Просто обними меня (Just Hug Me)

      В такие дни можно было ожидать дождя. Однако, несмотря на прогноз погоды, утверждавший, что в Неаполе три дня будет идти дождь, на данный момент на небе не было ни облачка. «Отец» — про себя подумал Леоне, наливая ещё один бокал красного вина. И что, что сейчас 10 утра? К вечеру ему уже не хотелось ничего чувствовать.       Слёзы текли по его щекам, когда он делал глоток. Его мать позвонила ему два часа назад и сказала, что его отец умер. Судя по всему, он возвращался с ночной смены и неосторожный водитель сбил его с дороги в кювет. Его отец не был пристёгнут ремнём безопасности. — Ты можешь… прийти на похороны. Он бы не возражал, Леоне. Вы также можете увидеться со мной и вашими кузенами. Прошло много времени, — сказала его мать. Голос её дрожал, но слова она формулировала чётко. Как и ожидалось от учителя литературы.       Аббаккио даже не знал, почему он так расстроился. Он никогда особо не заботился о своём отце, и хотя их отношения не были наполнены враждой, они также не были слишком хорошими. Его отец был мягким человеком; он никогда не докучал ему в детстве, никогда не кричал на него, никогда не бил. Но он также никогда не поддерживал его, никогда не помогал ему, никогда не давал ему советов. Много лет назад, когда он был потерянным и сбитым с толку подростком, страдающим идеализмом, он спросил своего отца, стоит-ли ему поступать в полицейскую академию.       В ответ он просто пожал плечами.       Его мать была более полезной, но дело было не в этом. Он чувствовал, что его родители никогда по-настоящему не заботились о нём, и когда он по глупости принял взятку и «убил» своего друга, его родители едва-ли удосужились связаться с ним.       Он удостоился всего лишь одного телефонного звонка через неделю после того, как вся его жизнь рухнула. — Ты сделал это? — спросил его отец. — Да, но… — он попытался хоть как-то объясниться, надеясь на какое-то понимание. Он не хотел прощения или сочувствия, он просто хотел, чтобы кто-то его выслушал. Несмотря на это, его отец не дал ему закончить предложение: — Никогда не возвращайся домой, — это всё, что он сказал, прежде чем повесить трубку.       Опустошенный, напуганный и одинокий, через несколько часов он в отчаянии попытался позвонить матери. Хотя она была добрее, она не проявляла особого сочувствия, придумывая оправдание за оправданием: — Леоне, что скажут люди? У тебя должна была быть хорошая карьера, ты такой умный мальчик, а ты убил кого-то, потому что взял взятку. Что я скажу нашим соседям и…       Он повесил трубку сам. Когда прошёл месяц и никто из его семьи не связался с ним, он понял, что всё кончено.       Именно поэтому он не хотел идти на похороны. Его семье не нужно было ничего знать, им не нужно было видеть, насколько плохи его дела. Он присоединился к грёбаной банде, чёрт возьми. Были дни, когда он беспокоился, что его узнают; хотя его семья была из Казерты, они часто бывали в Неаполе, а его отец часто приезжал в город на командировки. Тем не менее, Неаполь был большим городом, и даже если бы была небольшая вероятность того, что они встретят его, он настолько изменил свою внешность, что решил, что они не узнают его, если встретят его на улице.       Аббаккио просто не хотел, чтобы его видели. Бокал с вином был уже пуст. Он прокашлялся и вытер слёзы рукавом. Он был одет и готов отправиться в путь, но теперь всё это было бессмысленно. По крайней мере, он не покинет эту квартиру в ближайшие несколько дней.       Как бы он не старался успокоиться, слёзы не переставали течь. Это расстраивало и злило. — Хватит ныть! — кричал он в своей голове. Плакать было не о чём. Его семья не заботилась о нём, он не заботился о своей семье, ему не о чём было плакать.       На него нахлынуло сожаление. Может быть, если бы он был более настойчивым, может быть, если бы он снова попытался поговорить с родителями, этого бы не произошло. Его руки тряслись, он вытащил сигарету и попытался её зажечь, но зажигалка не работала. В гневе он выбросил зажигалку в открытое окно и упал на пол, рыдая.       Он не знал, сколько минут прошло. Всё, что он знал, это то, что он плакал в одиночестве, сидя на кухонном полу, как жалкий человек, которым он был, когда громкий стук заставил его приостановить свою истерику. Он прокашлялся, думая, кто бы это мог быть, но решил, что не стоит обращать на это внимание.       Он игнорировал настойчивый стук, пока не услышал голос, говорящий его имя: — Леоне?       Это был Бруно. Конечно, у них была работа. Во чтобы то не стало. Аббаккио судорожно вздохнул и вытер глаза. Тушь и подводка для глаз размазались по всему рукаву, но его это не волновало. — Я беру отпуск на несколько дней! — крикнул он, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы он ушёл. — Что? Почему? Леоне, это более, чем важно. Впустите меня, — потребовал Бруно.       Аббаккио вздохнул. — Тогда входи, — крикнул он, вставая с пола. Если Бруно собирался заставить его работать, пусть будет так. Он может просто действовать согласно приказам и попытаться обо всём забыть.       В любом случае, ему нужно было больше алкоголя. Наливая себе ещё один бокал вина, он услышал звук открывающейся и закрывающейся молнии, а затем звук шагов в коридоре. — Леоне, у нас сегодня работа и она тоже чертовски важна, — сказал Бруно, идя на кухню. Пока он говорил, Аббаккио стоял к нему спиной. — Нам нужно добраться до гавани, мне помогут только ты и Наранча, а… — суровый голос Бруно затих. Должно быть, он наконец заметил, что что-то не так. — Хорошо, дайте мне 20 минут, — сказал Аббаккио, надеясь, что его голос прозвучит достаточно ровно. — Леоне.. что случилось? — голос Бруно стал нежным, и Аббаккио услышал, как он подошел ближе. — Почему ты пьёшь так рано? Давай сюда, — Бруно протянул руку мимо него и взял из его руки полупустую бутылку вина. — Ничего, мне просто хочется выпить, — соврал он. Он не взял бокал вина, чтобы Бруно не попытался его остановить.       Наступило тяжёлое молчание. Он не осмеливался повернуться лицом к Бруно, он был в отвратительном состоянии и он не хотел, чтобы его заплаканное лицо было видно.       Затем он почувствовал руку Бруно на своей. Он был удивлен этим нежным жестом, но не стал сопротивляться ему; он позволил Бруно переплести их руки. — Ты плакал, не так ли? — спросил Бруно.       Аббаккио низко опустил голову. Он не хотел отвечать.       К его большому разочарованию, рука Бруно выскользнула из его руки. — Тогда я обеспечу тебе уединение, быть может, я приглашу Мисту… — Нет, я… — Аббаккио вздохнул и обернулся. Бруно отступил назад, давая ему пространство. Он не мог заставить себя посмотреть своему парню в глаза, но чувствовал на себе обеспокоенный взгляд Бруно.       Затем краем глаза он увидел, как руки Бруно скользнули к его плечам и услышал, как тот тихо шепчет его имя. Это было всё, что нужно; Аббаккио снова заплакал и придвинулся ближе, чтобы обнять Бруно, молясь в глубине души, чтобы его не оттолкнули.       Он этого не сделал.       Вместо этого Бруно обнял его и прижал к себе, пока его тело тряслось от рыданий. Все сожаления, вся печаль, все ужасные воспоминания нахлынули на него, и он не мог их остановить. Он знал, что он ни за что не остановится прямо сейчас.       Аббаккио громко хватал ртом воздух и возобновил тяжелые, глубокие, икающие рыдания. Это никоим образом не смутило Бруно; сколько бы он не плакал, Бруно успокаивал его, проводил рукой по его волосам, крепко прижимал к телу и нежно целовал его макушку.       Он вцепился в Бруно, словно утопающий, хватающийся за спасательный круг. Бруно шептал слова утешения, говоря, что всё будет в порядке и что он здесь. Никто никогда не говорил ему этого, никто, никто не рассчитывал на него…       Он заплакал ещё сильнее, действие, которое он не считал недопустимым, но Бруно обнял его, нежно положив голову Аббаккио себе на плечо. — Не сдерживайся, — сказал Бруно, поцеловав его в лоб.       Посреди вихря эмоций Аббаккио почувствовал проблеск чистого трепета перед Бруно. Он пережил гораздо больше, чем он, и все же он смог покопаться в своей измученной душе и найти какую-то доброту, сострадание и утешение, которые можно было бы подарить для него, для Наранчи, для Фуго, для Мисты, для Джорно, для всех, кому это было нужно.       Рыдания наконец утихли и Абаккио начал глубоко дышать в попытке окончательно успокоиться. Он поднял голову с плеча Бруно, который тотчас же обхватил руками его отвратительное, заплаканное и сопливое лицо. — Хочешь рассказать мне, что произошло? — спросил Бруно, его глаза были полны любви и заботы, когда он смотрел на него.       Абаккио всхлипнул и хрипло рассмеялся. — Это займет время, — сказал он. Без сомнения, это тяжёлая тема, учитывая, что Бруно тоже потерял отца, но он решил рассказать ему об этом. Бруно кивнул. — Позволь мне сделать пару телефонных звонков. Я не могу отменить работу, но могу отложить её. Это должно дать нам достаточно времени, чтобы поговорить, — он улыбнулся ему, ободряюще кивнул и нежно поцеловал его в губы. — Спасибо, — сказал он дрожащим голосом. Его горло болело от того, как сильно он плакал.       Бруно сжал его руку в своей, предложил выпить немного воды, а затем отошёл позвонить тому, кому нужно. Именно тогда Абаккио понял; ему не нужен был кто-то, кто говорил бы ему, что делать. Ему просто нужна была поддержка, кто-то, кто был бы готов выслушать его и, возможно, время от времени позволял бы ему поплакать у себя на плече. Ему нужен был кто-то, кто не заставлял бы его чувствовать себя одиноким.       И этим человеком был Бруно. Хотя если быть честным с самим собой, то это был не только Бруно. Да, Бруно теперь был его парнем, но он знал, что другие из банды считали его другом, и знал, что даже чертов Джорно терпеливо выслушает его, если возникнет такая необходимость.       Его глаза были красными и болели, когда он вытирал их салфеткой. Вероятно, он выглядел ужасно, но сейчас это было не важно. Как ни странно, он обнаружил, что улыбается. Удивительно, как можно было так перескакивать с одной эмоции на другую, но факт оставался фактом: он был счастлив. А может это было облегчение. Он не был уверен. — Наранча, меня не волнует, что Миста запланировал поездку в Рим… Да, я знаю, что он рассердится, но мне нужно, чтобы ты и он пошли… Наранча, это приказ, кто-то должен быть там. Возьми ручку и бумагу и слушай внимательно… — выражение на лице Бруно изменилось и он покачал головой. Всё же, иногда с Наранчей было трудно иметь дело.       Абаккио тихо рассмеялся. Бруно действительно переживал. Так было всегда, и в глубине души Абаккио знал это, но сейчас ему выпала честь убедиться, насколько Бруно дорожил им.       Хоть они и не так давно сказали друг другу «я люблю тебя», но Аббаккио не сомневался, что если бы его отец умер раньше, до того, как они начали встречаться, Бруно предложил бы ему такое же утешение, как и сейчас. — Ты не выпил воду, — сказал Бруно, повесив трубку. Он открыл бутылку и протянул ему. — У нас есть около часа, и если будет Миста, тебе не обязательно приходить, если ты этого не захочешь.       Аббаккио выпил столько, сколько мог, прохладная вода успокаивала его горло гораздо лучше, чем вино. — Думаю, я бы лучше пришёл, — сказал он. Он просто хотел быть рядом с Бруно.       Буччеллати кивнул и взял его руку в свою. Он отвел его в спальню и усадил с собой на кровать. Он выглядел так, словно собирался что-то сказать, но вместо этого снова притянул его в объятия.       На этот раз Аббаккио действительно мог насладиться его прикосновениями. Бруно был таким тёплым, от него пахло цветами и легким океанским бризом. Аббаккио прижался лицом к шее, с его губ сорвался неестественный вздох. Его сердце ещё быстро билось от натиска слёз, но ему уже стало лучше. Бруно был прав: всё будет в порядке.       После долгого и блаженного мгновения они расстались, и Бруно ободряюще улыбнулся ему. — Хорошо, расскажи мне, что произошло, — сказал он, взяв руки Аббаккио в свои. — Это личное? — Да, моя семья., — прохрипел он. — Точнее речь идёт о моём отце. — В Казерте, да? — спросил Бруно, и Аббаккио кивнул. — Что ты узнал?       Рассказывая, как его мать сообщила трагическую новость и как его охватили сомнения, страхи, сожаления, а затем сильное нежелание идти на похороны, Абаккио отметил, как внимательно его слушал Бруно. Если он и был чем-то обеспокоен или опечален, то не показывал этого; вместо этого он поощрял его, давал советы, когда Аббаккио спросил, что, по его мнению, ему следует делать.       Это было по-своему сюрреалистично; в прошлом он бы просто напился до беспамятства, но здесь он пьёт воду, а не алкоголь и разговаривает со своим возлюбленным. Без сомнения, если бы он рассказал остальным членам банды о случившемся, они выразили бы свои соболезнования и дали бы из лучших побуждений совет, который, вероятно, в конечном итоге оказался бы забавно глупым или нелепым.       Когда они вышли из квартиры, на лице Аббаккио появилась улыбка. Ему все-ещё нужно было придумать, что делать, но теперь он знал, что определённо не один.