сосед по комнате.

у ромы во рту со вчерашнего дня стойкий привкус ментоловой жвачки, кофе и самых дешевых сигарет типа лаки страйк или что-то вроде, то, на что у дилана хватало карманных денег, которые мать присылала раз в месяц с короткой и ясной подписью «на жизнь» и каким-нибудь эмоджи поцелуя в конце. дилан не сказал бы, что подобные подачки со стороны родительницы заставят его больше любить и уважать ее, но он правда искренне благодарен, что, ни смотря на то, что мать реально сильно напортачила с воспитанием своего единственного ребенка, она все равно пытается исправить свои ошибки хотя бы сейчас, пусть уже и было очевидно поздно. возможно, воспитание и стало причиной того, что дилан не считается ни с кем, кто его окружает, отталкивает от себя людей, кутается в металлическое одеяло, чтобы не позволить никому хоть на шаг приблизиться и заглянуть в его истерзанную душу, не позволив сделать еще хуже. и все дальше шло бы гладко, вот только дилан проебался по крупному, позволяя себе который день просыпаться в одной постели с ромой, что скрутился в рогалик у него под боком, одну руку под голову положив, а вторую, с телефоном в ней, закинув на дилана. увлеченный скролингом тиктока рома так бы и не понял, что дилан проснулся, если бы тот не вздохнул глубоко и вымученно, так, что грудь с вогруженной на нее роминой рукой высоко поднялась, отвлекая еще не до конца проснувшегося парня от бестолковых коротких видео. рома сразу телефон выключает, кладя экраном вниз на чужой обнаженный торс и приподнимается, опираясь на свободную руку, внимательно смотря на соседа по комнате. когда дилан просыпался, понимая, что снова сделал ошибку, он всегда первым делом вот так вот вздыхал, уставившись в потолок и молясь всем богам, что ему чудится и рядом с ним никто не лежит. и рома мало понимал откуда столько разочарования, возможно, даже обижался немного, но все равно широко улыбался, откладывая телефон в сторону, под подушку, плавно садясь на чужие бедра, скользя грубыми от тяжелой работы ладонями по обнаженному телу дилана от ребер до талии, после вытягивая руки вверх, потягиваясь. в такие моменты рома казался очень беззащитным и хрупким, пусть и телосложение у него было плотное, и дилан ненавидит себя, потому что не может сдержать улыбку, чувствуя, как покрывается мурашками от каждого прикосновения. еще лет в тринадцать дилан принял для себя одно простое правило жизни — не давай никому забраться себе в душу. и он успешно справлялся, ему действительно стало легче, пусть и было немного одиноко, но это было не важно, пока к ним в общагу не заехал рома, сначала без какого-либо угрызения совести ворвавшись в чужое личное пространство, доставая глупыми попытками поговорить, а потом вовсе забравшись дилану под самую кожу, кажется, да так, что кишки в бант связывались и к лицу жар приливал от одной только мысли об этом странном парне. как так вышло, что дилан к роме прикипел, он не знает, но знает, что это уже не исправить никак, ведь как бы он ни старался, все равно сдается и в итоге просыпается в чужой кровати полуголым, все равно позволяет к себе прикасаться, все равно улыбается и желает доброго утра, садясь и целуя рому в губы. руки дилана забираются роме под оверсайз футболку, скользя по покрытому шрамами телу, и у ромы дыхание перехватывает. держит лицо дилана в ладонях, прерывая очередной поцелуй и упирается лбом в лоб, выдыхая шумно. — скоро карл проснётся, — рома говорит с придыханием, полушепотом, пока дилан смазано целует его в челюсть, снова не в силах держать себя в руках, о чем будет жалеть потом, но о чём даже не задумывается сейчас. — он не сунется сюда раньше восьми, успокойся, — тоже говорит тихо, будто боясь, что их разговоры слышно в соседних комнатах. — тем более, он никогда не заходит без стука. я успею. последнее предложение вгоняет рому в краску, он сжимает коленями чужие бедра и садится чуть поближе, на сколько это вообще было возможно. дилан снова целует в губы, и привкус дешевых сигарет во рту только усиливается. рома скользит руками по чужим плечам и елозит у дилана на бёдрах, физически ощущая, что тот уже достаточно возбужден. хочется сгореть со стыда, как в самый первый раз, в первую очередь от непреодолимого страха быть застуканными, который еще вчера ночью совершенно его не беспокоил, когда он тяжело дышал, мычал что-то несвязное и стонал имя своего соседа по комнате, пока тот всем телом вдавливал его в кровать и осыпал поцелуями в шею и плечи, будто никто бы этого не услышал только потому что разошлись по комнатам, готовясь ко сну. — дилан, ну я не могу так, — рома практически скулит это, жалобно так, на выдохе, пока старший плавно разворачивается и на кровать его кладет, сверху нависая. — если хочешь, — дилан говорит с придыханиями, делая большие паузы в перерывах между тем, как смазано целует рому куда-то в челюсть и шею, одной рукой опираясь о кровать, чтобы не рухнуть на младшего всем телом, а второй задирая длинную футболку, оголяя израненное тело, каждый шрам и синяк на котором хранил целую историю, чаще всего связанную с падениями и драками, конечно. — я могу перестать. ты только… только скажи. дилан, так удобно устроившийся между роминых ног, опускается вниз, касаясь влажными губами кожи на оголенном животе, свободной рукой сжимая бедро младшего так, что тот промычал протяжно. от каждого прикосновения теплых губ к коже, роме хочется вывернуться наизнанку, и он приподнимается немного, выгибаясь в спине и вытягиваясь, подставляясь тем самым под ласки, горячо и судорожно дыша через ладонь, которой прикрывал нижнюю часть лица. в белых боксерах, помимо которых на роме ничего и не было, кроме задравшейся до самой груди футболки, уже становилось невыносимо тесно, и рома бы не простил себе, если бы сейчас сказал бы хоть слово против, да и тяжело было говорить, когда в голове каша и от возбуждении язык заплетается. рома позволяет дилану окончательно снять с себя футболку, которая, кстати, когда-то принадлежала старшему, еще когда их с ромой взаимоотношения не заходили дальше «привет» и «пока». одежда летит куда-то на пол, а дилан встает на колени и тянется к тумбочке, открывая ее в поисках хотя бы одного презерватива, прекрасно зная, что рома парень невероятно аккуратный и всегда заботится о штуках, касающихся безопасности, даже такой. и, ни то, чтобы рома точно знал, что рано или поздно их с диланом отношения зайдут настолько далеко, но смазка в его тумбе появилась примерно тогда же, когда они пьяные на день студента первый раз занимались неловким петтингом, заперевшись в ванной. честно, рома у дилана был первый во всем, а рома даже не знает, был ли у него кто-то до дилана, но предпочитает полагать, что нет. поэтому любое взаимодействие их было неловким, очень нежным и неторопливым, что обоих устраивало в принципе. дилан хоть и считал, что рома довольно крепкий и даже в какой-то степени суровый парень, все равно трясся над ним, как над фарфоровой куклой, боясь, что от любого грубого прикосновения тот рассыпется на осколки по кровати; а рома таял под ним, как мороженное на солнце, краснея до самых ушей и сдерживая тихие стоны. рома ужасно стеснялся, вот так вот лежать перед старшим полностью обнаженным и возбужденным настолько, что колени дрожат, нервно сглатывая ком в горле и прикусывая кожу на тыльной стороне ладони, когда дилан презерватив надевает и остатки смазки с пальцев по члену размазывает. в этом плане дилан был внимательный очень, старался быть аккуратным, спрашивал не больно ли роме, пока плавно толкался внутрь, склоняясь над чужим телом, целуя его в щеку, челюсть, шею и плечи, будто заранее заглаживая вину, если сделает что-то не так, но рома лишь мычит что-то и простынь в кулаке сжимает, сдавливая бёдра дилана коленями, в тщетной попытке свести ноги вместе. парни и не заметили, как в комнате стало очень жарко и воздух стал густым, от чего дышать было трудно. рома стонет на выдохах с каждым толчком и царапает дилану спину одной рукой, второй скользя вверх по шее и сжимая в кулаке темные волосы на затылке, пока тот кусает ромины плечи. в голове каша, у ромы ноги дрожат, а дилан шепчет на ухо «тише», потому что стыда не оберешься, если кто-то из соседей по блоку их услышит сейчас… а между тем время доходило до восьми утра, чед давно уже был готов, сидя за столом на кухне и доедая наспех сделанный бутерброд, пока карл укладывал последние учебники по ботанике в портфель. накинув пальто, и поправив непослушные кудряшки на голове, проходя мимо зеркала, карл, весело улыбаясь, направляется к комнате напротив и стучится в закрытую дверь. — рома, дилан! я зайду? — карл спрашивает и прикладывается ухом к двери, чтобы расслышать, что происходит в комнате, что не особо помогает, если быть честным. — да, конечно! — кричит рома по ту сторону и карл улыбается еще шире. дверь в комнату открывается, и карл переступает через порог, окидывая помещение взглядом. дилан сидел на своей кровати в брюках и выворачивал толстовку на лицевую сторону, чтобы надеть, а рома, уже одетый, торопясь собирал портфель. карл, как всегда пожелав доброго утра, приметил, что у дилана подозрительно хорошее настроение, а потом пробурчал что-то про то, что они снова опоздают, если он не поторопится, и ушел, не заметив ничего странного, и только дилан знал, что у ромы до сих пор дрожат колени и лицо все красное-красное, потому что со стыда готов сгореть, от того старший и смеется, пока рома не кидает в него свою подушку, с криком «хватит ржать, дурак». осталось только надеяться, что уже под конец дня дилан не будет в очередной раз жалеть и ненавидеть себя за то, что новый сосед по комнате так быстро стал для него чем-то большим, чем просто очередной знакомый.