My Villain Era

Вова кинул рюкзак на пол и снял кроссовки, упираясь носком одной ноги в пятку другой, прошёл в спальню и рухнул на кровать. Когда он впервые написал Наташе о Никите? И что именно? Их первая встреча произошла под конец декабря. Было темно и холодно, крупными хлопьями валил снег. Вова стоял с одногруппниками у чёрного входа в корпус и курил в ожидании результатов экзамена. Сначала из темноты показалась меховая норковая шапка, потом вырисовался весь силуэт — большой и грузный. В ранних воспоминаниях Никита был полным благодаря шапке, огромной бежевой дублёнке и грубо сшитым рукавицам. Дорогато-богато, эдакий стереотипный депутатский сынок. «Выглядит, как лесник, — вскользь подумал Вова, безразлично оглядывая подошедшего. — Дорого — не всегда красиво, слыхал? Колхоз». Сам Вова стоял в тёмно-синей куртке с подкладкой и отчаянно мёрз. Время от времени приходилось натягивать тонкую шапку на лоб и уши и переступать с ноги на ногу. Что он мог написать Наташе об этой встрече? «Дурацкая шапка» — набрал Вова, поудобнее устраиваясь на кровати. Он решил отыскать первое упоминание Никиты в переписке по словам. Поиск не выдал никаких результатов. «Нелепая шапка»? «Тупая шапка»? Ничего. Это же было всего полгода назад! Как можно было забыть, что он написал? И как он мог тогда написать не то, что пришло ему в голову сейчас? — Здорóво, пацаны, — нос у подошедшего был красный, а щёки румяные, как у Петрушки. — Ольга Валентиновна здесь у вас принимает? На пересдачу. Вова усмехнулся и отвернулся, выдыхая дым в сторону. Разумеется, этот морожчик притащился на пересдачу. Такие, как он — завсегдатаи пересдач, если не удаётся проплатить. Смешок от Петрушки не ускользнул. Он глянул на Вову, шмыгнул носом и тяжело опустил руку на плечо парня, который тут же появился рядом. — Не мне — товарищу моему. Так что? Внутренне Вова смутился, но вида не подал. Продолжил безразлично смотреть вперёд на падающий снег и даже не посторонился, когда Петрушка со своим спутником попытался зайти в корпус. — Так, спортсмен, — решительно произнёс Петрушка, ухватил своими ручищами Вову за талию и под всеобщий смех отодвинул в сторону. — По-осторони-ись! Благодарствую, — он напоследок козырнул оторопевшему Вове и скрылся за дверью. Точно, Петрушка! Так Вова называл Никиту про себя и в переписке с Наташей первый месяц. «Петрушка» выдало с десяток сообщений, самое раннее — тридцатого декабря. Это было уже после первой встречи у корпуса, но от этой даты до неё листать было не так уж и долго. «Какой-то чел меня чуть ли не одной рукой поднял. Пора записываться в качалку» — написал он Наташе 23 декабря в 18:47. Вот оно. Ну, не так уж и плохо. В целом ничего позорного. «Какой-то чел». Взгляд застыл на этих словах. Будь у Вовы выбор, отмотал бы он всё назад и переиграл? Сделал бы шаг в сторону, не дав Никите себя схватить, или вообще не выходил бы курить? Всплыло сообщение от Наташи — видимо, она заметила, что Вова наконец появился онлайн. «Ну что там с Никитой? Как всё прошло?» Вова зажмурится и выдохнул сквозь сжатые зубы — сейчас вообще не вовремя, Нат. «У меня есть и другие дела, помимо Никиты» — необдуманно резко ответил он, заблокировал телефон и откинул его подальше на одеяло. На фоне предыдущей переписки сообщение выглядело максимально нелепо. Вова страдальчески застонал. Но ведь Никита при первой встрече не просто так сказал, что это не ему надо на пересдачу? В какой-то степени он оправдывался перед Вовой, значит, тоже его заметил, захотел впечатлить. Так ведь? Так, да не так — будь на месте Вовы кто угодно другой — реакция у Никиты ничем бы не отличалась. Он хотел впечатлить всех. Наташа прочитала сообщение и не ответила. Переживала праведный гнев или выделяла сотни Вовиных сообщений о Никите, в которых он отказывается обсуждать что-либо, кроме него? Наверняка за полгода сотни сообщений переросли в тысячи. Тысячи постыдных сообщений о горячих ладонях, щербатой улыбке, хулиганском прищуре и бесконечных Вовиных метаниях. «Давай созвонимся» — предложил Вова. Незачем дожидаться ответной вспышки негодования. Пожалуйста, пожалуйста, согласись! Я всё объясню, а после мы что-нибудь придумаем. Кажется, в тот день, 23 декабря, Вова видел Никиту ещё раз — в дальнем конце коридора тёмным пятном мелькнула его шапка, но, может, это и не он был. Тогда Вову занимало другое — за экзамен он получил пятёрку — ожидаемо, но всё равно нервничал, — и после объявления оценок было решено всей группой отправиться в бар и выпить за успешно закрытую зимнюю сессию. Если бы Вова знал, как всё обернётся, что через полгода… ладно — полгода; если бы он знал, что столкнётся с Никитой уже через неделю! Под самый Новый год, 30 декабря, старостам удалось выбить большой кабинет для душевного вечера: «Соберёмся старшаками, выпьем чая с плюшками, сыгранём что-нибудь на гитаре. Может, прочитаем свои стихи». Волею случая Вова тоже оказался в этом замешан, да ещё не абы кем, а главным организатором. Он зашёл в деканат за зачётками, когда Денис Коневич, староста из другой группы, бился с сотрудницами. — Четвёртый курс! Дайте собраться напоследок, вспомнить былые годы! Зимнюю сессию все успешно закрыли… Володя подтвердит, он тоже староста! — Денис замахал руками, пропуская Вову к стойке. — Это правда, — Вова заглянул женщинам в глаза. — Никто не остался. Да вы и сами в курсе, вводили данные в систему, — кивок в сторону включённых компьютеров. — Володя, под твою ответственность, — ретивому Коневичу дамы из деканата не особо доверяли, а вот Вова на протяжении всей учёбы был у них на хорошем счету. — Отметьтесь на вахте в журнале. Изначально Вова не планировал идти на душевный вечер — хотел завалиться в кровать и в одиночестве подводить итоги года. Но в пустую строчку вахтового журнала по настоянию Дениса пришлось вписать именно свою фамилию: «30 декабря, 207 кабинет, 18:00, Суворов». Будто ему больше всех сдалась эта любительская игра на гитаре и пролитый от хохота чай. Но в деканате сказали: «Под твою ответственность» и именно Вове выдали ключи, значит, ему и предстояло их вернуть. В выбранный день он, как и договаривались, открыл кабинет и запустил туда с десяток студентов в красных колпаках и оленьих рогах, подождал, пока на стол выгрузят печенье, чай, безалкогольный глинтвейн и фанты. Проконтролировал, так сказать. Кивнул Денису, чуть задержал взгляд, чтобы убедиться, что они друг друга поняли, и вышел в коридор. В корпусе было пусто — кто в здравом уме захочет добровольно идти сюда за день до Нового года? С Петрушкой Вова столкнулся на лестнице — тот нёс сразу три стула и напоминал космического пришельца с железными лапами. — О, спортсмен! Физкульт-привет, — Петрушка сразу же поставил один из стульев перед Вовой. — Хватай и погнали. Давай, давай! Вова нехотя поднял стул и двинулся за ним обратно вверх по лестнице — организатор, как-никак. — Поможешь донести — девчонки тебе спасибо скажут, — весело обернулся на него Петрушка. Возвращаться в кабинет не хотелось. Вова думал отсидеться в дальнем углу столовой — наушники с глушилками в уши и телефон в руки. — Сыграну чё-нить, — громко продолжил Петрушка, и Вова заметил у него за спиной гитарный чехол. — Подпевать будешь? Что слушаешь? Если напоёшь — смогу наиграть. Петрушкой его уже было сложнее назвать — чёрная рубашка, щегольски расстёгнутая на две пуговицы сверху — не монашка, но и не блядь, — такого же цвета брюки с идеально выглаженными стрелками и широким чёрным ремнём с серебряной пряжкой. И откуда он такой взялся? Принарядился в хибаре своей лесничьей и летящей походкой на бал? — Да я это… не пойду, — Вова опустил стул перед приоткрытой дверью кабинета. Из-под неё уже слышались радостные голоса и шелест стаканчиков. — А что так? Пошли! Не ссы, оставлю тебе пару девчонок, — Петрушка подмигнул и лукаво заулыбался, склонив голову набок. — Торопишься? Куда надо? Может, подождут? Вова усмехнулся и расставил руки: сдаюсь, командор, ваш град вопросов повредил наши датчики стратегического отступления. — Во-о! — ещё шире заулыбался Петрушка и одобрительно хлопнул Вову по плечу. — Другое дело! — он подхватил третий стул. — Погнали. Вова потянулся открыть ему дверь, но Петрушка уверенно подцепил её чёрной туфлёй, и с громким «Хоу-хоу-хоу!» зашёл в кабинет под одобрительные возгласы. Почему его знают и ждут? Он же не с их потока… Распахнутая Петрушкой дверь ударилась об стену в коридоре и полетела обратно. Вова наблюдал за ней, не двигаясь с места и не пытаясь остановить. Повинуясь одному ему ведомому инстинкту, Вова остался в коридоре. Никто не заметил его присутствия, потому что обратно не ждали — вскоре кто-то подошёл к двери с другой стороны и с грохотом её закрыл, отрезая Вову от импровизированного праздника. Внутри что-то сперва приятно натянулось, а потом неслышно оборвалось, будто паутина из сладкой ваты. Что ж, дальний столик в столовой ждёт. «Тут этот опять. Чел, который меня сдвинул, — напечатал Вова Наташе по пути в столовую. — Который Петрушка. Притащился на душевный вечер с гитарой. Массовик-затейник». Полгода спустя эти сообщения казались такими далёкими. Никита — «какой-то чел», «Петрушка». Раздражает, засыпает вопросами, на которые не ждёт ответа, шумит, строит из себя не пойми кого. Потом Вова понял, почему остался в коридоре — хотел, чтобы Никита заметил его отсутствие и снова позвал. Может, вышел бы за ним в коридор. Насколько ты хочешь, чтобы я там был, и на что ты ради этого готов? Но Никита даже если и заметил, то не позвал и не вышел — сразу принялся развлекать народ. Декламировал матерные стишки, запрыгнув на стол. Подкидывал девчонкам мел в чай и злодейски хохотал. Обо всём этом Вова узнал потом, когда просматривал фото и видео с душевного вечера. В сториз у одногруппника Никита играл на гитаре — весь в чёрном, стройный и комично серьёзный, склонившейся над инструментом. На лбу прорезалась складка. Так получилось, что именно эту песню Вова слышал вживую, хотя и не видел самого исполнителя. Под конец, около девяти, он медленно брёл по коридору в сторону кабинета — всё, пацаны и пацанессы, время вышло. Расходимся. По мере приближения к двери низкий голос с хрипотцой становился всё отчётливее: — Я не знаю, зачем тебе дан, правит мною дорога-луна… Играл обычным боем, без прикрас, и стучал ногой в такт. — И не плачь, если можешь, прости. Жизнь — не сахар, а смерть нам не чай. Что ж, Петрушка знает неплохие песни. Банальщина, конечно, зато проникновенно. В звучном насыщенном голосе слышалась тоска, и она находила отклик в Вовиной душе. Он прислонился к стене напротив закрытой двери — нужно дать человеку допеть, прежде чем врываться и всех разгонять. — Мне свою дорогу нести. До свидания, друг, и прощай! Финальный аккорд резко прервался. Вова представил, как Петрушка эффектно накрыл струны ладонью и для пущего эффекта прикрыл глаза, нахмурившись. Или нет? Похож он на человека, который стал бы так делать? Вроде похож. Позёр. — Никита-а, сыграй ещё что-нибудь! — Обязательно, душа моя, после небольшого перерывчика. Вова обхватил ручку двери и нажал. Надышали, насмеялись — в кабинете было ярко и душно, пахло сладким чаем и… — Это что? — пальцы обхватили узкое горлышко бутылки. — Ребят, ну, мне же потом отвечать. Вова подхватил пустую бутылку со стола и оглядел собравшихся. Пьяными они не выглядели, только подрумянившимися и чуть более раскованными. Как дети на дискотеке в актовом зале, ей-Богу. — Кто принёс-то? — Вова покрутил бутылку, пробежал глазами по мудрёному названию на итальянском. И сразу понял. Нашёл взглядом Петрушку — тот застыл у открытого окна с тлеющей сигаретой в руке. Выглядел он демонстративно напуганным, с округлившимися глазами и вытянутыми в сторону сигареты губами. «Этот мудак курил прямо в кабинете и стряхивал пепел в цветы, — прочитал Вова своё сообщение из того дня. — Пронёс с собой в чехле для гитары бутылку вина. Беспредельщик». Наташа отвечала неловко смеющимися смайликами. Вова с улыбкой вспомнил, как бегал за Никитой под всеобщий хохот по всему кабинету, а тот демонстративно вскрикивал, уворачивался и корчил смешные гримасы. «Не бейте, господин спортсмен! Я могу сдать все нормативы в любой момент, хоть щас!». И как они под конец остались вдвоём в коридоре. Вова снарядил всех шуршащими пакетами с мусором и выпроводил. Кабинет остался в удобоваримом виде: стулья расставлены, результаты игр стёрты с досок. Взгляд Вовы упал на фразу «Покидая кабинет, выключайте, пожалуйста, свет!!!», напечатанную огромными буквами на листочке на стене. Он последовал этому совету, вышел в коридор и приподнял брови — напротив двери к стене привалился Петрушка. Точно в такой же позе, как Вова полчаса назад. Сунув пустую бутылку от вина под мышку, Вова закрыл дверь и на всякий случай подёргал ручку. — Беспокойный? — Петрушка оттолкнулся от стены, и они пошли вдвоём в сторону лестницы. — Зачем проверил? — А ты бы не проверил? — Неа. Я себе доверяю. — А двери? — «Если к дверям не подходят ключи — вышиби двери плечом». Знаешь, откуда? — Знаю. — Почему не пошёл на душевный вечер? Дела? Вова не ответил. Он начал спускаться вниз по лестнице, как вдруг Петрушка ухватил его за руку и с силой потянул назад. — А, бля, стулья надо вернуть! Давай, давай, а то нехорошо — я их взял, обещал на место отнести, — Вова повёл плечом, высвобождая руку: когда уже Петрушка перестанет его хватать и переставлять, когда ему вздумается? — Вернёмся, да? Супер, погнали. Тебя, кстати, как звать-то? — Володя. Вова. — Во-ва, — покатал на языке, опробовал. — Нормально. Тебе подходит, — в глазах Петрушки читались смешинки. — Да я в хорошем смысле! Интересный ты парень, Вова. Вот только веселиться не умеешь. Но это дело наживное! Никто до этого не называл Вову интересным. Называли скучным, душным. Интересным — никогда. — Никита, — Петрушка остановился посреди коридора и протянул ему руку. Вова с улыбкой взялся за тёплую ладонь, Никита сжал пальцы, притянул его к себе и обнял. — Ну, будем знакомы, — произнес он Вове на ухо, отстранился и зашагал в сторону кабинета. Стулья несли, как в первый раз — Никита два, Вова один. Спорить не хотелось: вечер выдался эмоционально насыщенным и вымотал. Поставили обратно под лестницей. Почему администрация решила поставить стулья для учащихся именно там, в полумраке, — не знал никто, включая, может, и саму администрацию. Никита громко зевнул, потянулся до хруста в спине и взялся за ремень. — Неудобный, стервец, — он ухватился за пряжку и высвободил один конец ремня из шлейки. — Хочу послабже сделать. Я-то его для другого сегодня хотел использовать, — он свёл вместе запястья всего на секунду, но этой секунды хватило, чтобы Вова неожиданно для себя облизнул губы. И поднял взгляд на Никиту, хотя знал, что этого лучше не делать. Тот смотрел очень внимательно — конечно, всё видел, — а потом вдруг усмехнулся и хлопнул Вову по плечу, скользнув рукой за спину и чуть задержавшись на ней. — Ну, бывай, спортсмен! — Я не спортсмен, — зачем-то бросил ему вслед Вова. — Да я уж вижу, — Никита обернулся и выразительно посмотрел на Вовину толстовку: из одного кармана торчала пустая бутылка от вина, из другого бело-голубая пачка сигарет, которые Вова у него же и отобрал. Чёрт. Вова попытался их спрятать, пихнуть поглубже, но ничего не вышло. Никита хохотнул, подпрыгнул над проёмом, ударив по нему ладонью и зашагал в сторону гардероба. Вова стоял в полумраке лестницы до тех пор, пока за покинувшим корпус Никитой не хлопнула дверь. Это была их вторая и последняя встреча в том году. Наверное, именно тогда Никита что-то разглядел в Вовиных глазах, уловил отблеск проскочившей искры, смущённую растерянность, любопытство. Потому что с этого дня он как будто стал целенаправленно с ним сталкиваться. «Странный вечер. Созвонимся, когда я буду в квартире?» — отправил Вова Наташе, пока дожидался под лестницей, чтобы Никита ушёл. И правильно сделал. Значит, все впечатления от душевного вечера, на котором Вова не был, остаются за кадром. Вот и сейчас тоже — экран засветился совместной с Наташей фоткой — припорошенные с ней снегом, обнимающиеся, улыбчивые. Вова сел на кровати, чтобы было удобнее разговаривать. — Привет. Как всё прошло? — от знакомого голоса стало чуть спокойнее. Вова хотел произнести это как можно спокойнее, но в итоге нервно выдохнул в телефон: — Я узнал, что Никита всё это время читал нашу с тобой переписку.