Чистая услада

      На улице всё продолжал идти серый дождь. Хмурость, что собрал в себе этот вечер, сказалась и на спальне поляка. Наблюдать за крупными каплями, что так и били в его окно, сейчас доставалось с огромным удовольствием. Не стесняясь, куря прямо у себя в комнате и выдыхая в открытое настежь окно, было тем самым удовольствием, за которым несчастный шеф гнался всю жизнь.       Он ждёт кого-то, но он больше не уверен в том, хочет ли этот человек его видеть.       Самому себе не верилось, как поляк, столь важный человек, от слов и действий которых может зависеть последний вздох чужака, поддался едкому чувству влюбленности. Его подсознательное заставляло бегать за кем-то, словно на привези.       Ужасное горе, познавать которое не хотелось даже в зрелом возрасте.       Скоро Он должен был приехать. Также скоро Польша поймет, что он останется в одиночестве все оставшееся время.       С досадой глядя в чёрное небо, поляку хотелось оказаться там: бегать по тем серым облакам, но с лёгким чувством свободы в груди; не зная, не думая, никак не догадываясь про те злодеяния, совершённые им за прожитые годы.       И надо же пережить столько боли лишь ради того, чтобы отвязаться от противной влюбленности и желания быть под чужой защитой. Венгрия. Своим ярким появлением уничтожил всё уважение своего шефа к себе, потому что пробудил в нём что то давно забытое и увязшее.       Венгрия… сложный человек. Отношения с ним — загадка. В трудную минуту он готов приютить под своё крыло, но при первой же возможности выбросить из-под него. В спрятанную от чужих глаз и ушей романтику хотелось верить всей душой, иначе это было бы настоящем оскорблением в сторону уязвимого ПР. Дерзость постоянно играла в нём симфонию с чуждой его телу и характеру покорностью. Именно это и сводило с чёткой мысли о том, добр ли венгр к тебе, или говорит страшные вещи за твоей спиной.       Одновременно это сводило Польшу с чёткой мысли о том, придёт ли Венгрия сейчас его утешить или же скажет о том, как ему на всё стало безразлично, отчужденно, противно; никак не осознавая про свою надобность в том, кем только может быть ПР.       Тёмные хмурые раздумья прервал громкий стук в дверь. Потушив сигарету, мужчина быстро закрыл окно. Кашляя, проглатывая ком крепкого дыма табака, поляк быстро бежит открывать дверь. Поставив телегу впереди коня Польша уже мысленно радуется тому, что это пришёл именно Он. Именно Он, его чёрный принц. Чёрный принц с недовольным лицом, мокрым пальто и без хороших вестей. На момент остановившись перед дверью, руки внезапно начало обливать потом. Вроде бы спокойное, недавно отрешенное состояние вдруг испарилось, не давая поляку и минуты на размышления о том, чем же завершится его действие прямо сейчас.       — Рад, что нашёл время навестить своего хозяина, — с гордой улыбкой промолвил ПР, приглашая войти помощника к себе в дом.       — Не хочу своего ужасного исхода от ваших рук, — сказал Венгрия, улыбаясь краем губ, но никак не смотря в растерянные глаза своего мужчины. — Тебе только пистолета рядом не хватает для полной уверенности.       Уязвимость, что проявляется в постоянном наблюдение со стороны Польши за своей влюблённостью. Каждое простое действие, что совершал Вен, оставалось где-то в голове. Поляк так и не смог запомнить очевидную вещь, но в памяти всегда отпечатывались все действия венгра за пару минут пересечения.       Это и мучает Польшу. Тот так и будет сегодня перед сном вспоминать про то, как он снимал своё чёрное пальто, расчёсывал мокрые рыжие волосы и туманно глядел в усталое лицо поляка.       Находясь уже на кухне, обстановка никак не улучшилась. Хоть и бледно-жёлтые лампы делали это помещение более теплым, чем серые глаза венгра, ощущение самого тепла не было.       Всё происходило в ужасной тишине. Каждый знал, что ему делать и куда идти. Один сразу же достает крепкий алкоголь, а второй бесится и ищет рюмки, что волшебным образом куда-то пропали. Смущало лишь то, что при каждом приходе Венгрии всем приходилось готовить тяжелую артиллерию из горьких закусок и сладкого коньяка. Кажется, что Венгрии не хочется вспоминать о том, что он говорил в лицо ПР, да только ради того, чтобы потом не жалеть об этом всё время.       И вот снова эти прикованные мрачные серые и хищные зелёные глаза к этой несчастной бутылке, которая вновь заставит их забыть про этот вечер. Пока Вен щедро наливает спиртное себе, поляк сомневается в этом. В очередной раз выпить, забыть и остаться с пустой головой завтра… не имеет какого-либо смысла. Короткие моменты, в которых, возможно, и происходило откровение души, должно быть забыто ради блага их двоих. Стереть с память, но постоянно повторять одно и тоже действие ради одного — никогда не знать себя настоящих.       Алкоголь знает своё место в организме, и это есть самое важное для человека — его память.       Венгр тоже прекрасно знает об этом факте. Пока хозяин сидит в полном смятении, его подчинённому уже удалось залить в себя коньяк, хоть для совсем малого разгона. Дальнейшие гонки по выпивке кого-то точно разобьют насмерть.       — Будешь дальше молчать? — такой бодрый голос был у Польши, будто сейчас не перепало время за полночь, а было только ясное утро. — Раньше оторваться никак не мог, а теперь молчишь и не пьешь толком. Что-то успело случиться в моё отсутствие? Я, естественно, благодарен тебе за многое, но слушать тишину сейчас не собираюсь. Не за тем ты пришел.       Облокотившись на спинку стула, насупившийся Вен с чисто презрительным взглядом глядел на высокого по должности и старшего по возрасту. За это время он нажил себе довольно хороший статус среди коллег и даже начальства, но вряд ли ему когда то разрешали вести себя подобным образом со своим шефом. Никто же ведь не жаловался никогда на него.       ПР глядел с полным холодом на собеседника, отчего мгновенно пробежались мурашки по уставшему телу венгра. Обычное дело, когда кто-то, несмотря на мороз, умудряется прожигать тебя взглядом. Никто не умел столько терпеть Венгрию, как Польша. Да и терпел ли он на деле, когда сам не понимал своих чувств к нему?       — Ничего важного, — поляк, опустив взгляд на стол и полностью опёрся об спинку стула. Чтобы не привлекать большего соблазнительного внимания в свою сторону, поляк тоже решается налить в рюмку «успокоительное». — Небольшой конфликт с отцом. Он быстро остынет — никогда не умеет долго держать обиды на меня. А ты уже успел себе надумать кого-то? Твои недавние поиски «достойной» женщины так и не увенчались успехом?       Судя по недовольным вздохам, кажется, что у Венгрии постигла такая же неудача, как и в предыдущие разы. И странно то, что у ПР это вызывает приятное тёплое чувство в груди.       — Что только не сделать, да угодить этим женщинам невозможно, — томным голосом ответил венгр. — То им подавай, это наливай, то купи, а это мне не нравится, ты мне тоже не нравишься. Одна посмела ко мне подойти и попытаться познакомиться, а через пару минут её как след простыл. Может, оно и к лучшему для меня. Тащить к себе каких-то странных особей на кровать не планирую. Делать мне нечего…       Так и хотелось задать любопытный вопрос, как же старший терпел такое обилие женского внимания и не уставал. Хотя, может, ответ Венгрия когда-то успел пропустить мимо ушей.       — Женщины требуют к себе особого отношения, — со вздохом сказал Польша, так скажем, аксиому. — Разве ты не пытался заговорить с ними как-то иначе?       — Чтобы она мне наплела свои ебучие мечты в отношениях и ушла? — сердито спросил Венгрия, махнув рукой. — Зачем мне это всё?       — Ради себя, конечно, — спокойным тоном ответил поляк. — Если тебе важна женская любовь и ласка, то почему ты не хочешь приложить к этому больше усилий? К тому же у тебя всё впереди. Ты молод, красив и разносторонняя личность. Девушки всегда тянутся к таким. В отличие от старого деда, тебе ещё удосужиться многое поведать в своей жизни.       — Мне до тебя точно не далеко, — закатил глаза тот. — Буду флиртовать, брать на себя и всё делать сам ради отношений, а в итоге что? Останусь, как обычно, у себя дома, в полном «счастье и покое». Разве это не радость?       Запрокинув ещё одну рюмку, на этот раз презрительное сверление взглядом от Польши закончилось, перешло на что-то более спокойное и мягкое. Поляка начинает медленно захватывает алкоголь, нежели его излюбленного собеседника.       — Тебе будет легко не повторять тех ошибок, что пришлось совершить мне очень много раз, — продолжал стоять на своём ПР. — Разве для тебя это так тяжело? Или тебе… не хочется?       Не желая зацикливаться на плохой мысли, венгр выпил ещё одну полную рюмку коньяка. Дальнейшее увлечение этим не приведет ни к чему хорошему, однако, заставит ненадолго отдохнуть от гнетущей реальности.       — Не делай поспешных выводов. Твоя женщина тебя ещё просто не нашла, — попытался подбодрить Польша.       — А тебя будто кто то искал? — с издёвкой спросил Венгрия.       — Совесть, да только она явно не знает, где я прячусь, — еле как улыбнулся тот, наслаждаясь горьковатым привкусом алкоголя во рту.       Язык так и не поворачивался спросить что-то еще. ПР не интересовали его успехи в отношениях — интересовал только сам Венгрия. Всё такой же пугающий, непредсказуемый и неуловимый тип личности. Тяжело понять, что могли значить странные взгляды поляка вслед за ним; подозрительные, совсем непохожие на одни лишь деловые отношения. А может, Венгрия всё время избегал настоящего смысла за всеми этими действиями, впрочем, как и сам поляк.       — Ты так озабочен моими отношениями, что я даже слов подобрать для твоего поведения не могу, — признался Венгрия. — Мы хорошие приятели, но для чего тебе такие подробности моей личной жизни? Ты думаешь, что у меня на каждый день по событию? Я кроме защиты твоей чести не успеваю создать что-то серьезное. Боишься потерять такого невероятного помощника вроде меня?       Вен насмехался над ним, с чёткостью проговаривая каждое слово. Интересно, делает ли он это, потому что нервничает? Вероятно, его подсознательный страх под действием алкоголя заставляет венгра так себя странно вести.       — Или у тебя есть какой то секрет? — продолжал ухмыляться тот. — Только не говори мне, что ты их этих. Дружба дружбой, но пидоросня…       Некрасиво было произносить это вслух, однако, Венгрия всё-таки осмелился на это. С отвращением отводя взгляд с поляка, но с той же кривой улыбкой он продолжил гордо сидеть за столом.       Подобное оскорбление не потерпеть такому, как ПР, его растерянный взгляд тяжело было принять за согласие с тем, что сказал Вен.       — Не думай на меня так, Вен, — возмутился поляк, смущённо кинув взгляд в сторону. — Ты довольно много успел узнать про меня за все это время. Разве мне нельзя поинтересоваться тобой? При первой же возможности ты привязывал ко всем моим действиям другой смысл, чтобы поиздеваться надо мной. Вижу, тебе совсем заняться нечем, раз страдаешь подобной хернёй.       Недавно уставшее и подавленное настроение вдруг сменилось на злобное возмущение. К сожалению, венгра это никак не задело: он не видел ничего плохого, ибо это были лишь простые догадки. Не правда ведь.       — Возможно, я действительно веду себя странно, быть может и не всегда разумно, но я ни за что не хотел оказаться в твоих глазах таким человеком, — пытался сдерживаться себя в руках Польша. — Тебе везёт, что ты мне близок. Такую херь тебе никто бы не позволил говорить.       Опрокинувшись на спинку стула, оба так и продолжали палить друг друга недовольным взглядом. Понимают ведь, что кто-то из них врёт.       — Ты просто иногда такие милые глазки мне делаешь, смущаешь так, — уже не так твёрдо говорил Венгрия. — Самого-то подобное поведение потом не терзает? Или уже полностью признал своё положение и теперь что угодно творить рядом будешь? Помешан на одиночестве, с ревностью относясь ко всем, с кем я, по-твоему, хочу романтики. Хотя что уж там говорить — после такого хочется забыть о существовании этого слова. Чтобы я и с какой то красоткой побыл вечерок? Представить невозможно — жуть полная.       Между ними будто бы пробудился огромный вулкан, извергая из себя огромные магмовые куски. Венгрия поддерживал это контролируемое извержение, продолжая предоставлять очередные доказательства в защиту своих слов. Чтобы быть с кем то, выполнять чужие прихоти… очень низко, как для настоящего мужчины. И за все время, что он успел намотать при помощи своих язвительных выражений и парочки рюмок, Польша был в самом мрачном расположении духа. Как же бывает тяжело…       … принять. В сердце бьются холодные языки Венгрии, напевая про его отвращение, презрение, злость, тем самым заставляя подавить собственные желания. С каждым разом слушать венгра становилось лишь больнее, а понимать себя всё меньше хотелось. Чувства, они такие же неправильные, как и его слова к начальнику.       Я угол каждого помещения.       И это нельзя было назвать чем-то адекватным или как-то объяснимым. От отношений не было никакой выгоды. Противоречия каждый день накрывали с ног до головы, заставляя запутаться в чем то настоящем.       — Или тебя это действительно задевает? Я же только пошутил, — оправдывался венгр.       Я тень каждого дерева.       — Я видел тебя, заботился о том, чтобы у меня все получилось в тот вечер… — ухмыляясь, рассказывал Венгрия про первый успех Польши в поисках девушки.       В моей цепи нет недостающего звена.       — … Вчера все было нормально и теперь опять кислая мина. Всё нормально? Или может к психологу сходишь? Твои скачки эмоций невозможно контролировать, сразу седым становишься, когда печалишься…       Когда желание исходит сзади, Мой пол обзывает меня предателем.       Я кошмар всех отцов.       — …Но ты почему-то никогда не задумывался о позыве моих действий, — продолжил Польша — Тебя невозможно терпеть сейчас. Слушать бесконечные осуждения в мою сторону, которые я ещё почему то продолжаю терпеть. Ты не замечал этого после того, как наши отношения вновь улучшились…       — Думаешь, мне будет тебе легче врать? — перебил того Венгрия. — Я думал, что ты рад слышать правду. Но раз для тебя она такая задевающая…       — Что мне остаётся ещё делать, кроме того, как терпеть это? — разгневался сильнее некуда поляк. — Я перестал понимать твою дичь ещё очень давно. Запоминаю всё, дабы найти ответ на вопрос, что тревожат меня. Но ты только и желаешь, что повторяешь и тоже.       Он, пыхтя от переполняющей тело злобы, резко встаёт из-за стола, а с ним же вместе встаёт и моментально заткнувшийся собеседник.       — Я тоже не собираюсь терпеть твоё вечное недовольство, — сказал ПР, чуть ли не царапая стол со злости. — Если я приношу тебе столько проблем, то я лучше продолжу выполнять свои обязанности, а не выслушивать одиночку, что только и думает о том, чтобы найти себе кого то на ночь.       Этого нельзя было отрицать. Они находятся в сложных отношениях. Грубо хватая подчинённого за руку и не позволяя уйти слишком далеко.       — Даже не хочешь извиниться передо мной, — обиженно произнёс Польша. — Мы же были такими хорошими приятелями, Вен.       — Я никогда не пытался оскорбить, если тебя это так трогает…       Не успевая закончить свою мысль, венгру прилетает такая же смачная пощечина, и она такая же громкая, как и его высказывания в сторону поляка. Тот словно с цепи сорвался, кинувшись на Венгрию подобно разъярённому зверю.       —Заткнись, — прошипел Польша, стиснув от гнева зубы. — Я терпел всё время, только чтобы ты повторял одно и тоже из раза в раз.       Не останавливаясь на одной пощёчине, и продолжая давать мужчине ещё и ещё раз чувствовать острую боль на щеках.       ПР не мог больше этого терпеть, сдерживая себя из раза в раз, глотая горькие слова. Венгрия, не смог сразу сориентироваться, когда старший повалил его на пол, кулаками нанося многочисленные сильные удары по лицу и всему телу. Всё это было из-за подавляемой годами обиды — злобы, не давая о себе никаких признаков. Последующее в серых глазах венгра познало слепой туман, видя лишь перед собой мимолётные вспышки знакомого себе человека. Венгрию всем своим весом прижимали к полу, а череп готовы были сравнять с землёй. Костяшки похрустывали с каждым новым ударом по его голове и груди, попадая в само сплетение. Вен, пытаясь защититься от нескончаемых ударов со стороны старшего, резко перевалил того на спину, рефлекторно отвечая ПР тем же. Они, словно озверевшие от собственной агрессии, задыхались своим же гневом, что сейчас переполнял их до краёв.       Блеклый свет от ламп освещал мужчин, не прекращающих беспочвенную драку. Железной вкус крови, заполняющий рты и пачкая пол, давал знать, что они живы и покаместь никого убили. Это придавало сил сражаться дальше, не давая и секунды на передышку. Под силой ударов, что, наоборот, отнимала последние силы даже на дыхание, им пришлось резко отстраниться. Они мало чего видели перед собой — не было способности даже увидеть искалеченные лица друг друга, пока всепоглощающая боль охватывала все тело.       Что же ты наделал?..       — Ты сам виноват в этом! — орал поляк, в конце драки оказавшись сверху. Он дал последнюю, довольно слабую пощёчину по грязному от крови лицу. — Сам! Ты сам напросился на это!        Польша не кричал, а рычал на венгра, сильнее прижимая его тело к полу. Нет даже надежды на то, что его вообще сейчас слышат вместо тянущего белого шума в ушах.       — И ты ничего не понимаешь! Ничего! Никогда не поймёшь! — кричал поляк, локтем удушивая венгра.       Это пугало. Пугало, что сердце готово было вот-вот замереть от невыносимой боли. Вен, чьё лицо было раскрашено собственной кровью, злобно осматривался, ища то, чем же можно будет отвлечь поляка. К сожалению, это оказалось безнадёжным. Пробудившаяся в Польше ярость и непонятые им же чувства овладели сознанием. Хотелось размазать лицо того, кто успел стать любимым, и в то же время прижать к себе, попросив с ним быть чуточку нежнее, чем секунду ранее.       Венгрия, заприметив растерянность в лице поляка, вернул себе прошлое положение, когда ему посчастливилось быть сверху. В тот же момент он сразу прижал запястья поляка к полу. На свою голову он осмелился встретиться с озлобленным взглядом ПР. Злые, в то же время испуганные зелёные глаза так и выдавали Польшу. Хотелось снова напасть, но время вокруг резко остановилось. ПР пожелал прекратить бой, решив, что он смог дать тому понятия того, какого это жить с оскорблённой честью.       Хватка на запястья неожиданно ослабла. Воздуха не хватало в лёгких. Безумие, мучившие их долгое время, наконец то вырвалось.       Они слышали громкое волнительное дыхание друг друга, что становилось всё тише, словно снежная метель, утихающая ранней весной. Правда, невозможно было уловить всё понимание в этом безмолвном лесном взоре. Сейчас только это привлекало всё внимание Польши. Слегка приоткрытые губы Венгрии, на уголках которых успела проявиться струя крови. Сумрачный взгляд, что вцепился в само олицетворение подавленности, коей сейчас выступал ПР. Бешено бегая по его лицу, по тому, что было рядом, поляк пытался найти то, что желал увидеть целый вечер.       Каждый ощущал, как обмазанные кровью друг друга ладони горели. Польша глянул на свои руки, полностью измазанные свежей алой кровью. Хотелось выбраться из ловушки, в которую они вместе сами себя завели. Никто не чувствовал вины, ни за что не признавая и то, что они оба виноваты.       Хозяин развёл руки в сторону, приглашая подчинённого к себе в объятия. Не думая о том, как же сильно он испортил свою белоснежную рубашку, оставить подобное на себе было подарком. Вен, не думая о чем то другом, прижался к ПР, давя в ответ своим весом, что сейчас никак не мешало просто наслаждаться моментом после долгожданного порыва. Горячие тела, казалось, создадут настоящее пламя из своих объятий. Не желая думать о дальнейших последствиях, поляк забирает первый поцелуй венгра, грубо прижимая к себе и даря ему один самый тёплый из дней.       Желание ПР быть хоть немного ближе к нему, разрасталась с каждым разом лишь сильнее, поглощая вокруг всё живое. Несомненно нечто горячее, очень горькое и острое протекало между ними, чем могли быть они сами.       Венгр схватил его за волосы, что могло было быть слишком больно, их страсть неожиданно свелась к потере рассудка в обоих. Не хотелось думать, представлять и знать, что им придётся расстаться. Хотелось жить этим моментом, пока он насыщает адреналином и возможностью чувствовать друг друга.       Ты ведёшь меня за красный свет.       Пальцы ПР стали нетерпеливо разрывать венгерскую рубашку, грубо сдирая её с крепкого тела. Оба думали только об получение собственного удовольствия, выполнения собственных желаний, своей любви. Дыхание постоянно сбивалось от накрывающего ужаса происходящего. Всё это было за гранью понимания. Всё это было внутри.       Венгрии, человеку, полностью презиравшему подобную близость, кидался на старшего. Подолгу водя вдоль талии, гладить и, словно оказавшись в своих темных мечтах, делая поцелуи долгими, желая насытить себя всей горечью.       — Совсем на тебя не похоже, —тяжело вздохнул Польша, чуть ли не испуская свой дух. — Постоянно сбегал, когда кто-то решался заговорить про интим, как ты вдруг воплощаешь слова в жизнь.       С трудом приподнявшись на локти, поляку посчастливилось вновь увидеть лицо любимого… Сердцу достаточно замереть от простого осознания того, что это происходит не во сне, а в непредсказуемой реальности.       — Твоей страсти и конца нет, Вен…       Венгрия был похож на изголодавшегося крокодила, не выдерживая долго стоять на одном месте без еды в виде маленьких, беззащитных… решив избавить себя от мучений нападением на что-то страшное, большое и опасное…       По побуждению самого Вена, пришлось с трудом, но быстро вернуться к прошлому позе и дотронуться к месту, что, к счастью, не было испачкано кровью. Все действия венгра смущали ПР. Тот понятия не имеет, какое значение имели ревнивые взгляды, но в них подозрительно чего-то не хватало. Старший знает его чувства, знает всё, что он испытывает прямо сейчас, и это пугало. Пугала сама близость.       Полосатые контрасты удовольствия заполонили двух партнёров по самые пятки. Никем не тронутое потайное место, неожиданно было кем-то увидено, взято. От такого разврата хотелось тошнить. Удовольствие было похоже на страшную карусель, закручивая их и заставляя потеряться в пространстве. Это удовольствие душило, когда ты не мог дотянуться до заветного ремня любовника, желая поскорее содрать ненужный низ. Пугала сама страсть.       Венгрии снесло голову, его обезумевшая душа будто бы купалась в выпитом алкоголе. Телесную теплоту, что была для него под запретом, удалось найти в нечто опасном и подчинить себе. Пожар, который не смог вовремя потушить поляк, поглотил и его. Сладкий ужас от огня на своем теле, проводя на нем танцы, где главным был только Венгрия. Опасность была устранена, когда он смог найти покой здесь. Это никогда не было его мечтой, даже с женщинами было страшно думать о таком, что и говорить про начальника. Невозможно.       ПР не успевал что-либо предпринять, когда за это дело успевал взяться венгр. Для него всё перевернулось вверх ногами. Думая о себе только о том, кто всегда берет вверх, власть, контроль и подчинение, вдруг потерял всё, оказавшись в самой пасти хищного зверя.       Ох, это натянутое тело, где каждая часть издавала звуки и давала Венгрии играть на ПР, как на клавишах фортепиано. Избитые тела, что не могли найти отдыха друг от друга, с каждым прикосновением испытывали невероятные боли. От такого болело сердце, но Венгрии нравилось всё. Он смог попасть на карусель и забыться в жарком процессе, где он смог стёр все границы морали, что до этого вечно связывали руки. Эта свобода заставляла его продолжать толкаться в старшем, проходя все глубже и глубже, ближе к его любви. Огромное дерево догорает до самых крайних веток.       Затишье после ужасной бури. Она погубила не только всё, что было по близости, но и убила вокруг живое. Томно вздыхающий Польша аккуратно поглаживал волосы послушного молодого мужчины, что только впервые познал всё на себе. Тот впервые побывал в чем то горячем, спев с любимым песню, что распугает всех рядом. Возбуждение не хотело покидать их даже после опустошительной любви. Крови было недостаточно, чтобы показать все чувства ПР, нужно было что-то большее…       — Ты смог отпустить себя, ты смог это сделать… а ведь поначалу боялся. — напевал поляк на ушко венгру разные ноты. — Но я тебя поддержал даже тогда, когда ты готов был сдаться. Теперь больше никогда не поддавайся своему страху. Здесь один лишь ты и моя любовь. Только с тобой любовь ведет себя так… Разве ты не рад?       Пение застряло где то в голове, зажимая между собой все настоящие замышления.       Ты застрял, не застрял внутри.       Невозможно не радоваться такому. Только дай мне время осознать нас. Я разгорячился.