Blood in love

Три. Ровно три попытки суицида за семнадцать лет жизни Дазая Осаму. Будучи маленьким ребëнком мальчик помнит себя лишь в ограждении многочисленных больниц, с ужасным здоровьем и иммунитетом не пожелавшему самому заклятому врагу народа. Всё могло начинаться с обычной температуры, пока через ещё года будут уже проблемы с лёгкими и выявления новых хронических заболеваний. Шатена смешила реакция новых сотрудников госпиталя при виде его медицинской карты, та будто сейчас лопнет от напора всех этих бумаг и результатов анализов, пока отец мальчика лишь устало вздыхал. Осаму проучился в государственной школе первые пять лет, ненавидя то место, во все не из-за учёбы. По догладываемой причине перешёл на обучение на дом, быстро отбросив гнусное образование на задний план. — Пап, ты веришь в прошлую жизнь? — произнёс маленький Дазай, легко болтая ногами, его тёмный взгляд был направлен в не менее тёмные глаза винного оттенка. — Зачем тебе это? — Говорят, если ты согрешил в жизни, то в следующей будешь обречён на не счастье, — вот уже и детский тон похолодел. — Может, поэтому мне не повезло. — Осаму, не говори глупостей, — Огай кажется впервые услышал от юнца подобные замыслы, что заставили почесать переносицу. — Ты не выбирал свою жизнь, которая, между прочим, не ужасна, просто считай себя особенным.

***

Ослепляющий свет разноцветных мигалок скорой в размытом взгляде, судорожные переговоры персонала под уже не такую громкую сирену. В ушах будто ватта. И вот уже через месяц белый кабинет психиатра и грызущие голову вопросы с кучей выписанных препаратов. Постановление на учёт и полузакрытая дорога в будущее. Неудачная попытка уже вскрытия ещё через два года, вот и прямая дверь в психиатрическое отделение, осуждение в глазах опекуна, перебивающееся с беспокойством. Разговоры, таблетки, заключение. И так по кругу до пятнадцатилетия Дазая. Кажется во снах его первого лечащего врача всё ещё витает та ужасающая картина: полу пустая палата с дрожащим мальчишкой на кровати, стена, криво испачканная кровью больного. Там было лишь одно слово. С-м-е-р-т-ь Несмотря на своё отношение к учебе, парень всегда был смышлëнным, интересовался классической литературой и своим миром — космосом. Тот засиживался в свете ночника у койки, вчитываясь в купленные на последние гроши энциклопедии. Читал теории появления вселенных, догадки учёных и его самого. Он сдался, пока обессиленный организм вновь стал бороться с кучей болячек. Голодовки и передозировки препаратами в прошлом делали своё дело, сбрасывая с бесконечного обрыва. Осаму поступил в престижный университет на литературный факультет, с его то справками и льготами не составляло труда найти и объявиться в такое заведение. Единственное, его заседания в больницах были ежегодными, бывало и по несколько месяцев в год, что усложняло учёбу, благо преподаватели вошли в положение. Стены лечебницы казались чем-то родным? Нет, скорее знакомым и изученным: вечно сходящая краска с подоконников, постельное бельё с веющим запахом порошка, те же подушки больше похожие на некий ком ткани. Звуки ездящих каталок по кафелю коридора, с постоянным отголоском. Осаму знал своё больничное отделение как никто другой. Каждый кабинет и палату, без исключений. Медсёстры замолкали, врачи пускали лёгкие шутки, подмечая знакомую фигуру у самого входа в отделение. Оковы больничных палат давно приросли к бледной, забинтованной коже. Ежедневно приходилось проглатывать гору витаминов, или же ловко пряча под язык, уверяя работников в своей невиновности. За слоями свежих бинтов были спрятаны многочисленные синяки от уколов, в особенности на плечах. После очередного месяца проведённого взаперти на кожи не оставалась и живого места — чёртовы антибиотики. Скучающему юноше виделось что он всё-таки скончается от уныния, будучи госпитализированным уже как четвёртый раз за год. Пылинки посчитаны, все книги взятые с собой прочитаны, за должности по университету сданы ещё в том месяце. Но к чужому несчастью Дазаю скучать пришлось не долго, благодаря недавно хорошо знакомому прибывшему приятелю по заточению. — Мумия ещё не поросла здесь плесенью? — усмехаясь над сожителем, Мичизу бросил сумку на первую попавшую кровать палаты у двери, открывая окно на распашку. — Да тут я вижу ничего не меняется. — Штукатурка начала осыпаться с потолка чаще обычного, — Дазай цыкнул, повторяя интонация рыжего. — И кстати, это койка Ацуши. — Точно, ничего не меняется, — уже пропел новобранец. — Ты видал там некого новенького из соседней?