кусая и следя за тем, как чужой кадык будет нервно подниматься верх вниз. слушать, как се лянь будет шипеть от неприятной хватки в волосах и ощущений на коже, смотреть испуганно, не понимающе и цзюнь у ловил бы каждый его взгляд и вздох, не позволяя себе упустить хоть что-то. — У Сяньлэ всё хорошо? Нет ли каких-то проблем, о которых этому Владыке стоит переживать? — Цзюнь У заправляет прядку принцу за ухо, гладит его по щеке, тёплыми пальцами проводя по скуле. — Владыке не о чем беспокоиться. Всё в порядке. конечно, всё в порядке. цзюнь у позаботится, чтобы всё было в порядке. пока он не начнёт приводить свой маленький план в исполнение.