Сквозь время

1. Начало ХIIв. — Пшел! Пшел, кому сказала! Мелкий ирод! И не смей к моим девочкам даже приближаться! — подгоняя мальчика веником, громко верещала женщина. Обернувшись к визжащей бабе, убегающий ребёнок не заметил выступающий корень дерева и плюхнулся на траву, вмиг покрасившую его рубаху в противный грязный цвет. Хлюпнув носом, паренёк поспешно поднялся на ноги и понёсся в противоположную сторону городка, распихивая проходящих мимо зевак. — Сдались мне твои девки. — зло пробормотал Мирослав, пытаясь отдышаться от длинного забега. Ноги уже не держали, так что паренёк буквально рухнул на ближайшее полено. Вытянув ноющие конечности, кудрявый запрокинул голову назад и зажмурился, стараясь не дать слезам обиды скатиться из глаз. Отец всегда говорил, что плакать можно только при большом горе, иначе столь мягкотелому парню не выжить в их мире. Мирослав подумал, что это даже хорошо, что отец его сейчас не видел. Проведя пару раз потной ладонью по чёрному полену, мальчик подобрал ноги к телу и упёрся подбородком в колени. Живот вновь начал урчать, так что Мирослав невольно скривился. Раньше он никогда особо не голодал: родители были достаточно уважаемыми людьми, так что пропитание у них было всегда в достаточном количестве. Сейчас же ему приходилось опускаться до воровства, чтобы хоть как-то добыть еды. Мирослав знал, что община обычно помогала таким сиротам как он, (в обмен на работу, конечно,) так что в первый раз мальчик даже пошёл на площадь, где обычно делились пожитками, однако быстро понял, что на него вся эта «благотворительность» не распространялась. Люди слишком боялись его после той ночи. Убрав отросшие волосы за ухо, Мирослав подумал, что и сам бы себя испугался, если бы точно не знал, что ничего плохого он делать не собирался, и уж точно не был никаким вестником будущего несчастья. Скорее он сам был «одарен» несчастьем. Невозможностью умереть. По крайней мере, так судачили после того как мальчик вышел из полыхающего здания без единого ожога. Чуть позже Мирослав и сам подтвердил эту версию, выжив после «полёта» с охранной стены. Правда в отличие от случая с пожаром ему было больно. Очень. — Пс. Приоткрыв глаза, многострадальный парень столкнулся взглядом с совсем ещё маленьким мальчиком. Моргнув пару раз, Мирослав наконец-таки заметил в ладошке кусочек лепёшки, который пришедший уверенно тыкал в его лицо. — Ешь. Только быстрее, меня мать пойдёт искать. Не задавая вопросов, парень постарше буквально вырвал принесенную еду из чужих рук и поспешно запихнул ее в рот. Жуя спасительную пищу, Мирослав то и дело переводил взгляд с пацаненка на поле за ним, пытаясь убедиться, что никто их не видит. Мальчик тем временем уже присоседился к нему на полене и наблюдал. — Это моя мать тебя веником побила, между прочим. Ты только не злись, она добрая, просто очень устаёт, ведь на нас много еды надо. — На вас? — проглотив булку, из вежливости спросил Мирослав. Паренек кивнул. — На меня и моих сестёр. Отец наш на лодочках плавает к гостям дальним, он редко дома бывает. О! Я ведь не сказал, меня Славка зовут! — протянув руку вперёд, поспешно проговорил лохматый мальчик. — Меня Мирославом звать. Ты зачем мне руку тянешь? У меня нет ничего. — Так это так гости приезжие делают. Это считается правилом знакомства! Пожми мою руку. Мирослав неуверенно сжал мелкую ладошку. — И что? — Надо ещё сказать что-то… Только я не помню, что. По-своему глаголят, по-немецки. Но я придумал! Говори дóбро. Ну! — Ну дóбро. — неуверенно протянул кудрявый. — Ну все! Теперь мы знакомы! И совсем ты не страшный. — легко выдал Славка, отнимая ладошку. Мирослав надулся и отвернул голову. — А я и не был никогда страшным. — Ну я и говорю! Вздохнув, Мирослав вновь повернулся к гостю и глянул на уходящее солнце. — Тебе домой не пора? — Пора, наверное. Но давай завтра вместе к реке прогуляемся? — вскакивая на ноги так же как и до этого, то есть чересчур спешно, спрашивает мальчик. Мирослав кивает, заранее зная, что завтра Славка даже и не вспомнит о нем. 2. ХVв. Умывшись ничуть не изменившейся за три сотни лет ладожской водой, Мирослав мотнул головой, «вытряхивая» так некстати всплывшие воспоминания. У него на носу была установка новых пушек для крепости, а он поминал давно почившего босоногого мальчишку, который, вопреки ожиданиям, все же навещал его в тайне от своей матери до тех пор, пока… Нет. Не надо об этом вспоминать. Растерев вмиг замерзшее лицо, Мирослав спрятал ладони в длинные рукава накидки. — Эй! Там уже телега с умельцем прибыла! Тебя ищут, чтоб ты дом его обустроил! — раздался громкий голос товарища за спиной. — Неужто он такой растяпа, что разложить пожитки не может? Вот придумали — в домах располагать. Раньше в сено клали неуместившихся, а тут гляди-ка, свой дом отдавай приезжему! — проворчал ради вида Мирослав. На самом же деле ему уже давно было все равно. — В сено, братец, неуважение. Махнув рукой, Мирослав запахнул накидку и перекинул меч через плечо. — Наловишь чего — приходи. Дождавшись кивка, паренёк лет 15-ти выдвинулся в сторону крепости. Проведя грузного мужчину в свой скромный домик, Мирослав уже собирался отходить ко сну, когда приезжий, будто опомнившись, подскочил на лавке. — Славик! Я ж Славку на базар отправил. Он ведь не знает, куда топать обратно! Мысленно прокляв недалекого родителя, молодой воин снова засобирался на улицу. — Эй, Славик! А ну, куда ты запропостился! Не дай Боже к воде пошёл, он же плавать не умеет! Ой, что ж я жене-то скажу: ушёл с сыном, а пришёл… Морщась от преувеличенных охов и вздохов, Мирослав прогуливался по площади, а затем резко остановился. Недалеко от центра, в том самом месте, где когда-то сам Мирослав ждал помощи в виде буханки хлеба, сидел паренёк лет десяти и увлеченно наблюдал за играющим музыкантом. Кудрявый не сразу понял, что его так заинтересовало в обыденной картине, да только осознание пришло сразу же после того, как этот паренёк к нему лицом повернулся. Мирослав даже перекреститься потянулся, ибо перед ним сидел повзрослевший Славка. Тот самый Славка из далёкого детства, чье лицо было выжженно на самой подкорке мозга. Старый/новый Слава повернулся, видимо почувствовав пристальный взгляд, и помахал рукой. — Папка, послушай, как он играет! 3. Начало ХVII. Конец Смуты. Принесенные шепотом вести о восхождении на престол нового человека, боком относившегося к древнейшней династии, не сильно удивили Мирослава. Его вообще мало что удивляло в последние лет 200. Кажется, были десятилетия, в которые он просто бродил по рассоренной стране, даже не зная, какой, собственно, был год. Правда последние лет 80 он предпочитал такого не творить, ибо общество развивалось до невозможности быстро, а говорить языком предков было слишком странно для парня 20-ти лет. Отставив бокал с какой-то привезенной шведами бурдой, кудрявый откинулся на спинку стула и обвел взглядом свое заведение. Первое во всей Ладоге относительно дешёвое питейное заведение, ориентированное на простых работяг, а не богатых торговцев. Компенсируя десятилетия голода, Мирослав подавал еду беспризорщине, прося взамен лишь помощь в обслуживании гостей и мытье посуды. Также, имея за плечами годы практики и горы денег, собранных за эти же годы, парень быстро сговаривался с оккупировавшими город шведами и получал некоторое продовольствие почти за даром. Свой город парень любил безумно, поэтому у него присутствовал все же некоторый осадок от осознания того, что сейчас он находился «под властью» приезжих, но сделать с этим ничего не мог. Было лишь обидно, что столь древнее поселение, видевшее ещё Рюрика, было не в приоритете нынешней власти. Нет, он не сомневался, что Ладогу вновь заберут на Родину, но лишь из-за её стратегической важности, из-за денег, а не её истории. Заслышав скрип половиц, Мирослав приоткрыл глаза и упёрся локтями в стойку. — Пить или есть? Пришедший снял поношенную, но явно не его, шапку, потряс её, а затем, наконец, поднял глаза и улыбнулся. — Да чего дадите за даром, то и буду. Сглотнув, Мирослав подумал, что не вечная жизнь, а вот этот парень его проклятие. — За даром ничего не даю. Слава сразу как-то сгорбился и шмыгнул носом. — Да я ведь сирота… — Откуда ты? Я раньше тебя не видел. — в этом веке точно. — Да мы с родней перебирались сюда с вещами, только по дороге нас разграбили, я один убежать сумел. Вновь вздохнув, Мирослав положил перед парнем буханку, а сам сел напротив. — Хочешь здесь остаться? Будешь помогать — получишь крышу над головой и еду. Недоверчиво взглянув на парня, Славка откусил хлеб. — Что-то слишком… ты меня в холопы взять хочешь? Знаю, что сейчас так часто делают. Так и знай, что не пойду! — Да сдался мне такой холоп. Ты же кожа да кости, ни в поле работать, ничего. Да и сам я не то, чтобы барин… Будешь мне просто помощником. — Ну я подумаю. — щуря глаза, протянул парень. А Мирослав уже знал, что тот согласится. С помощью Славки дело и правда пошло веселее. Он, имея моторчик в пятой точке, хватался за любую работу, успевая при этом ещё и учиться. Парень, узнав, что приютивший его «благодетель» сведущ ещё и в письме, сразу начал упрашивать того обучить его хитрому делу письма и чтения. Чувствуя за собой вину за то, что этот парень обязан буквально каждое свое «воплощение» пребывать недалеко от него, Мирослав легко сдался на уговоры, попросив лишь отнестись к его урокам крайне серьёзно. — Ну нет, Славка, эта буква в другую сторону пишется. — вдзыхая, делает замечание Федоров, начавший с относительно недавнего времени представлятся ещё и такой штукой как «фамилия». Хмурясь, паренёк зачеркивает строчку и отбрасывает палочку, за что получает подзатыльник. — Ещё раз попросту потратишь чернила, получишь. Черкает он тут! — Прости. Я, наверное, пойду это… на площадь схожу. Кивая, Мирослав собирает бумагу и вздыхает, потому что понимает, что скоро нужно будет покупать новую. Они живут вполне нормально до самого освобождения города от шведов, но спустя еще пару лет, когда Славке исполняется 21, все рушится. Слава потягивается после тяжелого дня в питейной, а Мирослав наблюдает краем глаза и слегка улыбается. Он никогда ещё не видел его таким взрослым. С последней «версией» парня пришлось попрощаться, когда тому только-только стукнуло 16. Замечая на себе внимательный взгляд, Слава ухмыляется и грохается на стул у барной стойки. — Чего такой довольный, Мир? — Да так. Много выручки за сегодня, завтра можно будет побаловать малышню. — протирая деревянную поверхность тряпкой, отмахивается Мирослав. Слава на это не покупается и кладёт подбородок на сложенные руки. — Ну Мирославка, ну расскажи. «Мирославка» усмехается и качает головой. — Ну признайся, что засмотрелся. — щурит глаза Машнов. Федоров закатывает глаза буквально в череп и показывает кулак. — Не майся ерундой. Иди, вон, лучше к Машке своей сбегай. Славка кивает и уходит. На несколько сотен лет. 4. ХХIв. Мирон не одно событие проживает в одиночку, катаясь с одного края страны на другой, но постоянно возвращается на малую Родину, в надежде встретить его. Правда после 18 века это все же чаще Санкт-Петербург/ Ленинград, чем сама ныне уже Старая Ладога. А после наступления века интернета и цифровых приколюх, Федоров все больше времени проводит в северной столице страны, нежели чем за её пределами. Вот и сейчас он валяется на кровати, листая какой-то интернет-учебник по истории для шестого класса. Это было его своеобразным хобби: читать то, что рыли историки годами и комментировать все вслух, чаще критикуя, чем хваля. — Ну это они загнули, конечно. Мы таким пользоваться начали только лет через 50. — рассматривая очередную картинку, бурчит Мирон. Кот, обитающий в одной с ним квартире, тычется носом в руку, и мужчина вспоминает о закончившимся корме. Вздыхая, Федоров заставляет себя подняться с кровати и выйти-таки сегодня на улицу. Чувствуя лёгкий мандраж, такой, который обычно не предвещает ничего хорошего, Мирон надевает самые «модные» вещички и напяливает на нос очки. Кажется, его снова ждёт его Слава.