Вот и всё

2013 год       Мы сидели на против друг друга на кухне, у него в квартире. Мне было так страшно ему признаться. Во мне не осталось ни грамма смелости.       Я втягиваюсь обыкновенной сигаретой, и понимаю, какой же кайф я испытываю от неё, а не от какой-то электронки. Хоть врачи и запретили, но я не могу быть подвластна своим потребностям.       — Ты позвала покурить? — слышу я родной голос, который выводит меня из раздумий.       Я смотрю на Филиппа, и у меня сжимается сердце. А ведь это могли быть наши дети. Наши с ним. Но теперь слишком поздно.       — Нет… — я чувствую, как во мне прорастает пустота. Как же мне плохо…       Филипп смотрит на меня, и я вижу в его глазах беспокойство. Он о чём-то догадывается. Мой мальчик понимает меня с полу взгляда. Как жаль, что этот навык был приобретён после развода…       — Я хочу показать тебе песню, — я беру в руки телефон, листая до нужного файла. — Мне очень важно, чтобы ты услышал её сейчас. До Рождественских.       Он тоже закуривает, и я не могу отвести взгляда. Его карие глаза, несмотря на некую тоску, светятся от счастья. И это при виде меня. После стольких лет и обид.       — Я удостоился чести, — мой бывший муж пытается пошутить, но мне не до смеха. Да и он не юморист.       Заиграли первые аккорды песни, и я опускаю взгляд. Скоро придёт время всё рассказать. Полночь, как испытанье, мой одинокий Храм. Всё, что в моем молчании. Всё, что в моём молчании — ты прочитаешь по глазам. Голос знакомый рядом. Сердце замрет в груди. И ничего не надо. Слышишь? Ничего не надо. Я прошу, не говори.       Он смотрит в окно, оперев голову на руку, делая затяжку. А я смотрю на него. Мне важно каждое его движение, слово, взгляд. Вот и всё! Улетело, отболело, отгорело. Вот и всё. И кому, кому, кому какое дело? Вот и всё. Отдала весь свет и сердце за Него. Вот и всё! Все пути Земные — белым-белым снегом. Вот и всё. И опять, стою я в этом платье, белом. Вот и всё. Счастье было, отлюбила, и прошло.       Филипп не поднимает взгляд, и я понимаю, что он погрузился в свои мысли, стараясь сконцентрироваться на каждом моём слове, вздохе в песне. Не затихают раны. Не затихает боль. Бессонниц моих караваны, бессонниц моих караваны проплывают надо мной. Каяться слишком поздно, столько ночей прошло. Песни, молитвы, слёзы, и засохшие в вазе розы — ничего не помогло.       А ведь, действительно, нам ничего не помогло… Ни молитвы, ни слёзы, ни песни. Даже любовь не помогла нам. Вот и всё! Улетело, отболело, отгорело. Вот и всё. И кому, кому, кому какое дело? Вот и всё. Что любила я тебя лишь одного. Вот и всё! Все пути Земные — белым-белым снегом. Вот и всё. И стою, как дура, в этом платье, белом. Вот и всё. Счастье было, отлюбила, и прошло. Кружится снег. Разгулялось по миру ненастье. Слёз не удержишь и я, — не смогу удержаться. Может от боли, может от счастья — стрелки замрут на часах. И пойдут, поскачут вспять.       Я не могу сдержать слёзы от волнения, и первая слеза уже катится по моей щеке. И я чувствую на себе его взгляд. Он удивлён. Вот и всё! Улетело, отболело, отгорело. Вот и всё. И кому, кому, кому какое дело? Вот и всё. Отдала весь свет и сердце за Него. Вот и всё! Все пути Земные — белым-белым снегом. Вот и всё. И опять, стою я в этом платье, белом. Вот и всё. Счастье было, отлюбила, и прошло.       Моя сигарета дрожит в руке под его чутким взглядом. Я смотрю на него, и он обеспокоен. Дождь за окном попадает под настроение в самый раз. Даже небо плачет вместе с нами. И прошло…       Каждая моя песня о любви — ему. Каждая строка, пусть и, иногда, жестокая — ему. Это единственный способ выразить свою… любовь? Или я отлюбила? Счастье было, потом отлюбила и всё прошло. Или не всё прошло?.. Вот и всё.       Мы молчим, песня закончилась. Я чиркаю зажигалкой, и новая сигарета вновь становится спасительной.       — Счастье было, и любила лишь одного? — он спрашивает, немного усмехаясь.       — Но ничего не помогло, — отвечаю я, пожимая печально плечами, и затягиваюсь. Я не знаю, как ему признаться. Чёрт!       — Но разве всё прошло? — он, будто, читает меня, как открытую книгу.       — Филипп, я… — я не выдерживаю, и вторая слеза катится по моей щеке. Мне радостно от самой новости, но признаться ему я просто не могу. Я так боюсь! Господи!       — Что ты? — ему стало страшно от моей реакции, и я понимаю, что всё. Лучше сейчас, нежели потом, когда уже будет поздно.       — У меня скоро появятся дети.       Мои слова застыли в воздухе, как и никотиновый дым. Он смотрит на меня ошарашенно, и я вижу слёзы. Мой мальчик, только не плачь. У меня сжимается сердце от такого натиска эмоций.       — Почему ты плачешь? — я задаю самый тупой вопрос, который пришёл мне в голову, потому что не знаю, что ещё сказать.       — От счастья, — отвечает он хрипло, словно голос пропал.       Филипп встаёт из-за стола, и я на секунду думаю, что он хочет меня убить. Но он лишь подходит к тумбе, достаёт водку и рюмку. Наливает, и выпивает залпом. Я вижу, как его плечи содрогаются, и понимаю, что он плачет. Филечка… Не стоит…       — Почему ты мне не рассказала раньше? — его голос тихий, почти шепотом он меня спрашивает.       Я вспоминаю, как он пришёл ко мне в замок, и рассказал, что у него будет дочь. Я закрываю рот руками, чтобы он не услышал мои всхлипы.       То мартовское утро было холодным, пасмурным и дождливым. Максим был на гастролях в другому городе, а я осталась одна в большом замке. И тогда мне позвонил Филипп.       — Аллуся, привет, — он радостный, но я слышу нотки волнения. Наверное, он робеет, говоря со мной.       — Господи, Киркоров, девять утра, а ты уже трезвонишь, — я цокаю, показывая своё недовольство.       — На самом деле, я не только трезвоню, — Филипп замолкает, и немного смеётся. — Я подъезжаю к тебе. Можешь предупредить охрану, чтобы та открыла мне ворота?       — Ты бы хоть предупредил, что приедешь! — я раздражаюсь, потому что меня бесят его эти нежданные визиты.       — Ну вот, я предупреждаю, — я чувствую, как он победно улыбается. И мне хочется его послать. Но, я же добрая, Алла Борисовна.       — Ладно, сейчас наберу охрану. Жду.       Я поставила в известность охрану, что скоро приедет мой бывший муж, и сама спустилась на кухню, чтобы заварить кофе. У меня проскальзывает улыбка на лице от того, что я сейчас его увижу вне съёмок, мы ведь так давно не виделись «просто так».       Я слышу звонок в дверь, и иду открывать названному гостю.       — Привет, ещё раз, — он улыбается, и раскрывает руки.       — Не наглей, — мне, может быть, и хотелось окунуться в тепло его объятий, но в доме слишком много посторонних глаз. — Соскучился, что-ли?       — Я всегда скучаю, Алла Борисовна, — он ухмыляется, и я вспоминаю события той ночи, которая была после съёмок Фактора-А.       — Пошли, кофе попьём, — я направляюсь в гостиную, где никого, кроме нас, нет.       — Я, на самом деле, ненадолго, — мой бывший муж немного мнётся, и я не понимаю, почему. — Мне надо тебе рассказать одну новость. Очень важную для меня.       — Мог бы и не ехать сюда, раз у тебя только одна новость, — мне даже жаль, что он не поднимется со мной наверх. Хотя, он, когда-то, вообще поднимался со мной наверх в замке?       Мы садимся за один диван, и его нога почти касается моего обнажённого колена. Он заигрывает?       — Это, действительно, очень важно, — он сглатывает, немного молчит, и потом смотрит на меня.       — Ну, говори, не томи, — я понизила голос, зная, что ему это нравится, но не вижу блеска в его глазах. Странно...       — Даже не знаю, как сказать, — он молчит, опуская взгляд. Но через несколько секунд вновь смотрит на меня. — У меня будет дочь.       Шум. Я слышу шум в своей голове, и хочу плакать, но заставляю себя улыбнуться, хоть и получается это криво. У него? Ребёнок? Не наш?       — Что? — я не хочу в это верить. Мне безумно больно, хотя я понимаю, что это единственный выход из его одиночества.       — У меня будет ребёнок. Дочка.       Перед глазами его счастливый взгляд в прошлом, когда я сообщила, что беременна. Господи, как же он был рад!       — От кого? — я немного отстраняюсь от него, не хочу лишних касаний. Мне больно. Кажется, даже повысилось давление. У него другая женщина, которая носит его ребёнка. Прям, как я, когда-то.       — От суррогатной матери. У неё не будет матери. Только папа.       Я ведь могла стать мамой для его дочери! Я могла быть мамой его ребёнка! Почему ты не сказал, что планируешь детей?!       Я сдерживаю эмоции, и чувствую, как начинают щипать слёзы на глазах.       — Алла, послушай, я всё помню. Я не когда не забуду, что мы пережили, — он пытается взять меня за руку, но я отталкиваюсь. — Просто, я устал быть одним. У тебя есть Макс, ты вышла за него замуж, а я один. Мне 45 лет, и мне страшно встречать старость одному, — Филиппу тяжело даётся разговор, да и я не могу это слышать. Я хочу плакать. Я хочу уйти. — Я мечтаю услышать в своём доме детский смех и топот маленьких ног.       — Филипп… — мой голос охрипший, и я встаю на ноги. — Я поздравляю тебя. Но ты не вовремя приехал, и мне надо идти.       — Алла… — он пытается остановить, но мне нужно побыть одной.       — Встретимся ещё, — говорю я, и бегу к лифту.       Холодный душ не выводит меня из этого состояния. Почему он не сказал раньше? Почему он даже не намекнул?! Я могла бы быть мамой его ребёнка, как мы и мечтали! Она была бы рыженькой в меня, с большими папиными глазами. Но этого не будет.       Я сажусь на плитку душевой кабины, не сдерживая слёзы. Как же мне плохо…       — Потому что не знала, получится ли у нас с Максом.       — И, что, получилось?! — он кричит, и поворачивается ко мне лицом.       Филипп смотрит на меня сначала с ненавистью, а потом падает на колени перед мною и прижимается ко мне. Я обнимаю его за голову, целую лоб. Мой мальчик...       — Почему ты не рассказала, что имеешь возможность иметь детей? — он плачет, прижимаясь к моей груди. — У нас могли бы быть дети.       — Уже слишком поздно.       Я утыкаюсь ему в волосы, и тоже не сдерживаюсь. Я не хочу говорить ему, что хотела рассказать. Не хочу говорить, что эти яйцеклетки были сданы ещё тогда, когда мы были вместе. Я не хочу. Я не хочу ломать ему душу. Я и так достаточно её искалечила.       Я слегка его покачиваю, будто маленького ребёнка, и он обнимает меня крепче. Как же мне хорошо в его объятиях. Ну почему ты не создан для семьи, Филипп?! Почему ты прирождённый артист?!       Мы сидим в таком положении минут пять, но пролетают они буквально мгновением. Он поднимает свой заплаканный взгляд на меня, и я ужасаюсь, понимая, как сильно его раню. Ему ведь так больно. Почему я не могу его, наконец, отвязать от себя?! Чтобы он жил без этой любви! Без этой больной любви! Сколько ещё колких фраз, неприязни надо сказать, чтобы он начал жить без моего участия?       — Ты счастлива?       Дети — это счастье. Уж в мои то годы, это просто лучики солнца. И я счастлива иметь детей. Но я буду иметь детей с Максимом. Но не с ним.       — Да, — отвечаю я, вытирая большими пальцами его слёзы с щёк. Потом смотрю на глаза, и утопаю в этом шоколадном взгляде. Как же мне хотелось бы вернуться в то счастливое, беззаботное время, где мы просто любили друг друга, наплевав на всех. Это было так давно. А ведь теперь я вижу на его лице морщины.       — У вас будут замечательные дети, — он говорит искренне, заворожённо глядя на меня. И я не хочу больше ничего отвечать, а лишь припадаю к его губам, пытаясь утешить и его, и себя. И он отвечает мне взаимностью. После стольких лет. И время, кажется, остановилось, позволяя нам провести ещё немного времени вместе.       Мечтали ли мы об этом тогда, когда были счастливы? Конечно, нет. Счастье было, отлюбила, и прошло. Вот и всё.