Успеть прикоснуться

Чимин метался из стороны в сторону и терялся от собственных навязчивых мыслей. Его буквально подкидывало каждый раз, когда он ловил себя на очередном выпаде. Успеть прикоснуться. Ощутить под своими крохотными пальчиками чужую, нежную кожу, что иногда сияла как фарфор, если гримёры сильно увлекались. Незаметно потрогать волосы, ссылаясь на очередную крутую причёску хёна. Ухватить краешек его рубашки или футболки, чтобы неподдельно восхититься удачно подобранным образом для выступления. Всё это было лишь предлогом. Небольшим таким оправданием его прихоти. Странным, пиздецки больным фетишем, который, на секундочку, с каждым днём становился всё сильнее и отчётливее. Тактильный голод. Именно так окрестил потребность Чимина в прикосновениях Джин. И ему было бы совершенно всё равно, что именно про него говорят. Вот только Чимин на самом деле изголодался. Он был бы рад решить проблему обычной едой, но и здесь его шансы стремились к нулю. Мин Юнги. Суровый, бесстрашный, не знающий пощады хён. Вечный перфекционист и усталый дедуля в теле юнца. Про него ходит много легенд, и все они неправда. Чимин знает Юнги совершенно с другой стороны и каждый день готов доказывать всем неверующим, какой его хён замечательный. А ещё Чимин хочет его. Коснуться. Это пугает его с каждым днём всё сильнее, но становится, глубже приобретая чёткую форму, навязчивым желанием. Чимин до жжения на кончиках пальцев хочет прикоснуться к Юнги. Ухватить частичку его запаха, насладиться мягкостью волос и разгладить, уже ставшие глубокими, морщинки. Он забывается в мгновениях минутной близости с ним, когда невзначай убирает ресничку или несуществующую пылинку с его одежды. Его тянет магнитами, невидимыми нитями, жгучим желанием и дикой ревностью к нему. Да, он ревнует. Пак Чимин ревнует, когда к Юнги прикасается кто-то, кто не он. Это может казаться странным, диким и неправильным, но Чимину плевать. Его разъедает кислотой, затапливает чёрным ядом, ведь ему не нравятся на Юнги чужие руки. Он много раз пробовал отказаться. Сесть на эту грёбаную диету. Прожить без прикосновений к одному конкретному человеку. Пак Чимин чёртов тактильный наркоман, и заменить дорогой, качественный героин на дешёвый суррогат, для него всё равно, что подсунуть младенцу химозную смесь, вместо материнского молока — мучительно и бессмысленно.

***

Чимин выходит на небольшой балкончик, чтобы подышать. Как будто в помещении ему воздуха мало. Он запрокидывает голову и глубоко вдыхает вечерний, чуть промозглый, воздух. Приближение зимы. Пусан не слишком балует теплом, всё больше погружая город в туманную, мокрую спячку. Настроение на предстоящий концерт никакое. Чимин выжат, истощён и душа его кричит об усталости. Скоро Джин объявит о своём решении уйти в армию, а затем каждый из них последует его примеру. Всё давно решено и расписано буквально по минутам, и у Чимина осталось совсем мало времени, чтобы урвать драгоценный кусочек его личного счастья. Армия. Чимин надеется, что там ему удастся избавиться от многолетнего наваждения. Он не влюблён, хотя, скорее, просто не признаётся себе, списывая всё на слишком глубокую и крепкую дружбу. Створки сзади плавно распахиваются, и Чимин улавливает тысячи звуков, среди которых можно различить нервные крики вперемешку с громкой музыкой. До начала концерта остался час, и ему кажется этот час разделит его жизнь на до и после. — Прости, не знал, что ты тут, — знакомая хрипотца заставляет вздрогнуть. Чимин слышит вжикающий звук колёсика, а затем глубокий затяг. — Нервы сдают у всех. Я ведь могу доверить тебе мой маленький секрет? Длинные пальцы плавно сжимают сигарету, иногда небрежно стряхивая, слишком быстро нарастающий, пепел. Юнги никогда не скрывал своей вредной привычки, даже наслаждался ей. А вот Чимин каждый день терпел поражение, заставляя себя увеличивать расстояние с одним конкретным человеком. Отказаться от прикосновений к Юнги, как бросить курить. Хотя Чимин никогда не баловался никотином, отчего-то ему думается, что раскурить сейчас одну сигарету на двоих с Юнги — слишком романтично и интимно. — Почему ты здесь, а не ругаешься со стаффом? — собственный голос дрожал и Чимин позорно отвернулся в сторону, делая вид, что рассматривает вечерний Пусан. Он давно не был в родном городе и сейчас старался запомнить каждую деталь. — Я всё равно сделаю всё по-своему, — усмехнулся Мин, выбрасывая, утративший свою прелесть, догоревший бычок. — Хотя, ты прав. Гримёры действительно перестарались, — по скромному мнению Чимина гримёры превзошли сами себя. Юнги выглядел, как чёртов десерт на витрине магазина, который ему, конечно же, нельзя. — Поможешь мне? — Просишь принять участие в бунте против ничего не соображающих стилистов? — Скорее, прошу стать моим личным, — Юнги задерживает взгляд на слегка распахнутых губах Чимина, заставляя того шумно вдыхать воздух через нос. — Стилистом, — добавляет он. — Ты лучше всех разбираешься в украшениях, а на меня повесили какой-то сраный колокольчик, будто я корова. Это слишком крутой и точный выстрел. Будь Чимин обычной, бездушной мишенью, то уже разлетелся бы в щепки. Очередная попытка выровнять дыхание разбивается о слишком роскошный образ перед глазами, и руки сами тянуться к мощной серебряной цепи на белоснежной, сияющей шее. — Идём? — Да. Юнги молчит и смотрит хмуро. Когда Чимин роется в своей большой сумке, он тяжело опускается на диван, прикрывая глаза. В голове тут же всплывают образы их совместных вечеров и бессонных ночей. Возможно, Юнги невероятный трус, потому что услышать отказ для него также тяжело, как глухонемому разговаривать с полноценно слышащим человеком. Он давно влюблён, и не боится быть отвергнутым, но боится потерять то хрупкое и эфемерное, что есть между ними сейчас. — Она слишком утяжеляет твой образ, — Чимин краснеет от взгляда Юнги, когда тянется к его массивной цепи с большим кулоном, чтобы расстегнуть застёжку. — Позволишь? Он перерыл множество коробочек и шкатулок в поисках нужного предмета. Мягкие пальчики аккуратно касаются задней части шеи, несмело проводя дорожку от загривка к кромке чёрной толстовки. Юнги тяжело сглатывает, чувствуя приятную невесомость, что затягивается крутой спиралью где-то внизу живота. Шею неприятно холодит очередное украшение, на которое Юнги наплевать. Главное, растянуть этот момент длиною в бесконечность. Остаться под белым светом люминесцентных ламп с человеком, чьи прикосновения для него дороже материнских. — Думаю, ещё пара серёжек не будут лишними, — Чимин на минуту отстраняется, чтобы найти нужный аксессуар, а Юнги ему просто благодарен. Ведь он не чёртов аквалангист, и ещё несколько секунд без дыхания его просто размажут. — Ты позволишь? — просто вопрос, предлог, для очередного прикосновения, и Юнги молча кивает в нетерпеливом предвкушении. — Это мои, ты не против? Двойное комбо. Он делает это снова. Чимин без предупреждения снова заставляет Юнги теряться и краснеть. В его ушах уже висит пара колец, но маленький дьявол Пак Чимин решил, что этого недостаточно. Юнги замирает, когда слышит характерный щелчок, а бархатный пальчик касается левой мочки, внимательно изучая его взгляд. — Возможно, я слишком перестарался? Юнги согласен. Всё это слишком. Слишком отчаянно и трепетно для его чёрствого сердца. Слишком близко, запредельно близко. Так много и слишком желанно. — Пятнадцать минут до начала! Чужой голос выбивает последние крохи самообладания, разбивая на куски его железную выдержку. Юнги позволяет себе протянуть ладонь к желанному лицу. Провести плавную дорожку по мягкой щеке, а затем зарыться в волосы. Секунда. Ровно секунда для того, чтобы решиться. И вот он уже касается чужих губ своими. Ток. Чимин чувствует, как его тело прошибает мощными микрочастицами, и ему нужно успеть. Успеть понять, насладиться, и ответить. Он боится. Боится, что это может оказаться очередным сном, и от того отчаянно жмётся ближе, отвечая. Не углубляя поцелуй, лишь мягко посасывая то верхнюю, то нижнюю губу Юнги. Он теряется в собственных ощущениях, проваливается в глубокий омут от осознания удушающей реальности. Ему мало. Это дикое желание успеть прикоснуться. Губами, ладонями, взглядом, голосом. — Десять минут. На исходную! Чимин раздражается, нечаянно прикусывая губу Юнги. Слишком не вовремя они перешли черту. — Ты повторишь то, что сделал, — шипит младший, отрываясь от чужих губ. — Иначе, клянусь, я убью тебя, Мин Юнги. — Готов принять смерть от твоих рук, — улыбается тот. Всё правильно. Сейчас для него всё правильно. — Но сначала пообещай мне тысячи минут и часов вместе. Сладким выдохом в губы: — Обещаю.