Свечи и лезвия

Мне снится огонь. Он окольцовывает меня рыжей змеёй, лижет мои ноги, пробирается под одежду… И вспыхивает — ярко-ярко. Это почти красиво. Это было бы красиво, если бы я не знал, чем всё закончится. Мои сны всегда заканчиваются одинаково. Или это не сон?.. Мысль, острая и больная, сгорает первой. А потом мыслей не остаётся. Остаётся только крик. Мой крик. Я знаю, что будет дальше: пламенная удавка медленно, почти нежно затягивается на шее. Я знаю, что я беспомощен: огненные нити, причудливо сплетающиеся в верёвки, поглощают любую магию. Я знаю, что никто не придёт, чтобы меня спасти… Я знаю. И легче от этого знания не становится. Азра ошибался. Азра… Его здесь нет. Здесь есть лишь огненное ничего, в котором я заперт. И, если я с ним не справлюсь, меня не будет тоже. Нельзя, нельзя!.. Я пытаюсь дышать ровно, пытаюсь не кричать, пытаюсь призвать магический щит, пытаюсь, пытаюсь, пытаюсь… Вечности лениво проплывают мимо, одна за другой. И обращаются пеплом. — По-прежнему сопротивляешься? Очаровательно. Я знаю эту интонацию. Знаю этот голос. Знаю того, кому он принадлежит. Но... — Ну же, — голос становится жёстче; огненная петля затягивается до предела, сдирая лоскуты обожжённой кожи, но я уже не могу кричать — только хрипеть. — Не стоит притворяться, будто не слышишь меня. Открой глаза. Верёвки, словно повинуясь голосу, ослабляют хватку. Медленно соскальзывают с моего тела… И рассыпаются рыжими искрами. Вместе с ними рассыпается мир. Нечто, запечатанное в знакомой человеческой оболочке, шагает ко мне по чернильной пустоте. Склоняет голову набок, окидывая меня пристальным взглядом. Горло спазмирует, но я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я замираю. Время замирает тоже. Секунда. Час. Вечность… Узкие красные глаза вспыхивают, и Нечто мягко улыбается. — Давай-давай, — говорит оно почти ласково. — Пора просыпаться. У нас ещё много работы. Я отчётливо знаю, что этот мир мне не принадлежит, как и я не принадлежу ему. Знаю, что у меня нет и не может быть ничего общего с тем, кто соткан из темноты. Знаю, что мне нужно выбираться отсюда. Знаю. Но всё равно падаю перед ним на колени и дышу с жадностью повешенного. Грёбаное тело. Судя по отточенному смешку, Нечто со мной согласно. Я знаю: оно может соглашаться со мной, сколько угодно, но всё закончится так же, как заканчивалось всегда. Как должно закончиться. Его отточенный смешок вонзится в моё горло.

~

Перед глазами всё плывёт. Я яростно моргаю, стряхивая с ресниц осколки сна. Азра говорил, что сны важны, какими бы они ни были: у каждого из них свой голос и своё предназначение… Азра никогда не ошибался. Азра… Я пытаюсь разомкнуть губы, чтобы позвать его, но не могу издать ни звука. Мутное марево понемногу проясняется: я вижу свечу на подлокотнике… кровати? кресла?.. Где я?.. Я напряжённо вглядываюсь в темноту; она ощущается враждебной, как никогда. Нужно сосредоточиться. Нужно… — О, ты наконец очнулся? — тихий смешок полосует полумрак; огонёк свечи дрожит. Хоть бы она не погасла… — Какой молодец. Этот голос… он был в моём сне. И звучал абсолютно так же. Значит… — Нет-нет, — судя по интонации, Нечто из моего сна морщится. — Не нужно этого. — Не нужно чего? Мой голос наждачкой царапает моё же горло. Нечто тихо вздыхает. — Думать. Говорить. Шевелиться. Ты расходуешь силы впустую. А они тебе пригодятся. — Ты ведь сам сказал мне очнуться. — О, — судя по интонации, Нечто улыбается. — Ты запомнил это? Замечательно. Крохотная пауза. — Что ты помнишь сейчас? Что-то едва уловимо звенит — звон раздаётся оттуда, где тени сплетаются прочнее всего. И я отчётливо знаю: этот звон не предвещает ничего хорошего. Но откуда?.. Нечто вздыхает снова. — Жаль. — Что я должен помнить? — спрашиваю я, почти не задумываясь. — Расскажи мне. Смешок раздаётся снова — на этот раз громче. — Боюсь, здесь я бессилен. Однако… — Нечто выдерживает паузу, явно задумавшись. — Мы всегда можем выяснить это вместе, верно? Я пытаюсь кивнуть… И виски резко обжигает холодом. Что это?.. Нечто явно чувствует моё замешательство: он цокает языком. — Я ведь просил тебя не шевелиться. — Ты не просил. Я пытаюсь говорить спокойно — и пока получается. Но только пока. Мутная злость с каждой секундой становится всё отчётливее, всё сильнее… Всё острее. Почему-то я уверен: Нечто тоже чувствует это. Но его безликий голос остаётся всё таким же спокойным. — Нет, мой милый. Моя просьба, что бы ты ни думал о ней, действительно была просьбой. Приказываю я совершенно по-другому. Он молчит какое-то время, и я молчу тоже. Вариантов ответа множество — и одновременно ни одного. Нечто явно не хочет ничего прояснять. Нечто ведёт себя так, будто всё само собой разумеется: я здесь, я ничего не помню, я не могу пошевелиться… Это похоже на очередной сон. Или мне просто очень хочется в это верить. Нечто ненавязчиво прочищает горло. — Что ж, раз мы закончили с этим… — Мы не закончили. Слова срываются с языка сами — резко, как стрела с натянутой тетивы. — Ты не ответил ни на один мой вопрос, — продолжаю я. — Ты просто прячешься в тёмном углу и чего-то ждёшь. Чего ты ждёшь? Чего ты хочешь? Нечто молчит — от этого молчания становится холодно. Огонёк свечи дрожит всё сильнее… И вдруг вспыхивает настолько ярко, что глазам становится больно; я моргаю так быстро, как только могу, но снова не вижу ничего, кроме мутного марева. Не вижу, но — чувствую. Как тьма понемногу расступается. Как по спине бегут мурашки, а по лбу струится холодный пот. Как магия — тёплая, родная — нежно покалывает подушечки пальцев. Наконец-то. Тонкие сверкающие нити обвивают ладонь, оплетают запястье; это мой шанс, бешено стучит в висках, это мой… Нити становятся прочнее и сверкают ярче с каждым мигом — выжить, выбраться, вспомнить, найти, спасти… Сейчас! Заклинание срывается с пальцев — лучшее из всех, что когда-либо у меня получались, — и я не могу сдержать улыбку. Оно сработает. Оно обязательно сработает, и я… Мысль обрывается; комнату заполняют треск, свист… И смех. Тихий и бесцветный, он слышен отчётливее всего. — Ты одарённее, чем я ожидал, — голос Нечто звучит почти весело. — И намного смелее своего спутника. Спутника?.. Это ведь… Мысль, не успев оформиться, исчезает. Исчезает всё: мурашки, отголоски магии, треск смертоносного заклинания… Остаются только шаги. — Знаешь, я даже рад, что отпустил его. Хаотично, рвано, осколочно: дворец, Люцио-призрак, кровь, Азра, руины, Люцио-человек, тёплое прикосновение, Маскарад, бесконечные коридоры… Я смотрю в сощуренные красные глаза и не могу выдавить ни слова; к горлу подкатывает тошнота. Вальдемар улыбается, небрежно проворачивает в пальцах скальпель и наклоняется ко мне. Я сглатываю — и как завороженный смотрю на острие, лениво рассекающее бинты на моей груди. Нет, нет-нет-нет… — Нет, — Вальдемар склоняет голову набок, глядя на меня всё с той же мягкой улыбкой; последний бинт падает, и я чувствую кожей холод стали. — Это не совсем точно, мой друг. Скальпель проходится по обнажённой груди, оставляя за собой тонкий кровавый след… И замирает напротив сердца. — Я рад не тому, что отпустил его. Одно движение — и меня не станет. А потом не станет Азры, Люцио, Надии, Джулиана… Пусть это будет сном; пусть это будет кошмаром; пусть это будет чем угодно, но не… Вальдемар осторожно стирает слёзы с моих щёк; в красных глазах пляшет огонь. Я знаю, что будет дальше. Что он скажет. Что сделает… Все мои сны заканчиваются одинаково. — Я рад, — выдыхает он невесомо, — что остался ты.