стекляшки

у мафу смятая пижама и заложенный нос. он дышит громко и медленно, прячется под одеялом, прячется во сне. несколько секунд я молча смотрю на него со стороны. измученный и уставший, я не хочу заставлять себя разговаривать с ним. мафу не спит в пижамах. мафу не спит сейчас. я потираю гудящие от боли виски и выхожу из комнаты. иногда мне кажется, что я тону, спасая смертника, спасая утопающего. остывший чай в серой кружке отправляется в канализацию, как и все те слова, что я старательно подготавливал. расточительная трата засушенных листков драгоценного напитка едва ли может тронуть меня. горячая вода медленно льётся из крана и оставляет капли на раковине. я раздражённо надавливаю ногтями на виски и ерошу волосы. мафу с притворно сонным лицом шлёпает босыми ногами ко мне и утыкается носом в шею. я прикрываю глаза, собираясь с мыслями. сухие, резкие и неприятные слова норовят остаться в чужой памяти темнеющими шрамами на тонкой коже. почему меня должно волновать подобное? я чувствую, как мафу забирается ледяными пальцами под футболку и греется о мою спину. прикусить губу и смолчать куда проще, чем забинтовывать чужие бёдра. мафу трётся щекой о мою шею, как слепой котёнок, ищущий маму. к горлу подкатывает тошнота, а желудок бурлит. я в пронзительной тишине поворачиваюсь к нему лицом и вижу… ничего. маленькое пустое место, маленькая помеха, которая мешает разглядеть интерьер кухни. слабый запах спирта, слабо догорающие чувства. мафу молчит и смотрит мне в глаза. блестящие красные камушки оказались не больше, чем дешёвой бижутерией. не больше, чем оторвавшимися от платья стразами. мы не говорим друг с другом, когда я заканчиваю уборку, когда он пытается помочь неловкими движениями и только портит всё. мы не говорим, когда я непривычно громко стучу ложкой по чашке, пытаясь стряхнуть внутрь прилипшие гранулы кофе. они отчаянно цепляются за алюминий — внутри вспыхивает что-то буквально на секунду. мафу пусто смотрит на меня. на то, как я дрожащими руками завариваю вторую чашку кофе и шумно ставлю её перед ним. мафу будто и не существует вовсе. мафу будто не должно быть. вьюга на улице застилает тусклый свет фонарей, а луны совсем не видно. я закрываю шторы от любопытных глаз соседей и сажусь напротив мафу. он даже не притронулся к кружке. кажется, ждёт, пока кофе остынет. я стучу кончиками пальцев по гладкой поверхности стола, и он вздрагивает от такого простого звука. его изувеченная шея с трудом поддерживает голову. мерзость-то какая. я молча пью кофе, а он смотрит на отражение люстры в тёмной жидкости. мне становится так плохо, как никогда до этого, и я с отвращением выплевываю кофе обратно в кружку. взгляд мафу наполнен безразличием, если хоть что-то вообще может отражаться в глупых стекляшках. — я не собираюсь больше тебя вытаскивать, ты понял? мой голос трещит, как мои нервы. мафу слабо улыбается, и я с трудом сдерживаю желание облить его горячим напитком. — ты меня заебал, понимаешь? ты только и делаешь, что ноешь, ноешь и ноешь. совершенно ничего не предпринимаешь для решения простейших проблем. ты, блять, кто? инвалид? ты просто ублюдок, который вцепился в первого, кто проявил к нему хоть каплю внимания. я перевожу дыхание и стискиваю собственные запястья до кровавых отметин. — ты бесполезная маленькая дрянь, которая только и может, что хныкать и резаться. я тебя ненавижу, блять, ненавижу. мафу улыбается шире, отчего по его подбородку стекает кровь. синие потрескавшиеся губы и тошнотворно выглядящая шея. мафу хихикает, но я не слышу ничего, кроме собственного бешеного сердцебиения. мои щёки запачканы в слезах, а руки в крови. я рыдаю, как маленький ребёнок, пытаюсь найти заботу и поддержку. я не хотел быть тем, кто увидит его труп первым. в моих глазах всё плывёт, а воспоминания накладываются друг на друга, как картинки из фильма ужасов. мафу больше нет. — пожалуйста, оставь меня уже, — жалобно скулю я, не веря, что могу звучать таким уязвимым. в завешанном простынью зеркале не отражалось ничего, кроме пустоты. я ревел, сидя в одиночестве за кухонным столом.