мартовская кошка и подушечный писатель.

на улице был вечер, но по ощущениям горожан, на Лондон опустилась холодная и тёмная ночь. никакой старый фонарь не смог бы осветить ее. но у местных был свой фонарь, свой свет в безграничной тьме — гениальный детектив Шерлок Холмс. именно он был единственным светилом этой туманной ночи. он мог осветить души заблудших в этом мраке, мгле, в этой бездне ужасов и животного страха. называйте, как хотите. к сожалению многоуважаемых господ, наш детектив не был главным героем этой истории… точнее, он был совсем иного мнения. он не расценивал происходящее как борьбу главных героев, а именно протагониста и антагониста. где бы Вы видели, чтобы в детективных романах Викторианской эпохи протагонист — человек, который должен всех спасти, посвящал любовные письма своему заклятому врагу? гул от колёс проезжающих экипажей смешался с криками и стонами местных куртизанок. в окне одной из небольших квартир на Бейкер-Стрит, принадлежащих одной прекрасной даме, виден приглушённый свет. по всей видимости, это почти что догоревшие свечи. заглянув на огонёк, можно поближе увидеть масштаб катастрофы, развалившегося на твёрдом диване с витиеватыми узорами виновника торжества — Холмса и кое как, казалось с последних сил стоящего рядом его верного друга — доктора Джона Ватсона. — мне хочется наслаждаться твоими касаниями, нежными изгибами твоего хрупкого тела. — непривычно возбуждённый, переминаясь с ноги на ногу, скомкав в руках небольшую бумажку, тихо промямлил Ватсон. — Джон, ты сейчас похож на мартовскую кошку. а это предложение больше схоже на строку со странным подтекстом из бульварного романа, который так полюбился одной легкомысленной мадам, — Холмс раздраженно прищелкнул языком, указывая на то, что затея его дражайшего приятеля совсем ему не по душе. по его очень скромному мнению, она является совсем не романтичной и скорее даже пошлой. — Шерлок! ты ничего не понимаешь! И почему это ты называешь госпожу Форестер «легкомысленной мадам»? — мой дорогой друг! как видишь, ты и сам прекрасно понял, о ком идёт речь. — доктор Ватсон! мне нужна Ваша помощь — послышалось где-то из кухни. Джону пришлось удалиться всего то на пару минут. к сожалению, его спутник уже удосужился закурить третью сигарету за их не совсем долгий совместный разговор. обычно Шерлок так делал, когда о чем то часами размышлял… дым будто клешнями обвивал его разум, уводя куда то в забвение, с которого он не хотел возвращаться. порой в чувства его приводил их общий знакомый Лестрейд. который так и норовил заглянуть к ним, проводя очередное представление, чтобы хоть как то заинтересовать Холмса новым делом, не связанным с Лордом Преступности. на что Шерлок только фыркал и воротил носом. он совсем недавно, будто невзначай, бросил, что Лестрейд похож на рукодельницу. младший Холмс посоветовал попробовать себя в другой сфере. на что он получил категорический отказ. — Шерлок, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. ведь ты так и не удосужился прийти на ужин по ее приглашению. — наконец-то усевшись в кресло напротив, выводя Холмса из оцепенения, с нотами недоумения и раздражения во всегда спокойном голосе ответил Ватсон. — Джон, ты же знаешь, что тогда у меня были дела поважнее. конечно, если бесконечную, фальшивую и очень вялую игру на старом музыкальном инструменте с порванными шершавыми подушечками пальцев струнами, из за которой на богоподобном лице мисс Хадсон появилось несколько новых морщин, ещё можно назвать «делами поважнее». — ох уж эта гениальная дедукция. ладно, проехали. тебе принесли сегодня телеграмму. что там было? ведь редко увидишь людей, которые не удосужились бы лично повидаться с гениальным детективом Лондона. — дедукция.. знаешь, Джон.. последнее наше дело показалось мне достаточно интересным. я бы даже сказал, оно было столь простым, но.. что то мне подсказывает, что Преступный Лорд не обойдётся одними только грешниками. ах, ненасытный дьявол! — пробубнил Холмс, укладывая по удобнее свои висящие ноги. — то письмо? да так, мелочи. очередное скучное дело. мне кажется, что я такими темпами с ума сойду, — теперь уже вальяжно раскинувшись на небольшом диване, накидывая на себя фланелевое покрывало, которое Ватсон удосужился принести несколько минутами ранее, парировал Шерлок. — верно. у тебя уже в глазах черти пляшут… так ты не поможешь мне? — с последней каплей надежды в голосе спросил Джон. — доктор Ватсон.. я не силён в делах амурных.. — тогда кому ты посвящаешь все те письма, которые ты бережно прячешь под подушкой. — без особого энтузиазма спросил рядом сидящий мужчина. — Джон! — надавив пальцами на свою левую руку, оставляя там заметные полумесяцы от ногтей, выкрикнул Холмс. — я только краем глаза увидел, когда искал документы по последнему делу.. кто же мог подумать, что ты самое сокровенное прячешь около головы, а именно под подушкой. — я не придумал места поинтереснее. и чем это тебя моя подушка не устроила? — зачем ты тогда своровал помаду в мисс Адлер? постыдился бы! — поднимаясь со своего места, с явной насмешкой выдал Ватсон. — Холмс, почему это мне про «изгибы тела» писать нельзя потому что это пошло. а если ты об этом упоминаешь, описывая своего дражайшего профессора, то это романтично. — Джон! твою ж мать! — как ошпаренный подпрыгнул Шерлок. он хотел убедиться в сохранности своей писанины. ты это об искусстве, о грации и гармонии. всегда одет как с иголочки, а на губах улыбка, которой позавидует Джоконда. и, конечно же, я пустынный странник, который и мечтать не может об оазисе. нет, я не хочу тебя осквернить. я не могу касаться твоих алых уст. мне просто хочется поцеловать краешек подушки, на которой лежат твои золотые мягкие волосы. хочется наслаждаться их сладким запахом. смотреть на нежные изгибы твоего тела. быть причиной каждой твоей искренней улыбкой. я хочу быть с тобой до последнего своего вздоха. до последнего падения. до последнего проигрыша. просто когда то быть с тобой. я хочу, чтобы ты был рядом. чтобы ни случилось, был со мной.