Двухминутное опоздание

      Конечная. Вагоны мчатся на всей скорости, стуча колёсами по рельсам; люди ступают на станцию, стоит поезду наконец остановиться — и люди готовятся зайти в вагон, уезжая в другую сторону. Метро города Старр всегда было наполнено разными, необычными людьми, и являлось в какой-то степени достопримечательностью со своими станциями и архитектурными решениями, — но кто-то, привыкший и уже воспринимавший это всё как обыденность, шёл на работу, кто-то возвращался домой, а кто-то, турист, восхищённый красотой, оставался здесь надольше, что-то фотографировал и на чём-то зацикливал своё внимание, впечатлённый столь необычным и новым для себя. Кипела жизнь в громких голосах большинства, в звуках шагов и в стуке колёс — но кто-то не слышал ничего, кроме биения собственного беспокойного сердца.       Эш расхаживал по перрону волнительно, суетливо посматривая из стороны в сторону — его глаза бегали по станции, нетерпеливо ожидая чего-то или кого-то, судорожно осматриваясь вокруг в надежде, что вот-вот придёт поезд. Встреча — он ожидал встречи, встречи с давним другом, и при этом посматривал на часы, кусал губы в предвкушении, — ждал момент, когда стрелки часов остановятся на нужных цифрах, и ровно в час прозвенит колокол; случится чудо.       Он помнит  — бежал в пустом метро, ослеплённый белым светом и окружённый множеством колонн; или, быть может, тогда он никого не видел, кроме фигуры в конце тоннеля, — никто из тех простых прохожих, безликих, не имел никакого значения, особенно в тот момент. Помнит — он бросился в такие желанные обьятия сразу же, стоило им приблизиться друг к другу; дружеские шептания и хихиканье заглушали всё вокруг, словно никого кроме них здесь не было — трепещет сердце, бьётся быстро, ведь в груди, холодной и мрачной, вновь расцвела радость и жизнь.       Секунды шли долго, минуты — ещё дольше. Он сжимал кулаки от нетерпения, и глазел, увлечённый тиканьем часов. Ровно час — бьют часы время встречи, но поезд ещё не приехал и никого поблизости нет; но нахлынуло всё-таки небольшое облегчение, что в то же мгновение сменилось на большее нетерпение. И Эш всё так же бродил по перрону, перебирая ноги, осматриваясь, вертел головой из стороны в сторону — вагон умчал в другую сторону, и люди разошлись. Он жаждал увидеть средь разошедшейся толпы знакомую жёлтую макушку...       ...Подкрался сзади — явился резко, неожиданно; сильные руки легли на чужие плечи прежде, чем Эш оглянулся, и понял, что только что произошло — даже и не заметил, как дружище, запыхавшийся, прибежал к нему на всех порах, явно стараясь сократить минуты, на которые он опоздал. Эш видит — видит перед собой знакомую макушку, сияющие голубые глаза, полные радости, и эту улыбку до ушей, такую родную; то, по чему он так сильно скучал.       — Здравствуй снова! — Гром изволит отпустить давнего приятеля из своих крепких объятий; услышал ведь, как косточки хрустнули. Он протягивает свою большую ладонь для рукопожатия, стоит Эшу повернуться к нему лицом, — Хах... надеюсь что я не опоздал. А Эш смотрит на часы, сверясь...       — Ещё как опоздал, дурак. Ещё как... — счастливо, но чуть слабо улыбнувшись, и расправив плечи, Эш говорит это по-доброму и с долей шутки, хихикает и в итоге пожимает руку, — Ну не важно... я рад тебя видеть. Давай же, рассказывай, как там жизнь у тебя... давно не виделись, всё-таки! И вновь обнявшись, они идут по станции, разговаривая оживлённо и весело, переполненные эмоциями — смеются. Вновь их освещает яркий свет ламп, провожая; вновь они не видят никого, кроме друг друга, увлечённые беседой; вновь нет никого, кроме них двоих — и вновь же, вновь просыпаются в уставшем теле чувства, оставленные где-то там, в глубине.       ...Спустя столько лет — встреча давних друзей на перроне, в метро, как в те старые добрые, на конечной станции, с опозданием в две минуты...