оттепель

      Температура в Белобоге повышается медленно, но уверенно. На календаре апрель, а снег, вопреки предыдущим столетиям, начинает таять. Уже как год Ярило VI открыто для вселенной, и незначительное тепло дает надежду, что впереди ждет только лучшее.       Сначала Гепард думает, что просто подхватил простуду. Изменение климата ведь не проходит без жертв — иммунитет неизбежно начинает пошатываться.       Отекает гортань и пазухи носа. Он берет лишний выходной на неделе — обычно любая болезнь отступала за один день, и на следующий Гепард уже стоял на службе.       Но после отгула он просыпается, чувствуя себя намного хуже. Легкие невыносимо жжет, Гепард способен только хрипеть. В груди ощущается тяжесть. Несмотря ни на что, он поднимается. Никакая болезнь не помешает ему нести свой долг.       Боль и жжение только усиливаются. Когда Гепард стоит на посту, то иногда у него темнеет в глазах. То, что простуда набирает обороты, пугает.       Гепард отличается прекрасным здоровьем, сильным иммунитетом и непреломной волей — все как и полагается идеальному стражу. И сейчас происходит что-то из ряда вон выходящее.       Приходит в себя он в лазарете. Свет бьет по глазам, голова раскалывается, а Гепарду трудно сориентироваться в пространстве.       Когда в палату входит Броня, Гепард неконтролируемо жмурится. Каждый ее шаг сопровождается стуком каблуков — только ощущение, что цокает она не по мраморной плитке, а по черепу Гепарда.       Он с трудом разбирает, что Броня пытается сказать, и сам не может ответить, будто его душат невидимые руки.       По всей видимости, он потерял сознание прямо на посту, вызвав переполох. Его сослуживцам пришлось снимать доспехи на месте, потому что поднять в них Гепарда было невозможно. Он сам не пушинка, а здесь еще и латы.       Обследование не подтверждает наличия ни единой болезни, которая была бы известна белобожцам. И ему просто ставят переутомление, что неудивительно — Гепард практически не отдыхает.       Да и весь этот год — сложный, только недавно удалось наконец выдохнуть. После открытия границ, появляется множество туристов и странников, и на долю Гепарда выпала организация порядка въезда в Белобог.       Его оставляют на неделю в лазарете под чутким наблюдением и бесконечными капельницами. Броня крайне переживает, что как только Гепарду станет лучше, то он не сможет усидеть на месте и, не дождавшись полного восстановления, начнет работать, поэтому она настаивает на длительном сроке отстранения от службы.       Гепард не слишком доволен таким подходом, но физически не может возразить.       На следующий день к нему влетает Сервал, и суета Брони вчера по сравнению с ней — мелочь.       Сервал носится, причитает и едва ли не бьется в истерике — то ругает врачей, то выпускает нервные смешки и пытается иронизировать, то драматизирует и почти что плачет у него на плече. Гепарду не смешно и не грустно, под диафрагмой неприятно скручивает и чем-то это напоминает по ощущениям… …Отчаяние.

***

      Спустя пару недель ему правда становится легче. Жжение в грудной клетке все еще преследует его, и Гепард пугается каждого приступа кашля, боясь, что все начнется сначала.       Выписка и выход на службу ощущаются непривычно, ведь долгое время ему не позволялось даже подняться с кровати. По графику Гепарду и его отряду необходимо занять пост в Подземье.       Броня колеблется.       В Подземье слабая вентиляция, а при работе шахт выбрасывается в воздух много пыли, золы и частиц каменных пород. Отнюдь не самые лучшие условия для капитана после проблем именно с легкими.       Но Гепард настаивает.       Его давно не было на службе. И он соврет, если скажет, что не скучал все это время — по отряду, по долгу, по местам и людям. Обещает вовремя делегировать обязанности, которые ему опасно выполнять, — будь то бег за преступником или битва с фрагментарными монстрами. Хотя знает, что не сдержит.

***

      В Камнеграде душно, жарко, но Гепард не так часто отвлекается на приступы кашля. Он в хорошем настроении.       До вечера.       Потому что вечером глотку начинает неистово першить до звезд в глазах, словно ее что-то щекочет, будто бы в горло запихали целлофановый пакет. В этот момент Гепарда успокаивает только то, что его никто не видит — сослуживцы стоят от него на достаточном расстоянии, чтобы не слышать, как он захлебывается собственным дыханием.       Слизистую что-то царапает изнутри мелкими иголками. И до Гепарда впервые доходит. Оно двигается.       Паника застилает туманом обзор, Гепард не может ни шелохнуться, ни вдохнуть. Прикрывает рот рукой и закрывает глаза. Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо.       В руке оказывается живое создание, которое он держит пальцами за светло-зеленое шершавое крыло. Оно пытается вырваться, мотает на весу черными колючими лапками и дергает вторым крылышком.       У него определенно галлюцинации. Ему кажется. Гепард даже не сразу понимает, что это за существо.       — Хей, Геппи, ты наконец… — слышится справа до боли знакомый голос. — Это что? Бабочка?       Бабочка? В Белобоге? В Белобоге, где давно вымерли насекомые?       Гепарда скручивает в новом приступе кашля. Силуэт перед глазами расплывается в дымке.       — Капитан?       И вылезает еще одна бабочка. Размером с целую ладонь, учитывая стальные перчатки.       — Так, пойдем-ка. Давай-давай, облокотись на меня. Не боись, не уроню.       Когда кашель наконец затихает, то Гепард снова начинает разбирать улицы и человека рядом с собой. Сампо доводит его до клиники Наташи, безостановочно что-то говоря, хотя, видимо, понимает, что его не слышат — не отвечают.       — Скажи честно, в кого ты настолько сильно влюблен? Что.       — Ну, то есть… Это ведь «романтичная болезнь» из легенды. На Лофу была настоящей эпидемией. Эти «очаровательные существа» адаптировались под условия человеческого тела и паразитируют, питаясь, химическим составом, возникающим в твоей голове при безответной… — но договорить Сампо не успевает.       — Ни в кого, — хрипит Гепард. — Мне некогда думать о таких вещах.       Сампо не отвечает. Больше и нечего. Конечно, чего еще ожидать от стража, женатого на своей работе.

***

      — Никогда еще не встречала подобного, — Наташа разглядывает приколотую на булавки бабочку. — Уверен, что прям изнутри вылетела?       — Скорее выползла…       — Конечно, ты не встречала, Нат! — вмешивается Сампо. — Кто-то принес в Белобог «любовный вирус». Условия Ярило VI еще долго не позволят размножаться насекомым, зато внутри человека тепло и…       — Я не с тобой сейчас разговариваю, Сампо. Будь добр, подожди за дверью или иди дальше занимайся своими делами.       Сампо театрально ворчит на грани слышимости: «Что может быть важнее?» — и хлопает дверью, позволяя Наташе продолжить осмотр.       — Я пролежал в лазарете полмесяца не для того, чтобы снова туда попасть, — паника Гепарда постепенно отступает, потому что если хоть кто-то — пусть и преступник — знает, что с ним, значит это можно будет вылечить. Наверное.       — Лежал в лазарете?       — Да. Очень жгло и болело внутри, — он кладет руку на центр грудной клетки, — и дышать было тяжело.       — Оно и неудивительно. Подними-ка форму.       Гепард отстегивает шлейки грудного доспеха и немного сконфуженно стягивает термо-водолазку.       — Шуршит, — Наташа прислушивается к дыханию через наушник, соединенный с клапаном, — Гепарду по сей день не слишком понятны эти новые технологии, особенно медицинского назначения, — и с каждым выдохом ее лицо становится все более хмурым.       — Шуршит, — подтверждает он.       — Гепард, боюсь, радостных новостей ждать не приходится. Это точно не последнее насекомое внутри тебя, — она складывает руки на груди и думает, как правильно сформулировать мысль, — И это может быть смертельно. Очень низка вероятность того, что в тебе была лишь пара куколок, и что они уже не нанесли непоправимый вред здоровью. Неизвестно, насколько быстро они плодятся, ищут ли нового переносчика или остаются в нынешнем. Сампо, конечно, тот еще прохвост, но тебе уже нужно искать очаги эпидемии вне зависимости от того, говорит ли он правду.       — Можете не докладывать об этом госпоже Броне? — выдыхает Гепард и, видя непонимающий взгляд Наташи, успокаивает. — Я сам ей расскажу. А сейчас мне надо вернуться к своему отряду.       — А ты не думал, что ты можешь их заразить? — Наташа напряженно прикрывает глаза рукой. — Поэтому я напишу справку для госпожи Брони, ты — на карантин. А это, — она указывает на бабочку, — пойдет на анализ.

***

      — Почему ты так на меня смотришь? — хмурится Гепард, отвлекаясь от смартфона из-за пристального взгляда. Ему приходится терпеть компанию Сампо, пока Наташа отошла.       — Пытаюсь понять, кто смог тебя отшить, — на лице Сампо расползается пакостная ухмылка.       — Я все еще не понимаю, о чем ты говоришь, — практически воет в ответ тот. — И у меня нет никаких причин верить тебе. Все эти речи про «любовный вирус» — чистой воды уловка, потому что я — определенно, совершенно точно, без всяких сомнений — ни в кого не могу быть влюблен. Это в корне противоречит твоим словам.       — Ладно-ладно, хорошо, — Сампо опирается локтем на сложенные колени и кладет подбородок на подставленную ладонь, ухмыляясь. — В таком случае тебе бы хотелось самому расследовать это? Если не уйдешь сейчас, то тебя запрут на карантин, и неизвестно насколько затянется решение.       — Что за идею ты пытаешься мне впарить?       — Что думаешь по поводу того, чтобы аккуратно вывалиться из левого окна? На нем как раз на единственном есть ручка.

***

      Гепард приходит в себя, только когда под ногами начинает хрустеть снег. Кто бы мог подумать, что после открытия дороги сюда заметет так много...       Казалось, что все поспешные решения, принимаемые лет в двенадцать, так и остались там — далеко в подростковых годах, но нет — время идет, а Гепард все также сначала делает, потом думает. Неподобающе для такого человека, как он.       Наташа ведь права, он может запросто заразить весь свой взвод, жителей Камнеграда и Надземья… Вестись на идеи Сампо — глупо. Но, вопреки этому, Гепард все равно аккуратно ступает след-в-след за ним.       Как же безответственно с его стороны.       — Ты весь дрожишь. Не привыкли нарушать рекомендации, капитан? — Сампо поворачивается к нему и щурится, продолжая идти спиной вперед. — Не переживай, я знаю всех купцов, кто побывал на Лофу за последние месяца четыре, а твоего значка хватит для того, чтобы расспросить каждого из них.       — Просто не привык искать по «холодным следам», — Гепард оглядывается по сторонам, когда они с Сампо выходят к улице через заснеженные закоулки. — Куда сначала?       — Оу, первый наш подозреваемый. Скоро узнаешь.       За полдня они значительно наводят в Подземье паники, потому что пытаются опросить более десяти человек.       Кто-то пугается и неконтролируемо тараторит, кто-то захлопывает дверь, когда Гепард попадает в его поле зрения, кто-то шустро собирает всю продукцию и складывает палатку, уносясь в неизвестном направлении.       Они приходят даже к Зеле, которая окидывает Сампо подозревающим взглядом, но не поясняет своих доводов. Только качает головой и говорит, что была на Лофу в качестве сопровождающей дипломатической поездки Брони, привезя лишь пару сувениров, после осмотра которых Зеле поджимает губы. По всей видимости недовольная вторжением в личное пространство.

***

      — Ну и последний, — говорит Сампо и открывает дверь своим ключом, вводя Гепарда в замешательство. — Конечно же я, капитан.       Сампо садится на потрепанный диван, обитый коричневым кожзамом, и кладет ногу на ногу.       В очередной раз за день Гепард захлебывается кашлем, выпуская изо рта премерзкое летающее насекомое. Своими лапами и целофановыми крыльями они уже успели за эти сутки разодрать гортань изнутри. Бабочка пролетает по комнате — захламленной, где и кухня, и гостиная, и спальня соседствуют друг с другом без перегородок и разделителей, а на стенах местами слезают обои в желто-зеленый цветочек, — и присаживается Сампо на ладонь.       — Очаровательное создание, — он вновь ухмыляется, вызывая у Гепарда мурашки. — Прекрасная проверка на чувства. В твоем случае еще и на честность. Слышать, что ты никого не можешь любить, было бы очень обидно, если бы не эти прекрасные бабочки.       — Ты мудак.       — Да, возможно. Но знаешь, в войне, любви и торговле все средства хороши, — Сампо сжимает ладонь, раздавливая насекомое. — Просто пришлось показать тебе физически то, что ты ощущаешь, раз ты не можешь воспринимать свои чувства иначе. Будь эта болезнь заразна, то от нее бы пострадал скорее я, чем ты.       — Странная тогда любовь. Кто же будет обрекать человека, который тебе нравится, на страдания и боль?       — Ты ведь так и делаешь, — он грустно усмехается на непонимающий взгляд Гепарда и поднимается с места, подходя вплотную. — Даже когда ты собственноручно снял с меня обвинения, то отказался убирать плакаты, продолжил приказывать ловить меня в «запретной зоне» — к слову-у, уже как год не запретной, — и всем этим подбивать мое ведение бизнеса. Для тебя, возможно, мой бизнес — слишком абстрактен, и ты не воспринимаешь его в материальном смысле. Но для меня, удар по бизнесу — как нож меж ребер.       — Я не…       — Я знаю.       От соприкосновения губ бабочки в легких Гепарда бьются шуршащими крыльями о стенки, то ли стараясь выбраться, то ли разбиться от смеси необъяснимой тоски и тепла. И он не знает от чего задыхается больше — от этих гадов внутри себя или от переполняющих эмоций.       — Надеюсь, ты меня не посадишь за нарушение безопасности Белобога? — смеется Сампо. — Ему совершенно ничего не угрожает, уверяю тебя. Таким бабочкам для размножения нужны растения, когда они покидают тело носителя, а у нас таких попросту нет.       — А мне теперь что делать?       — Оу, — он прикладывает ладонь к грудной клетке Гепарда. — Сами умрут. Без питания умирают все живые существа.       — Это все равно не делает тебя меньшим подонком, — хрипит Гепард. — Я думал, что помру. А сейчас в меня явно упирается твой стояк.       — Ой, — Сампо отходит на пару шагов назад. — Тебе померещилось. Наверное, какой-то хлам в карманах.       — В твоем случае лучше бы это был стояк, а не статуэтка из музея.

***

      — Ну, Геппи, ну, подумаешь! — Сампо цепляется руками за холодные прутья решетки, не переставая вопить. — Ты все равно не сможешь оставить меня здесь!       — Ты обвиняешься в нападении на стража и многочисленных кражах реликвий, Коски. Тебе явно не помешает посидеть и подумать о содеянном.       — Я не крал ничего, — он заявляет это так уверенно, что Гепард даже немного завидует. — Только если твое сердце.       Возможно, будь Гепард сейчас менее спокоен, то подобное высказывание заставило бы его смутиться, но, к счастью, он уже успел осмыслить произошедшее и прийти к некому балансу в своей душе. Да, бабочки, да, он до сих пор неприятно ими отхаркивается, но все же, когда знаешь, что это и кто виновник, то справиться морально полегче.       Сампо должен поплатиться за то, что подсыпал в едва расцветшие — после уймы стараний — растения на его подоконнике пыльцу, которую Гепард по неосторожности и вдохнул, не почувствовав подвоха. Такое не останется безнаказанным.       И если он вновь посмеет сбежать, Гепард заставит его пожалеть об этом.