Озеро Огненное первая мировая и Борис Савинков

Эпиграф из книги Бориса Савинкова - во Франции во время войны _____________________________________________________________________ "Во время сражения на Марне деревня Шатильон оказалась между французскими и немецкими войсками. Сначала французы занимали ее, потом пришли немцы, потом французы опять укрепились в ней. Теперь она стоит обгорелая и пустая. Нет ни французов, ни немцев. Кругом кресты и могилы. Здесь, в Шатильоне, говорят, убит поручик фон Мольтке, сын начальника главного штаба. На могиле его нет креста. Ночью шел дождь, дорога размокла, ноги вязли в размытой глине. В уже ненужных, неглубоких траншеях собралась дождевая вода. Лес срублен, на полях гниют опадающие деревья. Кое-где, у траншей, блестят стальные коробки — неразорвавшаяся шрапнель. Пахнет трупом. Летают вороны. Как далекий ворчливый гром, ворчит в отдалении пушка. Где это? В Реймсе? В Суассоне? В Сен-Менегу? Я спускаюсь в лощину и выхожу к уцелевшей церкви. Я слышал, что Шатильон сожгли. Но я думал, что сожжено пять домов, что разрушена часть деревни. Я увидел другое. Я увидел пустыню. Пустыню каменных, обугленных стен, зияющих окон, дыма, копоти, пепла — черной золы. Я увидел пожарище. На пожарище всегда досадно смотреть. Но когда знаешь, что человек своей волей, без принуждения выжег то, что накоплялось годами, — тогда смотреть не только досадно. Становится жутко. Жутко, не за те бесприютные семьи, которые влачатся теперь по лесам, а за тех, кто подкладывал в сараи солому, поливал ее керосином, зажигал угасавшей на ветру спичкой. Так делали немцы. Так делал 74-й немецкий пехотный полк. Знали ли об этом господа офицеры? На самом краю деревни — длинный, высохший, с кирпичным лицом старик. Он внимательно смотрит на выжженные дома. Я подхожу к нему. Он молчит. Что может он мне сказать? Чем я могу утешить его? Ведь я увидел «озеро огненное»... Автор - заковыченного отрывка сам Савинков Борис Викторович - прямая цитата из эпохи. ______________________________________________________________________ Алексею Валерьевичу Серебрякову Санкт-Петербург 1914 года жил своей, странной жизнью. Перед самим началом войны Александр Христофорович Бельский решил почему-то ехать в Париж, видимо вызванный письмом Бориса Савинкова - и не веря этому письму. Было ясно, что над Европой витают духи войны, и тревожный Вотан мечет громы и молнии на несчастных, которым во-вот будет плохо. Бельский не знал, что ему ждать в Санкт-Петербурге, в котором ему настоятельно рекомендовал остаться приятель, но тем не менее Бельского потянуло в Париж - подальше от этих поэтических тусовок, которых с каждым днём становилось всё больше. Душила неискренность. После пышных торжеств, посвящённых 300-летию дома Романовых, в Санкт-Петербурге которые отметили с помпой и торжественным концертом самого Бельского, Бельскому в Питере стало скучно, и несмотря на свои лета мужчина отправился в Париж искать приключений. Вот только нужно было забрать Петровскую с очередной поэтической тусовки, в которую её втравила её очередная новая знакомая Минерва Казанская - вульгарная баба, от которой сам Бельский не ждал ничего хорошего. И неожиданно для себя, Александр Христофорович решился взять Ольгу Евгеньевну в компаньонки в летнее путешествие во Францию, которое затянулось на всю жизнь - после войны Бельские так и остались во Франции, и после гражданской их навещал Борис Викторович, когда мог уличить момент. Александр Христофорович с двумя билетами в руках вошёл на одно из собраний, поморщившись при виде вульгарной Венеры, на которой боа красного, почти термоядерного цвета казалось похожим на ядовитый плющ, только перекрашенным в кардинально противоположные тона. Опять Бельского и Петровскую сводила подобная сходка поэтов, как в том, далёком, 1911 году. Александр Христофорович искал глазами возлюбленную. Мимо 72-летнего певца проплыли две девушки в нежно-розовых платьях, похожих на эпоху ампир - с завышенным поясом - это были Катерина и её сестра Дарья. Катерина была уже замужем, и не любила своего мужа. Здесь, на поэтической сходке, женщина влюбилась в поэта - Александра Блока, который завышенным голосом, нараспев, читал свои изысканные стихотворения. Александру Бельскому Блок точно не понравился, хотя в нём что-то было... романсовое. Нежность черт, римский нос большие голубые глаза, орлиный, пристальный взгляд, кучеряшки, как у молодого Сергея Есенина, который был точно красавцем, любившим всех актрис подряд. Сергей Есенин приезжал в Питер не часто, но Городецкий уламывал юношу задержаться в Питере подольше, если не навсегда. Хотя Александр Христофорович сказал Городецкому, что при таком влюбчивом характере Серёга явно дурно кончит и пострадает из-за бабы. На что Городецкий довольно ядовито подметил: - Ка бы Вы сами не пострадали из-за бабы, Александр Христофорович. В это время до Александра Христофоровича донеслась речь молодого студента Семёна Сперанского, которому дали слово, и он охотно вещал с кафедры-трибуны. Ольге, которая расположилась вокруг сцены рядом с Венерой, которая разлеглась у сцены, вместо того чтобы сесть, как и положено на сходках или в зале, вечер напомнил прежние добрые времена Палады Богдановой-Бельской, которая выделялась среди прочих таких устроителей подобных сходок своенравным нравом и каким-то эксцентризмом. Семён Сперанский вещал громогласным голосом: - К чёрту всё старое! Нужно старое разрушить, и соорудить новый мир! Александр Христофорович стоявший в дверях, поморщился, и тут Сперанский на голову Бельского заметил его самого. Студент возрадовался. - Вот! Нужно убрать это старое и заполнить мир новыми идеями светлого, всепроникающего будущего - это было бы вершиной нашей жизни, и нашего бытия. Ольга Петровская обернулась, и увидела возлюбленного. Покраснев, она фыркнула, тряхнула своей рыжей головой, и вскочив от Венеры, подбежала к своему возлюбленному, как бы защищая его. Бельский был счастлив, и даже что-то промурлыкал в ответ, чего - рассерженная Ольга явно не поняла - её глаза горели гневом, и смотрела она на взъерошенного Семёна, которого явно душил какой-то бес. - Вот к чему старое, отжившее искусство? Нужно созидать новое, бесконечно новое, и не включать старое в новое - ни к чему уже отжившая эра, это динозавры какие-то. Древние животные, которых нет. - Вас тоже когда-нибудь не будет. - Ольга набралась храбрости и осадила студента. Семён покраснел, набрал в рот воздуха и пытался заговорить, Петровская продолжала: - Много людей погибает молодыми, - Ольга вспомнила Ивана Каляева, и едва не заплакала - ей дорог был друг Бориса Савинкова, так и не увидевший свет счастья. Но за что боролся Иван? Вот за то, чтобы сейчас это быдло вставало, говорило свои речи на равне со старшими, и клеветало на Бельского, Пушкина и её любимое искусство. - Молодыми? В век прогресса это невозможно! - Закричал Семён, мозги которого были совсем зелёными. - Почему не могут? - Подал голос всегда спокойный Александр Христофорович. - А война? Бельский как будто напророчил: ему везде мерещилась война, хотя в июле войны ещё на их территории не было. - Или Титаник. - Неожиданно, поддержав Бельского подал голос Городецкий. - Титаник унёс множество молодых жизней... Тут встрял Александр Блок. - Океан был жив тогда. Он унёс всё злое, и очистил наши души... Тут даже Венера затрепетала: она боялась мистики. - Что ты несёшь, Сашка, остановись... - Венера приподнялась с подушек, и зашипела с первых рядов на Ольгу и Александра. - Кто хотел уйти пораньше - мало ли дела дома - может уйти пораньше, остальные будем играть в вист. Если Саша заладил про Титаник, Саша про Титаник может нести бесконечно, мы послушаем Сашины излияния дальше, а тут есть очевидцы трагедии... не хочется их смущать... Бельский сжал руку Петровской, и благодарно посмотрел на Венеру. Ольга улыбнулась своему Саше - наконец-то он оценил Венеру, которая к ним хорошо относилась. Венера им подмигнула, кокетливо перекинула своё вульгарное боа через правое плечо, и помахала рукой. Кто-то помог паре выйти из душной гостинной, где собрались гости на свежий воздух, когда Бельские покинули дом, Венера на распев продолжила: - А теперь будем играть в вист (никто даже не подозревал что играет в игру еще времен декабристов), а мы послушаем что нам скажет Саша про Титаник...