Внучка Бояна

Нагнувшись пониже, чтобы из окна не углядела бабушка, Боянка тихонечко проскользнула за избу. Бабушку Боянка не любила, суровая старуха смотрела на неё с неодобрением, поджимала губы, всегда находила работу погрязнее. Но не прибегать было невозможно, кроме бабушки у Боянки был еще дедушка, самый близкий ей человек. Здесь, в закутке на заднем дворе, под старой яблоней, было его любимое место. На большом чурбаке сидел старик. Боянка с рождения знала деда, поэтому её не удивлял и не пугал его облик. Высокий, худощавый, только здесь, в своём уголке, он не горбился, сидел на корявом чурбаке ровно и легко, как птица на ветке, как молодой король на троне. Седые волосы откинуты от лица, обращённого к небу, к падающим на него сквозь яблоневые ветви солнечным лучам. Когда-то он был красив, это было видно до сих пор. Когда-то, до того, как огонь коснулся его лица, лишив зрения и оставив страшные отметины. Дед был воином князя и пострадал в последней войне с нелюдями. Боянка опустилась перед дедушкой, привычно положила голову ему на колени. Старик, улыбаясь почти не пострадавшими губами, легко пробежался по лицу внучки, не забыв стянуть с головы платок и коснуться ушей девушки. Бабушка и мать ругались, если Боянка забывала прикрыть волосами и платком уши, они были очень некрасивые, не стоило на всё село хвалиться таким уродством. А деду её ушки почему-то нравились. И внучку он любил, её в честь него когда-то и назвали. — Деда, а деда. А ко мне скоро сватов зашлют, — Боянка тихонько сообщила важную новость. Руки деда замерли, закаменели. Он весь сгорбился, как будто пытаясь прикрыть любимую внучку неведомо от чего. — Матери говорила? — спросил старый Боян. Голос, как всегда, звучал хрипло. Дед, обгорая, сорвал голос, говорит громко он не мог. — Нет еще. Тебе первому. Ты за меня не бойся, Сновид добрый, работящий. И семья у него хорошая, тётка Неждана невесток зря не ругает. И приданое у меня хорошее и семью нашу уважают. Не будут меня обижать, дедушка. — Не того я боюсь, милая. Сновида знаю, добрый парень. — Смеяна три года как замуж вышла. Говорила — не страшно это, если муж добрый и свекровь не лютая. Жалко только, что у нее младший ребеночек умер. До сих пор переживает. — Жалко…- Эхом отозвался дед, сгорбившийся сильнее прежнего. Дрожащими руками он гладил внучку по волосам. Потом поднял её с земли, не глядя, отряхнул подол. — Беги домой, лисёна, скажи матери, а то ругаться будет, что не успела подготовиться. Девушка убежала, оставив деда в его уголке. Через несколько мгновений раздались другие шаги, тяжёлые, как поступь судьбы. — Слышала? — Слышала. Пожилая, грузная, но крепкая женщина с сурово сжатыми губами подошла к старику и остановилась рядом. — Сколько это еще будет продолжаться? — Спросил старик. — Дети, теперь внуки. Я поздно понял, но я-то знал, а Мал так и не понял до сих пор. Ну узнают, может и ничего? — Чего, Боян, чего. В Лужище всю семью сожгли в доме, у ребёнка на второй день глаза позеленели. Пока бабки помнят — надо таиться. Думаешь, одни мы — так? Одна я в лес бегала? Пока в семье всё скрыто — и люди ничего видеть не хотят. Быстро бежала по лесу Ведана, не боясь оступиться. Если не бежать со всех ног — не успеет. Скоро пойдут здесь люди с факелами, поскачут княжеские всадники, побегут злые собаки, умеющие людь от нелюдей отличать. Поэтому надо бежать еще быстрее, хоть трудно уже дышать и болью отзывается каждый шаг. О боли она не думала, думала о дороге, ошибиться было нельзя. Добежав до полянки, где её ждали, останавливаться Ведана не стала, схватила за руку парня, сидящего на поваленном дереве. — Бежим, Светозар, скорее! Названный Светозаром, приняв действия девушки за игру, со смехом подчинился. Высокий, лёгкий, как птица, с длинными золотистыми косами, он бежал и смеялся, поглядывая ярко зелёными глазами на подругу. А Ведана продолжала бежать. Сперва вниз, по ручью, потом вверх, по камням. Эти камни пахнут железом, может, собаки не возьмут след. После камней — по ельнику, а потом, не задерживаясь, не выпуская руки Светозара — вниз, по свежей осыпи глубокого оврага, кубарем. Смех сменился криком боли, но было уже не важно. Они успели. В тени оврага, укрытые толстым слоем грязи и буреломом, они были в безопасности. Главное, что погоня была еще далеко, и никто не услышал крика. — Ведана, что ты делаешь? — спросил Светозар, пытаясь встать, но снова падая с новым вскриком, нога, вывихнутая или сломанная при падении, удержать его не смогла. — Тише, пожалуйста, тише, — прохрипела Ведана, пытаясь отдышаться. — Охотники пришли. Я подслушала. На вас охотятся. Кто-то князю весточку послал, что видели нелюдей возле деревни. А где нелюди — там порча. У Некраса корова сдохла, у половины деревни куры плохо несутся, овраг вот новый появился. Решили выжечь, пока девок не попортили, и дети умирать не начали. — Не попортили, говоришь? — дурашливо улыбнулся Светозар. Весь вымазанный землёй и глиной, с светящимися зелёными глазами, большими заострёнными ушами, он действительно выглядел, как страшная нелюдь. — Подожди. Так зачем мы — сюда? Надо же моих предупредить! — Мы бы не успели, — Ведана ладонью зажала рот Светозару. Не жди ты меня на поляне — и тебя бы не успела спрятать. Надо тихо сидеть. Своим ты ничем не успеешь помочь. У княжьих людей — мечи и собаки. А у вас? Луки и заговоры? Светозар снова попытался встать, но упал лицом в грязь и затих. — Ведана, но там — мама. Сестра. Там — мои. Может, ты успеешь выбраться и предупредить их? Может, успеют скрыться? — он, вдруг, замолчал и поднял голову. Острый, нечеловеческий слух, уловил что-то. Что-то, от чего по грязным щекам потекли ручейки слёз. — Не успеют, Светозар. Прости. — Тогда помоги мне дойти до них. Я должен — с ними. Как могу прятаться, когда их там сейчас убивают? — Нет! — Ведана, со всхлипом, обхватила Светозара руками, прижалась всем телом, прижимая к земле, не давая снова попытаться встать, — Я не отдам тебя им! И смерти не отдам. Переждём — и уйдём вместе, когда нога заживёт. — Некуда уходить. Совсем некуда. Мы пытались. — Светозар вытянувшись, лежал на земле, глядя в небо, где спряталось за облаком солнце, но, с краю небосвода, светила ранняя, огромная и круглая луна, серебристая, как зеркальце его матери. Он так и не спускал взгляда с луны, весь остаток дня и вечер, а когда пришла ночь, Ведана, примотав ему обрывками юбки к ноге обломки веток, уговорила идти дальше. Уговаривать и не пришлось, он безучастно делал, что ему говорили. Не жалуясь, брёл по грязи, позволил немного отмыть ему лицо в найденном ручейке, забрался в небольшую пещерку, промытую в крутом берегу и снова лёг, глядя вверх. — Ты полежи тут, подожди меня. Я поесть принесу. И мазь, ногу смазать. Меня уже, наверное, бабушка потеряла, волнуется, еще решит, что охотникам под горячую руку попала. Я утром прибегу. — Ведана погладила его по грязным, слипшимся от глины волосам и пошла искать, где можно выбраться из оврага. Ночь была светлой, как день, огромная луна всё так же печально смотрела с небес, но спрятаться под вывернутым пнём, услышав шаги коней и разговор всадников, Ведана успела. — Не в ту мы сторону поехали, не тут Боян упал. — Не тут. Надо возвращаться. Может, утром поищем? Волков тут нет, остальные там наедятся, а утром найдём. — А может, жив еще? Может, только обгорел? Я ж не видел, что он умер, только, что голова вспыхнула, когда за той нелюдью гнался. И не видно нигде, уполз значит, живой. — После нелюдьского огня-то? Ну-ну. Но как знаешь, давай еще поищем. Ведана, посидела еще немного, дожидаясь, пока затихнут голоса и собралась уже бежать дальше, но поняла, что чувствует запах. Запах палёных волос и горелого мяса. Принюхиваясь, как охотничья собака, Ведана зачем-то пошла к его источнику, уже догадываясь, что найдёт. В траве, глядя выжженными глазницами в небо, лежал обгоревший мужчина. Ведана ойкнула, ей показалось, что это Светозар лежит, в той же позе, в которой она оставила его. Такой же высокий, худощавый парень, только голова обгорела и одежда людская. Раздумывая, стоит ли звать охотников и показывать им, где лежит их товарищ, или пусть лежит, девушка обратила внимание на небольшой, в кулак, предмет из обожжённой глины. Она уже видела такие, Светозар показывал. Шарик из глины, в которую его соплеменники заливали какое-то масло и заделывали отверстие воском. Такой же шарик, попав в этого Бояна, разбился, а масло вспыхнуло, сжигая кожу и волосы. А этот не разбился, значит. Луна заливала серебряным сиянием и мёртвого охотника, и оружие, его поразившее, а Ведана стояла и не дышала. Правду говорят, что луна сводит людей с ума. Или Ведана сошла с ума не сейчас, а в тот день, когда встретила в лесу нелюдя с зелёными глазами и полюбила его больше всего на свете? Когда убегала к нему в лес тёмной ночью и ясным днём? Когда бежала изо всех сил, по лесу, спасая любимого от лютой смерти? Она не отдаст любимого никому. Пока жива — не отдаст. Ведана была сильной и крепкой. Не тоненькой и хрупкой, как девки нелюдей. Ей было очень тяжело в ту ночь, но она справилась. Завязала в очередной обрывок юбки хрупкой глиняный шарик, приподняла за плечи обгорелого мертвеца и потащила назад, к оврагу. Бояна она сбросила вниз, сама спускалась очень осторожно, боясь повредить ношу. Потом, уже внизу, Ведана раздела мертвеца, не забыв снять кольца и обереги, не оставив ничего, а очередная промоина под берегом, стала охотнику могилой. Ведана, с помощью палки обрушила на него глину и, собрав вещи, побежала искать Светозара. — Батюшка воевода, я охотника в лесу нашла, тащила-тащила, не могу больше, а он помрёт же! Мы с бабушкой вылечим, мы умеем, но тяжелый он, не дотащить мне, а у вас лошади! К страшному, обгоревшему, беспамятному Бояну, особенно никто не приглядывался. Обрадовались, что живой, оставили бабке с внучкой припасов и монет, потом, когда оказалось, что выжил, но ослеп и остался в деревне, женившись на своей спасительнице, князь велел прислать еще денег и пожитки Бояна, кроме оружия, зачем оно слепцу? Боян долго выздоравливал, но остался тихим и нелюдимым. Научился вырезать по дереву, на ощупь. У них с Веданой родились четверо детей, но двое умерли сразу после рождения, остались только сын и дочь. Дети выросли, пошли внуки. Сын уехал к князю в дружину, а у дочери выжили трое, две девки и младший сынок. Про среднюю думали — не жилец, но вмешался слепой дед, взял малышку на руки и не отдал смерти. В честь него её и назвали — Боянкой. И только дед иногда называл её Лисёной, как младшую сестру, погибшую в тот день, когда он обгорел. Сидели под яблоней слепой старик и его жена. Сидели молча, как каменные, ярко светило солнце, но и огромная серебряная луна смотрела на них с края небосвода.