Кто из нас дурак?

Когда Шико вошёл в королевские покои, он не ожидал, что всё будет настолько плохо. Конечно, перед дверью камердинер и пара охранников предупредили шута, что «Его Величество сегодня в дурном расположении духа», но это описание даже примерно не отражало картину происходящего. Дело, собственно, было в том, что в свете луны Генрих Валуа, прислонившись спиной к кровати, сидел на полу в окружении примерно дюжины бутылок вина (надо сказать, ещё не все из них пустовали, но все к этому стремились) и… пил прямо из горла. Шико не мог вспомнить, чтобы король хоть раз настолько пренебрегал манерами. Разбросанные бумаги, перевёрнутое кресло и осколки, что хрустели под сапогами, говорили лучше всяких слов о том, что Его Величество был не просто не в духе, а явно испытывал некоторое время назад гнев и ярость. И если эти эмоции для представителя рода Валуа были вполне естественными, то бесконечная тоска и печаль, которые сейчас стояли в глазах Генриха, заставили сердце гасконца сжаться. — Что здесь происходит? — прозвучал осторожный вопрос. Король поставил бутылку, поднял расфокусированный взгляд, и ему потребовалось несколько секунд на осознание того, что его уединение нарушено. Безграничная обида и усталость. Да уж, это хуже, чем гнев. — А-аа… Это ты, изменник? Шико приоткрыл рот и удивлённо моргнул (впрочем, сейчас его лицо невозможно было увидеть, так как стоял он спиной к окну, которое являлось единственным источником света). Ну и дела. Вот это «тёплый» приём! — Прошу прощения, сын мой, но чем я заслужил сей титул? Вчера, когда я уходил, всё было хорошо. Генрих чуть подался вперёд, пьяно покачнувшись, и несвязно произнёс: — Ха… явился!.. Его король тут, между прочим… вообще… все бросили меня… все изменники!.. А он ещё спрашивает, что случилось… дурак! — Да, смерть Христова, я спрашиваю, что случилось, потому что совсем недавно ничего не предвещало беды! — видит Бог, Шико не хотел горячиться и повышать голос, но он безумно переживал, поскольку нужно было срочно выводить его монаршего друга из такого состояния. Когда так напивался Горанфло, это было не в новинку. Но он ведь и не король Франции, чёрт подери! — И я не был изменником, а ты не был мертвецки пьян! Валуа хотел было продолжить тираду, но, как и предполагал гасконец, переключился от своих эмоций на чужие слова, а потому нахмурился и несколько виновато оглядел себя. — Я не мерц… не мертвецки пьян, — наконец с усилием выдал он. — Что ты говоришь! — шут, тем временем, поднял с пола подсвечник и, водрузив его на письменный стол, старательно зажигал свечи, рассеивая полумрак покоев. — Ещё скажи, что петухи не кричат с восходом солнца, а королева-мать обожает Беарнца. — Ты пришёл… чтобы обижать меня и глумиться?.. А ещё друг! Все вы такие… — голос внезапно сорвался на всхлип. Шико, достаточно осветив комнату и лишний раз отметив про себя масштаб разрушений, присел на корточки перед Генрихом и, незаметно отставив подальше опасно находившиеся рядом бутылки, внимательно заглянул ему в глаза. Кажется, со своими эмоциями я всё же перестарался. — Послушай, Генрике, — произнёс он мягче, — я понятия не имею, о чём ты говоришь, но мне кажется, что тебе не пристало сидеть на полу, тем более, в таком виде. Давай, вставай, — шут аккуратно взял под руку своего короля и потянул его вверх, — вот так, я тебя держу. Пойдём, тебе нужно умыться. — Я там… много всего разбил… — на глаза навернулись слёзы, и Генрих спешно их сморгнул. — Видел. Не переживай, кувшин с водой не пал смертью храбрых. — Шико постарался ободряюще ухмыльнуться. Вдвоём они, минуя беспорядок на полу, кое-как добрались до туалетного столика. Убедившись, что Его Величество достаточно ровно сидит на стуле и не планирует падать, гасконец, одной рукой осторожно придерживая небольшой таз на коленях короля, поднял кувшин во второй. Генрих, снова отрешённо глядя перед собой, выставил ладони «лодочкой», но вздрогнул и будто немного пришёл в себя, стоило первым каплям коснуться его рук. — Ах! Холодная. — Ну, уж извини, какая есть! — по-доброму усмехнулся шут. — Ничего-ничего, тебе сейчас полезно. После того, как несколько маленьких порций воды охладили разгорячённое лицо и медленно стекли в таз, Валуа вдруг поднял чуть более осмысленный взгляд и произнёс одно слово: — Сен-Люк. Ох-ох-ох. Только не это. Избави меня, Боже, от дел сердечных. Шико всегда старательно избегал разговоров такого рода о миньонах и стремился перевести их в шутку. Всё потому, что верному шуту было больно и даже обидно, что его король, которым он так дорожит, уделяет столько внимания тем, кто платит ему — чем? подобострастным взглядом и исполнением любого каприза? близостью на ложе? бесконечным разорением государственной казны, в конце концов? Что он в них, чёрт возьми, нашёл?! Их шпаги стыдно причислять к тем, что защищают Его Величество, потому что один Бюсси — шут уверен в этом — стоит по силе всех миньонов вместе взятых. Да он сам готов дать Генриху всё, что тот пожелает: от шпаги до сердца, от любви до жизни! Если он в чём-то по-настоящему дурак, так это в том, что умудрился попасть в капкан своих безответных чувств. В общем, Шико совершенно не на шутку ревновал, но едва ли признался бы в этом. И, к сожалению, сейчас у него не было ни единого шанса остаться в стороне от темы. Гасконец изо всех сил постарался взять себя в руки и прогнать непрошенные мысли. — И что же натворил наш маленький Сен-Люк? — как можно спокойнее и участливее спросил он. — Он решил жениться! И слава Богу, одним меньше. Однако, по понятным причинам вслух этого Шико не сказал. Он даже не успел сообразить, что вообще следует ответить на подобное заявление, а Валуа уже сбивчиво продолжал свою речь, в интонациях которой, нужно отметить, вместо обиды начал проявляться праведный гнев. — Как он посмел?! Я ведь так… всё делал… боготворил его!.. Он был ангелом среди прочих развратников! А он приходит ко мне и говорит… Предатель, изменник, подлец… Променял меня на какую-то… А завтра остальные туда же!.. Меня не любят, — на последних словах голос вновь сорвался на всхлип. Но я люблю, мой глупый король. Ты, по всему выходит, тоже дурак, раз в упор не видишь этого. Шико подавил тяжёлый вздох. Чтобы как-то заполнить тишину, он решил озвучить первый же очевидный вывод, к которому пришёл. Он явно что-то недоговаривает. — Сын мой, ты уж прости за честность, но все люди имеют свойство жениться. Ты сам женат! Это же не мешает тебе разводить свой гарем. — Я король! — запальчиво воскликнул Валуа. — Мне можно! — Нет, Генрике, я хорошо тебя знаю и могу с уверенностью сказать, что тебя обычно такие вещи не смущали. Почему-то я ни слова не слышал от тебя об интрижках Келюса, когда о них известно буквально всему двору. И он, как ты сам однажды заявил мне после пары бутылок вина, лучший и самый опытный из твоих любовников! — на этих словах король поморщился и издал неопределённый звук, словно стыдился того, что вообще когда-то заговорил об этом. Шико, как мог, прятал подальше это воспоминание, поскольку ему совершенно точно не хотелось воспроизводить в голове пьяные полуобнажённые тела, которые он однажды застал, случайно войдя в спальню. Особенно потому, что с его королём тогда был именно Келюс, главный лицемер среди всех миньонов. А то, как эта сволочь стояла на коленях, абсолютно недвусмысленно наклонившись к сидящему в кресле Генриху, горевшему румянцем желания? Сейчас, стоило ревности вспыхнуть в гасконской душе, память против воли начала подкидывать самые яркие образы. — А Можирон? У него ведь тоже есть некая дама на улице Жуи, к которой он иногда сбегает по вечерам. Д’Эпернон — любовник дю Га. Про очевидную слабость Шомберга к любым прохожим женщинам на улице я промолчу! — заметив раскрасневшиеся пуще прежнего щёки короля и выражение беспомощности на лице, шут выдохнул и решил сбавить обороты. — Я говорю это не к тому, чтобы пристыдить. Но тебя расстроило что-то другое, о чём ты мне не сказал. Генрих отвёл взгляд в сторону и судорожно вцепился руками в свои колени. — Он говорил, что… это по любви… а до этого клялся мне в верности! А ещё ты!.. — не выдержав, воскликнул вдруг он и посмотрел в глаза Шико, но теперь в них не осталось гнева, который был, пока речь шла про Сен-Люка, потому что его место снова заняло безграничное отчаяние. — Ушёл, оставил меня одного… Где ты был весь чёртов день?! Тоже развлекался с кем-нибудь?! Вот оно что. Смерть Христова, почему так больно? Гасконец замер от шока, не в силах осознать происходящее. Очевидно, что «ангел» Сен-Люк, который оказался таким же продажным, как и все миньоны, разбил Валуа сердце и стал первопричиной сей грандиозной истерики. Но неужели Генрих всерьёз больше переживал за то, что в этот день Шико куда-то ушёл?.. Неужели он действительно подумал, что Шико тоже оставил его?.. И это ранило его гораздо сильнее? — Он изменник… — на глаза короля снова начали наворачиваться слёзы, а губы искривились в отчаянии. — Все изменники… Шут отмер и, осознав, что следует как можно скорее что-то предпринять, осторожно провёл ладонью от плеча короля вниз по руке, пытаясь успокоить его таким жестом. — Послушай, ты же понимаешь, что в этом деле я плохой утешитель, ибо моё отношение к твоим любимчикам тебе давно знакомо. Я считаю, что все они вообще не достойны и малой части того, как ты в них вкладываешься — и душой, и золотом. — Они все рядом, но это пока… А потом бросят меня! Все… Теперь я это понимаю. Я им не нужен… Лучше бы ты понял это раньше и не привязывался к Сен-Люку так. Мне искренне жаль, Генрике. — Ты не ответил, где ты был. Шико поймал взгляд Валуа и вкрадчиво спросил: — Генрих, скажи мне, только честно. Где, по-твоему, я мог быть? И с кем, — Господь упаси, ты в самом деле такое предположил? — я мог развлекаться? — Я не знаю, — король растерянно моргнул. — Но ты ушёл, тебя не было!.. А я страдал здесь один. Шут мягко обхватил его за плечи и опустился на одно колено. — До меня дошли слухи, что в город прибыл посланник Генриха Наваррского. Я лишь хотел убедиться в их правдивости. Мне нужно было уговорить парочку милых господ отужинать со мной в «Роге изобилия» и помочь в моём маленьком расследовании. Генрих с сомнением оглядел Шико. Казалось, чувство обиды начало отступать вместе с туманом от гнева и вина, проясняя взгляд. — То есть, ты не хотел… бросать своего короля? — Как такая бессмыслица могла прийти в твою светлую голову? — заботливо спросил шут. — А ещё меня называешь дураком. Поверить не могу, что ты злился на меня больше, чем на подлеца Сен-Люка, ведь я едва ли давал на это повод! Плечи Валуа немного расслабились, и он вновь отвёл взгляд. — Тогда… что ж, я прощаю твоё отсутствие сегодня. Как великодушно с твоей стороны, Боже правый. А я-то ещё переживал, что веду себя, как ревнивец. Вы только посмотрите на него! Ставлю тельца против яйца, что я где-то просчитался, рассуждая о невзаимной любви. Шико поднялся на ноги и, наконец, вздохнул спокойно. — Что ж, раз мы всё выяснили, я думаю, что нам обоим пора отдохнуть. — Друг мой, — Генрих вдруг резко схватил обеими руками ладонь Шико, будто боялся, что тот сейчас снова уйдёт, — скажи… ты правда не оставишь меня? Гасконец ответил на прикосновение, невесомо огладив пальцами тонкое запястье. — Конечно, нет, Ваше Глупейшее Величество. И ты прекрасно знаешь это. Иначе мне не над кем будет потешаться. Из груди короля вырвался нервный смешок. — Дурак, — беззлобно ответил Генрих. — Какой есть! Некоторое время они оба молчали: король так и сидел, не сдвинувшись со стула, а Шико периодически поглядывал на него, опираясь о столик за спиной. Наконец, Валуа расправил плечи, словно сбрасывая с них невидимый груз сегодняшних переживаний. — Друг мой, послушай, я ещё не совсем протрезвел… — О, не переживай, тебе до этого далеко! — шут присвистнул, оглядываясь на бутылки у кровати. — Как можно было столько выпить — ума не приложу. Тебе бы сейчас лечь и отдохнуть, а то ты едва держишься. — Но я не хочу спать… — запротестовал король. — Аппетит приходит во время еды, а сон — во время лежания! Я бы на твоём месте попробовал. — Я не устал… Точнее, я устал, но не могу успокоиться. Развесели меня. — И как ты хочешь, чтобы я развеселил тебя? — Придумай сам. Ты же из нас двоих шут, а не я. Ему срочно нужно в постель, а он никак не уймётся. «Придумай что-нибудь», чёрт возьми. Шут. Дурак. Точно, а это идея! Шико довольно хлопнул в ладоши и бодро отрапортавал: — Придумал. Мы сыграем в карты. Только ты всё же переберёшься на кровать. Король очень скоро попросту устанет смотреть на картинки и запоминать, что в сбросе, а потому быстро уснёт — хитрый гасконец был в этом уверен. — Хорошо. На что играем? — А разве непременно нужно играть на что-то? Мы могли бы просто… ну, знаешь, выяснить, кто из нас больший дурак, — улыбнулся Шико. Поистине, сегодня я убедился, что мы оба хороши, но пусть судьба рассудит нас через игру. — Не думаю, что есть какая-то идея лучше. За деньги с тобой во всех смыслах уже играют другие. В глазах Генриха вдруг блеснул азартный огонёк. — Давай на желания. — Только если они не будут непристойными. О, а своим первым желанием я загадаю, чтобы ты пошёл спать! — Шико! Это подло!.. Не делай так. — Хорошо, раз уж ты просишь. Для тебя я готов на что угодно, мой глупый король. И ты ведь прекрасно знаешь, что для этого тебе не нужно выигрывать у меня в карты, верно?