Больше никаких уколов!

Была дождливая ночь. Россыпь далёких звёзд скрылась за густыми тучами, плотная тьма окутала город и охраняла мирный сон горожан. Команда Импровизаторов отдыхала в отеле после очередного гастрольного выступления, набираясь сил перед завтрашним выездом в новый город. И только один из них, к сожалению, не спал. Антон проснулся несколько минут назад от того, что всё одеяло вокруг него вспотело. Но несмотря на это, он практически сразу ощутил покрывающий тело холод и озноб. Все конечности ломило, и ощущались они как сильно переваренные сосиски — обычно так бывало после крайне долгого сна. Голова была очень тяжёлой, как будто что-то изнутри горело огнём и норовило взорвать весь череп к чертям. Парень сдавленно простонал сквозь сжатые губы, упираясь головой в ладони. Ему было ужасно плохо. Он перевернул одеяло и укутался в его сухую часть. Было просто ужасно холодно; казалось, что пальцы ног и вовсе онемели, он весь дрожал. Антон обнял себя за плечи, понимая, что с каждой секундой чувствует себя всё хуже. В ушах звенело, а головой он уткнулся в трясущиеся колени, не зная, что с этим делать. На соседней кровати мирно спал Дима. Антон разглядывал его расслабленные черты лица, спокойную позу с прижатыми к груди ногами... Во сне он выглядел милым. Но Шастун не по наслышке знал, как ужасен может быть Дима со шприцем в руке. Именно поэтому парень побоялся его будить. Ну, подумаешь, температура — люди и не такое переживали. Сейчас он просто абстрагируется от ощущений и уснёт, а наутро обязательно станет легче, вот и всё... Антон лёг на бок, отвернувшись к Диме спиной, и скинул одеяло — тело и без того полыхало огнём. Он испытал невероятное чувство удовольствия, когда свинцовая голова коснулась подушки и расслабилась, хоть и внутренние ощущение никуда не исчезли. Парень прикрыл веки и стал ждать. Перед глазами проносились странные сюжеты, яркие краски мелькали одна за другой, смешиваясь в странные узоры, воображение создавало страшные фигуры, но тем не менее заснуть не удавалось. Антон осознавал, что всё ещё находится в этой комнате, в своём больном теле. Он не знает, сколько времени прошло к тому моменту, как терпеть боль стало невыносимо. Реальность расплывалась в кучу непонятных изображений, плавилась перед глазами, дрожала и собиралась вновь. Внутренности головы превратились в бурлящую лаву, поэтому Антон, уже не думая, добрался до чужой кровати и стал легонько трясти димино плечо — даже такое маленькое действие давалось невыносимо сложно. Ноги не держали, и пришлось опуститься на колени. — Дима, — слабо шептал он, — Дим... Позов тихо замычал, переворачиваясь на спину. Он приподнялся на локтях, оглядываясь, и нахмурился, никого не увидев, а потом заметил Антона, сидящего у кровати на полу. — Тош? — Дима зажмурился, прогоняя остатки сонливости, и сел на кровати, рассматривая фигуру Шастуна. Тот напоминал одновременно пьяного, одновременно реально умирающего человека, что заставило сильно насторожиться. — Плохо... — простонал тот, уложив голову на осовободившееся пространство матраса. На лоб опустилась тёплая рука, оценивая, а затем немного поглаживая его. Антон был ужасающе горячим. Дима внутренне поморщился от осознания, что ему снова придётся причинять другу боль. Оставалось надеяться, что состояние не настолько плачевное, чтобы ехать в больницу, ведь с собой у Поза была только привычная дорожная аптечка. Дима знал Антона с девятого класса и с самых ранних лет был знаком с его фобией. Уже учась на первых курсах медицинского, Поз был вынужден помогать другу со всеми врачебными делами — по возможности сам брал анализы, приезжал домой лечить, кормил горькими таблетками и сиропами, ставил уколы, обрабатывал ранки, осматривал зубы и водил по врачам, держа за руку во время любых процедур. Он очень любил Антона и очень не любил, когда тому приходилось сталкиваться со своим страхом. Было больно наблюдать за мучениями друга, успокаивать его каждый раз и стирать с глаз слёзы, понимая, что Шаст так просто может перестать ему доверять. Но Антон был очень благодарен Диме за всю эту возню с ним. За то, что он единственный понимал, не смеялся над «детским» страхом и всегда — абсолютно всегда — был рядом, даже если дело шло о порезе мизинца. — Идём сюда, горюшко моё, — Позов включил тусклую лампу у кровати и помог Антоше забраться на кровать, поддерживая слабое трясущееся тело. Тот уже находился немного не в себе, поэтому действовать нужно было незамедлительно. Поз поднялся, достал из ящика небольшую коробку, открыл и достал термометр. Протянул его Антону, помог засунуть и сказал: — Я на минутку, посидишь тут, ладно? Схожу в ванную и вернусь, — дождавшись вполне осознанного кивка, чтобы не оставлять этого взрослого ребёнка в полном неведении, Дима скрылся в коридоре. Помыл руки, взял маленькое полотенце, промочил его ледяной водой, отжал и вернулся в спальню. Антон откинулся на спинку кровати, запрокинул голову назад и тихо всхлипывал от ужасного самочувствия. — Чш-чш, потерпи немного, — заботливо прошептал Дима, перетягивая друга на кровати вниз, накрыл лоб сложенным полотенцем и забрал градусник. 39,4. «Господи, когда только успел?» В голове роились мысли о завтрашнем концерте, о заказанном автобусе и длительном переезде, но самым ярким и тревожащим, конечно, было переживание о том, как рассказать Антону про необходимость укола, чтобы не допустить истерики. Иначе он правда рискует потерять сознание, и будет совсем не до смеха. Шастун, расслабившись от долгожданной прохлады, дремал в полубреду, метаясь по постели. Дима ощутимо потряс его по плечу. — Тошунь, — пытаясь быть максимально осторожным, позвал он. — Солнце моё, не отключайся. Шаст распахнул слезящиеся глаза и щенячьим взглядом посмотрел наверх. Ему уже давно не тринадцать лет. И, конечно, он понимал, что его ждёт сейчас. Но внутри парень продолжал надеяться на лучшее. — Сейчас я помогу, скоро станет лучше, — успокаивал Дима, а затем опустился на пол и сжал горячую ладошку в своих. — Смотри, малыш, тебе сейчас очень плохо. Давай просто не отрицать, ты же и сам чувствуешь. Температура очень высокая, поэтому я сделаю тебе о-очень быстрый и совсем маленький укольчик, после которого мигом станет легче, и ты сможешь спокойненько спать. Это займёт всего одну минутку, ладно? — Я-я не хочу уколов, я спать хочу!.. — тут же испуганно пробормотал Антон, чьи глаза уже наполнились слезами. Где-то внутри он понимал, что это необходимость, что он подводит Диму своим поведением, но болезнь оказывалась сильнее, подчиняя себе сознание. — Ну тише, — с тяжёлым вздохом Поз потянул тело к себе, удерживая в объятиях. — Я же уже ставил тебе укольчики, это совсем не так страшно, проходит быстро, и сразу все симптомы снимет. До сих пор ты от уколов не умер, вон какой большой здоровый мальчик, ага? Пожалуйста, Тош, я не хочу тебя принуждать. Это правда нужно сделать. — Я понимаю, — он всхлипнул в плечо, ощущая безудержный поток горячих слёз на своих опухших щеках. Мир потерял очертания и схлопнулся до банальных ощущений: давления, влаги, прикосновений и подкожных иголок страха. — М-мне страшно, Ди-им... — Я знаю, знаю... Так, всё, тш, давай соберёмся. Нужно быстренько сделать дело, а потом поплачем, хорошо? — мужчина стал действовать решительнее, замечая совсем плачевное состояние Антона. — Давай с тобой просто дышать. Вдох и выдох. Это не сложно. Конечно, он понимал, что может насильно прижать Антона к кровати и ввести инъекцию — так было бы проще для всех. Но моральное состояние друга было так же важно, как и физическое. И если бы Дима хоть раз в жизни воспользовался этим приёмом, то потерял бы его хрупкое доверие навсегда. Благо, терпения у него всегда хватало; что уж говорить про человека, с которым он бок о бок шёл по жизни вот уже больше десяти лет: на Антона Дима чисто физически не мог злиться, даже когда тот плакал, вырывался, кричал и обвинял. Как говорится, все мы не без заскоков. — Закрой глазки, солнышко, пока просто подыши. Дима встал с кровати, убедился, что Антон не смотрит в его сторону, и стал подготавливать инъекцию. Сейчас он действовал крайне быстро, ведь сам уже, если честно, устал от внезапного ночного происшествия. Но Поз понимал, что Антону в любом случае раз в пятнадцать хуже, чем ему. Поэтому, отложив готовый шприц на тумбочку, он стащил холодное полотенце с чужого лба, провёл ладонью по кудряшкам и быстро перевернул податливое тело на живот. Осознав происходящее, Антон всхлипнул и попытался встать, но руки оказались слишком слабыми, чтобы выдержать весь всего тела. — Тш-ш, ничего страшного, Антош. Это просто я, я сделаю не больно. Ты просто лежи и дыши, хорошо? — Ты п-посчитаешь? — слезливо спросил Антон, пытаясь уцепиться взглядом за знакомые спокойные глаза. — Конечно, хороший мой, — Дима сжал его руку и заботливо погладил по взмокшим кудрям. — Всё, отворачивайся. Я буду всё говорить. Антон повернул голову и сжал в ладонях края подушки, чтобы перевести фокус напряжения туда. Он пытался быть сильным ради Димы. Он просто хотел, чтобы всё поскорее закончилось. Поз говорил, что будет быстро, но по ощущениям эти мучения длились уже несколько часов. Дима стянул с него шорты и белье, и в следующую секунду Шаст ощутил ледяное прикосновение ваты со спиртом. Отчего-то это заставило Тошу сильно испугаться и сжать мышцы, всхлипывая. — Ди-им! — слёзы снова полились из глаз, и он заскулил от осознания собственного положения. Дима понимал, что, как бы Антон ни боялся, медлить больше было нельзя. — Всё хорошо. Всё хорошо, Шаст. Ты у меня мальчик умный, знаешь, что напрягаться нельзя, так? Просто дыши — четыре счёта на вдох, четыре на выдох. Антон максимально постарался расслабить мышцы, ощущая как Дима мягко гладит его по спине, медленно проводя вверх и вниз горячей кожи. Он рвано выдохнул и стал следовать инструкции. — Очень хорошо, вот так. Один, два три, — размеренно посчитал Позов, немного сжал кожу пальцами, ввёл иглу и начал достаточно медленно давить на поршень. Снизу доносился болезненный скулёж. Спустя несколько секунд, когда осталось чуть меньше половины раствора, Антон ощутил, как лекарство распространяется горящей лавой внутри и отзывается немыслимой болью, поэтому Шастун, не подумав, бессознательно сжал мышцы, пытаясь бороться с уколом. — Чш! Антон! — вскрикнул Дима и хлопнул по бедру, понимая последствия. Он понимал, что Шаст, скорее всего, уже не осознаёт собственных действий. Но в следующую секунду тот сильно закричал — очевидно, уже свело мышцу. «Господи». Дима быстренько ввёл оставшуюся часть раствора, откинул шприц и начал судорожно массировать ягодицу, пытаясь найти источник боли. — Больно-о! — громко всхлипывал Шаст, задыхаясь, непроизвольно зажимаясь ещё больше. — Ну расслабься же ты, сам ведь хуже делаешь! — в отчаянии умолял Поз, разминая каменную мышцу. — Давай, Антош, просто отпусти. Уже всё закончилось. Тут, наконец, проблема поддалась, и Дима облегчённо выдохнул, практически заваливаясь вперёд. Место вокруг укола уже посинело от дополнительного давления, но в остальном всё было в порядке. Только Антон продолжал рыдать в подушку. Позов вернул одежду на место, убрал все медикаменты в ящичек и вернулся к дрожащему парню. — Всё уже, всё, молодчинка, — он помог ему перевернутся, осторожно посадил и притянул к себе. — Ш-ш-ш, успокаивайся, хороший. Больше не болит? — М-м, — отрицательно помотал головой Антон, тихонечко всхлипывая себе под нос. — Поз, это было ужасно. — Ну, конечно, а зачем ты мне мышцы так сжал? Я аж сам испугался, Тош, слава богу, что всё решили. Так страшно было? — Угу. И больно. — Это ты переволновался, малыш. Бывает. Ничего. Такая высокая температура у тебя поднялась, ещё и непонятно почему. Спасибо, что сказал мне и доверился. — По большому счёту выбора у меня не было. Но больше никаких уколов! — протестующе тянет Антон. Дима по-отцовски усмехается: именно этой фразой заканчивается каждое медицинское мучение. А дальше... всё по новой. Дима целует его в висок и прикладывает ладонь ко лбу — уже чуть лучше. — Как твоя голова? Легче? — Антон кивает в ответ, и Поз продолжает. — Посидишь тридцать секундочек? Я на кухню, за водичкой. — Хорошо, — хрипло пробормотал Шастун в ответ. Его по-прежнему холодило, но в тёплом одеяле это ощущалось не так критично. В голове появилось место для мыслей и анализа событий, а не сплошного давления температуры. Он тихо радовался внутри себя, что страшный укол теперь позади, и скоро должно стать легче. О завтрашнем туре они позаботятся. Сейчас хотелось только спать. А ещё — обниматься. Дима вернулся быстро и протянул Тоше стакан прохладной воды. — Выпей. Только аккуратненько, — попросил тот, выключил свет и забрался в кровать. Расправившись с водой, Антон поставил чашку на тумбу и прижался к другу, обвивая его длиннющими руками. Тот терпеливо прижал к себе, зарылся в кудряшки и начал тепло гладить напряжённую спинку. — Всё, всё хорошо, ты умница. Я рядом. Шаст совсем расслабился, уткнувшись в димино плечо, и не совсем уловил момент, когда сознание начало отплывать. Из лёгкой дрёмы через пару минут снова вывел голос Поза: — Всё? Будем спать? — шёпотом спросил он, держа на руках засыпающего больного. — Можно с тобой? — тихо попросил Антон, не желая возвращаться в свою холодную и промокшую постель. Не желая оставаться одному после сильного стресса. — Конечно, — Дима придвинулся к стенке, лёг и за ручку потянул Шастуна к себе. — поворачивайся спинкой. Несмотря на то, что Поз был ощутимо ниже Шастуна, его нежные прикосновения и рука, лежащая на талии, ощущались слишком хорошо и правильно; так нужно в данную секунду. Антон всегда поражался тому, как Дима с детства чувствовал его состояние и всегда помогал, обнимал, успокаивал, используя исключительно правильные методы. В объятиях Димы Антон чувствовал себя ещё меньше, вопреки росту. Он ощущал себя совсем ребёнком, которого принимают с любыми загонами, страхами и реакциями. — Спасибо, Дим. Дождь уже прошёл, и за окном собирался рассвет. Тихий шёпот утонул во тьме комнаты, рассворившись под лунным светом. Но до нужного человека он обязательно долетел.