deep roots

Выражение лица Ли Сянъи, когда он вытаскивает Фан Добина из реки, — что-то граничащее с презрением и настороженностью. Возможно, причина ему — грязь, покрывающая юношу с ног до головы, потому что хватка Ли Сянъи, когда он помогает Фан Добину подняться, крепкая, а руки тёплые. — Ты не ранен? — спрашивает он, скользя взглядом по Фан Добину. Его учитель худее, чем юноша предполагал, не такой болезненно худой, как Ли Ляньхуа, но всё равно хрупкий. На его щеках всё ещё сохранилась юношеская припухлость, благодаря чему он выглядит здоровым. И эти глаза — он не выглядит совсем другим. — Я спросил, — повторяет Ли Сянъи, — не ранен ли ты? — Фан Добин выходит из оцепенения, вздрагивая, когда понимает, насколько близко к нему лицо Ли Сянъи, на которое он смотрит с лёгким испугом. Фан Добин качает головой, на ходу придумывая план. — Нет, Ли-мэньчжоу, я не ранен. Ли Сянъи отступает в сторону, и прозрачная ткань его рукавов изящно развевается, когда он разворачивается на пятках. — Хорошо, тогда я продолжу свой путь. Позаботься о себе. — Подождите! — Фан Добин поспешно машет рукой. — Меня послал Шань-мэньчжоу! — юноша поворачивается, чтобы подобрать свой меч, и бросается вдогонку за Ли Сянъи, когда тот уходит. Ли Сянъи останавливается лишь, когда подходит к белой лошади, привязанной к дереву. — Тебя прислал шисюн? — бормочет он. — Зачем? — Я здесь для того, чтобы помочь вам в раскрытии этого дела, — Фан Добин почтительно кланяется. — Меня зовут Фан Добин. Несколько дней назад я сдал вступительные экзамены в Академию Байчуань. В глазах Ли Сянъи мелькает сомнение, когда он хлопает лошадь по боку, поправляя седло. — Мне не нужна помощь. Возвращайся. — Но я… — Фан Добин замолкает. Конечно, и малейшего шанса не было, что его план сработает. Даже когда он пытался убедить Ли Ляньхуа расследовать дела вместе с ним, его всегда оставляли позади. Нет никаких причин для того, чтобы Ли Сянъи был другим. — Ты? — подсказывает Ли Сянъи, приподнимая бровь. — Я могу раскрыть дело быстрее, чем вы, — отвечает Фан Добин. На мгновение между ними воцаряется такая тишина, что Фан Добин думает, что Ли Сянъи собирается вытащить свой меч и убить его, но тот лишь улыбается. — Это мы ещё посмотрим. . Всё началось у пруда. Он уже собирался отправить Ли Ляньхуа обратно в Академию Байчуань для допроса, когда у Фан Добина неожиданно закружилась голова, и он упал в пруд. И он точно не ожидал оказаться в прошлом. . Путешествовать с Ли Сянъи отличается от того, как это было с Ли Ляньхуа. Трудно выразить, чем именно, но, тем не менее, Фан Добин чувствует разницу. Юноша ожидал, что Ли Сянъи сядет на коня и ускачет прочь, оставив его позади, но тот держит своё слово. Горечь предательства всё ещё тяжело давит ему на грудь, когда Фан Добин смотрит в лицо Ли Сянъи, и юноша задаётся вопросом, понимал ли он вообще когда-нибудь Ли Ляньхуа. За всё то время, что они путешествовали, за всё то время, что они провели вместе, он никогда не относился к Фан Добину с той же искренностью и доверием, с какими Фан Добин относился к нему. И это было прекрасно, ведь так? Потому что Фан Добин всегда верил, что Ли Ляньхуа был кем-то, кто разделял его убеждения и идеалы, что он был тем же самым, что и Фан Добин: восхищением цзянху и всем тем, что за ним стояло. Но теперь он не знает, было ли это когда-либо правдой. Однако Ли Сянъи — совершенно другая история. Он человек, которым Фан Добин всегда восхищался — воплощение праведности — человек, которым был Ли Ляньхуа до того, как научился лгать и изворачиваться. . С наступлением ночи они разбивают лагерь на поляне среди рощи. Ли Сянъи даёт ему сменную одежду, и они делят трапезу из сушёной рыбы и маньтоу, прежде чем Ли Сянъи укладывается спать, оставляя Фан Добина лишь с плащом, в который тот кутается. Скромная трапеза наводит юношу на мысли о Лотосовом тереме, и наступает постыдный момент, когда у него в груди сжимается от тоски, когда Фан Добин думает о том, как они втроём сидели за столом, делясь отвратительной на вкус домашней едой. Он скучает по тем дням, даже, может быть, немного скучает по А-Фэю. Фан Добин плотнее закутывается в плащ Ли Сянъи и старается ни о чём не думать. . Дело довольно простое. Ли Сянъи может и моложе Ли Ляньхуа, но такой же умный и наблюдательный. Кто-то ворует у владельца лавки тканей, и они ловят соседа, раскрывая дело. Дочь лавочника удивлена, услышав о кражах, и ругает отца за то, что он несёт бремя тревог в одиночку. — Если бы вы решили скрыть что-то от кого-то очень важного для вас, — спрашивает Фан Добин, — почему вы бы так поступили? — Если бы это знание могло причинить им боль, — спокойно отвечает Ли Сянъи, — им было бы легче не знать. Фан Добин качает головой. — Только эта причина? Или могла бы быть другая? — Возможно, из-за высокомерия, — со спокойной решимостью отвечает Ли Сянъи. . Магазин вспыхивает пламенем, когда сосед пытается бежать. Заполненное тканями здание загорается легко и быстро, и они с Ли Сянъи делают всё возможное, чтобы уберечь всех от опасности, когда Фан Добин замечает, что кого-то не хватает. Он, не раздумывая ни мгновения, бежит обратно. Дым жжёт ему глаза, но юноша всё же замечает виновника сложившейся ситуации, забившегося в дальний угол, и вытаскивает его за шиворот. — Ты дурак, — язвительно отчитывает его Ли Сянъи, прощупывая пульс на запястье Фан Добина. — Тебе не следовало так рисковать своей жизнью. — Каждая жизнь ценна, — отвечает юноша, и его учитель слегка улыбается. . Они покидают город на следующее утро, и Фан Добин застигнут врасплох, когда Ли Сянъи останавливается и приставляет меч к его горлу. — Кто ты такой? — он требует ответа. — Откуда в твоих меридианах следы янчжоумань? На мгновение Фан Добин колеблется, его сердце бешено колотится под тяжестью стального взгляда Ли Сянъи. — Я из будущего. Он думает о Ли Ляньхуа, думает о той спокойной уверенности, которая так отличается от Ли Сянъи, думает о нежном тепле в его взгляде, когда он улыбается. Он думает о страхе, терзавшем его, когда Ли Ляньхуа был схвачен, думает об облегчении, которое испытал, увидев его в безопасности. Думает о боли от осознания того, что Ли Ляньхуа недостаточно доверял ему, чтобы открыть ему свои секреты. Он думает о спокойном ответе Ли Сянъи, и том, как, должно быть, трудно для Ли Ляньхуа когда-то быть таким свободным и могущественным, как Ли Сянъи, и как ему трудно, должно быть, потерять всё, кем он был. Но часть Фан Добина знает, что даже сейчас он доверил бы свою жизнь этому хрупкому, но сильному человеку. — Ты очень важен для меня, — продолжает Фан Добин, и это кажется ему правильным. — Ты спас мне жизнь. Ли Сянъи прищуривает глаза, опуская меч. — Если твои слова — правда, то какое оно… будущее? И сейчас Ли Сянъи выглядит ужасно юным. Он выглядит почти неуверенным, и Фан Добин изучает эту версию Ли Ляньхуа, версию, которая ещё не потеряла своего брата, которой ещё предстоит познать боль и страдания от многолетнего одиночества, которая ещё не знает своих пределов — возможно, для которой не существует пределов вовсе. У Ли Сянъи нет хитрости Ли Ляньхуа, нет его сострадания, нет его сожалений и скорби. Но Фан Добин знает, что это один и тот же человек. Его доброта неизменна, как и доверие Фан Добина к нему. — Ты станешь великим человеком, Ли Сянъи, — отвечает Фан Добин. — Никогда в этом не сомневайся. . Несколько мгновений спустя он, кашляющий и насквозь вымокший, приходит в себя чьих-то объятиях. — Фан Добин! Он открывает глаза и смотрит в знакомое лицо Ли Ляньхуа. Наконец-то он дома.