Глава 1.
Мои глаза были наполнены свинцом, голова кружилась, а грудь и спина невыносимо болели. Когда я очнулся, то с трудом мог различить мелькающие белые силуэты перед собой. В ушах звенело, но я глухо слышал надоедливое прерывистое пиликанье и чужие голоса. Пара минут и я наконец смог различить перед собой человека в белом халате. С трудом повертев головой вокруг себя, я вдруг понял, что я нахожусь в госпитале. Я было открыл рот, чтобы что-то сказать, но врач, внезапно повернувшийся ко мне, начал первым: – Вы очнулись! Пожалуйста, не волнуйтесь. Вы в полном порядке. – на его лицо легла легкая улыбка. – Я доктор Саймон Грин, ваш хирург. Я прищурился, пытаясь сфокусировать свое зрение на его лице. Взгляд расплывался. – У вас был сердечный приступ. – он сказал это совершенно спокойным тоном, переменив улыбку на сочувствующий вздох. – Сердечный приступ? – я переспросил с недоверчивой усмешкой, но тут же пожалел об этом. Смешок вызвал колкую боль в груди. – Да, к сожалению. Но мы провели экстренную операцию на вашем сердце. Сейчас вы в безопасности. Мы наблюдаем за вашим состоянием. – пока врач говорил, я его не слушал, пораженный тем, что случилось. Я помнил лишь обычную утреннюю рутину на работе и внезапное чувство жара по всему телу. А потом... Темнота. – Как долго я здесь пробыл? – я спросил хриплым голосом, ошарашенно и потерянно осматривая медицинские приборы вокруг моей больничной койки. – Около пяти часов. – Доктор Грин смотрел на меня обеспокоенно. – Как вы себя чувствуете? – он указал медсестре на монитор с кучей цифр и непонятных для меня показателей. Она сразу же достала шприц и ввела инъекцию в мою руку. – Мх... Отстой. – я вздрогнул, искривившись от неприятных ощущений. – Это обезболивающие, не волнуйтесь. — успокоил меня врач. Прошло несколько мгновений и я уже не чувствовал такой сильной давящей боли в груди и спине. Я лежал с полуоткрытыми глазами, переглядываясь между врачом и медсестрой. – Боже... Никогда бы не подумал, что меня вскроют на операционном столе, хах. – я попытался усмехнуться, но это доставило мне боль. На лице врача вдруг снова образовалась легкая улыбка. – Рад, что вы можете смеяться. Вам повезло, что ваши коллеги вовремя вызвали скорую. – он спокойно посмотрел на меня своими щенячьими, но проницательными серыми глазами. – Ваша боль уменьшилась? Как вы себя чувствуете сейчас? – Все... В порядке. – я ответил со слабой отдышкой. – Если не считать, конечно, тот факт, что моё тело пыталось убить меня. – я снова усмехнулся и покорчился от покалываний в груди. Ошибки ничему меня не научили. Доктор Грин улыбнулся чуть шире. Его взгляд выражал сочувственное одобрение. – Не волнуйтесь, господин Говард. Вы в хороших руках. – Можно просто Мэтью. – ответил я вздыхая. Никогда не любил церемонности. – Вам нужен отдых, господин Мэтью. Постарайтесь поспать. Медсестра будет присматривать за вами в мое отсутствие. Скорее поправляйтесь. – сказал доктор Грин и вышел из палаты. Я обернулся к медсестре: она писала что-то в блокноте, но так же быстро, как и врач, встала, коротко отрезала, что я мог «звать ее, если что-то случится» и ушла. Я остался в палате один. Со мной только звук пиликающего медицинского прибора и тусклый свет лампы на прикроватной тумбе. Я смотрел в потолок, размышляя о том что со мной произошло. Сердечный приступ?.. Мне ведь всего тридцать два… Я закрыл глаза и от нехватки сил быстро заснул.Глава 2.
Звук открывшейся двери пробудил меня. Доктор Грин вошел в палату. Он держал руки в карманах своего белого халата. Его стройная фигура источала расслабленность, а большие круглые очки, в купе с аккуратно застегнутой на все пуговицы рубашкой под халатом, делали его вид еще более безобидным. Он сходу задал пару вопросов о моем самочувствии, пристально наблюдая за движением линий на пиликающем мониторе у моей кровати... Я впервые видел настолько осознанный и всепонимающий человеческий взгляд. А чувствовал я себя все также отстойно, даже после короткого сна. – Знаете, не каждый день мое сердце внезапно останавливается. – хмыкнул я. – Сейчас ваше сердце работает как часы. – улыбнулся он, но его лицо тут же приобрело строгий вид. – Я предполагаю, что ваш сердечный приступ – результат стрессового и нервного состояния. – Стресс – это не про меня. – ответил я хриплым, но уверенным голосом, пытаясь поверить самому себе. – Может это всего лишь переутомление? Врач смотрел на меня понимающе. – Даже если так, вам следует выдерживать баланс между работой и личной жизнью. Мне казался забавным тот факт, что подобные вещи говорил мне врач-хирург, который, в чем я более чем уверен, жил одной лишь работой. – Я не в том положении, чтобы раздавать вам советы, но как кардиохирург, я могу сказать, что отсутствие отдыха приводит к печальным последствиям. Не только для умственного состояния, но и для сердца. – Доктор Грин вы хирург или психотерапевт? – я по-доброму ухмыльнулся. В ответ он, со вздохом, сочувственно улыбнулся. – Извините за психологический урок, но вам и вправду не стоит выталкивать тело за пределы его возможностей. – Его складная и прямолинейная речь заставили меня чувствовать, что я общаюсь с ожившим учебником… Или мануалом по психологическим аффирмациям. – Такими темпами, вы можете оказаться не на моем операционном столе, а на столе для вскрытия, мистер Мэтью. Я лишь хочу предостеречь вас. В палату вдруг вошла медсестра, говоря, что Доктора Грина срочно вызывают. – Я зайду к вам завтра. Отдыхайте больше и… Свяжитесь со своей семьей. В такие моменты лучше быть рядом с близкими. – он ушел, еще раз успокоив меня своей добродушной улыбкой. И вновь со мной остались только пиликанье, приглушенный свет и мои мысли. Связаться с родными? С друзьями?.. Если бы у меня вообще был кто-нибудь.Глава 3.
Всю следующую неделю я провел в палате, изредка шатаясь по шумным коридорам госпиталя. Маясь от скуки, я развлекал себя только дурацкими шоу идущими по телевизору, висящему на стене напротив кровати. Я чувствовал себя лучше, но швы на груди неприятно зудели. Иногда в палату заходила медсестра, проверяя мое состояние. Она предложила мне сообщить родственникам о моем состоянии – я отказался. Но, я связался со своим начальством. Меня порадовало то, что организация покрывала оплату моего лечения. К тому же, после выписки я мог получить недолгий оплачиваемый отпуск. Доктор Грин навещал меня вечерами. Расспрашивал о моем самочувствии, сверял что-то на мониторе. Я каждый раз замечал, что с его лица не сходила спокойная улыбка. Медсестры были довольно приветливы со мной, но только с Доктор Грином я иногда мог поболтать больше, чем всего пара минут. Он легко располагал меня к себе. Когда он в очередной раз зашел ко мне на осмотр, я спросил его сколько мне еще придется торчать здесь, на что он ответил, что через пару дней мне снимут швы и он сможет выписать меня. Сидя на стуле рядом с моей кроватью, пальцами, он осторожно оттянул кожу на моей груди, рассматривая швы. Я поглядывал на его лицо временами. Он выглядел намного моложе меня. И уже хирург?.. – Вы так молодо выглядите, доктор Грин. Сколько вам лет? – я спросил из любопытства. Он посмотрел на меня исподлобья, поправляя очки на лице. Стекло от его линз мельком сверкнуло в моих глазах из-за яркого света лампы. Слепящий блеск отразился в окне палаты, за которым сверкал красно-оранжевый закат. – Вы наверное думаете, что я слишком молод для кардиохирурга. – он дружелюбно улыбнулся. – Скажем так, я закончил учебу раньше своих сокурсников… Мне тридцать. Я уставился на него с удивлением, смущенно потирая шею. – Никогда бы не подумал, что мы сверстники. – неловко посмеялся я. – Извините, наверное пациенту не стоит задавать такие глупые вопросы. – Не извиняйтесь. В конце концов, вы ведь должны знать кому доверяете свою жизнь. Когда он поставил мне новую капельницу, я наблюдал за его руками и заметил, что у него нет кольца. Кроме того, его пальцы были неестественно тонкими и длинными, и оттого двигались плавно и изящно. – Похоже вы такой же холостяк, как и я. – я отозвался с грустным смешком. – Со зрением у вас явно все в порядке. Вы очень наблюдательны. – он тихо посмеялся. – Я удивлен, что вы тоже одиноки. – он заметил, что я пытаюсь утешить свою скуку болтовней и подыгрывал мне. Слово за слово и вот, он снова, словно по учебнику, хоть и искренне сочувствуя, читал мне нотации. – Я уже не раз говорил вам, что в такие моменты поддержка родных необходима как никогда. – Сердечный приступ – это не рак, так что, я могу справиться с этим сам. Да и тут полно персонала, который помогает мне. Я совсем не ладил со своей семьей, и потому не хотел обременять их своими болезнями. Доктор Грин вздохнул и смотрел на меня так, словно он пытался доказать что-то старику с деменцией. – Да, персонал госпиталя всегда здесь, но близкий, пусть даже друг, это гораздо лучше, чем несколько визитов врача. – Я в порядке. – я прервал его и слабо улыбнулся. – Мне и этого достаточно, доктор Грин. Я не привередливый. Внезапно телефон в его кармане завибрировал. Ему нужно было идти. – Я просто не хочу, чтобы у вас случился рецидив, мистер Мэтью. – вздохнул он, явно чувствуя, что не переубедит меня. Мне не нравилась жалость, которую он выражал ко мне, но я не подавал виду. По всей видимости, его наставляющие слова – издержки профессии врача, вынужденного подбадривать всех и каждого, прибавляя при этом излишек натужной задушевности. Когда он оставил меня одного, я почему-то не мог выбросить из головы его сострадательный взгляд и секундно сверкнувший блеск линз от очков…***
В день моей выписки, сразу же после снятия швов, я ждал доктора Грина в приемной, любезно болтая с девушками у стойки регистрации. Когда я увидел его и он приблизился ко мне, чтобы подписать необходимые бумаги, я внезапно осознал, как велика наша разница в росте. Он не только молодо выглядел, но и был на голову ниже меня. Когда я лежал в больничной койке это было не так заметно. Меня это забавляло, и он это заметил. – Вы гораздо выше, когда вы стоите, чем я ожидал. – посмеивался он, подписывая документы. Теперь я наконец мог ехать домой. Поблагодарив доктора Грина и попрощавшись, в моей груди вдруг возникло странное чувство… Дежавю. Но когда я отправился домой, наконец-то выбравшись на улицы города, я совсем не придавал этому значения. Так приятно было снова оказаться дома. Пускай здесь мне даже не с кем поболтать.Глава 4.
Месяц. Именно столько мне понадобилось, чтобы снова оказаться в том же госпитале. Но не из-за проблем с сердцем и не в отделении кардиохирургии. Я сломал руку. Меня принял незнакомый ординатор. Он наложил мне временный гипс и сказал, что из-за больших очередей я проведу в стационаре весь день. Я снова бродил по шумным коридорам госпиталя, пытаясь унять скуку и ноющую боль в руке, с которой еле-еле справлялось обезболивающее. Я не мог усидеть спокойно на одном месте. Пробираясь сквозь толпы врачей и других пациентов, я высматривал знакомые места, в которых бесцельно шатался, когда лежал здесь месяц назад. Мне удалось наткнуться на приемную, где меня выписывал доктор Грин и я разговорился с уже знакомыми медсёстрами. И, неожиданно, я заметил доктора Грина зашедшего в приемную и обратившегося к медсестрам. Состроив улыбающуюся и словно виноватую гримасу, я уставился на него. Мой пристальный взгляд, кажется, озадачил его на секунду, когда он обратил на меня внимание. Пара секунд молчания заставили меня подумать, что он забыл кто я… Должно быть, для врача каждодневно сталкивающегося с десятками болванчиков, подобных мне, вполне нормально забывать те или иные лица… Я вдруг ощутил секундную неловкость представив мое безмолвное и глупое выражение лица, адресованное человеку, который, возможно, и не помнил меня. Как вдруг… – Вы что, специально сломали руку, чтобы увидеться с нашими работницами? – внезапно сказал он, тихо посмеявшись. Я облегченно хмыкнул. – Хотел бы я, чтобы ваше предположение было правдой, доктор Грин. Мы разговорились. Он все время сочувственно хихикал надо мной, когда я рассказывал, как я свалился с кухонной тумбы, пытаясь почистить вытяжку. Я делал это потому что пытался занять себя чем-нибудь, пока сидел на больничном после прошлой выписки... Он был рад, что пострадала только моя рука, а я снова не мог не заметить, как блестели линзы на его очках, когда он с улыбкой смотрел на меня. Его взгляд, казалось, был полон уютной теплотой. Я обратил внимание на его усталый вид. Когда я лечился, он тоже почти всегда выглядел слегка измотанным. – Вы кажетесь уставшим… – обратился я к нему. Но, он не успел ответить. По коридору вдруг пронеслись несколько человек в больничной одежде, везя каталку с пациентом. Одна из медсестер тут же окликнула доктора Грина. Он грустно улыбнулся мне. Ему не нужно было отвечать. Он только пожелал мне скорейшего выздоровления, попросил быть осторожнее и поспешил в операционную.Глава 5.
Как бы это не было смешно, но всего лишь через полтора месяца я снова увидел эту усталую и понимающую улыбку доктора Грина. Вваливаясь в регистрационный зал я с широкой улыбкой объявил клеркам и ему о том, что кость в моей руке срослась неправильно. Потому пришлось повторно ломать (или, как сказал мне терапевт «разъединять») кость, чтобы на этот раз она срослась ровно.***
А как минул еще месяц после этого, я снова оказался в фойе госпиталя, чтобы вместе со своим хорошим другом и коллегой по работе встретить его жену после выписки из родильного отделения. И оттого ещё нелепее кажется тот факт, что в этот раз я, добровольно ступивший через злосчастный больничный порог, сломал плечо, когда (очевидно неудачно) спускался по лестнице к выходу. Выражение моего лица в момент, когда о происшествии прознал доктор Грин, напоминало гримасу «старика Гарольда». Жаль, что правую руку с поднятым пальцем вверх я уже поднять не мог.***
После этого глупейшего инцидента я стал нередко заглядывать в приемную кардиохирургии во время своих длинных рабочих перерывов или в собственный выходной, если случалось проезжать мимо. Я из раза в раз встречал там то разговорчивых медсестёр, то самого доктора Грина. Он, кажется, был совсем не против коротких рабочих передышек для бессмысленных разговоров со мной. И даже нередко угощал меня чаем и печеньем из автомата. И он постоянно с завороженной улыбкой смотрел на меня, почти не отрываясь, когда я болтал без умолку.Глава 6.
Когда всё в моей странной жизни, как мне казалось, начало возвращаться на круги своя, мне было ещё труднее поверить, что я оказался в госпитале снова, с повторным сердечным приступом. Моя рука все ещё была в гипсе, а лицо слегка сдавливала кислородная маска. Я смотрел на доктора Грина с вымученной ухмылкой, лежа на койке, совсем недавно придя в сознание после экстренной операции. Едва ли я успел отвыкнуть от больничного запаха и пиликанья расчётных приборов. – Знаете доктор, это уже кажется забавным. – Надеюсь это последний инцидент и больше мы с вами не увидимся. – он нарочно сделал колкое замечание, сочувственно покачав головой и грустно улыбнувшись. – В хорошем смысле. Иначе я худший врач на планете. На его слова я только болезненно посмеивался, думая о том, насколько нужно быть неудачливым человеком, чтобы загреметь в госпиталь всего за неделю до Рождества. И пока медсестра осведомляла меня о необходимости повторной операции на сердечном клапане, я рассеянно разглядывал руки доктора Грина, изучающего витиеватую диаграмму на большом мониторе.***
Нотки его осторожного и изящного поведения я поглощал глазами даже в полу-отключённом состоянии перед операцией. Я встретил секундный блеск его очков в своих глазах прямо перед тем как погрузиться во тьму анестезии.Глава 7.
А когда я очнулся, первым, что мелькнуло в моих глазах был закат за окном. Я лежал с полуоткрытыми глазами некоторое время, терпя ноющее покалывание и легкий зуд в груди. Кроме физической слабости, отстойное чувство одиночества внезапно начало одолевать меня, пока в палату наконец не зашла медсестра, а за ней и доктор Грин, который сообщил, что мне придётся «отпраздновать» Рождество в госпитале. В его спокойном и расслабленном присутствии было что-то утешающее. Даже раньше, чем он попросил медсестру вколоть мне дозу болеутоляющего, от одной только его расплывчатой, сочувственной улыбки отражающейся в моих сонных глазах – мне стало лучше. Так странно…Глава 8.
За пару дней до Рождества, словно бы подхватив всеобщую суету, я стал очень болтливым. Желание заняться хоть чем-нибудь, кроме лежания в постели после операции, и мое улучшившееся состояние, заставило меня напроситься помогать украшать интерьер госпиталя новогодними побрякушками. Благодаря моему росту медсестрам не пришлось возиться со стремянкой и просить несговорчивых уборщиков помочь. Девушки были не прочь, в очередной раз, посплетничать. И из этих сплетен, не без моей осторожной наводки, я вдруг узнал, что к женщинам, доктор Грин, особого внимания в госпитале не проявлял. Он не отвечал взаимностью даже на явные намеки. Оттого у многих молодых девчонок, работавших здесь, закрались сомнения в его ориентации. Я ведь и завел подобный разговор с ними, потому что некоторые детали его поведения сигнализировали о странного рода симпатии, а не простой докторской вежливости. Такие подробности для меня были одновременно интригующими и непонятными. Во мне образовалось неясное для меня чувство, словно, ожидание чего-то. В тот же день я, обдумывая все услышанные сплетни, не решительно попросил доктора Грина заглянуть в мою палату в день Рождества, перед тем как он должен был отправиться домой на заслуженный трёхдневный отдых (об этом я тоже узнал у медсестер). А он, с утешающей улыбкой, ответил, что обязательно придёт.Глава 9.
В этот самый Рождественский день я все никак не мог найти себе места, был сам не свой. Закат уже начинал заливать пространство моей палаты, когда в неё наконец неторопливо вошел доктор Грин. – Вы просили меня зайти... – Да. – перебил я его ненарочно каким-то испуганным и нервным тоном. Я густо покраснел. – Всмысле, да... да... простите. Его слегка удивленное выражение лица быстро сменилось уже привычной сочувственной улыбкой, а в уголках глаз появились морщинки. Он был утомлен этим рождественским днем. – Простите, что я вот так отвлекаю вас. Вам наверное к семье не терпится поехать, сегодня же праздник. – словно извиняясь каждым слогом, я бубнил себе под нос. Доктор Грин продолжал устало улыбался, застыв на месте рядом с моей койкой. Мною вдруг овладела мысль, что в своей голове он уже множество раз проклял меня за то, что я действительно отнимаю его драгоценное время. От этого я сконфуженно нахмурил брови, но наконец заставил себя вынуть из прикроватной тумбы сверток в цветной упаковке. – Еще не полночь, но... С Рождеством вас, доктор. – я протянул ему подарок. Его лицо внезапно приобрело более заметный оттенок удивления, чем я когда-либо видел до этого. Он взял сверток из моей руки и вид у него был такой, словно я признался ему в чувствах: улыбка пропала, а взгляд был испуганно-удивленным. Тем не менее, он не разрывал со мной зрительного контакта. Он побагровел в щеках и ушах, когда заговорил тише прежнего. – Не стоило, Господин Говард. Я не ответил – не знал что сказать. Кроме того, я тоже заметно раскраснелся. В палате повисла неловкая тишина, прерываемая только пиликаньем медицинского барахла, стало невыносимо жарко. От нашего обмена взглядами сердце у меня колотилось в бешеном темпе, но Доктор Грин прервал зрительный контакт спустя несколько неловких секунд. Он взглянул на упаковку и спросил. – Я открою? – Конечно. – снова нервно, почти перебил его я. Его изящные тонкие пальцы осторожно разорвали упаковку и он вынул из неё книгу. Я со стопроцентной внимательностью следил за его выражением лица. Испуганно-удивленная и слегка серьезная гримаса наконец исчезла. Его щеки и уши, все еще, были заметно розовыми, когда улыбка тронула его губы. К нему начало возвращаться самообладание. Но ко мне – нет. – Вы тот еще сплетник, да? – доктор Грин расплылся в улыбке и слабо, но очень мило усмехнулся. А потом он взглянул на меня такими ласковыми и нежными глазами, что у меня перехватило дыхание. – Это моя любимая. Книгу, которую руки доктора теперь бережно поглаживали вдоль переплёта и обложки, я заказал специально для него после разговора с медсёстрами. Я обрыскал сотни сайтов в поисках коллекционных изданий автора этой книги. Новую и не побывавшую в чужих руках книгу мне найти не удалось, но я смог выкупить одну, ту самую, у коллекционера. Она стоила целое состояние, но я мог думать лишь о том, что хочу порадовать Доктора Грина. И что, раз уж я что-то почувствовал между нами, то не должен упускать свой шанс. Когда Доктор заметил, что это книга из эксклюзивного издания, он, словно просиял. Стал говорить, что это слишком дорого и вообще, не стоило так «заморачиваться». А я только и мог, что смотреть на него и улыбаться, как дурак. От его теплой реакции на подарок я весь размяк. А потом... – Вы пойдете со мной на свидание? – вдруг, сам того не заметив, выпалил я, перебивая его благодарности. Слова пришли ко мне по наитию. Я задержал дыхание, поняв, что только что сказал. Доктор замолчал и его испуганно-удивленное выражение лица вернулось. Но всего на пару секунд, прежде чем он смущенно заулыбался и кивнул. Его голос снова стал тише. – Полагаю, отказать я не имею права. – ответил он, крепко прижимая книгу к груди. Он отвел взгляд и сказал почти шепотом. – Я пойду. Я выдохнул и мне показалось, что моё сердце, совсем недавно спасенное руками Доктора Грина, вот-вот снова остановится. – Я… я пойду. – Доктор Грин затараторил вдруг и попятился к двери, опустив взгляд и пряча глаза. – Всмысле… И на с-свидание пойду, и… и работать. Т-то есть домой. Домой, да… – его лицо было багровым, когда он быстро вышел за дверь. И только из-за закрытых дверей я услышал. – Скажите медсестре когда и где. Я обязательно приду. – а затем быстрые удаляющиеся шаги. Я едва мог поверить, что застал такого, казалось, непоколебимого человека врасплох. Да и себя тоже. Я взглянул на монитор с моими жизненными показателями. Белые значки стали оранжевыми, указывая, что мой пульс подскочил в несколько раз…Глава 10.
Неделю спустя, в назначенный день я пришел на свидание чуточку раньше обозначенного времени. Доктор Грин производил впечатление пунктуального человека, ведь он никогда не опаздывал на мои осмотры – я побоялся разочаровать его. Переминаясь с ноги на ногу из-за легкого волнения и взбудораженности, я высматривал его. А как заметил его небольшую фигуру вдалеке разнервничался только сильнее. Он неторопливо шел ко мне на встречу одетый в серовато-голубое пальто, под которым прятался милый шарф. На носу у него, как и всегда, сидели круглые очки. Его туфли стучали по тротуару и с каждым шагом по его лицу все шире расползалась скромная улыбка. Я вдруг подумал, что по сравнению с его элегантным видом, я, одетый в более приземленную одежду (джинсы и куртку с кроссовками), выгляжу неуместно. Глупо и смущенно улыбаясь я помахал ему рукой идя на встречу. А как настиг его, то сразу же крепко обнял. А он от неожиданности слабо хихикнул, приняв объятия. – Привет… – едва ли не шепотом произнес он, когда я выпустил его из объятий. – Привет… – ответил я смотря на него сверху вниз. – Прекрасно выглядите Доктор Грин… Или все-таки… Саймон? Он слабо хихикнул и я заразившись этим коротким моментом чувственной неловкости, глупо посмеивался. – Думаю в такой обстановке мне больше подходит Саймон. – его голос был мягким и выравненный усилиями. – Как вы думаете… Мистер Говард? – смущенно улыбнувшись поддразнил он. – Что ж, пора бы и мне стать для тебя просто Мэтью. – поколебавшись ответил я. Перекинувшись еще парой вступительных фраз мы как-то незаметно и медленно зашагали вдоль заливаемой закатом парковой аллее. Местами застывшее во льду, огороженное перилами искусственное озеро, вдоль которого мы шли, отбрасывало яркие блики, как от стекла. Сквозь безлиственные ветки деревьев виднелись этажи высотных зданий. А мимо, каждый в своем темпе, проходили люди. Особенно много было семей с детьми. Оба, со спрятанным в карманы руками, мы шли и болтали о всяком… Засыпали друг друга вопросами и отпускали шутки о чем-попало. Саймон был очень скуп на рассказы о своих книжных и научных интересах, надеясь, что я не посчитаю его занудным ботаником. К счастью, мы почти не говорили о работе и семье. По пути наткнулись на симпатичный ларек с кофе, и, отстояв большую очередь, продвигались по парку уже с горячими стаканчиками в руках. Лазурный закат к тому времени постепенно чернел и освещать каменистый тротуар начали включающиеся тут и там фонари. Присев на свободную лавку, неподалеку от какого-то довольно людного места, я вдруг решился на комплимент. – Надеюсь на фоне твоего наряда я не выгляжу потрепанно... Мне следовало надеть что-нибудь более приличное, чтобы соответствовать… – но вышло странно и самокритично. – Потрепанно? – удивился Саймон и на секунду я почувствовал себя полнейшим кретином, но он тут же успокоил меня, – Не волнуйся, ты выглядишь очень даже хорошо. И вообще-то ты довольно… Жгучий. – он поддразнил с ухмылкой, но я не сразу понял, что он имел ввиду. А как до меня дошло, так я сразу стал краснеть не только от морозной погоды. Но, кажется, он и сам на мгновение смутился от собственных слов. Прежде чем разговор не перетек в одни сплошные намеки, я поспешил исправиться. – С комплиментами у меня выходит не очень… Но я правда счастлив, что ты согласился пойти со мной. – я улыбнулся, снова заливаясь румянцем как глупый подросток. – Я думаю… – вдруг тихо заговорил Саймон опуская взгляд на свои колени, скромно улыбаясь, – Это я должен быть самым счастливым. – его нежные пальцы нервно, но беззвучно, стучали по стаканчику с кофе. – Не знаю стоит ли говорить об этом, но… Это моё первое настоящее свидании. И оно мне нравится. От его признания я опешил, но как только я открыл рот, чтобы что-то ответить, слова, снова, пришли ко мне из ниоткуда. – Тогда это честь для меня, стать первым, с кем ты пошел на свидание. На несколько секунд между нами повисла тишина. Но она не была тяжелой, потому что от нежной улыбки Саймона, даже когда он не смотрел на меня, смущаясь, на душе у меня становилось легко и тепло. Позади, внезапно, послышались радостные возгласы и в то же мгновение меня вдруг осенило. Я оглянулся вокруг. После чего, мне хватило одного мгновения, чтобы решиться. Не раздумывая больше ни секунды, с энтузиазмом, я взял Саймона за руку. – А знаешь что? Раз уж я пригласил тебя, то сделаю твое первое свидание лучшим свиданием в твоей жизни! – я встал со скамьи и потянул его в сторону людского гама.Глава 11.
Мы оказались у огромного ледового катка. Здесь каждая унция воздуха искрилась после Рождественским веселым настроением. Над головами, обтянутые с одной кроны на другую, свисали светящиеся гирлянды и украшения. А за тротуаром стояла невысокая ель, наспех украшенная лишь понизу. Это место было усыпано людьми... Возгласы детей и взрослых смешались в фоновом шуме, когда я поспешил к замеченной мною вывеске, крепче сжав руку Саймона в своей. Он был удивлён, но не возражал, на его лице появилась взбудораженная улыбка. Нам повезло оказаться у проката коньков, когда очередь из толпы людей на мгновение поредела. Но вот свободной лавочки, чтобы переобуться, поблизости найти не удалось. Поэтому мы уселись на невысокий бордюр. – Ты умеешь кататься? – Перевязывая шнурки на коньках, спросил я Саймона, игриво подтолкнув его в плечо. Я был словно наэлектризован энергией. – Умел... В детстве. – Он смущенно посмеялся с ноткой нервозности в голосе. – А ты? – Нет! Никогда не катался! Его глаза расширились, он взволнованно уставился на меня, когда я неуклюже поднялся с земли и протянул ему руку. Он с опаской доверился мне. Но зря... Потому что я едва мог держать равновесие и чуть не свалился на него стоило ему только коснуться моей руки. Но при этом лицо я строил невесть какого профессионала. С неустойчивой поддержкой друг друга, мы добрались до льда. Саймон первым встал на лед и не спеша проскользил вдоль барьера. Он остановился в ожидании меня, с улыбкой глядя как я неуклюже переставляю ноги и цепляюсь за край барьера. Я сделал несколько шагов, смотря не себе под ноги, а на то, как катаются люди рядом и попытался имитировать движения ногами. Я, миллиметр за миллиметром, начал приближаться к Саймону, который теперь медленно продвигался вдоль барьера, скользя пальцами по краю, чтобы иметь возможность ухватиться. Напряжение в моем теле сгустилось, я должен был догнать его, а не плестись в сотне метров позади! Я сделал шаги шире, чтобы нагнать его, но он ускользал все дальше и дальше. Пока я неуклюже ломал лёд своими лезвиями, Саймону уже, и не требовалась опора. Он легко скользнул в центр ледового ринга и сделав небольшой, но изящный круг вдоль него, подъехал ко мне со спины. Его яркая улыбка украшала лицо, когда он подбадривал меня и взял мою руку в свою, чтобы потянуть подальше от барьера. Мне казалось, что мои ноги разъехались в противоположных направлениях, как у балерины, а руки я расставил так далеко от себя, словно бы искал что-то в темноте. Тем не менее, теперь мы катились по льду по-настоящему. Вместе. Зашатавшись, я инстинктивно зацепился свободной рукой за плечо Саймона. А он заулыбался еще шире, отчего 'башню' у меня сорвало начисто. И с приливом внезапной уверенности и воодушевленным выражением лица я разжал свои пальцы и оттолкнулся ото льда вперед. И в то же короткое мгновение земля ушла у меня из-под ног.***
... Упал я назад. На спину. Яркий свет фонарей над головой врезался в мои глаза, когда я открыл их, смотря вверх. Небо было уже черным и начали проявляться звезды. В моих ушах звоном раздался обеспокоенный возглас Саймона. Я лежал в позе морской звезды, а он склонился надо мной, смотря в мои глаза. – Ты так и норовишь навредить себе! – воскликнул он, обеспокоенно смеясь. Лишь тогда я вдруг уловил, что он снял свои очки, по-видимому убрав их в футляр еще до того, как мы ступили на лед. Неужели я был настолько заворожен его красивыми серыми глазами, что не заметил, как круглое обрамление с сверкающими линзами вокруг них пропало? Неужели я настолько сильно... Влюбился?…
…
...
Даже не поморщившись от боли я сел, оказавшись с Саймоном лицом к лицу. Взглянул на его обеспокоенное, но улыбающееся лицо, а потом нежно, но решительно обхватил его щеки ладонями и наклонился, запечатлев его сухие от мороза губы в сладком поцелуе. Саймон застыл от моей спонтанности. Я чувствовал, как полыхают его щеки, когда он зажмурился… Он не отстранился от поцелуя и даже позволил мне углубить его. Я почувствовал его слюну на вкус... Словно мятная жвачка. А прикосновение его языка к моему напомнило мне сладкий и горячий чай, который мне наконец довелось попробовать после долгого обезвоживания. Я быстро очнулся от своего неожиданного поступка и оторвался от его губ, когда вспомнил, что на нас могут смотреть люди. А они смотрели. Саймона, кажется, это ничуть не беспокоило. Но его до судороги в тонких пальцах смущало то, как неожиданно и развязно я поцеловал его. Он закрыл губы тыльной стороной ладони и не смотрел на меня, когда мы оба сидели на льду. Мы глупо улыбались и посмеивались, но и слова не могли вымолвить. В конце концов мы оба встали. Саймон помог мне подняться и отряхнул мою одежду. После чего он наконец поднял свой взгляд на меня и сказал тихо, почти шёпотом. – Мэтью… Поехали ко мне…