Грёза

Утро крадётся в комнату медленно и неслышно. Он уже не спит. Сидит на краю постели, ссутулившись немного, и явно скользит глазами по залитому чуть розоватым светом полу, по портьерам, по перекрестьям гнутых железных прутьев на оконной раме. Пусто. Ошалевше и вместе с тем умиротворённо, абсолютно спокойно. Так бывает, у него так на самом деле начинается каждое утро, но Мелифаро об этом никому не расскажет. И до чего у него всё-таки красивая спина. Широкий разлёт плеч, сейчас сонно опущенных чуть вперёд, из-за позы чуть выступающий там, где поясница, позвоночник. Мощная грудная клетка, мерно расходящиеся в стороны и сползающиеся обратно рёбра, росчерки шрамов, бороздящие белыми полосами расцелованную солнцем бронзовую кожу, которые его совершенно не портят. В золотисто — розовом свете из окна он весь будто и сам немного светится. Красиво. Мелифаро глухо шуршит одеялами, стараясь потише, переступает коленями по простыням и вжимается в кеттарийца всем телом, как замёрзший — к прогретому у камина одеялу. Конечно, потом они начнут беситься, Джуффин станет говорить в голос, громыхая им на весь дом, Мелифаро будет шелестеть своими убийственными одеждами на Шурфа и вообще на всех, пугать народ скоростью перемещений, но сейчас так важно посидеть немного в покое, пока они оба сонные, нагие и тихие. Бледные ухоженные пальцы пробегают по родинкам на чужом плече, в стотысячный раз пересчитывая и собирая в созвездие, розовые тонкие губы жмутся к основанию шеи теплым поцелуем. От рыжих кудрей кеттарийца пахнет солнцем и какими-то пряностями, которые он то и дело сыплет в камру. Мелифаро вжимается в него ещё сильнее, обвивая руками поперек груди, подползая по простыне ближе, утыкаясь носом в изгиб плеча и шумно вдыхая. Чувство абсолютной защищённости находит его только при таких обстоятельствах, когда всё его тростиночное тело мерно движется в такт чужих спокойных вдохов и выдохов. Они оба молчат, ведь если заговорить, прозрачное золотящееся наваждение, пропитавшее воздух, рассеется, а чтобы понимать друг друга, им не так уж и нужно разговаривать. Совсем скоро Мелифаро принимается ворочаться, ёрзать, бесконечно вертеться и перецеплять новым замком пальцы рук. Лис хмыкает и перетаскивает это неугомонное существо на свои колени, сгребая отнюдь не эфемерными объятьями в пищащий комок. — Доброе утро, Мелифаро. Тот неразборчиво выговаривает ему в шею что-то вроде «Доброе утро, Джуфф» и этого вполне достаточно, что, впрочем, не мешает щипнуть его за ухо. Он закономерно возмущается и ответно кусает его под челюстью. Наваждение ушло безболезненно и неощутимо, как и всегда. До завтрашнего утра Мелифаро и не заметит его отсутствия, а Лис заметит, пожалуй, но едва ли что-то скажет. Такие наваждения не терпят человеческой речи.