Цветы жизни

На самом деле все было предельно просто: скормить таблетку, выебать и продолжать ебать все следующие месяцы, передавая Чу Ваньнину духовную энергию. По словам Цзян Си, в этом случае риск для тела становился небольшим и у ребенка был шанс родиться здоровым и крепким. Проблем с тем, чтобы выебать Чу Ваньнина, у Тасянь-Цзюня никогда не было, у уважаемого наставника Мо вроде бы тоже. Хотя в случае чего Тасянь-Цзюнь был уверен, что для поддержания высокого уровня духовных сил и его одного хватит: он точно не собирался ограничиваться одним разом в те ночи, когда будет его очередь. Заметив, что он задумался о своем и не слушает, Цзян Си нахмурился и наконец отдал ему лакированную коробочку. Тасянь-Цзюнь тут же ее открыл: две круглые покрытые сахарной глазурью таблетки и правда напоминали конфеты, как и договаривались. — По одной таблетке каждому из хм… будущих родителей, — тут же напомнил помощник. — Этот достопочтенный уже понял. — Тасянь-Цзюнь закрыл коробочку и спрятал ее в рукав. — Уважаемый наставник Чу ведь знает о возможных рисках и согласился на это? — уточнил Цзян Си. — Разумеется. — Тасянь-Цзюнь улыбнулся ему как можно шире. После того, как он наконец получил таблетки, оставаться вежливым стало совсем сложно. Сдерживало лишь понимание, что сам Чу Ваньнин не разродится, так что ссориться с орденом Гуюэе было рано. — Он тоже очень хочет детей. Наверняка бы захотел, если бы знал, что такое возможно. Он обрадуется потом, когда Тасянь-Цзюнь ему расскажет. Когда-нибудь попозже. Все с тем же равнодушным выражением Цзян Си кивнул, хотя не обязательно поверил. В любом случае, он тоже был заинтересован в том, чтобы проверить свои таблетки. Это сотрудничество было выгодно всем — в том числе еще не зачатому ребенку. Их с Чу Ваньнином ребенку. От одной этой мысли на душе становилось тепло и хорошо. Едва выйдя из резиденции главы ордена, Тасянь-Цзюнь встал на меч и на всей скорости полетел к дому. Уже темнело, а ему не хотелось откладывать предстоящее дело на три дня. Дома было тихо: не горел свет, не было ничего приготовлено к ужину. Встречать его выбежал только Гоутоу, радостно виляя хвостом. — Что, скучаешь один? Давно он ушел? Пес грустно заскулил, будто и правда понимал, о чем его спрашивают. Тасянь-Цзюню и самому завыть хотелось — от нетерпения и разочарования. Записки на столе не было, так что вряд ли Чу Ваньнин ушел надолго. Пнув стул и осторожно положив шкатулку на стол, Тасянь-Цзюнь покормил Гоутоу и сел ждать. Время тянулось слишком медленно, и это злило, а с тем, чтобы сдерживаться, у него всегда были проблемы. Тасянь-Цзюнь чувствовал, что еще немного, и он завалит Чу Ваньнина прямо у порога, едва тот вернется. Не в первый раз уже, на самом деле, да и Чу Ваньнин, пусть и поначалу сопротивлялся, быстро успокаивался и тоже начинал получать удовольствие, где бы его ни настигла страсть Тасянь-Цзюня. Но сегодня все усложнялось тем, что сначала нужно было вручить ему таблетку. Вздохнув, Тасянь-Цзюнь пошел колоть дрова в сарай, хотя изначально собирался оставить это дело на уважаемого наставника Мо. Монотонная работа успокаивала: вся ярость досталась дровам, и под конец Тасянь-Цзюнь чувствовал себя почти умиротворенным. Даже понимание, что уже поздно и вряд ли ему хватит оставшегося времени, чтобы выебать Чу Ваньнина, не раздражало так сильно. Ничего, через три дня он вернется и сразу займется зачатием их ребенка, нужно только спрятать таблетки понадежнее, чтобы уважаемый наставник Мо не нашел и не догадался, зачем они. Можно было даже не сомневаться в том, что он тоже хотел детей от Чу Ваньнина, но при его лицемерии с него сталось бы все испортить. Он опоздал. Вернувшись в дом, Тасянь-Цзюнь увидел стоявшего у стола Чу Ваньнина с крутившимся теперь уже у его ног Гоутоу и раскрытую шкатулку с таблетками у него в руках. — Это конфеты из новой лавки? Очень необычный вкус. Стоило сразу спрятать шкатулку: что Тасянь-Цзюнь, что уважаемый наставник Мо постоянно приносили что-нибудь сладкое для Чу Ваньнина, когда бывали в городе, и сейчас эта привычка оказалась очень некстати. К счастью, еще не все было потеряно: вторая конфета до сих пор лежала в шкатулке. Похоже, заметив его замешательство, Чу Ваньнин уточнил: — Это было не для меня, и я не должен был брать? Тасянь-Цзюнь подошел, закинул в рот вторую таблетку и обнял Чу Ваньнина за талию. — Конечно же для тебя. Просто это был сюрприз, — сообщил он. Руки сами соскользнули ниже, помяли сквозь одежду упругий зад, идеально ложившийся в его ладони. Не трогать Чу Ваньнина, когда тот был так близко, было выше его сил. Отложив теперь уже пустую шкатулку на стол, Чу Ваньнин сдвинул его руки обратно на талию, но отстраняться не стал — Тасянь-Цзюнь надеялся, что это потому, что осознал, как был неправ, вернувшись так поздно и лишив этого достопочтенного удовольствия провести с ним вечер. — Не просто конфеты? — Нет. Но тебе понравится. Чу Ваньнин как будто засомневался, но стоило наклониться к нему и поцеловать, послушно запрокинул голову, чтобы ему было удобнее. Тасянь-Цзюнь еще во дворце Ушань подозревал, что им обоим было бы гораздо лучше, если бы Чу Ваньнин подпускал к своему телу добровольно и отвечал на его ласки, но тогда даже не догадывался, насколько. Не нужны были никакие средства, пробуждающие чувственность: в постели Чу Ваньнин был лишь немногим менее него жадным до удовольствия. Но в таблетках Цзян Си какой-то афродизиак точно был: даже простые прикосновения и поцелуи ощущались ярче, в паху потяжелело уже от одних поцелуев. Они увлеклись, и Тасянь-Цзюнь с трудом вспомнил, что не успеет взять то, что Чу Ваньнин собирался ему дать, вместо него на все готовое придет этот проклятый уважаемый наставник Мо. Чувствуя, как постепенно слабеют нити, связывающие его с этим миром, он неохотно оторвался от Чу Ваньнина; ухмыльнулся, стараясь не показывать, как его обижает необходимость уходить именно сейчас. — Передай тому второму, чтобы выебал тебя как следует, а то подарок не подействует. Тасянь-Цзюнь полюбовался на то, как заливается краской бледное лицо Чу Ваньнина, когда через пелену возбуждения до него наконец дошел смысл слов, как возмущенно вспыхнул его взгляд, и исчез в небытие, зная, что вернется, пропустив самое интересное: зачатие их ребенка. *** Первое, что почувствовал Мо Жань, вернувшись в свое тело: у него стоял. Так крепко, будто Тасянь-Цзюнь уже собирался засадить Чу Ваньнину — но тот был рядом и одет. Они оба были одеты и далеко от постели, и это не совсем вязалось с силой возбуждения. Но, возможно, что-то приятное они все-таки делали: выглядел Чу Ваньнин смущенным и раскрасневшимся, и почему-то сердитым. Во рту ощущалась едва заметная травянистая горечь, пробивавшаяся даже сквозь что-то сладкое. И это было гораздо подозрительнее стояка. Смутно припомнилось чужое нетерпение и предвкушение, досада от того, что сам он не успел. Чуть позже пришли воспоминания и о том, как летал сегодня в Гуюэе, пусть и не знал, что именно там делал. Это точно не было связано с какой-то болезнью, тревоги в мыслях Тасянь-Цзюня не было, но тот точно что-то задумал. — Кажется, вы делали что-то хорошее без меня, — уточнил Мо Жань, трогая Чу Ваньнина пока сквозь одежду. Обнять его было первым желанием всякий раз, когда он возвращался в свое тело или домой, или просыпался, или просто оказывался рядом. — Он сказал, что это подарок. Просил передать, чтобы ты… в общем, сделал то, что обычно. — По смущенному виду Чу Ваньнина Мо Жань примерно представлял, в каких выражениях об этом говорил Тасянь-Цзюнь. — Эти конфеты должны как-то подействовать. Значит, все-таки конфеты. — Ну, насчет его подарка я ничего не знаю, но остальное могу устроить. — Он коснулся плеч Чу Ваньнина, с нажимом провел ладонями по спине, чуть сжал ягодицы. — А он сказал, как именно я должен сделать то, что обычно? Лицо Чу Ваньнина вспыхнуло еще ярче. — Вы оба издеваетесь, что ли? — Не злись, я все понял, — сдерживая смех, Мо Жань наклонился к его шее, коротко коснулся уже наливающегося краснотой засоса: Тасянь-Цзюнь упорно продолжал оставлять следы на теле Чу Ваньнина, будто метил свою территорию. Он обхватил губами мочку уха, приласкал языком, и успевший было напрячься Чу Ваньнин снова расслабился в его объятиях, позволил отвести себя в спальню. Раздевая его, Мо Жань не мог удержаться, чтобы не оглаживать постепенно обнажавшееся тело: поначалу — забираясь ладонями под одежду, потом — уже в открытую. Чу Ваньнин не просил погасить свет, и Мо Жань пользовался возможностью не только трогать, но и разглядывать его. Синяков, засосов и следов укусов на этот раз определенно было меньше, чем обычно после дня, проведенного с Тасянь-Цзюнем. Они вместе или по-отдельности были заняты чем-то другим? Смутное беспокойство из-за Тасянь-Цзюня никак не отпускало, хотя неожиданные подарки тот делал и раньше. Чаще всего они смущали Чу Ваньнина, и он их куда-то прятал — но точно не выбрасывал, Мо Жань был уверен. Возможно, конфеты действительно были просто афродизиаком для какой-то особой яркости ощущений, но что-то в остаточных воспоминаниях о проведенном не им дне настораживало. Возможно, то, что для Тасянь-Цзюня почему-то было важно, чтобы подарком обязательно воспользовались — даже если вместо него все удовольствие достанется Мо Жаню. При его ревности это было необычно. В любом случае, Мо Жань не собирался портить им вечер, отказываясь от этого подарка. Они все равно уже не смогли бы остановиться: афродизиак действовал, возбуждение горячо растекалось по телу, было непривычно вязким, сладким. И все же, полностью следовать планам Тасянь-Цзюня он не собирался. Было кое-что, о чем тот, похоже, не догадывался и вряд ли мог предусмотреть: разделяя постель с Чу Ваньнином, Мо Жань теперь не всегда был сверху. Отдаваться Чу Ваньнину оказалось приятно, пусть и не настолько интересно, как брать самому. Чу Ваньнину тоже, кажется, больше нравился такой расклад, хотя иногда, лежа под ним, Мо Жань начинал в этом сомневаться. Он подхватил Чу Ваньнина на руки, донес до кровати. Но, аккуратно уложив его на постель, устроился поверх него прежде, чем он успел развести ноги. — Давай сегодня по-другому? — спросил Мо Жань, продолжая ласкать и гладить нефритово-белое тело, перебирать растекшиеся вокруг головы Чу Ваньнина черные реки волос. — Я все сделаю сам. Тебе понравится. Афродизиак заставлял торопиться, хотелось поскорее переплестись с Чу Ваньнином, слиться с ним в одно, — уже не важно, как именно. Глядя на него затуманенными страстью глазами, Чу Ваньнин кивнул, нетерпеливо облизал пересохшие губы, и, не вытерпев, Мо Жань тут же поцеловал их. Не глядя, он нашарил сосуд с маслом, когда-то давно припрятанный Тасянь-Цзюнем в щели между каркасом кровати и стеной, все так же на ощупь плеснул на пальцы масла, завел руку за спину, принимаясь растягивать себя. Он уже давно не был снизу, мышцы поддавались неохотно, а Мо Жань торопился и не особо заботился о собственном удобстве, но сейчас даже эти грубые движения почему-то ощущались приятно — что же там было в тех конфетах? Чу Ваньнин целовал, глубоко проникая в его рот языком, перебирал волосы, то и дело касаясь руками плеч и груди, спускаясь все ниже, — Мо Жаню всегда нравилось, когда тот сам проявлял инициативу, не скрывал, как сильно его хочет. Чу Ваньнин погладил его зад, похлопал, чтобы он передвинулся ближе, и едва Мо Жань подчинился, тонкие пальцы втиснулись рядом с его, растянули сильнее, заставляя прогнуться от жаркого удовольствия. Наверное, дело было в странных конфетах Тасянь-Цзюня, но в этот раз ему нравилось принимать Чу Ваньнина больше, чем когда-либо. Пальцы сменил член, вошел глубоко и плавно; Чу Ваньнин, которому Мо Жань обещал, что все сделает сам, надавил на плечо, заставляя лечь на спину, вбивался в него, придерживая широко разведенные ноги так крепко, что почти не давал пошевелиться и сделать хоть что-нибудь — брал так, как обычно Мо Жань брал его. И подчиняться движению его рук, чувствовать его в себе было восхитительно. Хотелось, чтобы он продолжал как можно дольше, а потом — излился в него. Странное желание становилось все навязчивее, и, понимая, что скоро все закончится, Мо Жань рывком обхватил Чу Ваньнина ногами, стиснул всем телом. Но, кажется, тот и сам этого хотел: вжался настолько крепко, что не пролилось бы ни капли, застонал громко и так откровенно, что по спине пробежались мурашки. Мо Жань не дрочил себе, но все равно кончил одновременно с Чу Ваньнином, теряясь в ощущениях, пока его наполняло горячее семя. Даже после оргазма он продолжал прижиматься к все еще находившемуся в нем Чу Ваньнину, до сих пор дрожа от пережитого удовольствия. Под закрытыми веками вспыхивали, не торопясь затухать, огни фейерверков, тело одновременно казалось невесомым и слишком тяжелым для того, чтобы встать с постели. Чу Ваньнин ненадолго приподнялся, накрыл их обоих одеялом, а потом лег рядом, и Мо Жань развернулся к нему, обнял и закинул на него ногу, сплетаясь с ним как можно теснее. — Будем спать? — предложил Чу Ваньнин. Голос звучал хрипло, и Мо Жаню впервые пришло в голову, что, наверное, они вели себя очень шумно и перебудили всех мелких лесных духов, живших неподалеку от их дома. Но стыдно ему за это все равно не было. Как ни странно, продолжать не хотелось, словно тело насытилось любовью уже в первый заход. Было так уютно лежать, обнявшись, под одним одеялом. Мо Жань вжался лицом в шею Чу Ваньнина, вдохнул ставший сильнее после секса яблоневый запах. — Да. — Это был хороший подарок. — Дыхание Чу Ваньнина щекотно коснулось волос, теплая ладонь ласково погладила по спине. Мо Жань был согласен: и правда хороший. *** Когда Тасянь-Цзюнь вернулся через три дня, все уже было сделано. Проснувшись среди ночи, он первым делом подмял под себя и облапал Чу Ваньнина, чтобы убедиться, что он здесь. А потом зажег свет, желая его видеть. Тот, конечно, уже давно спал, но ради такого события, как его возвращение, в любом случае стоило проснуться. — Как тебе подарок этого достопочтенного? — спросил он, когда Чу Ваньнин перестал ворчать и пытаться отгородиться от него одеялом. — Понравился? — Да. Было очень хорошо. Значит, уважаемый наставник Мо все-таки оправдал возложенные на него надежды. Наверное, еще и сам доволен остался, собака. — А будет еще лучше! — заверил его Тасянь-Цзюнь, и потерся членом между ягодиц — сначала через одежду, а после, когда стянул штаны и его не остановили, уже как надо. Но с размаху вставлять не стал: к беременному стоило относиться бережнее, это он хорошо понимал. А еще было пора поделиться с ним духовной энергией, уважаемый наставник Мо наверняка этого не делал. Возможно, стоило как-нибудь подсказать ему, что надо, но так, чтобы он не догадался раньше времени. С другой стороны, а что он теперь мог изменить? Где уважаемый наставник Мо держал сосуд с маслом, Тасянь-Цзюнь не интересовался, но свой он положил поближе, чтобы всегда был под рукой. Они оба были одеты и пришлось потратить еще немного времени, чтобы стянуть эти ненужные тряпки: трахать Чу Ваньнина он собирался долго и, прижимаясь к нему, хотел чувствовать обнаженную горячую кожу. Да и кто вообще мог додуматься одеваться, ложась с ним в одну постель? Иногда Тасянь-Цзюнь определенно не понимал уважаемого наставника Мо. Проталкивая побольше масла в Чу Ваньнина, чтобы ему точно было удобно, и щедро смазывая свой член, Тасянь-Цзюнь то и дело напоминал себе, что врываться с наскока в беременное тело нельзя. Но продержался до первого его стона: низкий и глухой, он отозвался дрожью вдоль позвоночника, подтолкнул бедра вперед. Чу Ваньнин обнял его за плечи, шире развел колени, упираясь пятками в постель — он был явно рад ему, тоже хотел, и сдерживаться стало совсем невозможно. Размашисто вбиваясь в него под стоны и всхлипы, Тасянь-Цзюнь надеялся, что ребенок находится выше, и он до него своим членом не дотянется. Потому что это было бы ужасно. Стоило представить, и впервые в своей долгой жизни он почувствовал, что возбуждение уходит. Это был провал. Тасянь-Цзюнь замер, недоверчиво прислушался к себе, поерзал, безуспешно пытаясь вернуть прежний настрой. Сдаваться он, конечно, не собирался; а то как бы он не оказался хуже уважаемого наставника Мо, который ложился спать в нижних одеждах с одетым Чу Ваньнином — и действительно просто спал с ним в одной постели. Такой незавидной судьбы Тасянь-Цзюнь для себя не хотел. — Что-то не так? — Чу Ваньнин обеспокоенно приподнялся. — Все так, — успокоил его Тасянь-Цзюнь, изо всех сил представляя самые любимые моменты из их многочисленных совместных ночей в этой и прошлой жизнях, а не растущего в животе Чу Ваньнина ребенка. Блядь, не думать о ребенке. Решив ненадолго отступить, чтобы обдумать все спокойно, Тасянь-Цзюнь все-таки вытащил обмякший член, заменил его пальцами и, чтобы надежнее отвлечь внимание, взял член Чу Ваньнина в рот. Чу Ваньнин шумно выдохнул, мышцы напряглись под рукой, когда он чуть приподнялся. — Зачем? Тебе не обязательно… Тасянь-Цзюнь поднял голову, чтобы посмотреть на него. На словах-то Чу Ваньнин отказывался, но выглядел раскрасневшимся и возбужденным, так что способ явно работал. — Уважаемый наставник Мо ведь уже делал так, что тебя смущает? Ложись обратно. Как ни странно, Чу Ваньнин подчинился без споров: послушно опустился на постель, чуть шире развел колени. Тасянь-Цзюнь снова наклонился над его пахом и вернулся к прерванному занятию: обвел языком головку, лизнул ствол и только потом впустил глубже, осторожно направляя за щеку. Судя по неровному выдоху и тут же дернувшимся ему навстречу бедрам, Чу Ваньнин был уже не против. Чужой член — даже член Чу Ваньнина — Тасянь-Цзюнь раньше в рот не брал. Теперь, изучая реакции прижатого им к постели тела и собственные ощущения, он пытался понять, а почему он этого не делал: ничего сложного или неприятного, а отзывался на такую ласку Чу Ваньнин хорошо. Тасянь-Цзюнь раздвинул пальцами уже и без того растянутые мышцы, просунул внутрь еще один, а в следующий раз, опуская голову, вобрал член поглубже в горло, сглотнул. Чу Ваньнин коротко вскрикнул, толкнулся в него неожиданно резко, и Тасянь-Цзюнь закашлялся, когда в глотку полилось горячее семя. Он непроизвольно поднял голову, выпуская член, зажал рот ладонью. Похоже, он все-таки перестарался: довести Чу Ваньнина до оргазма так скоро он точно не рассчитывал. — Выплюнь, тебе же не нравится, — обеспокоенно произнес Чу Ваньнин, торопливо перебирая его волосы. Тасянь-Цзюнь сглотнул, вытер рот. На вкус сперма Чу Ваньнина тоже не была неприятной, зря тот переживал. — Уважаемому наставнику Мо, значит, можно глотать твое семя, а этому достопочтенному нельзя? Чу Ваньнин только осуждающе покачал головой. Но хотя бы не спорил. Тасянь-Цзюнь вытащил уже засунутые в него по самые костяшки четыре пальца, осмотрел растянутый ими вход, и опавший было член снова заинтересованно приподнялся. Тасянь-Цзюнь вернул пальцы обратно, задумался. Ему все-таки по-прежнему хотелось Чу Ваньнина, это обнадеживало. Наконец вспомнилось, что он собирался поделиться с Чу Ваньнином духовной энергией, которая была нужна для… Да, для ребенка, но необходимость в этом превращала обычный трах в оказание медицинской помощи, и это уже было совсем другое дело. А вид Чу Ваньнина, насаженного на его пальцы, мог поднять и мертвого. Прежде, чем Чу Ваньнин успел что-то сказать, стоявший во всем своем великолепии член снова оказался в нем. Вставив ему до упора, Тасянь-Цзюнь навалился сверху, коснулся губами напряженно вытянутой шеи и счастливо вздохнул, когда Чу Ваньнин обнял его в ответ. После оргазма тело Чу Ваньнина было чувствительнее, он тихо стонал что-то невнятное, когда в него входил член, запрокидывал голову, и Тасянь-Цзюнь любовался им, не забывая трахать размеренно и неторопливо. Направлять ци он начал только спустя несколько медленных глубоких толчков — понемногу, чтобы не спугнуть. Сразу стало еще жарче, Чу Ваньнин снова застонал от удовольствия, хотя вряд ли пока мог заметить такой слабый поток. Внутри Чу Ваньнина было горячо, влажно, скользко. Вбиваясь в него все размашистее, Тасянь-Цзюнь добавлял больше духовной энергии, и стоны становились протяжнее и ниже. Наконец почувствовав, что Тасянь-Цзюнь передает ему духовные силы, Чу Ваньнин вдруг замер, поднял голову и удивленно уставился на него, пытаясь сфокусировать поплывший взгляд. — Что ты делаешь? — Золотце, просто расслабься и получай удовольствие. Я все объясню потом. Больше ничего не спрашивая, Чу Ваньнин лег обратно. Было удивительно, что он верил ему так безоговорочно, даже после всего, что происходило между ними раньше. Его доверие вызывало какое-то непривычное, но приятное чувство. Хотелось передать ему еще больше энергии, доставить еще больше удовольствия. Все, что он мог дать, принадлежало Чу Ваньнину. А Чу Ваньнин принадлежал ему. Брать Чу Ваньнина Тасянь-Цзюню нравилось всегда, не важно, с передачей духовных сил или без, и он продолжал, пока не подошел слишком близко к оргазму — и еще немного дольше, рассчитывая, что Чу Ваньнин кончит первым. Он все реже вспоминал и о ребенке внутри него, и о том, зачем все это начал: энергия и без того текла свободно, будто они были связаны ее потоками даже надежнее, чем плотью. Делиться ей уже вошло в привычку, тело охотно отдавало и чувствовало какой-то отклик в ответ. Наверное, именно так и должно было ощущаться парное совершенствование, про которое Тасянь-Цзюнь столько слышал. Чаще всего всякие непристойные шутки, конечно, но тем не менее. В любом случае, занятие было стоящим. Изливаясь на этот раз, Тасянь-Цзюнь чувствовал глубокое удовлетворение от того, что его семя наконец-то падет на плодородную, пусть и уже засеянную несколько дней назад, почву. Сейчас еще было рано об этом думать, но, прижимая к себе задремавшего Чу Ваньнина, он засыпал с мыслью о том, что, если беременность покажется тому не слишком в тягость, возможно, потом они заведут еще детей. Тасянь-Цзюнь не имел ничего против большой семьи. *** — Вчера ты вел себя странно. Чу Ваньнин сидел слегка неловко, как довольно часто после Тасянь-Цзюня; под неплотно застегнутым воротом виднелся яркий след засоса, наверняка не единственного. Но сколько бы раз Мо Жань ни предлагал решить этот вопрос с тем засранцем, Чу Ваньнин отказывался, говоря, что его все устраивает. Одним словам Мо Жань все равно бы не поверил, но в смутных воспоминаниях Тасянь-Цзюня и сам видел: Чу Ваньнину на самом деле нравилось такое. — В каком смысле? Он покопался в чужой памяти и с удивлением обнаружил, что прошлой ночью Тасянь-Цзюнь чувствовал стыд и неловкость и очень хотел никогда больше не вспоминать об этом. Неожиданный упадок мужской силы и правда мог бы показаться серьезной неприятностью, если бы после этого Тасянь-Цзюнь не достиг привычных высот по количеству заходов в ту ночь и не закрепил их еще большим числом соитий в эту — скорее всего, чтобы доказать себе и Чу Ваньнину, что с ним все в порядке. Так что, конечно, он вел себя странно. — Он меня не хочет, — наконец сказал Чу Ваньнин после долгого молчания. — Кажется, я надоел ему… — Что? — Такого в памяти совершенно точно не было, но Мо Жань и без того не сомневался: ничто не могло заставить их с Тасянь-Цзюнем разлюбить Чу Ваньнина. — Да он же весь прошлый день не выпускал тебя из постели! Чу Ваньнин, сам же начавший этот разговор, теперь выглядел смущенным. Мо Жань тоже чувствовал, что ему становится неловко: за неудачу Тасянь-Цзюнь в постели, за то, что он позволил Чу Ваньнину сомневаться в его чувствах, и за весь этот нелепый разговор. — Это скорее напоминало парное совершенствование. — Чу Ваньнин пожал плечами, стараясь выглядеть невозмутимо, но получалось у него плохо. — Он передавал мне свои духовные силы. — Зачем? — Не знаю. Я рассчитывал, что ты мне объяснишь, раз он не захотел. Ничего об этом в памяти не нашлось: получается, воспоминания Тасянь-Цзюнь от него намеренно скрыл, случайно такое не происходило. Точно опять что-то задумал. В любом случае, это не должно было навредить Чу Ваньнину, хотя бы в этом от Тасянь-Цзюня не приходилось ждать подвоха. — Я тоже не знаю. Но он точно любит тебя так же сильно, как и я. Мо Жань подошел к Чу Ваньнину, наклонился, и тот привычно потянулся к нему. Обычно поцелуи убеждали его в чем угодно, но сейчас, похоже, даже их было мало: даже когда перестало хватать дыхания, отстраниться ему Чу Ваньнину не дал, наоборот, дернул на себя так, что Мо Жань едва удержался на ногах. Узкая ладонь легла на пах, аккуратно сжала, и смутное возбуждение, возникшее во время поцелуя, превратилось в настойчивое желание. Рука Чу Ваньнина полезла под одежду, и сдерживаться стало совсем сложно. — Ты же и так еле сидишь… — на всякий случай попытался Мо Жань. — И обычно против того, чтобы заниматься этим днем. — Значит, все-таки не хочешь? — Глаза феникса тут же сощурились, уставились на него с отчетливым подозрением. Кажется, все было серьезно. — Хочу, конечно! Чу Ваньнин поднялся, оказываясь совсем близко, снова потянул его на себя пока они не уперлись в столешницу. Пришла мысль, что на столе они друг друга еще не любили, по крайней мере в этой жизни и на этом столе. Эта мысль стала решающей. Мо Жань принялся торопливо развязывать пояс Чу Ваньнина, чтобы подобраться к его телу прежде, чем он передумает. Все-таки днем и вне постели он и правда соглашался редко. Но, кажется, передумывать Чу Ваньнин не собирался: тоже распахнул его одежду, потянул с него штаны, высвобождая затвердевший член. Штаны и обувь Чу Ваньнина все-таки пришлось снять, но свои Мо Жань так и оставил болтаться, чтобы не тратить на них время. Он собирался отойти за маслом, но Чу Ваньнин тут же вцепился в него так крепко, будто сомневался, что иначе он вернется. Он все еще был растянутым, податливым — почему он вдруг решил, что Тасянь-Цзюнь его не любит? Брал тот его явно так же долго и тщательно, как всегда. С маслом все равно было бы лучше, но можно было и обойтись. Убедившись, что он никуда не уходит, Чу Ваньнин разжал пальцы, отпуская его рукава, и Мо Жань опустился на колени перед столом. Подхватил длинные стройные ноги, перекладывая их к себе на плечи, коснулся языком между ягодиц, надавил, раздвигая мышцы, пробираясь как можно глубже. Чу Ваньнин потрясенно охнул и зажался; где-то залаял Гоутоу, и кто-то из притаившихся на книжных полках лесных духов с интересом принялся обсуждать происходящее. Мо Жань постоянно забывал, что они могут незаметно оказаться рядом, прячась в свою невидимость. — Подожди. — Рука Чу Ваньнина легла на плечо, и Мо Жань уже успел разочарованно подумать, что на этом все закончится. — Пожалуйста, оставьте нас наедине. Все. Да, ты тоже. Обращался он явно к лесным духам. — Ты их видишь даже когда они прячутся? — Нет. Догадываюсь, что они здесь и не послушались бы с первого раза. В конце концов, авторитет Чу Ваньнина среди них был выше. Мо Жаня они обычно игнорировали, а тут пискнули, зашуршали и вроде бы и правда ушли. Уже без лишних глаз и ушей, Мо Жань продолжил растягивать Чу Ваньнина языком и пальцами, щедро проталкивая в него слюну. Поначалу напрягавшийся, Чу Ваньнин наконец расслабился, уперся пяткой в стол, подпуская ближе, и негромко постанывал. Мо Жаню нравилось, и он продолжал до тех пор, пока собственное возбуждение не стало нестерпимым, а после поднялся на ноги, шагнул вплотную к столу, вжимаясь членом в пах Чу Ваньнина. Без масла приходилось быть осторожнее, чем хотелось, но Мо Жань видел, как Чу Ваньнин жмурится и прикусывает губу, и старался сдерживаться, входил медленными короткими толчками, каждый раз оказываясь лишь немного глубже. — Посмотри на меня, — попросил он, и Чу Ваньнин открыл глаза. Молчал и смотрел. — Я тебя люблю, и тот другой я тебя тоже любит. И ты никогда нам не надоешь. Мо Жань чуть подался назад и снова вошел до упора, закрепляя свои слова действием — и Чу Ваньнин потянулся к нему. Трудными были только несколько первых движений, после тело Чу Ваньнина привычно подстроилось, будто было создано именно под его член, обжимало тесно и горячо. Стол под ними скрипел и слегка пошатывался, но ломаться вроде бы не собирался. А потом уже и это стало не важно. Чу Ваньнин дышал тяжело и хрипло, хватался за столешницу и подавался ему навстречу, пока Мо Жань трахал его все быстрее, то подхватывая под колени, то отпуская длинные сильные ноги, которые сразу же крепко сжимались вокруг его талии, заставляя вбиваться еще глубже. Мо Жань всегда чувствовал, когда Чу Ваньнин подходил к оргазму слишком близко — и тогда либо удерживал его на этой грани так долго, как хотелось, либо позволял соскользнуть за эту грань. В этот раз впереди ждали еще целых три дня вместе, и он не стал затягивать неизбежное: закинув одну ногу Чу Ваньнина себе на плечо, обхватил его член рукой, задвигал в том же быстром темпе, что брал его. В последний миг собирался выйти и кончить себе в кулак, но, решив, что это Чу Ваньнин может посчитать неубедительным, вжался в него на последнем рывке, изливаясь глубоко внутри, и, еще не вытащив из него члена, наклонился, почти ложась поверх него. — Теперь веришь? — прошептал Мо Жань, трогая кончиком носа волосы у его виска. Мышцы Чу Ваньнина сокращались, продолжая приятно сжимать член, смутно хотелось продолжения. — А то я могу доказать, что люблю и хочу тебя, еще в постели, или во дворе. В озере тоже могу — в любом месте, где ты захочешь. — Я верю. На этот раз Чу Ваньнин не стал удерживать его, и Мо Жань выпрямился, наконец рассмотрел лежавшего на столе Чу Ваньнина. Выглядел тот затраханным, прежде аккуратная прическа растрепалась, а одежды разметались в беспорядке, но признаков недоверия он больше не проявлял. В постель его Мо Жань все равно отнес: стол в любом случае был не лучшим местом для отдыха. И до озера они тоже добрались, позже, чтобы смыть с себя засохшее семя — и пролить в прохладную воду свежее. *** — Тебе надо есть побольше мяса, — сообщил Тасянь-Цзюнь, подкладывая ему в тарелку все новые порции. Покормил бы сам с рук, но принимать он него еду таким образом Чу Ваньнин наотрез отказывался. Он совсем не изменился за прошедшие несколько месяцев: ни намека на растущий живот, никаких странных пристрастий в питании — что там еще стоило ожидать при беременности? А вот изменения в своем теле Тасянь-Цзюнь почему-то замечал все отчетливее. Готовя изысканный завтрак для Чу Ваньнина, сам он хотел его каши — и чем более подгоревшей и пересоленной она получится, тем лучше. Возможно, стоило попросить, чтобы он сварил в следующий раз. И духовная энергия внутри как взбесилась. Тасянь-Цзюнь все больше подозревал: что-то пошло не так. — Золотце, можешь подсказать кое-что этому достопочтенному? — Чу Ваньнин, как раз засунувший в рот сладкий рисовый шарик идеально подходящего ему размера, кивнул, посмотрел внимательно. — Когда вы с уважаемым наставником Мо трахались после тех конфет, что я тебе подарил, никакой хуйни не случилось? Чу Ваньнин подавился рисовым шариком, прокашлялся. Спрашивая, Тасянь-Цзюнь не был уверен, что спустя столько ночей он вспомнит подробности. Но раз помнил, значит, точно что-то было. Либо нечто потрясающее, либо хуйня. — Все было хорошо. — Он выебал тебя как надо? Чу Ваньнин не любил такие разговоры, они всегда его смущали, но сейчас Тасянь-Цзюню требовалось разобраться в происходящем, так что прекращать он не собирался. Чу Ваньнин громко выдохнул. — Я его выебал как надо. Доволен? Тасянь-Цзюнь растерялся — не ожидал, что Чу Ваньнин в принципе способен произнести настолько грубое слово. — Знаешь, кажется, этот уважаемый наставник Мо на тебя плохо влияет, ты начал так выражаться… — Палочки хрустнули в руке Чу Ваньнин, грозя сломаться, и Тасянь-Цзюнь решил не развивать дальше эту тему. И только потом понял смысл сказанного — и он оказался даже хуже того, что Чу Ваньнин теперь сквернословил. — Сделал что? — Тасянь-Цзюнь не верил своим ушам. В конце концов в их браке женой был Чу Ваньнин — его любимой Чу Фэй. Что еще тот пес делал с их общим телом в отсутствие этого достопочтенного? — Тогда понятно, почему ты не толстеешь! — А должен был? — Руки Чу Ваньнина торопливо скользнули под стол. Кажется, он трогал бока, чтобы убедиться, что все в порядке. Тасянь-Цзюнь тоже захотелось себя ощупать: ведь если ребенок сейчас не в Чу Ваньнине, то и толстеть будет не он. — Беременные толстеют, знаешь ли. — Я не понимаю. Тасянь-Цзюнь вздохнул: все равно рассказать пришлось бы, так почему не теперь. — Я хочу от тебя ребенка. И Цзян Си наконец придумал таблетки, чтобы это стало возможным — как раз те конфеты, что мы ели перед тем, как уважаемый наставник Мо взял и все испортил. Чу Ваньнин слушал молча, мрачнел, но теперь явно все понимал. — Ты собирался сделать меня матерью? — наконец сказал он. По тяжелому взгляду потемневших глаз было видно, что он сердится, так что спорить с ним не стоило. Но да, именно это Тасянь-Цзюнь и собирался сделать. — Ну, фактически, отцом, — миролюбиво сказал он. В конце концов, раз рожать ребенка придется ему, лучше было считать так. — Не спросив заранее, хочу ли я этого? — А вдруг ты бы не понял своего счастья и отказался? — Тасянь-Цзюнь развел руками, стараясь держаться подальше, чтобы успеть отскочить, если Чу Ваньнина призовет Тяньвэнь, а то и еще что похуже. Но Чу Ваньнин реагировал на удивление сдержано, пусть и продолжал хмуриться. — И что теперь? — А теперь матерью ребенка будет этот проклятый уважаемый наставник Мо, раз все это устроил! Чу Ваньнин едва заметно вздохнул, но даже не стал доказывать ему в очередной раз, что они оба — один человек. Ничего подобного, Тасянь-Цзюнь бы такой глупости не сделал. Он ждал. Чу Ваньнин молчал и о чем-то думал, но вроде бы перспектива пополнения в их семье его не пугала. По крайней мере, не настолько, чтобы требовать вернуть все обратно. — Сюэ Мэн предупреждал об этих таблетках и говорил, что они вредны для здоровья. Значит, Сюэ Мэн. Стало понятно, почему Чу Ваньнин сердился не так сильно, как ожидалось. — Он все-таки побежал жаловаться тебе? — А ты рассчитывал на что-то другое? Тогда не надо было ему рассказывать. И ходить на свидания вслепую не надо было! — К свитку свиданий у Чу Ваньнина было кое-что личное. Но, кажется, заставить ревновать его тогда все-таки удалось, а значит, уже не зря старался. — Он беспокоился, что ты все-таки достанешь те таблетки. И он, кстати, не ошибся. Так это опасно? Чу Ваньнин выглядел заметно встревоженным, и Тасянь-Цзюнь с удивлением понял, что волновался он за него. Это было приятно. — Что Сюэ Мэн понимает? Этот достопочтенный не дал бы тебе эти таблетки, если бы они были вредными. Цзян Си уже все поправил. — Не знаю, как ты его уговорил. Надеюсь, ты его ничем не шантажировал? Один секрет Цзян Си Тасянь-Цзюнь, конечно, знал… Но это был и секрет Сюэ Мэна, а уважаемый наставник Мо обещал тому, что не выдаст. Да и сам Тасянь-Цзюнь был с ним согласен и не собирался портить наконец устроившуюся личную жизнь Сюэ Мэна. Даже после того, как тот первым делом побежал ябедничать Чу Ваньнину про таблетки. — Нет. Ему самому интересно, что получится, а тут мы так удачно согласились поучаствовать в эксперименте. А еще то количество услуг, мелких и не очень, которые ему за прошедший год оказал Тасянь-Цзюнь, окупило бы и десяток таких таблеток. Цзян Си всегда был скрягой. — Мы… — пробормотал Чу Ваньнин и снова нахмурился, но Тасянь-Цзюнь предпочел пропустить это мимо ушей. — Надо спросить у главы Цзян, как повлияет то, что ребенка носишь ты. Насмешливое выражение лица Цзян Си, когда тот узнает, чем все закончилось, даже представлять не хотелось, не то что видеть. — Не надо, там все просто, — отмахнулся он. Чу Ваньнин смотрел недоверчиво, но не спорил. Пора было срочно менять тему. А еще ему надоело угадывать и сомневаться. — Так ты хочешь ребенка от этого достопочтенного? Чу Ваньнин вздохнул, сел ровнее, и Тасянь-Цзюнь слегка занервничал. — Я не думал, что у нас могут быть дети, это очень неожиданно, — начал он, не поднимая взгляд от стола. — Но я привыкну к этой мысли за время, оставшееся до его рождения. Я рад, что у нас будет ребенок. — Чу Ваньнин наконец посмотрел на Тасянь-Цзюня и улыбнулся. Тасянь-Цзюнь с самого начала был уверен, что детей Чу Ваньнин захочет, но, похоже, не такая уж твердая это была уверенность: какое-то беспокойство все-таки давило все эти месяцы. А теперь вдруг отпустило. Стало легко настолько, что даже злиться на уважаемого наставника Мо за то, что из-за него не Чу Ваньнин родит их ребенка, не получалось. Разберутся как-нибудь. Гоутоу, который весь разговор просидел тихо у его ног, как будто понимал, что разговор серьезный, вскочил и завилял хвостом. Тасянь-Цзюнь наклонился, чтобы его погладить, а потом расслабленно откинулся на спинку стула. — Раз уж этот достопочтенный вынашивает твоего ребенка, ты ведь не откажешься приготовить ему полный горшок каши? *** По утрам Мо Жаня мутило, будто он съел что-то особенно неудачное из приготовленного Учителем, даже если прошлым вечером сам готовил ужин и точно знал, что добавлял в еду. В этот раз не знал, вчера был день Тасянь-Цзюня, но тошнота приходила уже не первый раз, так что вряд ли дело было в нем. Потоки духовной энергии в теле тоже вели себя иначе: ускорялись, меняли пути, собираясь в отчетливый узел в нижнем дяньтяне. Это начинало беспокоить. Сегодня Чу Ваньнин встал раньше: в постели его не было, в мастерской тоже было тихо. Но к тому моменту, как ему удалось немного справиться с тошнотой, дверь приоткрылась, и Чу Ваньнин шагнул внутрь — и сразу же нашел его взглядом, как делал всегда. До сих пор каждый раз, видя его, Мо Жань чувствовал нестерпимое счастье от того, что он находился рядом. — Доброе утро, — Мо Жань улыбнулся ему, но, похоже, Чу Ваньнин был не в настроении. — Что-то случилось? — Он коротко кивнул. — Ты мне расскажешь? — Да. — Чу Ваньнин подошел к постели, сел рядом, и, даже не успев подумать, Мо Жань потянулся к нему руками, обхватил тонкую талию. — На самом деле, это касается тебя. Мо Жань придвинулся ближе, укладывая голову на колени к Чу Ваньнину. Если бы мог, так и не отпускал бы его весь день. — Я сделал что-то не то? — Нет. — Рука взлохматила его волосы, уголки рта Чу Ваньнина приподнялись в легкой улыбке, и, значит, все на самом деле было не так уж плохо. — Проблема в тех конфетах, которые принес Мо Вэйюй. — Не сразу получилось вспомнить, о чем он. — Они были не для усиления ощущений. Мо Жань ждал и не торопил. Что мог придумать Тасянь-Цзюнь, кроме афродизиака, представить не получалось. Чу Ваньнин помолчал, как будто не знал, как перейти к делу, наконец, вздохнул и все-таки сказал: — Ты ждешь ребенка. — Мо Жань порадовался, что не успел подняться с постели, такие новости не стоило слушать стоя. — И… только не волнуйся, тебе нельзя волноваться. Мо Жань не то чтобы волновался, скорее был удивлен. Он потрогал живот, но с ним все вроде бы было по-прежнему. — Я же мужчина, как я могу ждать ребенка? Хотя это бы объяснило его ощущения в последнее время. — Он как-то уговорил главу Цзян сделать для него специальные таблетки, чтобы я забеременел. — Надо же. В том мире у него… у меня не получилось. — Наверное, ему стоило догадаться раньше: он до сих пор помнил то жгучее желание, чтобы слияние их тел могло породить что-то кроме ненависти, заполнить пустоту в душе. — Тот другой я хотел, чтобы ты родил от него ребенка. Очень хотел. Но тогда Цзян Си отказался, сказал, что такое средство принесет слишком серьезный вред телу. Цзян Си не прожил после этого долго, но об этом Мо Жань не собирался упоминать. — Он придумал, как сделать так, чтобы вреда не было. — Чу Ваньнин покачал головой, снова мягко коснулся его волос. — Знаю. Тасянь-Цзюнь не стал бы тебе вредить, по крайней мере, теперь. Если принес эти таблетки, значит, не сомневался, что все будет в порядке. — Но все-таки Мо Жаню было спокойнее от того, что тогда он сумел поменяться с ним местами: похоже, они с Тасянь-Цзюнем расходились во мнении, что считать безопасным для Чу Ваньнина. — Он и тогда не хотел вредить, просто считал, что если ты родишь от него ребенка, то и к нему станешь относиться лучше. — Чу Ваньнин недоверчиво покачал головой. — Ну да, таким глупым я тогда был. Знать, что он на сносях, как женщина, было странно настолько, что всерьез и не верилось. Мо Жань подумал бы, что шутка, скажи ему об этом кто-либо, кроме Чу Ваньнина. Но он бы так шутить не стал. — Да и сейчас не лучше. — От ласковой улыбки Чу Ваньнина замирало сердце. Мо Жань потерся макушкой о все еще касавшуюся волос руку. Хорошо, что Цзян Си из того мира не дал ему таблетки, это больше не казалось правильным, вряд ли бы помогло им тогда. Сейчас все было совсем иначе. — А теперь я рожу ребенка тебе. Пожалуй, это не так уж плохо. Что скажешь? Ничего не говоря, Чу Ваньнин наклонился к нему и поцеловал. *** Тасянь-Цзюнь рассчитывал, что раз он теперь носит ребенка Чу Ваньнина, тот будет ждать его возвращений, лучше всего — сразу в постели, и удовлетворять все его желания. В общем, делать то же самое, что собирался делать для него все девять месяцев сам Тасянь-Цзюнь. Но тот куда-то ушел рано утром, а вернулся только под вечер. Правда, выложив на стол сорванные по пути персики, сразу протянул один ему. Персик был сочным и сладким, так что Тасянь-Цзюнь почти перестал обижаться на пренебрежение к нему. — Мо Жань тоже отказался идти к главе Цзян и спрашивать, что делать в вашем положении. — Неудивительно. — Наверняка тот не больше него хотел смотреть на самодовольную рожу Цзян Си. — Поэтому я сходил к нему сам. — Чу Ваньнин продолжал выкладывать из корзины купленные в городе вещи и продукты. Тасянь-Цзюню показалось, что он заметил там свернутое детское одеяло, но Чу Ваньнин слишком быстро прикрыл его другими покупками. До рождения ребенка еще было много времени, но такое проявление заботы радовало. — Похоже, его повеселило, что ребенка жду не я. — Даже не сомневаюсь. — А еще он сказал, что так будет лучше. Почему-то он считает тебя более подходящим для вынашивания ребенка, чем меня. — Тасянь-Цзюнь задумался, считать ли слова Цзян Си оскорблением или похвалой, но в итоге решил, что второе: все-таки золотое ядро Чу Ваньнина по-прежнему оставалось не совсем стабильным. — И он тебя предупреждал, что ребенку нужно много духовных сил, больше, чем обычно. А ты ему обещал, что все это обеспечишь. Тасянь-Цзюнь только отмахнулся. — Я и обеспечивал — пока думал, что ребенок в тебе. Ты еще спрашивал, зачем. — А после? — Это тело сильнее твоего, оно и так справится. — А глава Цзян считает, что нет. Чу Ваньнин поймал его запястье, сосредоточился. А потом в тело щекотно направился теплый поток чужой ци. Тасянь-Цзюнь рассчитывал, что забота Чу Ваньнина о нем будет проявляться как-то иначе. — Я вливал в тебя духовную энергию не так, — усмехнулся он. Заухмылялся еще шире, заметив, как Чу Ваньнин смутился. Он доел персик, облизал липкие от сока пальцы. — Покажи этому достопочтенному то, что уже, похоже, давно показал тому псу. Ему же наверняка нравилось, раз они продолжали этим заниматься. Тасянь-Цзюнь не собирался отставать от него даже в этом; не прекращая говорить, подталкивал Чу Ваньнина в сторону постели. — Я собирался приготовить ужин. — Чу Ваньнин оглянулся на оставшуюся не до конца не разобранной корзину, на подозрительно близко подобравшегося к покупкам Гоутоу. — Потом приготовишь. — Чу Ваньнин явно собирался сбежать, и Тасянь-Цзюнь не собирался давать ему такую возможность. — Не стесняйся, ты ведь уже делал такое с этим телом. Это я невинен с той стороны, а оно совершенно точно нет. — Бесстыдник! Стоило попытаться подхватить его на руки, чтобы отнести, и Чу Ваньнин тут же послушно пошел сам — беспокоился за ребенка. Тасянь-Цзюнь все чаще замечал, что у его положения были преимущества: Чу Ваньнин больше не кидался на него с Тяньвэнью, что бы он ни сделал, даже сердиться стал гораздо реже. Иногда Тасянь-Цзюнь специально проверял границы, делая что-нибудь несуразное — и всегда срабатывало. Он закрыл дверь перед носом любопытного Гоутоу, раздел Чу Ваньнина и разделся сам. Завалил его на кровать и по старой привычке чуть было не вставил. И только потом вспомнил, что сегодня они будут делать это не так, и скатился с него, ощупав напоследок. Чу Ваньнин, похоже, тоже по привычке, не сопротивлялся. Видимо, не так уж часто он трахал уважаемого наставника Мо. — Давай, как вы это обычно делаете. Этому достопочтенному лечь? Встать на четвереньки? Бледное лицо Чу Ваньнина заливалось все более густой краснотой, и потому хотелось дразнить его еще. Но и возбуждало это неожиданно сильно. — Выбирай, как тебе удобнее. — А, так вы уже все перепробовали? И как, понравилось? Раз Чу Ваньнин не хотел решать, Тасянь-Цзюнь сделал это за него: перевернулся на живот и поднялся, опираясь на локти и колени. Положение было непривычным, но мысль о том, что он будет лежать под Чу Ваньнином с широко раздвинутыми ногами, неожиданно смутила. Чу Ваньнин молчал и ничего не делал, но когда Тасянь-Цзюнь собрался его поторопить, по спине и бокам вдруг скользнули руки, теплая ладонь легла на поясницу, заставляя немного прогнуться. Тасянь-Цзюнь привык брать сам — мужчин и женщин, и Чу Ваньнина, — в разных позах, но чувствовать, как его трогают, будто изучая, было странно. Несмотря на медлительность поначалу, теперь Чу Ваньнин действовал неожиданно уверенно. Тасянь-Цзюнь вздрогнул, когда скользкие от масла пальцы глубоко вошли в его зад, и теплая рука Чу Ваньнина тут же успокаивающе погладила, приобняв, скользнула к члену, чтобы отвлечь. Помогало все равно слабо, ощущение внутри было странным и скорее неприятным, но Тасянь-Цзюнь ценил, когда Чу Ваньнин проявлял заботу о нем, в чем бы она ни заключалась. А вот тело явно уже было знакомо с таким обращением, стоило перестать напрягаться и пытаться контролировать — и оно начало приспосабливаться само: подстраивалось под растягивавшие его пальцы, потом впустило и член. Чу Ваньнин замер, прижимаясь бедрами к его заду, ладони продолжали поглаживать медленно и ласково. Спины коснулись губы, и Тасянь-Цзюнь вздрогнул. Прикосновения его ладони к члену казалось все приятнее, член под ней стоял уже достаточно крепко, пусть внутри и распирало. Тасянь-Цзюнь поерзал, толкнулся сначала в эту узкую ладонь, потом назад, насаживаясь резче. Поясницу прострелило короткой вспышкой боли, но он не собирался обращать на это внимание. Пальцы Чу Ваньнина тут же сжали бедра, придерживая на месте и не давая насадиться еще раз. — Этот достопочтенный — не уважаемый наставник Мо, нечего с ним осторожничать. — Неужели? Он обычно также торопит и хочет побыстрее. — И ему ты в этом тоже отказываешь? Позади него Чу Ваньнин негромко вздохнул, но все-таки наконец начал двигаться. Когда дышать стало легче, а тело чуть расслабилось, Тасянь-Цзюнь вернулся к разговору. — Скажи, тебе нравится трахать этого достопочтенного? — Пальцы на бедрах сжались сильнее, движение вышло не таким плавным от того, как сильно дернулся Чу Ваньнин. Тасянь-Цзюнь усмехнулся. — Нравится больше, чем трахать уважаемого наставника Мо? — Одинаково. — Теперь Чу Ваньнин вогнал член резче явно специально. Тасянь-Цзюнь хмыкнул, опустил голову на сложенные перед собой руки и выше отставил зад. Внутри тянуло все меньше, а нетерпение и пока еще смутное удовольствие становились все ярче. Еще сильнее хотелось прогнуться, прижимаясь грудью к прохладной простыне, подставиться. Ему было мало неторопливой ласки, хотелось чего-то более безумного. Наверное, стоило все же лечь на спину, так бы смог видеть и трогать Чу Ваньнина, трахать его рот языком, пока тот трахал его зад. — Ты еще изменишь свое мнение. Тот проклятый уважаемый наставник Мо не может и десятой части того, что умеет этот достопочтенный. Ладонь Чу Ваньнина опустилась на ягодицу с неожиданно громким шлепком, и Тасянь-Цзюнь охнул. — Еще, — потребовал он, сам не совсем понимая, зачем ему это надо: ладонь у Чу Ваньнина и в постели оставалась тяжелой, след от нее горел и ныл. Чу Ваньнин ничего не ответил, но шлепнул второй раз, рядом с первым следом, потом по другой ягодице. Там, где его ладонь впечатывалась в тело, растекались жар и приятная боль, смешивались с возбуждением, делая его острее, как перец улучшал и без того вкусную еду. Тасянь-Цзюнь подался навстречу его следующему движению, сжался вокруг члена. — Еще! Больше Чу Ваньнин не спрашивал: шлепки чередовались с толчками в его тело, заставляя теряться в ощущениях, ярких и незнакомых. Теперь приходилось упираться руками в изголовье, чтобы удерживаться на месте под напором Чу Ваньнина и самому жадно подаваться навстречу. Тасянь-Цзюнь в любом случае не собирался сдерживаться, но то, что завтра задница будет болеть не у него, а у уважаемого наставника Мо, радовало отдельно. — Быстрее! — собственный голос напомнил рычание, дерево под пальцами хрустнуло, грозя сломаться. Он зажался — и ощущения стали еще лучше, а раздавшийся в ответ стон Чу Ваньнина можно было считать высокой оценкой его успехов. После не будет говорить, что ему одинаково с ними двумя. Волосы потянули, намотав на кулак, заставляя выгнуться, насадиться на член сильнее. Чу Ваньнину можно было так обращаться с этим достопочтенным, только ему. Тасянь-Цзюнь давно уже думал, что тот совсем забыл про ребенка, да и сам не вспоминал. Но изнутри вдруг окатило жаром, сердце забилось сильнее от того, что волна ци мягко прошлась по телу и отступила, оставляя часть энергии в нем, и Тасянь-Цзюнь заворчал от неожиданности. Все Чу Ваньнин помнил — и это ему не мешало ему трахать его жестко и быстро. Тасянь-Цзюнь нравилась эта его черта. Волны ци нарастали, поднимались все выше, до девятой, самой сильной, и снова отступали, будто Чу Ваньнин вливал в него духовные силы по инструкции из непристойных книжек. Тасянь-Цзюня бы это повеселило, если бы ему не было настолько хорошо. Все тело зудело от избытка энергии, хотелось так же щедро делиться ей в ответ, чтобы она нашла выход — и связала их еще крепче. Хотелось кричать от удовольствия, но Тасянь-Цзюнь не стал, чтобы не спугнуть Чу Ваньнина: кто его знает, вдруг тогда перестанет. Толчки в его тело ускорились, рука отпустила волосы и легла на его член. Как ни странно, получалось у Чу Ваньнина более чем неплохо: то ли все-таки ебал уважаемого наставника Мо достаточно часто, то ли просто был талантлив и в этом и учился быстро. С последним рывком в него хлынул такой бурный поток энергии, что Тасянь-Цзюнь на миг засомневался, справится ли. Чу Ваньнин стиснул его зад сильными пальцами, низко застонал, изливаясь в него, и от этого звука и ощущений Тасянь-Цзюнь бы кончил, даже если бы еще не собирался — а он уже и без того был почти готов. Будто сквозь густой туман он чувствовал, как Чу Ваньнин бережно собрал его рассыпавшиеся по плечам волосы, аккуратно убирая пряди с лица, потянул на себя, укладывая на бок и прижимая к своей груди. Мышцы налились приятной усталостью, от чужой энергии было жарко и хорошо. Кажется, оставшиеся месяцы до рождения ребенка обещали стать интересными. — Все в порядке? Не слишком? Тасянь-Цзюнь не видел его, но, судя по голосу, теперь Чу Ваньнина смущало то, что он делал с ним совсем недавно. Как бы в следующий раз не начал осторожничать. — Этот достопочтенный полностью удовлетворен. И не против повторить. *** Мо Жань вернулся в их мир, чувствуя в себе член. Вокруг было темно, он лежал на боку, а Чу Ваньнин, прижимаясь к нему сзади, брал его глубоко и медленно. Воздух был наполнен их тяжелым дыханием и запахом секса. Мо Жань поерзал, чуть сжался. Растянутые мышцы поддавались слабо, и почему-то ныли ягодицы. Пришли воспоминания: Тасянь-Цзюнь сам захотел быть снизу и ему понравилось. Мо Жаню тоже нравилось, хотя заход был уже не то что не первым, но даже не вторым. Удивительно, что Чу Ваньнина хватило так надолго. — Учитель? — осторожно позвал Мо Жань, и Чу Ваньнин сбился с ритма. — А, Мо Жань, ты вернулся? — выдохнул он. Горячая влажная ладонь легла на уже слегка округлившийся живот, погладила. — Извини, не заметил, что так много времени. Мне прекратить? — Нет, продолжай. Чу Ваньнин опустил руку ниже, приласкал чуть поникший член, и тот тут же охотно отозвался. Мо Жань только теперь заметил, что Чу Ваньнин вливает в него свою ци. Получать ее вот так, через задницу, было странно. — Глава Цзян сказал, что во время беременности нужно, чтобы у тебя был избыток духовных сил, — пояснил Чу Ваньнин. Если бы не прерывистое дыхание, Мо Жаню бы показалось, что он находится на уроке, как когда-то давно. Мысль, что Цзян Си обсуждал с Чу Ваньнином такие вещи, была не совсем уютной. — Это он сказал передавать энергию вот так? — Нет, это была идея Мо Вэйюя. — Стоило ожидать, что тот еще мог придумать. — Но Глава Цзян тоже дал нам книгу по парному совершенствованию. Мо Жань едва не рассмеялся, представив, как это выглядело. — Спасибо, что поговорил с ним вместо нас. Мо Жань лег поудобнее, стараясь не наваливаться на живот. Несмотря на разговоры, движения руки по члену и толчки внутри отзывались теплом и удовольствием. Но он уже чувствовал сытую расслабленность довольного тела, которому хватило секса, и теперь оно было способно думать о чем-то еще. А еще его переполняла чужая ци. — Должен же кто-то был это сделать. Голос Чу Ваньнина звучал устало, Мо Жань не хотел, чтобы он делился с ним духовными силами с ущербом для себя. — А ты не слишком много отдаешь? — Столько, сколько нужно. — Чу Ваньнин толкнулся сильнее, как будто надеялся этим прервать его возражения. Но Мо Жань тоже не собирался отступать так просто. Он попытался сползти с члена, и Чу Ваньнин тут же прижался плотнее, крепко удерживая его за плечи. — Свяжу, — предупредил он. — И продолжу вливать ци дальше. Мо Жань недоверчиво хмыкнул. Кажется, общение с Тасянь-Цзюнем открыло в Чу Ваньнине какие-то новые стороны. — Ци можно передавать и по-другому, — напомнил он, стараясь не представлять себе связанного Цзяньгуем Чу Ваньнина, слишком уж соблазнительной оказалась эта картина. — Если дело именно в этом. Между лопаток вжался влажный от пота лоб. От горячего тяжелого дыхания по спине пробежали мурашки. — Ладно. Чу Ваньнин отодвинулся и вышел из него, оставляя неприятное ощущение пустоты и растянутости. Мо Жань наконец смог повернуться к нему, поцеловал впервые с тех пор, как сменил Тасянь-Цзюня. Каким бы усталым ни казался Чу Ваньнин, на поцелуй он отвечал. Да и член у него стоял крепко, так что, пожалуй, к совсем невинным способам передачи духовных сил переходить было рано. Мо Жань сполз ниже, коснулся члена Чу Ваньнина и провел ладонью по всей длине. Он был горячим, скользким и наверняка слишком чувствительным после стольких заходов — Чу Ваньнин в ответ выгнулся ему навстречу, зажмурился. — Подожди, ты же сказал, что будем по-другому! — Глаза феникса распахнулись, уставились на него с возмущением. — Это и есть по-другому, разве нет? — Мо Жань наклонился, поцеловал головку его члена. — Не волнуйся, через рот ци попадет не хуже, чем через зад. Теперь Чу Ваньнин пытался от него отодвинуться, а Мо Жань не отпускал. — Он же грязный, мне надо сначала обмыться. Вспомнился их первый раз, тогда Чу Ваньнин тоже смущался и пытался закрыться от его ласк. Ни тогда, ни теперь грязным и отвратительным это не было. — Не думай об этом, в тебе все идеально. Чу Ваньнин задрожал под его руками, и Мо Жань погладил его живот и бедра, успокаивая. Он больше не сопротивлялся: позволил взять свой член в рот, впустить глубоко в горло, вдыхая терпкий запах волос в паху. Бедра раздвинулись шире, когда Мо Жань, чуть надавливая, провел по ним ладонями; тихий вздох можно было не только услышать, но и почувствовать. Мо Жаню нравилось доставлять удовольствие Чу Ваньнину, хотелось делать это как можно чаще и дольше. Но сейчас тот устал, и Мо Жань собирался подвести его к пику быстро. Он сглотнул, и напряженные мышцы под его руками задрожали, будто Чу Ваньнин не знал, свести ему ноги или, наоборот, раскрыться сильнее. Мо Жань не думал, что он будет в силах продолжать передавать ему духовую энергию, а если повезет, отвлечется и забудет, но ее поток пошел к нему почти сразу, почти не прерывался, даже когда он касался языком и пальцами так, как он знал, Чу Ваньнину приятнее всего. Принимать ци через рот оказалось еще страннее, чем через зад. Даже семя Чу Ваньнина было наполнено энергией и почти обжигало. Когда Мо Жань проглотил его, она теплом стекла в желудок, и уже оттуда разошлась по телу. — А теперь будем спать, — сказал он, притягивая к себе Чу Ваньнина. — Тебе надо отдохнуть. *** С большим животом было неудобно — это он ожидал. Если бы проблема была только в этом, даже, наверное, смирился бы. Но проблем было слишком много. Вина на их столе больше не появлялось, острой еды, и раньше бывавшей редко и только для него, — тоже. Чу Ваньнин казался уставшим из-за того, что постоянно передавал ему духовные силы, а сам Тасянь-Цзюнь чувствовал себя неповоротливым и опухшим и наверняка так и выглядел. Навестивший их как-то без предупреждения Сюэ Мэн долго таращился, тыкал в его сторону пальцем и открывал рот, пытаясь высказать свои впечатления от увиденного и не находя слов. А когда Тасянь-Цзюнь предупредил, чтобы он был осторожнее с Цзян Си, как бы тот ему такую таблетку не подсунул, сбежал, так и не дождавшись возвращения Чу Ваньнина. С тех пор больше не появлялся. Няньгао и прочая мелочь тоже старались попадаться ему на глаза только в редкие моменты, когда он пребывал в благодушном настроении, даже подглядывать за ними с Чу Ваньнином в постели перестали. Да и было бы теперь за чем там подглядывать: Чу Ваньнин и ему не давал, и сам брать не хотел. Даже духовными силами делился, просто касаясь руки, а не так, как стало уже привычно и нравилось Тасянь-Цзюню. И это было самым неприятным, злило и обижало. — Ты так растратишь свои духовные силы, — говорил Чу Ваньнин и торопился сбежать или отвлечь его на что-нибудь другое. — Ничего, все, что растрачу, ты потом втрахаешь обратно в уважаемого наставника Мо. Тот принимал ци легче, удерживал в себе, не отправляя тут же перетекать по их общей системе с Чу Ваньнином. Тасянь-Цзюнь был уверен, что его способ ничем не хуже, даже лучше — книгу по парному совершенствованию он тоже посмотрел, и оно выглядело именно так, но Чу Ваньнин все равно беспокоился, что они делают все неправильно. И продолжал избегать близости с ним. Когда терпение Тасянь-Цзюня кончалось, он подкарауливал Чу Ваньнина, собираясь подхватить на руки — осторожнее, чем раньше, стараясь не придавить большой неудобный живот, — но хватало и демонстрации намерений: Чу Ваньнин сразу шел с ним. В последнее время, правда, это мало что давало, потому что в постели он все равно упирался, как робкий девственник, которым был когда-то, и ограничивался простыми ласками — пусть и довольно успешно. Тело таяло от прикосновений даже к не самым чувствительным местам, а жесткие пальцы или горячий юркий язык довершали дело. Тасянь-Цзюню казалось, что за таким большим животом даже собственный член казался каким-то мелким, пусть и входил в рот Чу Ваньнина все также плотно, как раньше. Лежа на спине с согнутыми и широко расставленными ногами, Тасянь-Цзюнь старался смотреть только на голову Чу Ваньнина между своих бедер, на его сведенные лопатки под так и не снятым нижним одеянием. В зад осторожно проник палец, и Тасянь-Цзюнь одобрительно заворчал, разводя колени шире. Все равно перевернуться и вставить Чу Ваньнину хотелось больше, но как пристроиться с таким животом, представлялось плохо. Ладно, пусть трахает — Тасянь-Цзюнь уже был согласен на любой вариант. Палец двигался в нем слишком неторопливо, больше разжигая желание, чем удовлетворяя его. — Золотце, ты не мог бы ускориться? — проворчал Тасянь-Цзюнь, и Чу Ваньнин сглотнул, насадившись на его член горлом до упора, а к пальцу тут же добавился еще один, толкнулся глубже. Духовные силы Чу Ваньнин ему все равно передавал, пусть и совсем немного, — уже понял, что это бесполезно. Пальцы гладили внутри щекотно и настойчиво, надавливали именно там, где надо, член окружал влажный жар рта. Первое время Тасянь-Цзюнь еще пытался продержаться подольше, чтобы успеть перейти к более активным действиям, но до них уже столько раз не доходило, что он перестал надеяться. Семя пролилось одновременно со всплеском духовной энергии, от которого хлопнули ставни и чуть вздрогнули стены дома. Тяжелый вздох Чу Ваньнина Тасянь-Цзюнь услышал даже сквозь долгожданное удовольствие, и сразу его ладонь прижалась к груди, направляя ци, чтобы компенсировать ущерб. А закончив, тот лег позади него и накрыл их одеялом, явно показывая, что продолжения можно не ждать. Тасянь-Цзюнь чувствовал приятное теплое ощущение ци внутри и неприятную неудовлетворенность. — Ты совсем не любишь этого достопочтенного, — пробормотал он, прикидывая, как бы еще выразить свое недовольство, чтобы точно дошло. Ладонь провела по волосам, губы коснулись шеи. — Я очень люблю тебя, Мо Жань. Тасянь-Цзюнь слышал это много раз, и все равно хотел слушать снова и снова. Показалось, что даже ребенок в животе нетерпеливо завозился в ответ на его слова — наверное, тоже рассчитывал поскорее увидеть Чу Ваньнина. — Больше, чем уважаемого наставника Мо? Смутно раздражало, что с ним Чу Ваньнин все-таки трахался: ему как-то удавалось накапливать духовные силы и удерживать их даже во время оргазма. — Одинаково. — Мог бы и соврать, чтобы порадовать этого достопочтенного. За спиной многозначительно молчали, подтверждая и без того очевидное: врать о чувствах Чу Ваньнин не собирался. Тасянь-Цзюнь чуть подался назад, пытаясь проверить свою догадку. Точно, не ошибся: сквозь разделяющую их ткань нижних штанов Чу Ваньнина в него упирался твердый член. Неторопливо, чтобы не спугнуть, развернулся, привычно злясь на свою теперешнюю неповоротливость, и обхватил чужой член ладонью, ощупывая через одежду. — Ага, значит, ты все-таки хочешь этого достопочтенного! Чу Ваньнин, в первый момент отшатнувшийся, замер, и, даже не видя его в темноте, Тасянь-Цзюнь чувствовал, что тот сердито смотрит на него. — Я уже говорил, что хочу! И сдерживаюсь только из-за ребенка. Похоже, Чу Ваньнин тоже чувствовал неудовлетворенность и злился. Возможно, в том числе потому что этот разговор повторялся почти каждый раз, как они оказывались в постели. Тасянь-Цзюнь усмехнулся и полез рукой в штаны к Чу Ваньнину, одновременно с этим выпутывая его из нижней рубашки. Дожили: спит с Чу Ваньнином в нижних одеждах, как уважаемый наставник Мо! — Не буду я тебя трахать, не волнуйся, — уговаривал он, хотя тот вроде бы не сопротивлялся. — Руки-то у меня еще на месте, и я могу ими пользоваться. Ребенку это никак не повредит. Больше не возражая, Чу Ваньнин придвинулся так, чтобы было удобнее трогать и ласкать его, и Тасянь-Цзюнь старался: выбирал места, где тому было бы приятнее всего, выискивал новые; сжимал и дрочил напряженный член, поглаживал пальцами свободной руки между ягодиц. Чу Ваньнин горячо и щекотно дышал возле его шеи, иногда негромко постанывал, а кончая в его ладонь, укусил за плечо, похоже, сдерживая рвущийся крик. Зря: теперь Тасянь-Цзюню снова его хотелось, будто и не было первого захода. — После того, как уважаемый наставник Мо наконец родит, этот достопочтенный утащит тебя в постель и будет трахать весь день. А еще через три дня вернется — и повторит. А потом… ну ты понял. Чу Ваньнин даже не возмутился. Кажется, он наконец был полностью с ним согласен. *** Мо Жань сидел под деревом и пытался читать книгу, но что-то постоянно отвлекало. Больше всего — возившийся в небольшом огороде Чу Ваньнин, вокруг которого радостно скакал Гоутоу. В горах уже давно была зима, но в коробке «Подумай и получишь» царила вечная весна. Несколько няньгао доели принесенную им подгоревшую кашу, которую с утра приготовил Чу Ваньнин, и теперь довольно пристроились рядом. За полтора года они успели привыкнуть к ним и больше не прятались. Мелкие лесные духи и няньгао, часто появлявшиеся в их домике, чтобы навестить Чу Ваньнина, и обычно не отходившие от него, теперь не менее охотно оставались и с ним, словно чувствовали растущую внутри него плоть от плоти Чу Ваньнина. — А тот другой не приносит кашу, — пожаловался один из няньгао, потирая короткой лапкой раздувшийся живот. Мо Жаню с трудом удавалось не думать о том, что его живот теперь был не меньше. — Он ее сам съедает, я видел, — второй няньгао осуждающе покачал головой. — Жадина, — присоединились к нему остальные. Мо Жань тоже был бы рад, если бы Тасянь-Цзюнь отдавал ту кашу няньгао. Теперь его мутило только когда он возвращался в свое тело после него, так что дело точно было в том, что он ел. В мешочке-цянькунь тоже каждый раз обнаруживалось что-то новое: книги по уходу за ребенком и игрушки, детская колыбель с резными бортами, явно сделанная руками Тасянь-Цзюня и написанная его же кривым почерком записка, чтобы не показывал Чу Ваньнину, это сюрприз. Из-за того положения, в котором они оказались, им приходилось как-то общаться, и это понемногу сближало, что ли. Тасянь-Цзюнь отказывался считать себя матерью ребенка, то и дело называя их с Чу Ваньнином отцами, в отличие от самого Мо Жаня, но он не видел ничего плохого в том, чтобы считаться матерью. Ребенок то и дело пинал его изнутри, иногда шевелился, и Мо Жаня веселило недоверчивое удивление, появлявшееся на лице Чу Ваньнина всякий раз, когда он замечал это. В орден Гуюэе полтора месяца назад все-таки пришлось слетать и ему — потому что отправить туда Тасянь-Цзюня было невозможно. Ребенок должен был родиться уже скоро — это немного беспокоило, но в целом Мо Жань хотел, чтобы это произошло поскорее. Вынашивать ребенка оказалось непросто. Хорошо, что Чу Ваньнину не пришлось этого делать, хватит и того, что его утомляла постоянная передача духовные сил. Когда все внутри сжалось короткой, пока еще не сильной судорогой, Мо Жань не сразу понял. Переждал, стараясь не обращать внимания. Изнутри толкнулось снова, и няньгао тревожно завозились рядом, как будто раньше него догадались, что происходит. — Малыш собирается родиться? — уточнил самый крупный и потому самый главный. — Не стоит волноваться, у женщин няньгао это происходит быстро: раз — и готов еще один маленький няньгао, я видел. — Мы видели! — согласно закивали остальные. — Но я же не няньгао… И не женщина. Они задумались, потом главный покачал головой. — Тогда, возможно, стоит волноваться. Мо Жань и сам очень приблизительно представлял себе, как это будет происходить. Будь это возможно, он бы хотел родить здесь и не сомневался, что Чу Ваньнин смог бы сделать все необходимое при обычных родах. Но Цзян Си объяснил достаточно доходчиво, что ребенок, зачатый не самым естественным способом, требует особого подхода, который не так просто обеспечить. Он и вовсе хотел оставить их в Гуюэе, чтобы наблюдать за последним месяцем и не пропустить нужный момент, но Мо Жань отказался оставаться там так долго — в том числе потому, что не был уверен, что Тасянь-Цзюнь в этом случае не устроит ничего ужасного: беременность не улучшила его характер. В любом случае, теперь пора было отправляться в Гуюэе, хотели они того или нет. Дождавшись конца схватки, Мо Жань встал и собирался позвать Чу Ваньнина, но тот то ли услышал их, то ли, тоже что-то почувствовав, оглянулся и сразу подошел, отряхивая руки от земли. — Уже началось? — Да. В их домике в горах было холодно, за окном завывал ветер. Метель, занесшая перевалы снегом и отделившая их от всего мира, перестала казаться уютной. За окнами было совсем темно, и Мо Жань сообразил, что уже было гораздо позднее, чем ему казалось. В мире коробки было легко забыть о времени. — Как все не вовремя, — Чу Ваньнин покачал головой. Потянулся за цветком, созданным для связи с орденом Гуюэе. Живот прихватила еще более сильная судорога, чем прежде, и Мо Жань поторопился уйти в спальню, чтобы не пугать Чу Ваньнина. Гоутоу побрел следом, ткнулся в него мокрым носом. — Они прилетят за нами, — сказал тот, вернувшись и присаживаясь рядом на постель, смотрел на него с едва различимой тревогой и явно сдерживался, чтобы не начать комкать чуть подрагивающими пальцами подол. Потом сорвался с места и начал суетиться по дому, собирая какие-то вещи и раздавая указания лесным духам на то время, что их не будет дома. И все равно Мо Жань видел, что он продолжает наблюдать за ним. А когда никаких дел больше не осталось, вернулся к нему и снова устроился рядом. — Не волнуйся так, — попросил его Мо Жань, попытался улыбнуться. — Я не волнуюсь. — Чу Ваньнин нахмурился. Мо Жань знал его достаточно давно, чтобы замечать по мелочам, какое у него настроение, злится он или радуется, расстроен или счастлив. И сейчас он совершенно точно волновался. Мо Жань взял его за руку, переложил ее к себе на живот, и напряженная холодная ладонь постепенно расслабилась, погладила осторожно. — Скоро он появится и все будет хорошо. — Вот только сам он узнает об этом гораздо позже, чем Чу Ваньнин. Несмотря на боль, было даже немного жаль меняться с Тасянь-Цзюнем в такой момент. — Надеюсь, ребенок будет похож на тебя. *** Тасянь-Цзюнь открыл глаза и сразу выругался: в животе судорожно сжималось, резало и тянуло. — Я что, блядь, рожаю? — Нет. Ты не можешь. — Сидевший рядом Чу Ваньнин сердито поджал губы и убрал руку с его живота. — Ребенка придется вытаскивать через разрез. Цзян Си точно говорил об этом, ты просто не слушал. Он беспокоился и потому говорил резко. Боль слегка затихла, хотя Тасянь-Цзюнь подозревал, что это ненадолго. — Этот достопочтенный слушал. Он говорил приехать к нему в Гуюэе, а дальше они сделают все, что нужно. — Да. Я их уже предупредил, они скоро прилетят за нами. Сам бы он сейчас точно не долетел никуда на мече, но оставаться в домике в горах до последнего — удивительная беспечность. Тасянь-Цзюнь чувствовал, что приближается новый приступ боли, и настроение стремительно портилось. — Могли раньше спуститься, а не тянуть до последнего, — проворчал он. — Или, еще лучше, уважаемый наставник Мо мог подождать пару дней, а потом бы рожал сам. — Он зачал этого ребенка, а ты рожаешь — разве это не справедливо? Какой злопамятный. Терпения у Чу Ваньнина никогда не было в избытке, тем более, когда он волновался, но, заметив, что ему больно, он тут же замолчал. Смотрел обеспокоенно, сжимал его руку так, будто боялся, что он исчезнет. Чужая ци теплом потекла по телу, и стало немного легче. — Дорогу замело снегом, — наконец объяснил он. — Уже несколько дней не пройти, а мы не подумали, что ребенок родится так скоро. Тасянь-Цзюнь мысленно пересчитал прошедшие месяцы и дни. Выходило и правда меньше девяти. Но уважаемый наставник Мо ездил в Гуюэе, да и Чу Ваньнин говорил, что с ребенком все в порядке. Просто, видимо, пришло время. — Так и быть, тогда этот достопочтенный прощает вас. — Слишком сложно было удержаться и не воспользоваться своей безнаказанностью. Чу Ваньнин кивнул, похоже, принимая его слова всерьез. — Ты можешь открыть портал, — напомнил Тасянь-Цзюнь. — Глава Цзян советовал этого не делать, не уверен, как это скажется на ребенке. В любом случае, люди из Гуюэе уже скоро будут здесь. Я оставил им цветок, чтобы можно было связаться в любой момент. Предусмотрительно. Тасянь-Цзюнь о таком и не подумал: собирался заботиться о беременном Чу Ваньнине, а когда придет время, отвезти его в орден Гуюэе. По словам Цзян Си все выходило совсем просто, наверное, и правда стоило прислушиваться внимательнее к тому, что он говорил. Волны боли становились все чаще, ребенок явно спешил поскорее выбраться в этот мир. Торопливый какой. Но Тасянь-Цзюню нравилась его целеустремленность. Адепты ордена Гуюэе прилетели с чем-то напоминающим устроенный на нескольких мечах паланкин – достаточно закрытый и крепкий, раз его до сих пор не снесло ветром. Медленно, чувствуя себя раскормленной уткой, Тасянь-Цзюнь забрался в паланкин и относительно удобно устроился внутри на подушках. Всю дорогу Чу Ваньнин продолжал держать его за руку и делиться духовными силами — и Тасянь-Цзюню то и дело хотелось его обнять. Захотелось бы и трахнуть, если бы не толкавшийся изнутри ребенок, пытавшийся найти выход там, где его никогда не предполагалось. В ордене Гуюэе их ждали: в большой, расчерченной защитными контурами комнате было как-то слишком много людей. Увидел Тасянь-Цзюнь и помощника, который когда-то рассказывал ему про действие таблеток. Когда в прошлый раз уважаемый наставник Мо был здесь, поддавшись на уговоры Чу Ваньнина показаться Цзян Си, такой толпы не наблюдалось. — Столько целителей сразу… — Чу Ваньнин тоже обратил внимание. — Это настолько опасно? — Нет. — По равнодушному виду Цзян Си можно было решить, что он каждый день принимает роды у мужчин и не считает это сколько-нибудь важным событием. — Им просто интересно посмотреть на результат эксперимента. Тасянь-Цзюнь собирался было возмутиться и разогнать всех лишних к демонам, но ребенок снова толкнулся, заставляя застонать сквозь зубы, и он послушно позволил снять с себя верхние одежды, уложить на стол в центре зала. Прикосновения чужих рук ему не нравились, но они забирали боль, и потому Тасянь-Цзюнь не возражал против них. К большому раздутому животу прижался нож, но даже это не было больно. Лежа на прохладном столе, он поймал взгляд Чу Ваньнина — как будто даже еще более обеспокоенный, то и дело опускавшийся к его животу, где сейчас делали свое дело несколько целителей ордена Гуюэе, и куда сам Тасянь-Цзюнь старался не смотреть. — В следующий раз рожать будешь ты. Чу Ваньнин непонимающе моргнул, но вроде бы отвлекся. — Я вам больше не дам эти таблетки, — холодно сказал Цзян Си. — Это все еще слишком тяжело для тела. — Так теперь мы поменяемся и родит он, в чем проблема? — Регулярно отдавать такое количество ци тоже непросто. Уважаемому наставнику Чу тоже нужен отдых. — Тогда после отдыха, — послушно подтвердил Тасянь-Цзюнь. Спорить с человеком, подчиненные которого прямо сейчас резали ему живот, было неблагоразумно. — Не раньше, чем через несколько лет. А к тому времени вы и сами не захотите: дети — не самые милые существа. Цзян Си тоже был не самым приятным человеком. И как только Сюэ Мэна угораздило с ним связаться? Разговоры отвлекли; боль прошла и не возвращалась и оттого все больше клонило в сон, так что услышав чей-то тонкий писк Тасянь-Цзюнь не сразу понял, откуда он. — Что, уже родился? — Тасянь-Цзюнь собрался посмотреть, но Чу Ваньнин и Цзян Си с удивительным единодушием прижали его плечи к столу, не позволяя подняться. — Тогда покажите этому достопочтенному его ребенка. Ребенок попискивал уже где-то в стороне, с его животом продолжали что-то делать, видимо, залечивали обратно. Толпа лишних людей что-то обсуждала с Цзян Си, а его продолжали игнорировать. — Эй ты, я его родил, а ты мне его даже в руки давать не хочешь? Мне самому встать и подойти, что ли? Теперь на него оглянулись почти все, но и ребенка наконец принесли. Тот был совсем мелкий и почему-то красный, таращился на него большими черными глазами феникса и казался неожиданно серьезным и сосредоточенным. — На тебя похож, — довольно сообщил Тасянь-Цзюнь стоявшему рядом Чу Ваньнину. Кажется, тот до сих пор не верил тому, что видел, и не понимал, как реагировать. Ничего, еще привыкнет. Зря Цзян Си наговаривал на детей: этот был довольно милым. По крайней мере, пока что. *** Чу Ваньнин чувствовал только тревогу, почти страх — когда понял, что срок подошел быстрее, чем они ожидали, а горы замело снегом; когда ждал ответа из ордена Гуюэе и отправленного им паланкина, видя, как Мо Жань старается не показывать, что ему больно. Даже оказавшись в зале ордена Гуюэе, среди целителей, которые наверняка знали, что делать, он продолжал беспокоиться. Мо Жань казался спокойным, ему больше не было больно, но разрезанный живот пугающе напоминал разверстую рану вместо сердца, и Чу Ваньнин наконец осознал, насколько сильно все это время боялся снова его потерять. Теперь он смотрел, как Мо Жань осторожно держит в руках их ребенка, и чувствовал, что страх понемногу отпускает. Когда-то Чу Ваньнин считал, что его никто и никогда не полюбит, он всегда будет жить один, среди механизмов и книг, но потом появился Мо Жань и все изменилось. Уже живя с ним, Чу Ваньнин знал, что у них не может быть детей, и не жалел об этом — какая разница, если они есть друг у друга? А теперь у них родился сын, потому что Мо Жань хотел этого. Все самое тревожное и самое счастливое в жизни Чу Ваньнина было связано с Мо Жанем. — На тебя похож. Обычно Чу Ваньнин различал Мо Жаня из этого и другого мира, пусть они и были одним человеком: разная мимика и слова, разное проведение во всем, кроме постели, где оба становились одинаково неуемными. Но сейчас, когда Мо Жань слегка неуверенно, но ласково улыбался их ребенку, Чу Ваньнин не смог бы их различить, если бы не знал наверняка. Запоздало подумалось, что они не придумали ребенку имени, даже не обсуждали, что будут делать дальше. На редкость безответственное поведение, но Чу Ваньнин верил, что они еще исправятся. Спроси его кто-нибудь теперь, рад ли он тому, что у них с Мо Жанем есть ребенок, он был бы уверен в своем ответе. — И на тебя тоже, — сказал он негромко, чувствуя, что ему тоже хочется улыбаться.