Серое небо.

       Олег любил серость, как бы странно это сейчас не звучало. Он любил её ранней весной, во время первого дождя, когда тучи еще и тучами, то назвать сложно. Так, легкая дымка, застилающая небо светло серым покрывалом. И пока прохожие, что спешили на работу, плевались и, ворча что-то о дурной погоде, сырости и грязи, проходили мимо, он молча стоял под тяжелыми каплями, запрокинув назад голову, чувствуя, как они попадают на лицо, волосы и шею. Он любил серость и летом, когда поздним вечером выходил на крыльцо их семейного гнезда. Садился на низенькую лавочку под навесом, облокотившись плечом о старую деревянную балку и, впялив почти такой же серый взгляд в небо, наблюдал за облаками. Они были не такие, как весной. Грузные, всеобъятные, они казались почти что черными на фоне раскатов полыхающей далеко на горизонте зарницы. В такие моменты даже не обязательно нужен был дождь. Само его присутствие где-то совсем рядом заставляло душу трепетать в ожидании страшной бури. Казалось, стоит только выйти из под защиты хлипкой крыши, покрытой толью и шифером, как разбушевавшаяся стихия тут же снесет тебя и даже не заметит. Навеки вычеркнув из жизни любые намеки на то, что ты когда либо существовал. Он особенно любил её осенью, в моменты дневной прогулки, когда даже огненно красные листья становились более тусклыми. Словно художник, что подарил им яркий наряд, теперь размазывал серую краску по холсту, чтобы эти самые "огонечки" смотрелись смиреннее под ногами случайных прохожих. Олегу нравилось ощущать, как меж пальцами тлеет сигарета, как смешивается запах табака со свежестью мокрой асфальтированной дороги, сырых листьев на обочине и какого-то волшебного запаха, присущего только этому времени года. Зимой он любил её чуть меньше, хотя в Москве серость улиц никогда не покидала его. Многие могут со мной поспорить, мол, столица в преддверии новогодних праздников выглядит как истинное воплощение магии! А вы пробовали зайти в жилые районы, чуть отдаленные от центра? Пройтись по дворовым улочкам, когда пред вами, словно величественные титаны, возвышаются старые высотки. Олег любил серость, а еще не любил все яркое и пусть вас не путает его воссозданный на камеру образ. Наверное, именно по этой причине он сначала невзлюбил Череватого. Слишком резкий, открытый, слишком улыбчивый и не следящий за своим языком. Влад был его полной противоположностью, и это откровенно бесило. Он помнил их первую встречу на финале двадцать второго сезона. Он застал чернокнижника в курилке. В одной только белой водолазке и брюках, нервно шагающего из стороны в сторону. Редкие снежинки кружа, падали на землю, а тот, будто и вовсе не замечая жуткого холода, наматывал круги по только что выпавшему снегу. Взвинченный, эмоциональный и до чертиков искренний, он нервно сжимал зубами горький фильтр сигареты, шепча что-то самому себе под нос. И лишь завидев Шепса, остановился, оценивающе оглядев незваного гостя. Его глаза, черные, пугающие на тот момент, показались медиуму необычайно чарующими и необузданными. Как древняя магия, как те самые ритуалы, что практиковал его старший брат. И от этого чувства сложно было избавится. – А.. Здравствуй? Олег, верно? – прокуренный голос приятно хрипит, не скрывая южного акцента. Младший уже много раз слышал его из динамиков телевизора, но от чего-то в живую он казался куда более приятным. – Да, все верно, Олег Шепс, приятно познакомиться лично, Владислав, – чужая ладонь, даже не смотря на мороз, кажется слишком горячей, но размышления прерывает нагло появившийся редактор, в спешке уводя чернокнижника на съемочную площадку. В тот день, мужчина не победил, но его горящие глаза четко впечатались в юношескую память, оставив в рутинных мыслях одно большое ярко красное пятно. Они снова встретились через год все на той же курилке Стахеевского особняка. Только Череватый теплой водолазке предпочел строгую рубашку с галстуком. Он выглядел чуть иначе, чем в тот раз, более официально, что ли, но эти дьявольски красивые глаза по прежнему горели жизнью, и Олег этого не понимал. Собственные глаза у парня были холодными, словно и впрямь впитали в себя серо-голубое апрельское небо. Как там говорят... Глаза - зеркало души? Тогда душа медиума похожа на затянутый тучами небосклон без малейшего намека на просветление. А что до Влада.. Его душу Олег описал бы просто. «Пламя». Сперва похожее на пожар в сосновом лесу, с густым ароматом дымящей смолы, от которого легкие забивались чем-то тягучим и липким. Оно превращалась во что-то совсем иное, тихое, успокаивающее, обращаясь спасительным огоньком в сельской печи, оберегающим людей от жуткого холода, убаюкивающе потрескивая перед сном. – Каждый год будешь меня здесь караулить? – с усмешкой произносит чернокнижник после очередной глубокой затяжки. – Если понадобится, то да, хотя в этот раз ты точно одержишь победу, – забавно наблюдать как после этой фразы старший удивленно вскидывает густые брови и чуть ли не давится дымом. Шепс, лишь снисходительно закатывает глаза, накидывая на худые плечи свою куртку и уже самостоятельно тащит чернушника в здание под его недовольное мычание. Когда Влад выходит с синей рукой, бешено колотившееся сердце в груди пропускает пару ударов. Олег знал, что так и будет. Знал, но от чего-то не может сдержать порыва и вместо официального рукопожатия, стискивает Череватого в медвежьих объятиях, почти что заваливая того на пол. Благо и Влад не маленький, так что чужую тушу на себе легко удерживает, растягивая губы в широкой усмешке. На встречу с фанатами они тоже вроде бы выходят вместе. Правда, Олег помнит лишь, как хрустел свежевыпавший снег, под подошвой его ботинок, когда он сломя голову несся по Новой Басманной, лишь бы скрыться от всей этой окружившей их суматохи. Еще он помнит, как Влад, поскользнувшись на тротуаре, сшибает его с ног, заваливает на себя, смеясь заразно, до ужаса, а Олег вместе с ним, потому что всепоглощающий якро-красный вытесняет его благородный серый. Почти так же, как разлитое им красное вино поглощало белый снег. Кажется, тогда они впервые поцеловались. Так, как целуются только горячо любящие люди: жарко, остро и даже немного пошло. Не желая отрываться от губ, что так долго манили к себе. Их поцелуй заходит вплоть до того, что они, не видя и не слыша ничего, кроме друг друга, заваливаются в квартиру к Шепсу глубоко за полночь. Главным образом из-за того, что каждый из них попеременно испытал всю краску на подъездных стенах на прочность своей собственной спиной. Они даже не включают свет, сбрасывая одежду на ходу. И боже. Как же Олег любил брата за то, что именно сегодня тот уехал из квартиры по каким-то неотложным делам...

***

– Боже... Шо ж тебе не спится, – сонно ворчит Влад, сгребая младшего в крепкие объятия. Олег, что до этого уже несколько минут, изучал чужие черты в свете рассветного солнца улыбается совсем мягко, мысленно делая для себя пометку - «Влад окруженный солнцем, красив, как весенне небо.» Им еще многое предстоит полюбить друг в друге, но главное Олег уже давно полюбил. Это серость весеннего неба и такого яркого чернокнижника, от которого он больше не сможет оторваться.