Всё ради любви

Тёмная ночь, в комнате лишь настольная лампочка освещает большой дом. На огромных панорамных окнах свисали слегка задёрнутые синие шторы. Взгляд ониксовых глаз направлен на ночной город, в котором, казалось, тихо, спокойно... Но не на душе Ким Дана. Тревожные мысли крутились в голове, словно надоедливая юла, будто кусачая собака, которая не давала покоя даже ночью. Сны какие-то снились, которые запомнились уже надолго, хотя лучше б забыть... А ещё этот Джу Дже Гён. Чтоб только этот мускулистый, чёрт подери, красивый, высокий и вечно побеждающий мужчина знал, как Данчик о нём беспокоится, а тут ещё... Любовь? С чего это вдруг, казалось бы? Но... Просто так получилось. Там что-то сделали для него, защитили и пошло-поехало. Ещё бабушка, которая вроде бы идёт на поправку, но всё так же мирно лежит в больнице под капельницами и прочими медицинскими штуками. Хоть Дже Гён уже оплатил её лечение, но идёт всё медленно, и теряется надежда на то, что та вообще вылечится. Может, вечно пролежит в больнице до самой смерти... Так и не додумав, Ким Дан встряхнул головой, отбросив эти мысли. Она же вылечится, так ведь? Просто продолжил смотреть в окно с каким-то пустым взглядом, пока не зашли в комнату, а затем постучали по плечу. Дан уже знал, кто это, но испугался, ведь от навязчивых мыслей всё же избавили. Лицо приняло удивлённый вид, а тёмные глаза расширились. Над ним, словно грозная туча, возвышался Дже Гён, смотря на того высокомерным взглядом таким, с каким всё время ходил. — Я хочу секса. — Одно и тоже. Каждый грёбанный раз, когда Дже Гён приходил домой. Но Ким Дан даже не возражал, что не сделаешь ради любви? Резко, даже грубо кинули на кровать, стянули одежду, и началось... Всё так больно, резко, ничтожно невыносимо, казалось, его вот-вот порвут и даже бровью не поведут. Да кому он нужен? Снова толчок и громкий стон. Но не удовольствия, а от боли. Такой резкой, страшной, которой боялся Ким Дан. Но что поделаешь ради любви? Всё ради него, и не больше. «Боже, когда это закончится? Это полнейший ужас!» — думал Дан, вжавшись руками в мускулистые плечи Дже Гёна, опустив голову вниз, и стиснул зубы от невыносимой боли, что щёки горели алым пламенем. — Голову подними и посмотри на меня. — Тон всё ещё властный, такой, который всегда слышал Ким Дан. Хоть поласковее можно? Хотя это не для таких, как он. Ким с силой поднял голову, как повиновение, посмотрел в горящие страстью и похотью глаза Дже Гена, смущённо таращась на него, пока жестоко трахали буквально во все дыры. Хотя, может, это должно быть и приятно, но... Чего-то ещё не привык, или это всё специально, чтобы тот стонал и молил о пощаде. Всё так жалко, ничтожно, хочется испариться и больше не видеть этого, а где-то там, а где, чёрт знает, стыдиться самого себя, и винить лишь себя... Виноват, что ввязался в эту работу, виноват, что такой бедный и не нашёл места в мире, только лишь нищего в поношеной одежде, который даже не жил у себя дома, а у кого-то, кого любил и делал всё, чтобы всё хорошо было... Даже соглашался на самые непристойные вещи. Закончилось... Спустя вечность перестали, но это пока что. Ким Дан лежал, словно выброшенный на дорогу котёнок, сжавшись в клубочек, а слёзы текли ручьём, неизвестно от чего. — Ты чё опять ревешь? — рявкнул Дже Ген, нахмурив густые брови, всё ещё возвышаясь над Ким Даном. Тот быстро вытер капли с покрасневших щёк, вздохнул, тихо прошептав: — Нет. — Да кому он врал? Плакал. Хотелось орать на весь мир, но понимал, что это всё ради денег и бабушки. А ещё и спортсмену тяжело. Да кому вообще в этой жизни может быть легко? Может, в ближайшем будущем будет легче? — Жалок. — Пронеслось в ушах после таких слов. Лишь сжал мокрое покрывало, стиснув зубы, зажмуривая глаза, пока тот с ухмылкой уходил. Вот тут он прав. Жалок, ничтожный брошенный кот, валялся бы так на дороге, и всё...